Стук молотка, когда забивали крышку, тоже не дошел до ее слуха.
Элистэ не знала, что рано утром ящик, в котором она лежала, вынесли вместе
с другим из посреднической конторы Зука и взгромоздили на большую грузовую
телегу, в которой уже тесно стояли короба, сундуки и бочонки, отбывающие в
разные провинциальные города и местечки. И ни малейшей искры не
промелькнуло в ее отключенном сознании, когда возница, забрав последнюю
партию груза, тронул с места громоздкую телегу и она со скрипом поползла
по серым безлюдным улицам к Северным воротам.

Буметта, Надвратный Страж, находилась на своем обычном посту, где
была всегда и пребудет впредь. Давным-давно, в незапамятные времена, как
смутно Ей вспоминалось, глаза Ее были обращены на север. Перед Нею до
самого горизонта расстилался сельский простор; позади лежал город. С этой
высокой точки открывался прекрасный обзор, здесь Она и несла денно и нощно
свою вахту, в любую минуту готовая поднять тревогу. Трижды в Ее прошлом
существовании Она это делала, и пронзительный вой Ее сирены поднимал
людей, защитников Врат, на отражение наступающих чужеземных орд. Затем
долгий беспамятный сон смежил Ее железные веки, и Врата остались без
присмотра. Когда же Она снова очнулась, то увидела, что позиция Ее
изменилась. Теперь Она была обращена к городу, однако призвание Ее
осталось все тем же - предупреждать о противозаконных попытках пройти под
Вратами.
И сколько же было этих попыток! Сколько тайных врагов тщились
проникнуть, просочиться или иным способом осквернить Врата! Сколько
заговоров, сколько хитрых уловок! Разумеется, Буметта их всех обнаружила.
Никому из живущих на свете врагов нечего было и надеяться обмануть Ее
бдительность, ибо преступников выдавали их глаза, голоса, запах, замирание
сердца, прерывистое дыхание, ледяной ужас в жилах. Но прежде всего их
выдавали проблески и всплески мыслей, что прорывались сквозь жалкие
бесполезные ограждения из обмана и притворства и приводили в действие
сирену Буметты. Да, Она их всех вывела на чистую воду, и тем не менее они,
судя по всему, никак не могли понять бесполезность своих усилий, что было
удивительно.
Гнусные посягательства на непорочность Врат продолжались. Заговоры
поражали разнообразием, враги кишели повсюду, сам воздух был пропитан
злодейством. Вратам каждый миг грозила опасность, их сотни раз успели бы
осквернить, когда б не самоотверженность и проницательность Буметты. Врата
и люди, к ним приставленные, всем Ей обязаны. Всем. Но видит ли Она от них
должную благодарность и почитание? Буметта сильно подозревала, что нет.
А заговоры множились, следуя один за другим с такой быстротой, что
даже Буметта с ее сверхъестественной восприимчивостью порой уставала, а
иной раз даже терялась, как, например, в эту самую минуту. К Вратам
подъехала телега. И повозка и возница были знакомы как Буметте, так и
людям - хранителям Врат. Этот возница со своей телегой много раз проезжал
под Вратами, и Буметта, как правило, не чуяла ничего подозрительного.
Однако время от времени у Нее возникало непонятное чувство; возникло оно и
теперь. Телега как телега, возница как возница, да и груз, скорее всего,
тоже самый обычный. И тем не менее что-то Ее тревожило, внушало
подозрения. Она ощущала какой-то непонятный подвох. Буметта и сама не
сумела бы объяснить почему, но чуяла двойную игру. Она не улавливала
ничьих потаенных мыслей, в противном случае не стала бы медлить; и все же
что-то было не так. Буметта наставила на телегу лопасти ушей, стеклянные
Ее глаза загорелись, но Она молчала - и слушала:
- Подорожную, собрат. - Голос начальника караула прозвучал спокойно и
беззаботно, ибо все караульные знали этого возницу как твердокаменного
экспроприациониста и истинного патриота: по его доносу виконт во Нир
Шийярд угодил в Кокотту со всем семейством. Возница, по всем меркам, был
человек надежный.
- Вот. Все закорючки как надо. - Он предъявил бумаги, в которые
начальник не стал вникать.
- Что за груз, собрат?
- Как всегда, всякая всячина.
- А что в этом вот сундучке? - ткнул пальцем начальник.
- Фарфоровый сервиз для купчихи в'Орц Левре.
- А в двух этих гробах? - начальник постучал по ящикам.
- Книги для народной школы в Дицерне.
- Все ясно. Проезжай, собрат. Да здравствует Защитник Республики!
- Во веки веков!
Телега прогромыхала под Северными воротами и выехала из Шеррина.
Буметта мигнула стеклянными глазами и молча повела лопастями ушей в
неопределенной тревоге.

25
Элистэ очнулась раньше времени. Она лежала, поджав ноги, во мраке и
тесноте; ее стопы, колени и темя упирались в деревянные стенки. Маленький
замкнутый мирок раскачивался и подрагивал, скрипел и стонал. У нее болели
голова и живот. Она сразу поняла, где находится; поняла и другое - если ее
начнет тошнить, хуже места для этого не придумаешь. Поэтому Элистэ лежала
тихо и, борясь с дурнотой, несколько раз глубоко вздохнула. Тонкая струйка
свежего воздуха просочилась в дырочку дюймах в шести от ее лица, и стало
легче.
Слабый серый свет, что пробивался в отверстие, недвусмысленно
свидетельствовал: наступил день. Но ей хотелось знать больше. Извернувшись
каким-то немыслимым образом, она прижалась глазом к отверстию: джутовые
мешки, дубовые бочонки, сосновые ящики - обычный груз, мало интересного, а
ничего другого не видно. Она не могла угадать ни часа суток, ни даже
светит ли солнце. Дреф говорил, что она проспит восемь-десять часов;
значит, сейчас никак не меньше десяти утра, а то и ближе к полудню. Если
возница тронулся в путь до рассвета, то Северные ворота они уже миновали.
Стало быть, из Шеррина выехали. Невероятно, вот только бы знать наверняка.
Элистэ приняла прежнее положение и затихла, напрягая слух. Повозка
катилась спокойно; не подскакивала, как на столичных булыжниках, но время
от времени ухала в глубокую проселочную колею. Да, она выбралась из
Шеррина на свободу.
На свободу? Со всех сторон ее сдавливали сосновые доски. Она
потрогала нависающий в нескольких дюймах деревянный настил. Крышка ящика -
об этом Элистэ ни на секунду не забывала - была заколочена. Ее упаковали,
как хозяйка - курицу, чтобы везти на рынок. Она поерзала - ей вдруг стало
неудобно и немножечко страшно. Ломило шею, глаза застилал мрак. Сейчас бы
снова заснуть, но сна не было ни в одном глазу - и уже не будет, она это
знала.
Примерно с час Элистэ пролежала в своей тесной тюрьме, страдая от
неудобств и качаясь из стороны в сторону. В тщетных потугах расслабиться
она вертелась, пытаясь улечься то так, то эдак, чтобы распрямить затекшие
члены, но границы отведенного ей пространства не позволяли принять удобную
позу. Ей подумалось, что Дреф, возможно, тоже проснулся и страдает ничуть
не меньше. Даже больше - при его-то росте. Если, конечно, он не задохнулся
или не погиб от избытка наркотика. Нет, Дреф достаточно умен и
предусмотрителен, такие поддающиеся расчету последствия он наверняка
исключил. Правда, и Дреф может ошибиться раз в жизни...
Но ее опасениям и мукам вскоре пришел конец. Телега остановилась,
дернувшись напоследок, и стало тихо. Элистэ прислушалась, но различила
лишь гогот гусей, да и то отдаленный. Прошли минуты. Потом совсем рядом
послышались чьи-то голоса. Ящик двинули, дернули и приподняли, громко
ухнув при этом. Она затаила дыхание. Ящик пополз вперед, резко завалился
набок. На миг Элистэ очутилась вниз головой, но потом ящик принял
горизонтальное положение, и его понесли спотыкаясь. Затем пошли ступеньки,
свет в дырочках разом померк; стук каблуков по половицам. Ее внесли в
помещение и резко опустили - удар, толчок, неподвижность. Нескольких
сказанных вполголоса фраз Элистэ не поняла, затем послышался звук
удаляющихся шагов. Ей безумно хотелось заглянуть в дырочку, но она себя
пересилила: даже самое легкое движение могло привлечь внимание тех, кого
она не могла видеть. Тишина. Девушка решила, что они ушли, но по-прежнему
не смела пошевелиться. Кто знает - стоят рядом или нет?
Вскоре раздались шаги - вновь тащили явно что-то тяжелое. Ухнули, с
грохотом опустив груз на пол. Опять голоса, удаляющиеся шаги, хлопанье
затворенной двери, и вновь тишина. На сей раз Элистэ отчетливо ощутила,
что рядом кто-то стоит. Она замерла, затаила дыхание, уставившись во мрак
невидящими глазами. Прошло еще какое-то время. Вероятно, неизвестный
союзник дожидался, пока телега с возницей исчезнет из виду. Наконец, когда
ей оставалось либо переменить положение, либо сойти с ума, снова
послышались шаги: очевидно, до окна и обратно. Затем стук в крышку,
буханье молотка, визг выдираемых из дерева гвоздей. Совсем рядом кто-то
вскрывал другой ящик, в котором, вероятно, лежал Дреф. У Элистэ пересохло
во рту, но она не шевелилась, только прислушивалась.
Последовали глухие удары, шлепки, затем она услышала два приглушенных
голоса - один из них принадлежал Дрефу. Элистэ не поняла слов, но сразу
узнала его выговор и интонацию. Значит, он не задохнулся в своей сосновой
тюрьме. С ним все в порядке, он рядом! Она облегченно вздохнула, но не
решилась подать голос или позвать его: сначала требовалось убедиться
воочию, что это ничем не грозит.
Теперь мужчины принялись за ее ящик. Поддев крышку, они оторвали ее
вместе с гвоздями, повыбрасывали книги, и Элистэ заморгала, ослепленная
обрушившимся на нее светом. Она смутно различила два склонившихся силуэта.
Прежде чем зрение вернулось к ней, ее подхватили под руки, поставили на
ноги и извлекли из ящике. Девушка покачнулась - ноги плохо слушались и
подгибались, кровообращение восстанавливалось медленно, икры и бедра
покалывало. Но она быстро пришла в себя и увидела Дрефа - бледноватого, со
слегка отекшими веками, но в остальном такого же, как всегда, и другого
мужчину - худого, узкоплечего, неопределенного возраста, с пастозного
оттенка лицом, который появляется после многолетнего сидения в четырех
стенах, и в пенсне с металлической оправой, висевшем на тонком нервном
носу. Она украдкой оглядела заурядную комнату, уставленную узкими
деревянными скамьями. Как странно! Из окна открывался вид на поля и
проселок с разъезженными колеями. Одно ясно - Шеррином здесь и не пахнет.
Удалось! Они таки провели Буметту - с помощью разветвленной и умеющей
действовать организации нирьенистов. Теперь, стоя посреди комнаты, Элистэ
могла убедиться в этом на собственном опыте.
- Полегчало? - спросил Дреф.
Она кивнула.
- А вам?
- Все в порядке.
- Где мы?
- Позвольте, я объясню, мастер Бек, - вмешался незнакомец. Элистэ не
сумела скрыть удивления, услыхав это прозвище Дрефа и уловив уважение, с
которым оно было произнесено. - Сестра, вы находитесь в классе народной
школы Дицерна, что в Средней Совани. Здесь вам ничего не грозит. Я Туверт,
генеральный инспектор народного образования в графстве Дицерн, вонарец и
нирьенист. - Он неловко поклонился. - Добро пожаловать под мой кров.
- Благодарю вас, - ответствовала Элистэ и, слегка растерявшись,
сделала книксен. Нужно ли ей представляться в свою очередь? Назваться
собственным именем или чужим? Каковы требования этикета, принятые в среде
беглецов, изгоев и заговорщиков? Хуже того, этот человек, судя по его
поведению, еще не знал об аресте Шорви Нирьена. Сказать или нет?
Дреф пришел ей на помощь.
- Приморский дилижанс по-прежнему останавливается в Дицерне?
- В два часа, - сообщил Туверт.
- Мы отбудем на нем, время не терпит.
- Деньги?
- Имеются.
- Бек, вы просто чудо.
- Накормите нас?
- Прошу за мной.
Они проследовали за Тувертом в его кабинет, находившийся рядом с
классной, где их ждала простая, но обильная закуска. Элистэ уплетала за
обе щеки и помалкивала, тогда как Дреф и Туверт, в соответствии с
принятыми, судя по всему, у нирьенистов правилами, изъяснялись скупыми,
чуть ли не зашифрованными фразами и намеками. За едой Дреф сообщил их
хозяину об аресте Шорви Нирьена. И без того бледное лицо Туверта приняло
сероватый оттенок, и Элистэ от души его пожалела. Как, однако, дорожат
нирьенисты своим вождем! А сам Нирьен, в сотый раз задавалась она
вопросом, - что он за человек, если внушает такую любовь? Должно быть,
личность действительно неординарная.
Известие подкосило наставника Туверта, но тем не менее он сохранял
присутствие духа; возможно, его поддерживал оптимизм столичного
единомышленника. Дреф выказал твердую уверенность, что остается пусть и
слабая, однако надежда на отсрочку исполнения смертного приговора, а то и
на вызволение Шорви Нирьена. Школьный инспектор с ним согласился или, по
крайней мере, сделал вид, что соглашается.
Они просидели до без четверти два, а затем, попрощавшись с
гостеприимным хозяином, вышли на дорогу, и, несколько удалившись от школы,
стали ждать дилижанс, который следовал до северного побережья через Фабек.
Элистэ все еще не могла поверить в реальность происходящего. Она боялась
очнуться, разлепить уставшие веки и увидеть, что скорчилась у тлеющей
мусорной кучи на улице Винкулийского моста. "Странно, - подумала она, - но
почему-то несколько жутких месяцев запомнились мне Куда отчетливее, чем
долгие годы благополучия". Они запечатлелись в ее памяти вечным клеймом,
вроде того, какое навеки выжигают на теле серфа или преступника.
Воспоминания о тех днях в трущобах, считала она, не изгладятся из ее
памяти - так же как Дрефу сын-Цино не избавиться от клейма рабства.
Дилижанс прибыл по расписанию. Дреф поднял руку, карета остановилась,
он заплатил за проезд, и они сели, затолкав под сиденья свой скромный
багаж. У них оказалось всего двое попутчиков - уставшие горожане средних
лет, с которыми, судя по их виду, если и можно было поговорить, так только
о погоде. Возница щелкнул кнутом, и дилижанс тронулся.
Путешествие было долгим и утомительным. Дороги иной раз оказывались
просто-напросто непроезжими. Тягучие часы унылой скуки время от времени
чередовались с минутами крайнего напряжения. Приморский дилижанс слишком
часто забирал в сторону от Большой Королевской дороги, по которой два года
назад карета во Дерривалей проследовала в Шеррин, никуда не сворачивая.
Дилижанс не спеша катил по тракту Равенства (так теперь именовалась
дорога) через городки и деревеньки Совани, одолел холм Ниэй и въехал в
провинцию Фабек, оставив позади лесистые нагорья и города Беронд, Фловин и
Граммант. В каждом городе, на многих придорожных почтовых станциях и на
границе между Сованью и Фабеком приходилось предъявлять документы
обалдевшим от скуки провинциальным чиновникам, сборщикам пошлины, а
нередко и офицерам Вонарской гвардии. При первой проверке Элистэ
показалось - сейчас она умрет от страха или, по меньшей мере, выдаст себя,
что приведет к тому же, то есть к их гибели. Дилижанс остановился у
заставы на въезде в Пенод. Начальник заставы подошел, открыл дверцу и
потребовал паспорта и подорожные. Пока офицер лениво проглядывал
документы, один из подчиненных забрался на крышу кареты проверить багаж. У
Элистэ замерло сердце, по телу пробежала дрожь. Чтобы как-то скрыть свое
волнение от гвардейца, она зажала дрожащие пальцы меж колен, опустила
голову, изобразив, как ей показалось, достаточно убедительно застенчивость
воспитанной в строгих правилах молодой горожанки. Она не смотрела по
сторонам и поэтому не столько увидела, сколько почувствовала, что Дреф
просунул в открытую дверцу свои и ее документы, и ощутила на себе более
чем внимательный взгляд лейтенанта, начальника заставы. Неужели он
обнаружил подделку? Иначе с чего вдруг такой интерес к ее особе?
- Муаж Сузоль, портновский подмастерье, проживает в Грамманте, -
вслух прочитал лейтенант. - Ивиэн Сузоль, жена поименованного. Значит, это
и есть молодая женушка?
- Она самая, - подтвердил Дреф.
- Новобрачные? - ухмыльнулся лейтенант.
Дреф подтвердил и это.
- Ха, я сразу понял. Не знаю, как у кого, а у меня нюх на это дело.
Что ж, собрат, женушка у тебя премилая, но какая-то бледноватая и
застывшая, что ли. Тебе бы ее раскочегарить как следует, а то, глядишь,
она тебя на другого сменяет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96