СКАЗАЛИ, ЧТО
ВОТ Я И ПРОБУДИЛСЯ. Я СКАЗАЛ, ВОТ ОНИ И СЛЫШАЛИ МЕНЯ. ГРУСТНЫЙ СТАРИК
ГОВОРИТ СЫНУ: - ГДЕ ТВОЙ БРАТ УЛУАР? Я СТРАЖ БРАТУ МОЕМУ. ЗЛОЙ, ЗЛЕЕ
МЫШЕЙ.
- Флозина не могла этого слышать, - пробормотал Уисс.
ТЕБЕ НУЖНЫ НАШИ ЧАРЫ, ЧТОБЫ РАСПРАВИТЬСЯ С ПРОТИВНИКОМ, - ГОВОРИТ
ОТЕЦ. ШОРВИ НИРЬЕН. ДА, С ЭТИМ ЗМЕЕМ ФРЕЗЕЛЕМ. СКОРПИОНОМ РИКЛЕРКОМ. С
ПОРОЖДЕНИЕМ ТЬМЫ ВЕКОМ, - ОТВЕЧАЕТ СЫН. - ТЫ ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ МНЕ ПОМОГАТЬ?
СПОРЯТ СЫН И ОТЕЦ. ЧАРЫ НЕ УНИЧТОЖАТ НИРЬЕНА, ГОВОРИТ ОТЕЦ. СТАРИК -
НИРЬЕНИСТ. ЗЛОБА, ЗЛОБА, МЫШИ. ГОВОРИТ ДРУГОЙ СЫН СТАРИКА: - ЗАТКНИСЬ!
БАНДИТ. МРАЗЬ. ТИРАН. НЕ СМЕЙ РУГАТЬ УИССА. БОЛЬШОЙ МУЖЧИНА БЬЕТ. КАК
ГРАД, КАК МОЛНИЯ. БЬЕТ.
Флозина Валёр вздрогнула и покачнулась. Ладони ее, оторвавшись от
каминной полки, метнулись к лицу, словно пытаясь закрыть его от удара. Она
вновь стала сама собой и, прервав общение с домом, обратилась к Бирсу,
своему кузену:
- Ты ударил Евларка, - прошептала она. - Да как ты смог? Как посмел?
Бирс тупо пялился на нее.
Уисс Валёр расплылся в довольной улыбке. Она только что рассказала
про события и разговоры, о которых знать никак не могла. Поведать о них
мог только сам дом. Испытание завершилось бесспорной удачей, и метод,
только что доказавший свою состоятельность, можно будет весьма успешно
использовать для выслеживания наиболее закоренелых нирьенистов.
- Где еще найдешь такую семейку? - заметил он.

23
Вероятно, она не отдавала себе отчета в том, что больна и до
крайности ослаблена, ибо все дальнейшее как-то смазалось в ее памяти и
позже Элистэ с большим трудом восстановила последовательность событий. В
одном она, впрочем, была уверена - Дреф узнал ее, стоило ей открыть рот
Она поняла также, что ее теперешний вид привел его в ужас, ибо услышала,
как он вполголоса пробормотал нечто вроде: "Из-под какого надгробия
восстала ты, о тень?" Этот голос она прекрасно помнила - с его ярко
выраженным северным выговором, безупречной грамотностью, неизменный и
легко узнаваемый. Дреф был хорошо одет, самоуверен и в отличной форме.
Дела у него явно шли в гору. Впрочем, другого она и не ожидала: Дреф
всегда был самим собой.
Элистэ как бы со стороны услышала собственное идиотское бормотание:
- Я должна встретить Бека, мне говорили про Бека...
- Так мы и встретились, - ответил он, но его слова не дошли до
сознания Элистэ. У нее снова все поплыло перед глазами - очередной приступ
дурноты; последние дни с ней часто такое случалось. Она покачнулась - ноги
не слушались ее, - и поняла, что не сможет вымолвить и слова, пока не
пройдет эта мерзкая дурнота. Дреф поддержал ее за талию, его голое донесся
словно издалека:
- Обопритесь о меня.
Она хотела возмутиться - что за глупость опираться на серфа? - но
выхода не было. Он крепко ее держал, возражать не хватало сил, да, в
сущности, она и не была против: его рука казалась хорошим подспорьем. Она
привалилась к нему - как хорошо, тепло и надежно...
- Идемте.
Он заставил Элистэ сделать несколько шагов. Она попыталась его
оттолкнуть - ей не хотелось идти, одолевала усталость, да куда и зачем? -
однако он твердо влек ее все дальше и дальше, сквозь каменный зверинец
надгробных чудовищ, а затем по гравийным дорожкам под деревьями садов
Авиллака. Она ничего не видела, шла как слепая, но Дреф без труда находил
дорогу. Сначала под подошвами скрипел гравий, потом перестал. Время от
времени Дреф брал ее на руки, по крайней мере, Элистэ так казалось, но
утверждать она бы не стала - все было так зыбко. А вот что она помнила,
так это карету, скорее всего наемную одноколку, не очень чистую, с
разорванным кожаным сиденьем, из которого вылезала набивка. Дреф был
рядом. Одноколка тряслась по мостовым, а куда они ехали - она не знала, да
и знать не хотела. Это забота Дрефа - уж он-то понимает, что делает. Пусть
он и решает, думала Элистэ, позволив себе наконец невообразимую роскошь -
во всем положиться на другого.
Одноколка остановилась. Дреф помог ей выйти, точнее, вынес ее на
руках.
Она глотнула свежего воздуха и немного ожила. Оглядевшись, поняла,
что находится в каком-то небогатом, однако оживленном проулке. Где-то
рядом, вероятно в таверне напротив, весело наяривали на скрипке. Несмотря
на поздний час, сновали прохожие, в основном молодежь, и, судя по виду,
отнюдь не голодающая. Дреф повел ее прямиком к дому - большому, ветхому,
со старомодным навесом. Они вошли и поднялись на четвертый этаж - без его
помощи она бы не одолела лестницы. Квартира Дрефа показалась Элистэ
роскошнейшими апартаментами: целых две комнаты, одна просторная, богато
обставленная, с кроватью, обитыми материей стульями, тряпичным ковриком и
шторами из яркой шерстяной ткани; другая совсем маленькая, вероятно,
кабинет или приемная - конторка, стены уставлены книгами. И в обеих -
блаженное тепло. За решеткой камина еще тлели угли. Элистэ уставилась на
них, не веря собственным глазам.
Дреф уже хлопотал над ней, сноровисто распуская на шее завязки плаща.
Сняв с девушки верхний слой лохмотьев, он подтолкнул ее к постели. Ее
взору предстали белейшая пуховая перина, глаженые простыни, подушка. Тут
до нее дошло, что она неимоверно грязная.
- Белье чистое, - покраснев от стыда, пробормотала она. - Я не
могу...
- Снимайте башмаки. Сейчас отоспитесь. Утром поглядим, нужно ли
вызывать врача.
- Но...
- Без разговоров!
Спорить не было сил, и Элистэ подчинилась. На пуховой перине ей не
доводилось спать с того дня, как она покинула городской дом Рувиньяков.
Она уже и забыла, как мягка под щекой подушка, как нежны и теплы свежие
простыни. Но она не успела до конца насладиться этими дивными ощущениями,
ибо мгновенно провалилась в сон - глубокий черный сон без сновидений.
Когда Элистэ проснулась, солнце стояло высоко, а тени укоротились;
время близилось к полудню. Сперва она не сообразила, где находится, и
медленно села, щурясь не столько от страха, сколько от удивления. Несмотря
на долгий беспробудный сон, чудовищная усталость не отпускала ее. В
остальном она чувствовала себя довольно сносно, спокойно и, как ни
странно, безмятежно. Итак, она одна в незнакомой комнате. Где именно? На
глаза ей попался собственный драный плащ, брошенный на спинку стула. Сама
она его тут скинула или кто-то с нее снял?.. Тут она все вспомнила и
поняла, откуда эта странная умиротворенность. Жилье Дрефа. Не удивительно,
что здесь ей так спокойно.
Дверь скрипнула, и вошел Дреф. Элистэ уставилась на него - удивленно,
вопрошающе, на миг утратив дар речи. После столь долгой разлуки, да еще
при свете дня ей поначалу показалось, что он стал совсем другим человеком,
прекрасным незнакомцем. Интересно. Раньше ей и в голову не приходило, что
Дреф так красив: красота и серф - понятия несовместимые. Но теперь Элистэ
словно впервые увидела его. Присмотревшись, она нашла, что худое его лицо
и высокая фигура, в сущности, не претерпели явных изменений. Те же тонкие
черты, те же черные глаза, но выражение их стало другим: появилась суровая
настороженность, решительность и властность. Собственно, все это было и
раньше, однако теперь проступало с особой отчетливостью. Одет он, понятно,
был совсем по-новому - просто и скромно, но как свободный шерринец. Платье
ему очень шло, он даже походил на кавалера. Гордая осанка и благородная
раскованность жестов, раньше, на ее взгляд, граничащих с дерзостью, сейчас
казались вполне уместными.
Он столь же внимательно изучал ее. Она поежилась, вспомнив о своем
непрезентабельном виде - грязные лохмотья, сальные висящие космы, серое
изможденное лицо. Она покосилась на свои руки, такие отвратительно красные
на белизне простыни, в трещинах и волдырях от кипятка со щелоком -
результат кухонных дежурств в "Сундуке". Удивительно, как он вообще
признал ее. Элистэ почувствовала, что краснеет. Раньше он бы, пожалуй, над
ней посмеялся; Дрефу нравилось ее поддразнивать, зная, что это сойдет ему
с рук. А теперь?.. Она заставила себя посмотреть ему в лицо, однако не
заметила усмешки в черных глазах; ее вид его явно не забавлял.
- Как вы себя чувствуете? - спросил он, присаживаясь на стул у
кровати.
- Лучше. Много лучше.
- Поесть сможете?
"Еда. Он предложил мне еду". Боясь расплакаться, Элистэ молча
кивнула, и он протянул ей картонную коробку, которую принес из соседней
таверны. Она с жадностью, доходящей до неприличия, сорвала крышку и
увидела свежайшие булочки с вареньем, салат из маринованных овощей,
заливные яйца и еще теплый яблочный пирог. Невероятно. Столь роскошные
блюда ей не доводилось видеть с... она уже и не помнила, с каких пор. У
нее защипало глаза, засвербило в носу. Нужно взять себя в руки, а то она и
вправду разревется. Схватив булочку, Элистэ мигом ее проглотила, затем так
же быстро разделалась со второй. Яйцо как бы само собой проскользнуло в
горло. Лишь после этого она опомнилась и, стесняясь, неловко предложила
коробку Дрефу. Он отрицательно покачал головой, улыбнулся, налил из
кувшина коричнево-красного напитка и подал ей чашечку. Она пригубила.
Сладкий сидр! Элистэ почти забыла его вкус.
- Фабекский? - спросила она, из последних сил сдерживая слезы.
- Да. Со старыми привязанностями, похоже, нелегко расстаться.
Она наклонила голову и снова принялась за еду, а Дреф не сводил с нее
глаз. Наконец она утолила первый голод и опять поежилась под его
внимательным взглядом. Элистэ не нравилось, что он на нее так смотрит.
- Где мы? - спросила она, чтобы отвлечь его.
- В Крысином квартале, в тупике Слепого Кармана.
- Крысиный квартал! Да это прекрасно, Дреф! Вам, верно, улыбнулась
удача? Что вы делали все это время?
- Ел, спал, работал.
- Где работали?
- Где придется, где деньги платили.
- Мне это понятно. Скажите, из Дерриваля вы сразу отправились в
Шеррин?
- Более или менее. В моей жизни за это время много чего случилось, а
в вашей, думаю, и того больше. У вас найдется что рассказать, начиная с
того, каким образом вы вчера оказались на Кипарисах.
- Ну... мне... я пришла передать письмо какому-то Беку.
- Кто дал вам письмо?
- Ну... одна женщина. По-моему, Дреф, вчера вы сказали, что вы и есть
Бек?
- Как звать эту женщину?
- Какая разница? Но раз уж мы заговорили об именах, почему вас
прозвали Беком? Имя какое-то усеченное, словно кличка...
- Шерринцев позабавил мой северный выговор. Сперва меня прозвали
Фабеком, потом сократили до Бека. Но так меня называть нельзя. Здесь меня
знают под именем Ренуа, запомните и обращайтесь ко мне только как к Ренуа.
- Весьма любопытно. А почему вы...
- Ее зовут Жунисса?
- Кого?
- Женщину, пославшую вас с письмом? Ее зовут Жунисса?
- Возможно. Она ваша приятельница?
- Где вы с ней познакомились?
- Да, но я ведь так и не вручила письмо. Это нужно исправить.
- Не волнуйтесь, письмо уже у меня. Я еще вчера достал его у вас из
кармана.
- А, понятно. Надеюсь, известия хорошие?
- Где вы познакомились с Жуниссой, Элистэ?
- Представьте, меня что-то потянуло в сон. Может, сидр так
подействовал?
- Нет. По моим сведениям, Жунисса сейчас в тюрьме.
- Странные, однако, у вас знакомства.
- Неужели? Жунисса сидит в "Сундуке", верно?
- Что вы все о ней да о ней? Разве она так уж вам дорога?
- Жунисса, безусловно, стоит очень многого. Не сомневаюсь, что и вы,
познакомившись с ней, пришли к такому же выводу. А встретились вы в
"Сундуке", верно?
- Не нужно об этом расспрашивать! - воскликнула Элистэ, отбросив
бесполезные уловки. - Не могу я говорить об этом, не заставляйте! Да будет
вам известно, моя бабушка погибла. Горничная Кэрт тоже - я сама видела их
казнь. И, вероятно, кузина Аврелия, и другие мои друзья, их всех убили, а
в чем их вина?! Я пока живу, но мне... Нет, не хочу говорить об этом, и
думать не хочу тоже, иначе просто сойду с ума...
Чашка в ее руке мелко задрожала.
- Ну, ну, Элли, бедная моя девочка, все, я не стану допытываться.
Тише, успокойтесь и допейте сидр. Вот умница. Откиньтесь на подушку, и я
развлеку вас историями моих путешествий, слегка их приукрасив - чтоб было
интереснее. Хотите послушать?
Она кивнула. Рассказы Дрефа прежде неизменно доставляли ей
удовольствие. Сидеть в мягкой постели в теплой комнате, наслаждаться
дивной едой и слушать Дрефа - о лучшем она не могла и мечтать!
Он начал с того, как они распрощались и он бежал из Дерриваля. На
деньги, что ему вручила Элистэ, он добрался, дилижансом до Шеррина и
первое время подрабатывал тем, что писал за богатых студентов-лентяев
письменные работы. Затем - весьма прибыльные операции на черном рынке;
работа помощником издателя ныне закрытого "Овода Крысиного квартала" - он
едва спасся, когда народогвардейцы громили редакцию "Овода"; небезуспешные
опыты и приключения на поприще журналистики, благодаря которым он, судя по
всему, свел знакомство со многими колоритнейшими шерринцами. Дреф всегда
был блестящим рассказчиком, и в истории, которую он ей поведал, имелось
все: любопытные случаи, юмор, превратности судьбы, занимательные личности.
История оказалась довольно длинной, но невероятно увлекательной. Элистэ
слушала затаив дыхание. Неповторимые модуляции столь хорошо знакомого ей
голоса будили тысячи воспоминаний. Живая мимика, усмешка губ, изгиб бровей
- все осталось, как было. Почему же, задавалась вопросом Элистэ, он
показался ей другим человеком? Полтора года свободной жизни не прошли для
него бесследно. В его жестах и манере держать себя появились
непринужденность и раскованное достоинство, но в остальном это был все тот
же Дреф.
Слушая его рассказ, она, однако, подметила, что он избегает
останавливаться на событиях последнего времени и на прямые вопросы
отвечает весьма неопределенно - были какие-то встречи, планы, рискованные
затеи. Она и вправду не понимала, что он имеет в виду, а когда просила
объяснить, он переводил разговор на какой-нибудь случай, смешной или
занятный, так что она забывала о своем вопросе. По этой части Дреф был
большой мастер. За все годы общения с ним Элистэ ни разу не удавалось
вытянуть из него то, о чем он хотел умолчать. Она не сомневалась, что он
занимался самыми различными делами, в том числе и сомнительными. В Шеррине
Дреф явно добился больших успехов. В прошлом году, по его словам, продал
чертеж какого-то затейливого ружья ("кремневая винтовка, заряжается с
казенной части", - объяснил он) и с тех пор зажил безбедно. А изобретение
деревянных щепочек с круглыми головками, которые чудесным образом
вспыхивают, если чиркнуть по шероховатой поверхности, со временем обещало
принести ему немалое состояние. Ну, а чем он занят сейчас? Да разным - то
одним, то другим. И больше ей ничего не удалось от него добиться. Элистэ
решила, что лучше пока просто внимать рассказам Дрефа, наслаждаясь самим
звуком его голоса.
Она бы с удовольствием слушала его до ночи, но требовалось кое-что
уладить. Допив сидр, она заговорила:
- Дреф, я все думаю, как мне теперь...
- Насчет врача, вы хотите сказать? Вчера на кладбище я было решил,
что вы на пороге смерти, если уже не переступили его и бродите бесплотным
духом.
- Вы же клялись, что не верите в духов?
- Но вчера готов был поверить; непредубежденность - главное
достоинство разума. Сегодня мне, однако, сдается, что ваши недуги вполне
поддаются лечению отдыхом и хорошей едой.
- О, я уже поправилась. Врач и в самом деле не требуется. Но вы, судя
по всему, преуспели и к тому же всегда отличались изобретательностью, вот
я и подумала - может, вы посоветуете, где мне найти работу?
- Работу? Для вас, Элистэ?
Он что, смеется над ней? Она украдкой поглядела в его сторону: нет,
не смеется. Напротив, вид у Дрефа был скорее печальный.
- Понимаете, у меня нет выхода, - объяснила она, стараясь говорить
как можно спокойней. - Ни родных, ни друзей не осталось. Из города мне,
конечно, не выбраться. А за жилье и еду, даже самые дешевые, нужно
платить. Я должна хоть как-то зарабатывать.
- Где вы ютились все это время?
- Где придется. Порой в "Радушии и тепле у Воника".
- В этом клоповнике?
- Даже в клоповник пускают за деньги. Я как могла пыталась честно
заработать на жизнь, но мне повсюду отказывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96