А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Но тут же овладела собой. Сняла пальто и спокойно спросила:
— Где тетя?
— Принимает в гостиной немецкого офицера,— сказал Валерек.
— Что за вздор!— Кристина прошла в гостиную.
Там она и в самом деле застала Ройскую в обществе Анджея и немецкого офицера.
— Тетя, я к вам на минутку,— не здороваясь ни с кем, сказала Кристина.
Ройская встала и торопливо вышла вслед за гостьей. Перепуганная Кристина пробежала через столовую в буфетную и только там схватила тетку за руку. Она смотрела ей в лицо со страхом, растерянно, вряд ли это было вызвано всего лишь неожиданной встречей с экс-мужем.
— Тетя,— заговорила она,— мой муж вернулся после сражения в Пруссии. Сейчас он у меня и не знает, как ему быть, я приехала к вам за советом.
— Он был офицером?
— Да, капитаном.
— Плохо,— сказала Ройская.— Впрочем, не знаю, столько всего рассказывают беженцы, что если всему верить,..
— Но я встретила здесь Валерека. Это дурной знак.
— Знаешь, Кристина...— начала Ройская.
— Простите меня, тетя, но я действительно очень испугалась. Он не оставит меня в покое.
— Прежде всего он не должен знать, что муж вернулся.
— Так он с немцами... — Кристина как обычно не договорила до конца.
— Ничего не знаю. Вижу его впервые с начала войны. Но приехал он с этим немцем.
— Как? Он приехал сюда с немецким офицером?
— Да.
— Он уже приехал с немецким офицером? Откуда? Ройская пожала плечами.
— Наверно, из Седльц. Ведь он в Седльцах живет.
— Уже спелся...— Кристина вздрогнула. Потом, надевая перчатки, которые комкала в руках, добавила:
— Раз так — исчезаю немедленно.
— Погоди хоть немного,— сказала Ройская,— ведь из такой дали приехала.
— Нет, нет, не останусь. Я и так его испугалась, а если он еще...
И через столовую быстро вышла в прихожую. Но там ее уже ждал Валерек.
— Куда ты так спешишь? — серьезно спросил он.— Подожди минутку.
— Не могу.
— Почему? Пожар, что ли?
— Мне надо возвращаться.
— Ведь твой уважаемый супруг, кажется, не ждет тебя? Кристина надевала пальто и повязывала платок. Она не отвечала.
— Твой муж в армии? Верно? — наседал Валерек.
— Ну, конечно,— подтвердила Ройская, вышедшая за ними. А потом тихо сказала Валереку: — Чего надо здесь этому немцу? Зачем 1ы его сюда привез?
— Ах, зачем? Увидите зачем. Он еще нам пригодится. Впрочем, весьма порядочный человек.
— Ты видел, как он заинтересовался, когда я заговорила о бомбежке?

— Ну в самом деле, мама, это пустяки. Каждый военный обязан выполнять приказы своего начальства.
— Забирай его, и немедленно! — грозно сказала Ройская. Валерек с удивлением посмотрел на мать. Он давно уж не
слышал подобного тона.
— Пожалеете, мама,— шепнул он.
— Пожалею или не пожалею — убирайтесь отсюда!
Она оглянулась, но Кристины уже не было: она побежала к своей бричке.
Ройская взяла Велерека за рукав, потянула в угол передней. И там зашептала ему жарко, торопливо, сильно заикаясь от волнения:
— Помилуй, видишь, как тебя люди боятся? Ты что, с ума сошел?! Годами у меня не появлялся, а тут вдруг пожаловал с немцем. Где ты с ним спелся? У тебя что, совести совсем нет, так ко мне являться! Кристина вылетела, словно ошпаренная, тебя увидев. Анджея вон трясет всего...
Красивое лицо Валерия исказила гримаса.
— Ну, этого-то щенка я запомню,— сказал он. Пани Эвелина не обращала внимания на его лицо.
— Убирайся отсюда немедленно, и чтобы я тебя здесь больше не видела. Дом пока еще мой, и я могу здесь распоряжаться. Мне стыдно за тебя!
Валерек едва заметно усмехнулся и вдруг взял руку матери и поцеловал.
Ройская остолбенела.
— Мама, я знаю, ты считаешь меня каким-то чудовищем. Хорошо, пусть я чудовище. Но неужели тебе не приходит в голову, что я и в самом деле мог о тебе беспокоиться? Что я в самом деле подумал: «Лучше съездить туда с каким-нибудь немцем, вдруг там творится что-нибудь недоброе?» Понимаешь ты это, мама? Я хотел защитить тебя.
— Очень тебе благодарна,— сказала Ройская уже гораздо мягче.— Ноты хорошо знаешь, что я и сама могу за себя постоять. Я давно уже перестала быть сентиментальной гусыней.
— Ну, положим, сентиментальной гусыней ты никогда и не была,— возразил Валерий с убеждением.
— Ты меня не знаешь,— проговорила мать уже совсем мягко,—не знаешь и никогда не хотел узнать. Но все равно, забирай отсюда своего немца. Уезжайте, уезжайте.
—- Хорошо,— Валерек еще раз склонился к руке матери,— сейчас уедем. Но если тебе что-нибудь понадобится, если тебе будет грозить опасность... Ведь тебя такие люди окружают, никогда не знаешь, чего от них ждать. Этим безумцам всякое может прийти в голову. Ведь уже ясно: все кончено. Теперь мы полностью зависим от немцев. Будь осторожна. Чуть что... сейчас же ко мне в Седльцы.
— Хорошо, хорошо,— лишь бы отделаться, ответила Ройская,— Еще увидим, как все утрясется.
— Все уже утряслось. Без всякого сомнения,— твердо заключил Валерий.— Но действительно пора ехать. Кто здесь еще у тебя?
— Но, право же, никого. Оля с Анджеем. Больше никого. В эту минуту, словно нарочно желая уличить Ройскую во лжи, в передней появилась Геленка. Она разрумянилась на свежем сентябрьском воздухе, волосы рассыпались по плечам. Увидев Валерия, она остановилась.
— Ну, и Геленка с матерью,— добавила Ройская, словно заканчивая предыдущую фразу, но при этом покраснела.
Валерек протянул Геленке руку. Геленка нерешительно поздоровалась с ним.
— Вижу, вижу,— проговорил Валерий,— вижу, что это Геленка, хоть она и очень изменилась. Взрослая девушка стала,— добавил он, обратившись к матери,— и очень красивая девушка.
— На отца похожа,— заметила Ройская, лишь бы что-нибудь сказать.
Валерек усмехнулся.
— Пожалуй, немного. Но только гораздо красивее. Он в упор бесцеремонно рассматривал девушку.
— А я и не знал, что вы здесь,— продолжал он.
— Да, приехала,— сказала Геленка,— и, наверно, останусь здесь на некоторое время...
Она прервала фразу, заметив по лицу Ройской, что та велит ей молчать.
В эту минуту в дверях гостиной появился немецкий офицер. За ним с неопределенным выражением лица следовал Анджей. Офицер перешел на французский, говорил с очень твердым акцентом.
— La guerre est finie ,— сказал он.— Я убеждаю этого молодого человека изучать немецкий язык. Как мало людей знают немецкий! — добавил он, глядя на Валерия.— Ну как, едем? — спросил он по-немецки.
— Да, да,— подтвердил Валерек, демонстративно не отрывая глаз от Геленки,— едем.
— Мне было очень приятно,— обратился офицер к Ройской.— Надеюсь, вам не потребуется наша помощь. Но если... Впрочем, не знаю, долго ли я пробуду в Седльцах.
Ройская ничего не ответила и молча подала офицеру руку — на этот раз она вынуждена была это сделать. Валерек попрощался со всеми с необычной для него сердечностью. И это встревожило Анджея. Ему сразу вспомнились каникулы. Но Валерек похлопал его по спине и сказал дружески:
— Ну, ну, держись, Анджей. И выкинь из головы всякие глупости!
Провожая гостей на крыльцо — даже сейчас он не мог пренебречь установленным обычаем,— Анджей думал: «Если он упреждает, чтобы я не думал ни о каких глупостях... значит, наверняка уже где-то есть такие, которые о «глупостях» думают».
— La guerre est finie,— повторил немецкий летчик, усаживаясь в вездеход и дружески махая рукой стоящему на крыльце Анджею.
Анджей не выдержал.
— Vous le croyez, monsieur — сказал он. Большое сомнение слышалось в его голосе.
Валерек хотел было что-то сказать, но вездеход рванул с места, и он так и отъехал с открытым ртом.
«Не к добру этот приезд»,— подумал Анджей, но тетке ничего не сказал.
— О чем вы говорили в гостиной? — спросила пани Эвелина, когда Анджей вернулся в комнату.
— Уговаривал меня изучать немецкий язык, только и всего! — ответил Анджей.
Однако пани Эвелине показалось, что Анджей что-то скрывает.
V
Сентябрьское утро выдалось погожее, но совсем уж осеннее. У крыльца стояла повозка, щедро устланная соломой и выложенная мешками. Пара добрых гнедых, запряженная в повозку, выглядела внушительно. «Слишком внушительно»,— утверждал скептик Анджей. Но пока что в Варшаву возвращались немногие, и Спыхала уверял, что им не угрожает опасность лишиться лошадей и даже не придется подвозить путников.
Вещей у них не было. Все чемоданы Оли и Геленки остались в пропавшем автомобиле. Анджей не взял с собой из Варшавы ничего, поскольку шел пешком. Спыхала садился в автомобиль Ройской в чем был. Только Ромек захватил кое-какие пожитки. Ну и, конечно, были в повозке две корзинки со съестными припасами в расчете не только на дорогу, но и на первые дни жизни в Варшаве. Кто знает, как там сейчас с едой, вероятно, туго.
— Все это выглядит очень романтично,— сказала Геленка, стоя на крыльце и глядя на запряжку,— но не лучше ли было бы одолжить у тети машину и прибыть в Варшаву на машине? Доехали бы за два часа.
Анджей, поправляя под сиденьем мешки с овсом, сказал:
— Тебе хорошо говорить — машина, машина! Конечно, лучше было бы, но для машины нужен бензин, а у тети бензина уже нет. Достать где-нибудь по дороге — об этом не может быть и речи. Откуда сейчас взять бензин? Что уцелело, то немцы наверняка забрали.
— Действительно,— сказала Геленка без улыбки.— Иногда ты рассуждаешь вполне логично.
— Ну, Геленка, едем с нами,— сказал Ромек, усаживаясь на соломенных козлах.
— Знаешь, что-то нет охоты,— ответила Геленка.— Уж очень скучная будет поездка...
— Боюсь, как бы она не оказалась слишком веселой,— заметил Анджей.
Геленка пожала плечами.
— Тетя тоже уговаривала меня ехать,— вдруг сказала она как-то многозначительно,— но мама не согласилась. Она непременно хочет, чтобы я осталась.
Ребята не обратили внимания на ее слова, но Геленка вздохнула как-то так по-взрослому, что Анджей, бросив укладывать корзины, испытующе взглянул на нее.
— Что это ты такая сентиментальная? — спросил он, хмуря брови.
— Знаешь, ты себя так ведешь, словно на пикник собрался, в лес,— неприязненно сказала Геленка.— Этакое ребячество.
— Ребячество оно ребячество,—сказал Ромек,—но что все это может кончиться уходом в лес — это точно.
Анджей задумался. Это старинное выражение, попахивающее романтизмом, которая ему так претила, приобретало новое значение.
— В лес! — сказал он.— До чего же это неизменно. Геленка еще не поняла, еще не ухватила смысла этих слов.
«Что это значит: в лес?» — спросила она и тут же устыдилась своего вопроса, хотя по-прежнему не осознавала истинного значения этих слов.
Выезд и в самом деле был похож на обычный пикник. Ройская храбрилась, юноши нетерпеливо вертелись на козлах. Оля в серой вуали, накинутой на голову, была очень красивой. Спыхала сидел бледный, сжав губы, пожалуй, только он понимал всю странность и безумие этой экспедиции, этого внезапного возврата к древней системе мышления, передвижения, к нецивилизованному существованию.
Ромек стегнул лошадей, они рванули, и не успели Ройская и Геленка оглянуться, как повозка выехала за ворота и покатила по деревенской улице: было сухо, и клубы придорожной пыли вскоре скрыли повозку от их глаз.
За деревней простирались вспаханные поля, всходила молодая, еще розовая озимь. На бледно-голубом небе показались редкие, очень белые облачка. Погода и вправду неизменна.
Подъезжая к городку, они, к своему удивлению, еще издалека увидели красный флаг на ратуше. Каким образом он оказался по эту сторону Буга — было непонятно. На рыночной площади стояли советские танки и автомобили. Немецких тоже было немало. В ратуше велись какие-то переговоры. Не задерживаясь, они поехали дальше.
Сразу же за железнодорожным полотном, за дорогой, ведущей к кирпичному зданию сахарного завода, готические трубы которого виднелись издали, начинался лес. Сперва он тянулся только по левую сторону дороги, а затем — по обеим сторонам. Выехали на шоссе, по которому отступала польская армия. По обочинам, в кюветах валялось много военного имущества. Все чаще попадались зарядные ящики с боеприпасами. Когда выехали из лесу, их стало еще больше — кюветы были попросту завалены ими.
Ехали молча. Всем стало как-то не по себе, когда они увидели войска — причем, не только немецкие — в местечке. Лишь сейчас Оля поняла, на что отважилась, и ее охватил страх. Каким безумием было согласиться на такую прогулку — видимо, так расценила она эту поездку, если решилась на нее, да не одна, а с сыном! Она ждала, что Спыхала как-то успокоит ее, ободрит. По Казимеж сидел нахохлившийся, угрюмый, думал о чем-то своем и не произносил ни слова. Оле ни разу не пришло в голову, что рядом с ней сидит ее бывший жених. С этой историей было покончено навек, и она о ней даже не вспоминала — давно поставила па этом крест. Ведь столько лет минуло с тех пор, она тревожилась о детях, о пропавшем муже и вовсе не думала ни о прошлом, ни о той песне, которую пела когда-то в Одессе.
Туман медленно подымался меж деревьев, и шоссе открывалось перед глазами, словно пустынная просека. Лента асфальта тут и там была испещрена следами снарядов. Еще несколько дней назад бомбили и эту дорогу. Некоторые деревья стояли обезглавленные. Переломанные ветви густо устилали землю меж стволами сосен и грабов. Высоко на дерево закинуло трупик зайца. Раздробленные лапы зверька свисали с ветки, будто елочное украшение.
Убитых они еще не видели. Но по дороге заметили маленький свеженасыпанный холмик. Песок, взятый из придорожного рва, был влажный. На коричневой могилке лежала солдатская каска. Больше ничего.
Проезжая мимо холмика, они не сказали друг другу ни слова, только Ромек, переложив вожжи в левую руку, снял на минуту фуражку. Потом они встретили много таких могилок.
Лес кончился. По обе стороны дороги раскинулись вспаханные и невспаханные поля. Но людей на них не было видно. Еще не было покоя, трудно было взяться за сев или пахоту. Хотя в окрестностях Пустых Лонк крестьяне уже выходили в поле — работали и во время бомбежек, и во время боев.
По мере того как лошади трусили по шоссе, а когда останавливались, тишина полей охватывала путников, по мере того как Ромек все спокойнее погонял своих рысаков, возвращалось утреннее настроение, все снова почувствовали себя словно на прогулке.
Шоссе было пустынно — ни пешеходов, ни телег, ни автомобилей.
Лошади шли резво, даже после двух часов пути не похоже было, что они устали. Анджей и Спыхала вылезли из повозки и пошли полем размять ноги. До сих пор они не обменялись ни словом — ни когда ехали, ни сейчас, оставшись наедине.
На кое-где уцелевшие вдоль шоссе провода садились ласточки. Анджей удивился, что они еще здесь, что их не спугнула война.
Едва после привала повозка двинулась, как Анджей, оглянувшись, вскрикнул:
— Внимание, грузовик!
Ромек испугался и натянул поводья. Анджей успокоил егоз
— Ладно, ладно, он еще далеко, не тяни так, коней растревожишь.
Он то и дело оглядывался. Ромек свернул вправо, на обочину, чтобы дать дорогу грузовику.
Вскоре их нагнала большая серая машина. В кузове стоя ехали немецкие солдаты с винтовками в руках. Мелькнула военная фуражка шофера.
Когда грузовик обогнал их, они увидели, что солдаты конвоируют сидящих на дне кузова одетых в черное бородатых людей: грузовик был полон евреев.
— Куда они едут? — спросила Оля. Вопрос был чисто формальный, все равно никто не мог бы на него ответить.
Прямая линия шоссе видна была далеко впереди. Она постепенно поднималась в гору. Неожиданно грузовик остановился, и люди соскочили на обочину. Едущим в повозке не ясно было, что там происходит. Вдруг раздался ружейный залп, лошади навострили уши и рванулись, но Ромек удержал их.
— Что они там делают? — спросила Оля.
— Не имею понятия,— сказал Анджей.— Смотрите,— обратился он к Спыхале,— они их не расстреливают. Видите, евреи двигаются у шоссе, и довольно быстро.
Спустя минуту они наткнулись на выставленную охрану. Немецкий солдат задержал их движением руки. Ромек остановился, а Спыхала и Анджей спокойно подошли к немцу. Оле стало не по себе.
— Можно нам проехать? — спросил Спыхала, не дожидаясь, когда немец заговорит с ним.
Тот задумался.
— Езжайте,— решил он через минуту.— А куда едете?
— В Варшаву,— с оттенком торжества сказал Анджей,— nach Warschau.
— Тогда поторопитесь, а то мы, возможно, недолго здесь задержимся.
Немец казался добродушным, и Спыхала рискнул задать вопрос:
— А что они там делают? Солдат засмеялся.
— Э, ничего особенного. Поляки много патронов здесь растеряли. А нам собирать приходится. Евреи их собирают.
— Но ведь там стреляют,— сказал Спыхала.
— Не бойтесь,— немец засмеялся, на этот раз весьма неприятно.— Стрельба в воздух. Стреляют, чтоб те живее шевелились.
Когда повозка приблизилась к тому месту, где стоял грузовик, они увидели толпу евреев, вытаскивающих из канав ящики с патронами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68