На первый взгляд положение казалось безнадежным, но постепенно как-то все утряслось. Анджей пробрался относительно
легко, положил рюкзак на пол в коридоре и стал возле него. Со всех сторон его сжимали. Так предстояло ехать до самой Варшавы.
Отправление затягивалось, но наконец поезд двинулся. Ближайшие соседи постепенно осваивались. Но в основном люди были молчаливы и не расположены к беседам. В конце концов не знаешь ведь, с кем имеешь дело. Бабы боязливо поглядывали на свои мешки, загромоздившие полки, мужчины, которых было гораздо
меньше, закуривали и, одолжаясь спичками, внимательно присматривались к любезным соседям.
Ехали, однако, недолго. Через несколько километров поезд начал замедлять ход.
— Что случилось? — спросила какая-то баба.
— Не бойтесь. Это Голомб, — успокоил ее мужчина, сидевший рядом.
Вдруг грянуло:
— О боже, жандармы!
Поезд затормозил и остановился. Вдоль всего перрона растянулась цепь жандармов. Они ничего не говорили и не двигались, но и без слов все было понятно. Перепуганные бабы начали выкидывать мешки из окон по другую сторону. В поезде поднялся крик.
В вагоны вошло несколько жандармов. Велели высаживаться без багажа. Мешки и корзины, сундучки и чемоданы — должны были оставаться на месте.
Анджей надел свой рюкзак и вышел вслед за другими. Какой-то жандарм накинулся на него:
— А рюкзак, рюкзак! — кричал он.
— Это мои личные вещи, — ответил Анджей по-немецки. Жандарм смягчился.
— Ну-ка, покажи.
Анджей развязал рюкзак. Жандарм обыскал его. Действительно, там были только личные вещи. Немец взял себе маленькое круглое зеркальце и при этом даже улыбнулся Анджею.
— Бриться, бриться,— пояснил он по-польски. Анджей пожал плечами.
Жандарм, не встретив должного понимания, снова стал грозным:
— Haben sie einen Ausweis?
Анджей показал свои бумаги. Все было в полном порядке.
— Ну, пошел на место! — крикнул жандарм и так толкнул Анджея, что тот пошатнулся.
Пассажиры с пустыми руками выстроились вдоль поезда — между вагонами и шеренгой немцев. Бабы с немым отчаянием смотрели, как жандармы выносили из вагонов их товар. Мешки складывали в большие кучи, на небольшом расстоянии друг от друга. Действительно, мешков было много.
Никто не плакал. Порой слышалось ругательство. И тогда откликался голос жандарма:
— Ruhig!
Анджей поглядывал на людей, которые вели себя спокойно, хоть и были взбешены. Они стояли в шеренге, весьма, впрочем, тесной — едущих было много.
Вдруг шагах в двадцати от себя он увидел знакомое лицо. Светлые волосы Марыси выделялись среди ярких и линялых бабьих платков. Актриса без пальто, без головного убора, стояла среди баб. Она озябла и была очень бледна. Губы ее посинели.
Анджей хотел пробраться к ней, но жандарм, стоящий позади, снова сказал:
— Ruhig!
Пришлось ждать, пока кончится вся эта церемония. Обыск продолжался больше часа. Наконец был отдан приказ:
— Alles aufsteigen!
Однако некоторые не возвращались в вагоны — уже незачем было ехать. Какая-то баба тянула из груды вещей на перроне свой мешок, спокойно объясняя взбешенному жандарму, что там ничего нет. К удивлению Анджея, ей удалось извлечь мешок и затащить его в вагон.
Лишь когда началась посадка, Анджей смог пробраться к Марысе.
— У меня в рюкзаке есть запасной свитер, сейчас дам тебе. В вагонах стало свободнее. Марыся прижалась к Анджею.
Она дрожала. Зубы у нее стучали.
Анджей слегка отстранил ее, снял рюкзак, хотя соседи ворчали, вытащил свитер и помог Марысе надеть его.
— Теперь будет теплее,— сказал он. Поезд медленно поехал.
Они не говорили друг другу ни слова. О чем им было говорить? Анджею казалось, что каждое слово сейчас было бы лишним. Но Марыся, видно, не собиралась отказываться от разговора.
— Ты куда девался? — спросила она. Анджей пожал плечами.
— Пришлось уехать. Мне надо было возвращаться в Варшаву.
— Договорился с Антонием?
— Даже если бы и договорился...— сказал Анджей. __ Ну? — спросила Марыся.— Думаешь что?
— Ты ничего не знаешь?
— Нет. Мы с Анелей удрали. Спрятались в чулане. Я только схватила свою сумку. Через парк...
— А где Анеля?
— Осталась. Побежала в деревню.
— А потом? Марыся нахмурилась.
— Там стреляли,— прошептала она.
— Еще бы! Он успел сообщить! — сказал Анджей, хотя и чувствовал, что слова его звучат неискренне.
Марыся пристально взглянула на него.
— Ты думаешь? — спросила она едва слышно.
— Этот, твой,— сказал Анджей.
— Ты похож на него.
— Перестань,— грозно сказал Анджей и сжал ей запястье.— Перестань!
— Ты какой-то нервный,— спокойно сказала Марыся и высвободила руку.
Анджей видел, как она постепенно успокаивалась. Уверенность возвращалась к ней. Он даже не заметил, когда она успела привести в порядок волосы, приладить свитер. Вынула из сумки какой-то шерстяной шарфик, повязала на шею — одним словом, стала нормальной пассажиркой. И даже снова сделалась красивой. Кое-кто из спутников с любопытством взглянул на нее.
Поезд ехал медленно, останавливался на станциях. Подошел и минул полдень. Хотя на остановках садились люди, все как-то так утряслось, что вокруг Анджея и Марыси стало даже просторно. Теперь разговаривали непринужденнее, но уже не возвращались к вчерашним событиям. Марыся даже старалась не произносить имени своей приятельницы Кристины.
— Как идут дела в этом кафе?
— Так себе. По крайней мере, на жизнь хватает. Еще несколько актрис кофе у меня подают. Как-то идет. У меня чудесная комнатка — над самым кафе. Это очень важно. Комнатка так расположена, что о ней почти никто не знает.
— Интересно,— сказал Анджей, так, лишь бы что-нибудь сказать.
— Правда? Ты навестишь меня в этой комнате?
— Я? — удивился Анджей.— А зачем?
— Ты очень любезен,— сказала Марыся уже вполне кокетливо.
Анджей с любопытством приглядывался к ней. Он начинал подозревать, что это она привела немцев в усадьбу. Ведь Валерий не мог этого сделать, а они поспели в самый раз. Она одна уцелела. Могла, конечно, не знать о расправе, но уж догадаться должна была. Пожалуй, эти человеческие жизни были на ее совести. Но по мере того как поезд уходил все дальше от тех страшных мест, Марыся из перепуганного и жалкого существа снова превращалась в изящную, привлекательную женщину, полную очарования и жаждущую испробовать на Анджее свои чары.
Анджей должен был призвать всю силу воли, чтобы разговаривать как ни в чем не бывало, чтобы не возбудить подозрения, не выдать своего волнения или даже испуга. Он сдерживал себя— и становился неестественно холодным.
«Собственно, я должен ее прикончить, как и его,— думал он,— только вот нет оружия. Она преступница, это ясно».
И одновременно ощущал все ее обаяние. Казалось, чем ближе они подъезжали к Варшаве, тем лучше становилось настроение у Марыси, она уже чувствовала себя в привычной атмосфере. В какой-то момент он заметил, что Марыся весьма заинтересована заполучить его, и сказал себе: «Даже и не надейся, милочка, ни за что на свете!» Марыся рассказывала ему о своей актерской жизни до войны, об истории со старым Губе; теперь она уже не стеснялась и говорила так громко, что все вокруг могли ее слышать. Впрочем, слушать было некому —- бабы, едущие с товаром или за товаром, наверняка не понимали, о чем говорит эта стройная артисточка, а если даже догадывались о ее профессии, то окидывали ее недоброжелательным взглядом. Следуя за этими взглядами, Анджей увидел необычайно красивые ноги Марыси, едва прикрытые короткой юбкой. Чулки, обувь — все было отменного качества.
— А что поделывает Губи-губи? — спросила вдруг Марыся. Анджей насторожился. «Берегись»,— подумал он и равнодушно ответил:
— Не знаю, давно его не видел.
— Скрывается? — спросила она еще.
— А зачем ему скрываться? «Капсюль» заняли немцы, никакого конфликта не было. Учится, наверно. А может, развлекается.
— Приходите вместе в кафе. Мне тоже хочется повидать его. Это очень веселый парень.
— Не слишком подходящее сейчас время для веселья.
— Ах,— Марыся повела грудью,— да не будь таким целомудренным, у меня в кафе иногда бывает очень весело. И всегда очень приятно. Эльжбетка Шиллер порой заглядывает. Надо попросить ее, чтобы она как-нибудь спела. Что ты скажешь о таком концертике?
— Не будет она петь в такой дыре.
— О, вовсе не такая уж дыра,— как-то многозначительно произнесла Марыся.
— Я не хотел тебя обидеть,— засмеялся Анджей. Марыся благодарно взглянула на него.
— У тебя такая улыбка, ну просто не знаю...— сказала она вдруг.
Анджей с неприязнью подумал, что события развиваются /слишком быстро, и насторожился. Марыся это заметила.
— Не хмурься,— сказала она,— это просто комплимент... без задней мысли.
— Откуда ты взяла? — Анджей сжал ее руку.— Я вовсе не хмурюсь.
И вдруг перед ним опять всплыла сцена на ночной дороге, лицо убитого, освещенное слабым светом фонарика, и стеклянный отблеск в мертвых глазах. Эта картина вспомнилась ему так живо, словно он сейчас, в эту минуту, и вправду видел ее. Невольно он крепче стиснул руку девушки. Та поняла это по-своему и на пожатие ответила пожатием.
Они были уже где-то под Пулавами. Снова становилось тесновато.
Вдруг Анджей почувствовал на себе чей-то взгляд. Сквозь толпу, поверх голов теснившихся как сельди в бочке людей, он заметил внимательно наблюдавшие за ним большие черные глаза. Он не сразу понял, чьи это глаза. Но спустя минуту узнал их. Это был Черный Лилек.
Анджей улыбнулся ему.
Но Лилек не ответил улыбкой. Незаметным движением приложил палец к губам.
А потом взглядом показал на Марысю. Отвернулся к окну и стал смотреть на однообразный пейзаж пригорода Варшавы, словно увидел там нечто интересное.
«Черт возьми,— подумал Анджей,— они уже что-то знают о ней. А кто это «они»?»
То была не первая его встреча с Лилеком со времен Коморова. Порой он его встречал — то одного, то вместе с Романом. Несколько раз встречались в кафе «Люля» на Жабьей. Анджей догадывался, что Лилек с головой ушел в серьезную политическую работу, но подробней узнать об этом не мог.
Встречи эти обычно бывали неприятными. Назначались они по требованию Лилека — похоже было, будто ему надо что-то сказать Анджею. Но разговор не получался. Лилек все кружил вокруг да около — то вспоминал о смерти Янека Вевюрского, то о встрече у Януша. А потом переходил на общие темы, рассказывал о событиях на фронте, о которых Анджей и без него был великолепно осведомлен, но ни слова не говорил о внутренней ситуации. А ведь вообще-то молодые подпольщики не так уж таились друг от друга и если даже не работали вместе, то, во всяком случае, много знали друг о друге, несмотря на клички, пароли и тому подобную конспиративную липу. А между тем Лилек, проболтав с Анджеем час, а то и больше, не оставлял подобно охотнику, кровавого следа, не говорил ничего конкретного, а все петлял, как молодой пес, потерявший след зайца. Анджею самому хотелось похвастаться перед ним своим участием в конспиративной работе, но Лилека это как будто вовсе не интересовало. Наконец, на последнее свидание, назначенное Лилеком, Анджей не пошел и с тех пор потерял его след. И вот теперь он снова встретил его, и в столь неожиданных обстоятельствах. Это заставило Анджея задуматься. Он снова присмотрелся к Марысе. На лице ее уже не было и следа усталости.
«Зато я наверняка выгляжу как дохлая кляча»,— подумал он.
Приехали.
На перрон из вагонов высыпало множество людей, кругом стало тесно и серо. Жандармов было мало, и они ни к кому не приставали: видимо, знали, что по дороге пассажиров просеяли сквозь густое сито.
Спускаясь с перрона Восточного вокзала, Анджей почувствовал, что Лилек идет следом. Но не стал оборачиваться.
— Четверг, пять часов, в «Люле»,— услышал он за спиной.
— Ладно, приду,— произнес Анджей, продолжая смотреть перед собой и ведя под руку Марысю, которая была много ниже его ростом.
Вместе с толпой они выплеснулись на вокзальную площадь. Анджей остановил рикшу-велосипедиста и усадил в коляску Марысю. Хотел, чтобы она уехала одна.
— Что там слышно? — спросил он молодого парня.
— Пронесет,— со спокойной уверенностью ответил рикша.
— Разве ты не поедешь со мной? — встревожилась Марыся.
Анджей колебался.
«Может, лучше с ней?» — подумал он. Поискал взглядом Лилека, но тот уже исчез.
И он поехал.
Поезд прибыл с опозданием, под вечер, короткий октябрьский день близился к концу. Все торопились добраться домой до наступления темноты. Тротуары заполняла густая молчаливая толпа. Анджей слишком хорошо знал оккупированную Варшаву, чтобы не заметить, что сегодня здесь что-то произошло: расстрелы, облава? Расспрашивать рикшу не хотелось: а вдруг шпик, хотя почти всегда это были ребята из подполья.
Несмотря ни на что, на лицах спешащих людей не отражалась подавленность или отупение. Напротив, на них застыло выражение ожесточенности и целеустремленности. Анджею пришло в голову, что для «победителей» это малоприятное зрелище, что выражение холодной ожесточенности должно приводить их в бешенство, а более прозорливых заставлять задуматься над дальнейшим ходом событий, у/
Несколько минут, пока проезжали мост Понятовского, поблескивала серебром Висла. Солнце в окружении облаков казалось особенно величественным. Всю дорогу Анджей избегал взгляда Марыси.
— Взгляни, какой прекрасный закат,— сказала она ему.
Рикша сплюнул:
— И как только солнце терпит эту мерзость!
Они оставили эти слова без ответа. Когда приехали на Кредитовую и рикша остановился перед домом, Анджей расплатился и хотел было идти на Брацкую, но Марыся удержала его за руку. Сказала:
— Идем ко мне. По крайней мере, хоть выспишься.
V
После встречи с Лилеком в кафе «Люля» на Жабьей для Анджея наступили трудные дни. До сих пор он как-то справлялся со своим душевным состоянием и спал относительно спокойно. Повседневность, конечно, и прежде подавляла его, как и других, но теперь стала совсем невыносимой. Он особенно не задумывался над тем, почему после поездки в Пулавы никак не мог прийти в себя и обрести прежнее свое спокойное отношение к жизни. Слишком многое тут переплеталось. И прежде всего отношения с Марысей. Он не мог сказать себе, что любит ее. Однако ее несколько деланная женственность все более вовлекала его в тот образ жизни, который был слишком противен его натуре, чтобы не нарушать его душевного равновесия.
У него не было ни минуты времени для серьезных размышлений. Работа на подпольных офицерских курсах, где он был уже инструктором, вечера и ночи с Марысей, страх перед каждым днем и воспоминания, которые так хотелось поскорее вытравить,— вот из чего складывалась его жизнь, беспорядочная, торопливая и пока что отвратительная. Он так хотел вырваться в Пустые Лонки! Казалось, стоит ему посидеть ночью на крыльце, особенно сейчас» в начале зимы, когда голые деревья не нарушат своим шелестом течения его мыслей, не будут баюкать его, — и он сумеет забыть о войне и крови, об этом ужасном состоянии хаоса и оторванности, в котором пребывает все вокруг, и снова станет думать, как бывало прежде, снова отыщет себя в центре мира. Но сделать это было невозможно.
Однажды декабрьским утром он вернулся домой. Тучи нависли низко, и было темно, как на рассвете, хотя часы показывали почти восемь. Он вошел в дом на Брацкой, на цыпочках прошел по лестнице и по верхнему коридору, словно и в самом деле была глубокая ночь, скользнул к себе в комнату.
С кресла (это было любимое кресло мадемуазель Потелиос, прежней обитательницы этой комнаты) поднялась мать.
Анджей был немного пьян и немного не в себе от сумбурных мыслей. Однако он взял себя в руки и глубоко вздохнул, как перед погружением в воду.
— Мама! — сказал он.
Оля с минуту стояла молча и смотрела на него.
— Ничего-то я о тебе не знаю,— произнесла она вдруг.
— Ты меня ждала?
— Всю ночь ждала, всю ночь,—- повторила Оля как-то беспомощно и отрешенно.
— Зачем?
— Хотела спросить тебя.
— Но почему ночью? — удивился Анджей. Он сел на кровать и стал переобуваться. Ему предстояло идти «на место».
— А когда? — рассердилась Оля.— Тебя ведь никогда нет дома.
Анджей уже все знал. «Еще и это!» — подумал он. Но продолжал притворяться:
— В чем дело, мама?
— Что тебе действительно известно о смерти Антося?— с усилием сказала Оля, опираясь на поручни кресла.
Анджей свистнул.
— Ты подозреваешь, что я что-то знаю, — заметил он.
— Безусловно. Ведь ты ездил туда. Ты говорил, что виделся с ним.
— Я его не ликвидировал! — сказал он со злостью.
— Анджей! — крикнула Оля.— Как ты можешь...
— А что? — спросил Анджей вызывающе.
— Как ты можешь даже думать!
— А что, разве не может брат брата? В наше-то время? А про себя подумал:
«Не все ли равно — я или моя любовница».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68