В
трущобах Восьмого округа Карга Плесси обретала средства к существованию -
скудные, подаваемые неохотно, но верные.
Прозвище "Карга" она получила из-за редких седых волос, беззубых
десен, запавших бесцветных щек и согбенной фигуры. Оно не соответствовало
ей, ибо этой сумасшедшей было не больше тридцати пяти. Ее преждевременно
состарили болезни, хроническое недоедание и беспрерывные роды, но Плесси
не сожалела об этом, поскольку это давало ей неоценимые профессиональные
преимущества. И она не жаловалась на непреходящие тяготы жизни. Иногда ей
бывало скучно, но не теперь. В последние недели ее внимание поглощало
необычное оживление, царившее вокруг старого дома, непосредственно
напротив ее участка тротуара.
Этот дом - безымянное обветшавшее сооружение, принадлежавшее некоей
мадам Иру, - привлекал слишком многих посетителей, гораздо больше, чем
можно было предположить по его непрезентабельному виду. Большинство из них
были молоды, плохо одеты и похожи друг на друга - возможно, студенты. А
некоторые, наоборот, - нарядные и преуспевающие на вид, люди явно
влиятельные, совсем не к месту в Восьмом округе. Отметив это. Карга Плесси
глядела в оба, и ее бдительность была вознаграждена. Она увидела, что люди
просачиваются в дом и уходят обратно - главным образом через черный ход -
в любое время дня и ночи, незаметным ручейком, доступным лишь взгляду
внимательного наблюдателя. Не понимая, в чем секрет притягательности этого
здания, Плесси поначалу заподозрила, что в нем открыт новый дом
терпимости, а повышенная осторожность объясняется необходимостью платить
местной жандармерии. Однако последующие наблюдения разубедили ее в этом,
поскольку ни женщин, ни мальчиков-подростков ей не удалось там выследить.
Что же это - место встречи банды анархистов? Очаг нового религиозного
культа? Логово благородных разбойников? Ответа не было, и любопытство
Карги Плесси росло. Шли дни, таинственные посещения продолжались, и ее
праздное любопытство стало неотвязным, перевешивая благоприобретенную
осторожность.
События начали развиваться теплой осенней ночью, когда внимание Карги
снова привлекли необычные посетители: на этот раз явилось трио неизвестных
- в шляпах с большими полями, с лицами, обмотанными шарфами так, что их
было не различить. Один из них нес под мышкой сверток - многие из
посетителей мадам Иру являлись с такими свертками, - и хотя в доме было
совершенно темно, их тут же впустили, словно ожидали. Дверь за ними
затворилась, и все стало тихо, как и прежде.
Вдруг на Каргу Плесси что-то нашло. Несмотря на свои явные физические
недостатки, она, если хотела, была способна двигаться проворно и легко. И
вот, соскользнув со своего места, она вышла из-под арки и стремительно
двинулась через Воздушную улицу, как призрак в рубище. Подобравшись к углу
дома мадам Иру, она пошла по узкому проулку, отделявшему дом от соседнего.
И здесь, с тыльной стороны здания, которую невозможно обозреть с улицы,
она различила в темноте рассеянную полоску слабого света, пробивавшуюся
сквозь плотно закрытые ставни в окне нижнего этажа. Ощущение тайны
захватило ее душу, как звон краденых монет. Неслышно подойдя ближе, Карга
Плесси приложила глаз к щелке.
То, что она увидела, ничем не поражало, но и не раскрывало тайны. В
убогой, скудно меблированной комнатушке за кухней, вероятно,
предназначенной служить кладовкой, вокруг деревянного стола сидело с
полдюжины мужчин и одна женщина. Обычная комната, обычные люди. Женщина -
донельзя костлявая, с вытянутым лицом - была мадам Иру. Мужчин Плесси не
знала. Перед ними на столе лежали бумаги - брошюры, книги, что-то в этом
роде - словом, ничего интересного. Один из мужчин что-то негромко читал
вслух, остальные слушали.
Увиденное разочаровало Плесси. Она мечтала подглядеть какой-нибудь
тайный ритуал - что-нибудь яркое и омерзительное, или преступников,
торжествующих над незаконно присвоенным сокровищем, а вместо этого увидела
скучные вымороченные книжки. Не стоило и трудиться. Однако почему же тогда
эти посетители стремились к секретности? На то должны быть причины. Может,
они в бегах и их разыскивает жандармерия? Нахмурясь, она стала
разглядывать всех по очереди. Эта Иру не в счет, на нее и смотреть нечего.
А шестеро мужчин? Она никого из них не знала, но все же... Взгляд ее
остановился на читавшем. Это был человек средних лет, неказисто одетый,
седеющий, неприметный, аскетичный. Он не производил особого впечатления,
тем более в этом потертом старом костюме; разумеется, это не важная
персона. И тем не менее... Память ее заволновалась. Ведь она где-то видела
это лицо. Или, по крайней мере, портрет...
Ну, разумеется. Как она могла его не видеть, если плакаты с описанием
и портретом этого человека расклеены по всему Шеррину? Жандармерия и даже
королевские гвардейцы охотились за мастером Шорви Нирьеном. Им так
хотелось заткнуть рот переметнувшемуся республиканцу-юристу, что они
предлагали вознаграждение за сведения, которые могли бы помочь его поимке.
Вознаграждение было щедрым и внушительным.
Карга Плесси стала прикидывать варианты. Нирьен не интересовал ее, и
будет он задержан или нет, ей все равно. Так что стоило только сообщить
ближайшему жандарму, получить обещанную награду - и ей обеспечена
безбедная жизнь на год, а то и больше. Однако этот шаг нельзя осуществить
втайне. Даже если предположить, что власти сдержат свое обещание -
предположение весьма сомнительное - слухи о ее внезапном богатстве
непременно дойдут до ушей Лишая, а уж он не преминет потребовать свои
двадцать процентов. Ей придется заплатить ему, иначе не миновать
разнообразных и серьезных неприятностей. Можно, однако, обойтись без Лишая
и не отдавать ему двадцать процентов, если обратиться прямо к Нирьену.
Надо подойти с умом, тогда беглый может согласиться заплатить за молчание
столько же или даже больше, чем предлагают жандармы, и, разумеется. Лишай
не прознает об этом. Хуже будет, если Нирьен решит, что его безопасность
требует решительного устранения Карги Плесси, - в этом случае ни Лишай, ни
жандармерия ей не помогут. Нет, принимая во внимание разные соображения,
чрезмерное корыстолюбие будет более чем опрометчивым - оно может оказаться
самоубийственным. Сообразив это, Карга Плесси пустилась бежать мелкой
рысью, направляясь к лачуге в нескольких кварталах отсюда, снятой под
временный жандармский участок Восьмого округа.

Шорви уже добрался до предпоследней страницы только что законченного
эссе, которое он читал, когда в окно еле слышно постучали. Фраза
оборвалась на середине, и Шорви замер, чего нельзя было сказать о его
товарищах. Дакель и Бек - двое самых молодых и рослых - разом вскочили.
Дакель схватился за тяжелую трость, которая вовсе не требовалась ему в
качестве подпорки, а в руке Бека появился пистолет. Секунду царило
молчание, затем стук повторился, удары и паузы складывались в быструю и
ясную последовательность, знакомую всем, кто был в комнате. Шагнув к окну,
Дакель приоткрыл ставень и разглядел взволнованного часового. Юноша - один
из нирьенистов Восьмого округа - ловил ртом воздух, задохнувшись от
быстрого бега.
- Жандармы! Человек восемь-десять, - сказал он шепотом, пытаясь
перевести дух. - Попрошайка с той стороны улицы ведет их прямо сюда.
- Надо было как-то обезопасить себя от этого огородного пугала.
Проморгали, - покачал головой Дакель. - Ты с ребятами задержи их,
насколько получится, а мы будем прятать Шорви.
- Конец Воздушной улицы уже перекрыт.
- Хорошо. Стало быть, остается другой.
Часовой кивнул в ответ и исчез. Дакель закрыл ставни, задвинул засов
и, взглянув на Бека, спросил:
- Ну?
- Я готов, - подтвердил Бек. Повернувшись к Нирьену, он объявил: -
Путь к вашему отступлению открыт. Пойдемте, я укажу вам дорогу.
- Ваша помощь превыше всяких похвал, господа. - Нирьен складывал свою
последнюю работу. Собрав все листки, он поднялся, бледный, но
невозмутимый. - Прежде чем я уйду, я хотел бы поблагодарить всех вас и
обратиться с последней просьбой: заклинаю вас, впредь не подвергайте себя
опасности ради меня - вы и так уже достаточно рисковали. Не препятствуйте
жандармам, не перечьте им и не вступайте в столкновение. Помогайте им или
притворитесь, что помогаете, и у них не будет оснований сомневаться в
вашем благонравии. - Он сделал паузу, но не услышал ответа. Неподвижные
лица его товарищей выражали спокойное и непробиваемое упрямство.
- На чердак, сударь, - вежливо пригласил Бек.
- Хватит переживать одно и то же, иди, наконец, Шорви! - потребовала
мадам Иру не столь вежливо. - Не бойся, мы сами знаем, что к чему.
Занимайся собой.
Нирьен не шевельнулся.
- Попробуем понять друг друга. Вы должны пообещать мне, что поступите
так, как я прошу, иначе я не уйду.
- Шорви, вы сами не понимаете, что вы... - возбужденно начал один из
присутствующих.
Мадам Иру жестом призвала своего раскрасневшегося соотечественника к
молчанию. С поднятыми бровями и сжатыми губами она по очереди оглядела
гостей. После обмена многозначительными взглядами она повернулась к
Нирьену.
- Обещаем, - поведала мадам коротко.
За столом послышалось покорное бормотание. Нирьен с сомнением оглядел
своих учеников. Те открыто встретили взгляд его прищуренных глаз. Мадам
Иру с удовлетворением отметила колебания гостя.
- У тебя нет больше времени стоять и вести разговоры, - сказала она.
- Шорви, ну вы уйдете наконец отсюда? - умоляюще воскликнул Дакель.
- На чердак, - повторял Бек, и Шорви Нирьен позволил себя увести.
Следом за Беком он поднялся на четыре лестничных пролета и вошел в душное
чердачное помещение со скошенным потолком, где провел последние месяцы в
нервном напряжении и непрерывной работе. Они миновали скрипучий письменный
стол, за которым Нирьен так часто сиживал ночами с гусиным пером в руке,
обдумывая мысль, подыскивая нужные слова. Задержавшись на мгновение, чтобы
подхватить сумку, всегда лежавшую наготове под кроватью, он поспешил к
открытому слуховому окну. Бек уже наполовину вылез, с ловкостью акробата
протискивая свои длинные конечности через крошечный переплет окна. Вот он
уже вышел наружу. Нирьен передал ему сумку и неохотно полез следом.
Какое-то время он балансировал на подоконнике, затем его крепко ухватили
за руки и вытащили на крышу.
Шорви Нирьен неосторожно посмотрел вниз, на булыжную мостовую, где
толпились решительно настроенные жандармы и любопытные прохожие. Его
охватил озноб, он зашатался. Все поплыло у него перед глазами, и он
ухватился за оконную раму. Вцепившись в нее, он ловил ртом воздух, ледяной
пот окатывал тело, и тут снова у его локтя оказалась поддерживающая рука.
- Дышите глубже. - Голос Бека, донесшийся сквозь звон в ушах, был
спокоен и уравновешен. - Это скоро пройдет. - В его интонациях не
улавливалось и намека на лихорадочную спешку, хотя только в этом было их
спасение. Несмотря на дурноту, Шорви Нирьен попытался улыбнуться,
восхищаясь безупречной выдержкой своего спутника.
Он стал делать глубокие вдохи, как было велено, и головокружение и в
самом деле улеглось. Когда Нирьен вновь рискнул открыть глаза, вниз он уже
не смотрел, а то, что было на уровне крыши, казалось более приятным.
Холодный лунный свет заливал живописный ландшафт, состоящий из труб,
фронтонов и мансард. Там и тут в окнах светились лампы, согревая янтарным
свечением островерхие черепичные крыши и углубления между ними. Кое-где
виднелись торчащие шпили или разрушающиеся купола, вознесшиеся над
соседними домами, но они были не слишком заметны, поскольку через
несколько кварталов от них возвышалась громада, подавлявшая все вокруг.
Там господствовала тюрьма "Гробница", массивный темный контур которой
обрисовывал свет фонарей. Маршрут внезапного бегства, согласно замыслу
Бека, пролегал через это угрюмое место, состоявшее из углов и выступов.
- Я готов, - тихо сказал Нирьен. С видимым усилием он оторвал пальцы
от оконной рамы.
- Превосходно. Нам туда. - Бек двинулся по выступу крыши.
Чувствуя, как все внутренности завязываются узлами, Нирьен заставил
себя двинуться следом. Справа от него крыша уходила круто вниз, слева
открывалась пропасть, на дне которой, в пятидесяти футах отсюда, жандармы
уже подходили к дверям дома мадам Иру. Инстинктивно, желая удержать
равновесие, он отвел руки в стороны. Карниз был шириной с доску, которую
иногда кладут в деревнях, чтобы переходить ручей, он казался ненадежным,
как натянутый канат. Порой Нирьену чудилось, что карниз колеблется под
ним, как веревка.
Они обогнули угол дома и наткнулись на безликую кирпичную стену,
отвесную и непреодолимую. У стены карниз обрывался. Слева находился карниз
соседнего дома, изломанный и обветшавший. До него было недалеко - футов
пять-шесть, и Бек легко перепрыгнул туда, не думая о зияющем внизу
провале. Удобно устроившись на краю соседней крыши, он сделал знак своему
спутнику.
Нирьен уповал на то, что тусклый свет луны скроет ужас на его лице.
Раздумывать не приходилось - задержись он на мгновение, и уже ни за что бы
не прыгнул. Кроме того, нельзя смотреть вниз. Он жадно глотнул воздуха. В
его сознании возникли образы жены, сына и молодой дочери, надежно укрытых
в отдаленной провинции Жерюндии; и снова, как неоднократно случалось, он
спросил себя, увидятся ли они вновь. Затем - с пересохшими губами,
мертвенно-бледным лицом и прилипшими к влажному лбу седеющими волосами -
Нирьен взметнул в пространство свое немолодое дряблое тело. Он прыгнул
дальше, чем было нужно, врезался в кирпичный выступ крыши противоположного
здания, и если бы не быстрое движение Бека, удержавшего его, наверняка
скатился бы с карниза. Постепенно сердцебиение улеглось, дыхание
выровнялось. Нирьен огляделся и увидел, что им удалось благополучно
покинуть дом Иру.
Бек двинулся дальше, обшаривая взглядом кирпичную стену слева. Вскоре
он нашел то, что искал, и тогда, к изумлению своего спутника, начал
карабкаться вверх. Присмотревшись, Нирьен обнаружил в стене ряд выбитых
стамеской углублений, а также несколько коротких, но прочных шипов,
забитых в известковый раствор. Было непонятно, как Беку удалось
подготовить все это, не привлекая внимания обитателей дома, - вне всякого
сомнения, он был весьма изобретателен.
Нирьен последовал за ним, пробираясь по шипам; подъем оказался
неожиданно легким. Футов пятнадцать вверх, и они попали на крышу, где
Нирьен немного передохнул, тяжело дыша. Однако он снова утратил
приобретенную было уверенность, когда они достигли дальней стороны здания.
Внизу зиял провал футов в десять, отделяющий их от соседнего дома. Прыжком
с места преодолеть такое расстояние невозможно. Нирьен вопросительно
взглянул на юношу.
Между каминной трубой и углом крыши лежала доска, длиной футов
пятнадцать, очевидно приготовленная Беком. Он поднял ее и ловким движением
перебросил через провал. Доска, ведущая с одной крыши на другую, была
достаточно широкой, что Бек и продемонстрировал, безо всяких затруднений
перейдя на ту сторону. Затем он опустился на колени, чтобы придержать этот
"мост" для Нирьена.
Тот быстро перебежал через пропасть. Бек сразу же убрал доску и
засунул ее за ближайшую трубу, где она не бросалась в глаза. Никаких
признаков преследования не было. До Нирьена донеслись отзвуки злобной
ругани в нескольких кварталах от них, возможно, с Воздушной улицы. Но это
ничего не означало - в Восьмом округе крики раздавались часто.
А они все пробирались по крышам, переходя с одного здания на другое -
то прыгая, то используя импровизированные мостики Бека. Еще восемь раз они
пересекали рукотворные пропасти, затем поспешили по свинцовой равнине
плоской крыши к краю, где в случайной, на первый взгляд, свалке всякого
хлама обнаружился кусок брезента, придавленный кирпичами. Под брезентом
лежала веревочная лестница, которую Бек привязал к низкому металлическому
ограждению крыши. Два свободных конца веревки свисали вниз и волочились по
земле. Сама лестница доставала до камней мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96