А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дружки и
подружки Кокотты, как всегда в первых рядах, сегодня особенно выставляли
себя напоказ. Несколько подружек украсили свои шляпы высокими прутиками с
ответвлениями, проволокой и стеклянными бусами, подражая устройствам,
установленным наверху Кокотты, и эти головные уборы вызвали шумное
негодование тех, кому они закрывали обзор. Чтобы прекратить эти нападки,
подружки и их собратья-мужчины запели комический гимн Кокотте на такой
заразительный мотив, что толпа вскоре присоединилась к хору.
Уисс Валёр снизошел до улыбки. Повернувшись к отцу, он заметил:
- Сегодня мне не нужна твоя помощь, чтобы понять их настроение.
Хорл не скрывал, что ему вовсе не хочется здесь находиться. Во всем
его облике сквозила удрученность. И в самом деле, слабый человек, он при
виде публичных казней переживал шок и дурноту. Но его помощь была
добровольной. Уисс не требовал присутствия отца, и старик был волен
пребывать в ином месте, если хотел. Но Хорл предпочитал наблюдать Кокотту
в действии, очевидно, рассматривая это зрелище как некое возмездие для
себя. И всегда потом вид у него был трагический и уязвленный. Несомненно,
с тайным упреком.
Знакомое раздражение захлестнуло Уисса.
- Они радостно возбуждены, даже горят энтузиазмом, ты согласен? -
настойчиво спросил он. - Ты согласен?
Хорл вздрогнул от этого резкого вопроса, как от удара.
- Возможно. Ты приложил немало усилий, чтобы пробудить в них самые
низменные стороны их натуры, - ответил он устало.
- Низменные? Я стремился взрастить в них патриотизм и, думаю,
небезуспешно.
- Да, ты немало потрудился. Несколько недель ты бомбардировал
население страны брошюрками и плакатами. Ты наставляешь Конгресс, вербуешь
экспроприационистов, завоевываешь расположение Авангарда и Вонарской
гвардии, собираешь вокруг себя преданных людей. Каждая написанная тобою
фраза, каждое произнесенное слово рассчитаны на то, чтобы раздуть тлеющую
классовую ненависть в жаркое пламя. Ты хорошо и честно потрудился, и об
успехе твоих начинаний свидетельствуют лица людей - там, внизу.
- Недурная речь, отец. Мелодраматическая, неточная, иррациональная -
в твоем обычном духе. Я, как всегда, высоко ценю твою преданность,
понимание и поддержку. - На этот раз Уиссу не стоило труда сохранить
кислую улыбку и самообладание. Как ни парадоксально, но эти предельно
точные замечания отца смягчили его раздражение, ибо подтверждали
существенную и радостную истину: шерринская толпа, как всегда, оказалась
его верным другом и покорным рабом.
Хорл тяжело вздохнул и отвернулся. Уисс проследил за его взглядом.
Там, внизу, отворилась дверь тюрьмы. Приговоренные и их тюремщики вышли во
двор. Толпа всколыхнулась, вздохнула и попробовала нажать на решетку
ворот. Послышалось шиканье, затем наступила тяжелая глубокая тишина.
Возвышенные, лишенные одежды, весьма напоминали своих слуг из
простонародья. И в самом деле, в них не было ничего такого, что отличало
бы их от простых смертных. Двенадцать человек - двое из титулованной знати
- дрожали, вероятно, от холодного осеннего воздуха, касавшегося их голых
тел, а вовсе не от страха. С неподвижными, лишенными выражения лицами они
держались прямо и, видимо, с отвагой. Как-никак Возвышенные.
Когда заключенные приблизились к Кокотте, она непонятным образом
распознала свою добычу. Крошечные молнии начали проскакивать между ее
рогами, и сильные вибрации предвкушения пробежали по внутренним шипам.
Даже Бирс Валёр, стоявший рядом и нашептывавший ласковые слова, в этот
момент не осмелился к ней прикоснуться.
На этот раз Главный смотритель "Гробницы" Эгюр не читал
обвинительного заключения: он охрип бы, прежде чем добрался до конца.
Поэтому он лишь сжато изложил вердикт и приговор Трибунала, а потом прочел
список имен и титулов пленников. После этого Бирс мог продолжать свои
беседы с Кокоттой.
Она обнаружила невероятный аппетит, проглотив все двенадцать тел в
течение получаса. Дружки и подружки, претендующие на особое проникновение
в ее суть, решительно утверждали, что их божество, как никогда, осталось
довольно своим изысканным пиршеством. Но Уиссу Валёру было ясно, что
Кокотта не различает Возвышенных и плебеев и заглатывает всех подряд с
равным удовольствием - весьма поучительное зрелище, раз и навсегда
разоблачившее миф о превосходстве Возвышенных. Только что увиденное
послужило наглядным доказательством их уязвимости. Сверкание,
свидетельствовавшее о кончине барона во Бен в'Або, последнего из
казненных, вызвало оглушительный рев толпы, а затем началось ликование -
столь победное и долгое, что его заметил даже Бирс Валёр, который сначала
с подозрением нахмурился, но потом пожал плечами и коротко кивнул в знак
одобрения.
Уисс Валёр, несмотря на погоду, чувствовал, как по его телу
разливается тепло. Отец рядом с ним издал горловой звук, словно его
тошнило, и отвернулся от окна. Уисс почти не обратил на это внимания, его
хорошее расположение духа не изменилось, и по весьма веским причинам.
Шерринская публика, которую он так тщательно в последнее время воспитывал,
повела себя, как медведь, танцующий по знаку хозяина. Энтузиазм народа
знаменовал его победу. Толпа поддерживала его, как всегда. Народный
Авангард был ему предан, Вонарская гвардия на его стороне. В ореоле
популярности, имея почти неограниченную власть и возможности, он мог
добиваться своих целей, не боясь оппозиции. А цели Уисса становились все
яснее день ото дня. Его путь был прямым и верным, предначертанным - в этом
он не сомневался - самой Судьбой.

С тех пор аресты и казни Возвышенных стали привычными. Аресты обычно
проводились по ночам, когда народогвардейцы без предупреждения врывались в
намеченные жилища. Их обитателей, включая слуг, запихивали в закрытые
кареты, все более приобретавшие дурную славу, и перевозили в "Гробницу"
под покровом темноты. С восходом солнца можно было увидеть еще одну
городскую резиденцию Возвышенных со свежевыведенным черным кругом и алым
ромбом внутри - эмблемой Комитета Народного Благоденствия и символом
конфискации по решению Конгресса. Ежедневный рацион Кокотты во дворе
"Гробницы" теперь обычно включал постоянную квоту Возвышенных, и публика
уже привыкла к виду обреченных владетелей. Требовалось нечто большее, чем
просто статус Возвышенных, чтобы взбодрить снижавшуюся восприимчивость
шерринцев. Первая публичная казнь женщины - некоей мадам Иру, особы
незначительной, но пособничавшей врагам государства, - вызвала повышенный
интерес и ее посетило множество горожан, жаждавших оценить телосложение
жертвы. За ней последовали другие женщины, и ощущение новизны вскоре тоже
притупилось. Его не возродила и первая казнь женщины из числа Возвышенных
- несчастной вдовствующей графини во Проск, известной заговорщицы против
Комитета Народного Благоденствия. Интерес населения к подобным зрелищам
постепенно утратил первоначальный накал, но не угас совсем, и казнь
признанной красавицы всегда собирала толпу зрителей. Не менее популярными
жертвами были люди очень молодые или совсем старые, чрезмерно тучные или
очень костлявые, больные и дряхлые, и прежде всего увечные и
обезображенные.
Число казней Возвышенных все увеличивалось, и даже самые гордые и
отважные среди прежде привилегированной касты не могли не считаться с
этим. Растущая тревога выразилась во множестве попыток уехать,
предпринятых с дерзким пренебрежением к постановлению, ограничивающему
переезды Возвышенных. Несколько самых высокомерных (или, может быть,
попросту недальновидных) из желающих эмигрировать двигались по улицам в
своих каретах с гербами, видимо, не веря, что кто-нибудь решится помешать
им. Неминуемые аресты у городских ворот доказали их ошибку. Камеры
"Гробницы" заполнялись такими людьми день ото дня, затем следовал скорый
суд и немедленная казнь. Теперь эмиграция стала преступлением, и если
раньше за нее наказывали конфискацией имущества, то ныне она влекла за
собой смертный приговор.
Учась на страшном опыте своих собратьев, самые умудренные беженцы
Возвышенные пытались пройти через городские ворота инкогнито. Однако это
им удавалось не часто.

- Что происходит у городских ворот? - спросила Элистэ у кавалера во
Мерея. Они сидели вдвоем в гостиной Рувиньяков. В любой момент могла
появиться Цераленн, но пока Элистэ наконец-то могла поговорить с Мереем с
глазу на глаз и задать вопросы, немыслимые в присутствии бабушки. - Слуги
рассказывают что-то несусветное. Будто выходы охраняют демоны-стражи и
механические чудовища и ни один Возвышенный не может избежать
разоблачения, так как этих чудовищ не обманешь переодеванием. Но ведь это
же просто праздные толки. Я живу здесь взаперти, мадам делает вид, что все
в порядке, а я изголодалась по новостям. Вы знаете все, кавалер, сделайте
милость, расскажите, что происходит.
- Вы несколько переоцениваете мои возможности, Возвышенная дева, но я
сделаю все, что в моих силах. - Мерей, одетый во все серое, был как всегда
элегантен, однако под глазами у него залегла синева. Крушение мира не
могло изменить его безупречную учтивость, но он все больше выглядел на
свои годы. - Вам стоит узнать, что россказни слуг о демонах и чудовищах -
выдумки, основанные на крупице правды. Например, стражи у городских ворот
- не демоны, но простые смертные, превосходно поднаторевшие в сыскном
деле. Они распознают Возвышенного по малейшим оттенкам речи и
произношения, по осанке и походке, по мимолетному выражению лица - по
тысяче признаков, слишком микроскопических, чтобы их можно было
сознательно отметить, но они очевидны этим сыщикам, интуиция которых
кажется сверхъестественной.
- Может, они и хитроумны, но ведь это всего лишь люди, и даже не
Возвышенные. Их наверняка можно обвести вокруг пальца.
- Конечно. Но человеческая интуиция - не самая большая опасность, с
которой сталкиваются пытающиеся спастись Возвышенные. Остаются еще
механические чудовища.
- Я надеюсь, это миф?
- Не совсем. Вам известно, что все кареты, покидающие Шеррин, теперь
обычно направляются к Северным воротам?
Элистэ кивнула.
- Оцепенелость у этих ворот бодрствует. Сейчас она известна как
Чувствительница Буметта и предназначена для роли совершенного охранника и
официального сторожевого пса. Она способна распознать тех немногих
Возвышенных, чье искусство позволило им обмануть караульных. Я не
представляю себе, как ей это удается, может быть, и никто не представляет,
кроме адептов, прошедших курс чародейства. Поклонники Буметты считают, что
она умеет читать мысли.
- Но это смешно... это же машина! - Он не ответил, и уверенность
Элистэ поколебалась. - Неужели вы верите в эти истории?
- Возвышенная дева, я в самом деле не знаю, во что верить. На первый
взгляд это кажется абсурдом. Но Чувствительница Буметта не раз доказывала
свою способность распознавать переодетых Возвышенных-беженцев в толпе
простонародья, а это дает основания предполагать, что она может улавливать
мысли или мысленные образы. Так это или нет, но ясно одно -
Чувствительницы Буметты надо опасаться больше, чем самых проницательных
сыщиков-стражей.
- И кого же она распознала? - Элистэ не хотела этого знать, но не
могла вынести незнания.
- На прошлой неделе у ворот были схвачены Стацци во Крев и его
сестра. Несколько дней назад разоблачили одного из кузенов Пленьера
в'Оренна. Трое членов семьи во Шомель, включая вашу подругу Гизин, сейчас
находятся в "Гробнице". И еще... - Он продолжал, словно читая невидимый
список, и каждое имя больно ранило Элистэ.
- Но ведь это люди из самых знатных семей Вонара! Во Кревы время от
времени женятся на девушках королевской крови, а один из во Шомелей был
главнокомандующим вонарских войск во время Юрлиано-зенкийских войн. Эти
негодяи не посмеют причинить им вред! Арестовать их - да, но они никогда
не дерзнут... не дерзнут... - Ее голос пресекся.
- Стацци во Крев будет казнен завтра утром, - без всякого выражения
поведал Мерей. - Люди, которых я назвал, вскоре последуют за ним, а потом
придет очередь других, столь же высокого ранга. Видное положение человека
теперь не обеспечивает ему никакой защиты, даже, скорее, наоборот. В
последнее время парад приносимых в жертву узников включает определенное
число Возвышенных, часто самых высокопоставленных. Шерринский сброд не
только не осуждает эти жестокости, но откровенно наслаждается зрелищем.
Каждый день от восхода до заката улица перед воротами "Гробницы" заполнена
людьми и по ней теперь невозможно проехать. Там такой шум и толчея, что
довольно многочисленная группа обитателей прилегающих кварталов требует
перенести Кокотту в другое место, и этот вопрос периодически обсуждают в
Конгрессе. - Мерей говорил спокойным, почти деловым тоном, что несколько
смягчало ужас, который вызывали его слова, и смотрел прямо в испуганные
глаза Элистэ.
Не выдержав этого взгляда, она отвернулась, от всей души сожалея, что
затеяла этот разговор.
- Но неужели вы ни о чем таком не слышали и не представляли себе, что
происходит вокруг? - Безупречная вежливость не смогла скрыть раздражения
Мерея. - Вы никогда не читаете народные журналы?
- Мадам не одобряет этого, - Элистэ беспокойно поежилась. - Она
считает их вульгарными.
- О, она просто оберегает вас, но думаю, что, поддерживая ваше
незнание, она сослужит вам дурную службу. Вы не ребенок, и пора открыть
вам глаза. Вот, возьмите, Возвышенная дева... - Мерей полез в карман и
достал кипу сложенных газетных листков с дешевой печатью на грубой
желтоватой бумаге.
Элистэ неохотно взяла их. Ей бросились в глаза три названия:
"Собрат", официальный орган Народной Партии экспроприационистов;
"Чернильный мешок каракатицы", дерзкий подпольный наследник недавно
удушенного "Овода Крысиного квартала" и последнее эссе Шорви Нирьена
"Новые тираны". Элистэ на мгновение захотелось вернуть их Мерею назад, но
любопытство одержало верх, и она быстро спрятала газеты в маленькую
шкатулку со швейными принадлежностями, стоявшую позади кресла.
- Прочтите это, Возвышенная дева, - настойчиво сказал Мерей, - и все
узнаете. Может быть, тогда вы сможете оценить степень надвигающейся на нас
опасности. И тогда, возможно, вам, в отличие от меня, удается убедить вашу
бабушку. Заставьте ее понять. Объясните ей, что дорога к безопасности
открыта, но так будет не вечно. Скажите ей, что это затянувшееся
промедление - чистое безумие. А если она не поверит, то...
- Все еще хотите испортить мне внучку, кавалер? - в дверях стояла
Цераленн.
Мерей и Элистэ виновато повернулись в ее сторону. Мерей немедленно
вскочил и раскланялся.
- Скорее, все еще хочу убедить ее, в этом признаюсь, графиня. Старый
солдатне пренебрегает никакими возможностями.
- Так же поступают и старый мародер, и старый корсар. Знаете ли.
Мерей, эта тактика, недостойна вас. Недостойна и бессмысленна, абсолютно
бессмысленна.
"Не заметила ли бабушка, как он передал мне газеты?" - подумала
Элистэ. По ее лицу ни о чем нельзя было догадаться. Цераленн вошла в
гостиную и села. Разговор возобновился, и о промахе кавалера больше не
упоминалось.
Позже, гораздо позже, тем же вечером, в уединении своей спальни
Элистэ наконец внимательно ознакомилась с приношением Мерея. Содержание
листков более или менее подтвердило ее ожидания. Опальный либерал Нирьен
теперь критиковал режим экспроприационистов, как раньше бичевал монархию.
Много ли пользы это ему принесет? Человек он конченый, хотя сам, видимо,
этого не понимает. "Чернильный мешок" вторил критике Нирьена языком,
доступным простым гражданам. "Собрат" - два тонких выпуска - был,
разумеется, составлен из статей и эссе, рассчитанных на то, чтобы вызвать
возмущение читателей-Возвышенных. Элистэ была напугана и подавлена, что,
видимо, и входило в планы кавалера. У этих изданий, впрочем, оказалось
одно достоинство: они помогли ей отвлечься от мыслей о хорошенькой
легкомысленной Гизин во Шомель, запертой в "Гробнице" - что угодно, только
бы не думать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96