Уже сами ваши упреки означают, что вы
обращаете на меня внимание. А уж если вы меня похвалите - я стану
счастливейшим из смертных.
- Очень мило, сударь, однако вы не отвечаете на мой вопрос.
- Проявите терпение, Возвышенная дева. Я вовсе не уклоняюсь от
ответа, а лишь приближаюсь к нему суживающимися кругами, как и подобает
хорошему охотнику. Медленно, осторожно, без лишнего шума я подбираюсь к
цели. Потом делаю паузу, выжидаю, все взвешиваю, прикидываю. Затем я готов
приступить к делу, но к этому времени вопрос уже всеми забыт.
- Векин, когда вы перестанете нести чушь? - строго спросила Гизин.
- Никогда, Возвышенная дева, ибо главная из моих светских
добродетелей - способность молоть языком без остановки.
- Вашей главной светской добродетелью станет ваше отсутствие, если вы
немедленно не удовлетворите наше любопытство, - предостерегла его
Меранотте.
- О, ядовитая лилия! Уж вас-то я ни за что не осмелюсь прогневать.
Так знайте же, драгоценные дамы, что вчерашнее выступление вовсе не
подорвало моих сил. У меня хватит их на что угодно. Буду счастлив, если
прекрасная во Дерриваль захочет поймать меня на слове. К сожалению, мой
кучер оказался куда слабее. Из-за этого наглого бездельника я и опоздал.
Когда сия малодушная скотина сталкивается с каким-нибудь препятствием, то
сразу падает духом. Малейшее затруднение приводит его в панику, он тут же
выходит из строя, и я вместе с ним. Боюсь, я скоро заделаюсь пешеходом.
Однако я трезво обдумал эту проблему...
- Трезво? Сомневаюсь! - покачала головой Неан.
- ...и полагаю, что нашел единственно разумное объяснение. Я пришел к
заключению, что нужно вывести специальную породу кучеров, -
разглагольствовал Векин. - Разводим же мы лошадей для быстрого бега,
сообразительных псов, мясистых коров - и у нас неплохо получается.
Наверняка тот же самый принцип можно применить и к серфам. В результате
удастся вывести идеального кучера: остроглазого, мужественного, отважного,
не боящегося ненастной погоды, отлично умеющего ориентироваться на
местности и прекрасно разбирающегося в лошадях. Когда мы, селекционеры,
добьемся успеха в нашем кучероводстве, то станем поставлять чистокровных
возниц царственным особам и аристократии всех цивилизованных народов.
После этого можно будет заняться выведением отлично вышколенных лакеев,
превосходных садовников, а самое главное - искусных поваров. Но начинать
надо с самого главного. Итак, необходима первая пара: какой-нибудь
реальный кучер и плодовитая самка с лошадиной внешностью. Может быть, ее
высочество герцогиня Феронтская отважится внести свою лепту?
Эта шутка вызвала взрыв всеобщего веселья. Раскрасневшаяся от смеха
Гизин обессиленно воскликнула:
- Векин, какой же вы болтун!
Векин поклонился, а Элистэ, продолжая смеяться, спросила:
- И что же за ужасное препятствие помешало вашему кучеру доставить
вас во дворец вовремя?
- Полные улицы бунтующей черни. Между Бевиэром и Кольцом вокруг садов
Авиллака было просто невозможно проехать. Повсюду нищие, лавочники,
рабочие и прочая шваль. Все размахивают руками, бросают камни, палки. Не
представляю себе, чего они хотят этим добиться. Было очень шумно, и вся
эта ерунда просто действовала мне на нервы. Они загородили весь проезд,
мешали каретам и, что хуже всего, пугали лошадей.
- Это верно, - серьезно кивнул напудренной головой маркиз во Льё
в'Ольяр. - Пока я ехал от Новых Аркад, тоже заметил беспорядки. Мои
вороные даже сбились с шага, а какой-то болван оцарапал дверцу кабриолета.
Сущее безобразие! Это ни на что не похоже!
- А из-за чего был шум? - настаивала Элистэ. - Что произошло?
- Ах, так вы ничего не знаете, Возвышенная дева, о событиях минувшей
ночи? - оживился Векин. - Должно быть, вы слышали, что болтуна Нирьена
решено посадить в "Гробницу" по обвинению в государственной измене,
подстрекательству к бунту, писании дурных виршей или еще в чем-то этаком?
- Да, я слышала об этом.
- Ну вот, когда ночью жандармы пришли арестовывать его, то увидели,
что птичка улетела. Нирьен благоразумно смылся, но зато весь квартал был
забит его кривляющимися подручными, которые устроили настоящий погром. Они
носились по улицам, словно дешевые фигляры в поисках публики. Вырвались на
Университетскую площадь, устроили себе там развлечение - расколотили
вдребезги статуи Десяти Монархов. При этом половина толпы вопила о
свободе, другая половина жаждала крови, и от всех жутко несло чесноком.
Какой-то доморощенный демагог стал подзуживать чернь зажигательными
речами, а та сочувственно охала, улюлюкала и яростно пыхтела чесночным
перегаром.
- А откуда вам все это известно, Векин? - спросила Меранотте.
- Возможно, мне помогли Чары Возвышенных, - ответил Векин, весьма
довольный всеобщим вниманием. - Разве я не показал вам, на что я способен?
Вы должны мне верить, моя лилия! В любом случае, я убежден, что если бы не
появление Усмирителя толп и его людей, от Университетской площади не
осталось бы камня на камне. К счастью, Усмиритель подоспел вовремя и
разогнал это стадо прежде, чем оно разнесло вдребезги лекционные залы. Так
был восстановлен мир или некое его подобие.
- Очевидно, на время, - предположил Нелиль во Денц.
- Вот именно. На рассвете беспорядки начались вновь, и чернь никак не
желала утихомириться. Вот из-за чего я опоздал к леве ее величества.
Возможно, сброд все еще бунтует.
- Мне кажется, - вступил в беседу Фурно, - пусть они рычат,
гримасничают, буянят, грабят винные лавки сколько им угодно. Но при одном
условии: чтобы их идиотские забавы были ограничены пределами Крысиного
квартала. Восьмого округа и прочих трущобных районов. В тех дерзких местах
немного пламени не помешает - только чище станет.
- Увы, они не ограничили свои идиотские забавы трущобами, - сообщил
Векин. - В том-то и проблема. Чернь разлилась рекой по всему Шеррину.
- Но почему? - спросила Элистэ. - Если Нирьен сбежал - а я, честно
говоря, об этом не жалею...
- Ах, вы сторонница сентиментализма? - фыркнул Стацци. - Любительница
романтики!
- Во всяком случае, Нирьен все же получше, чем Уисс в'Алёр, -
заметила Меранотте.
- в'Алёр! Да эта дворняжка вообще не заслуживает внимания!
- Так если Нирьен сбежал, - упрямо продолжала Элистэ, - чего же они
кричат? Что им нужно? Как можно их успокоить, чтоб они разошлись по домам?
- Понадобится Усмиритель. Будем надеяться, что его величество отдаст
соответствующий приказ, - сказал Векин.
- Да, другого решения нет, - согласился Фурно. - Я слышал, что толпа
требует хлеба и справедливости. Увы, хлеба на всех не хватает и никогда не
хватит - так уж устроен мир. А что до справедливости, то чернь
недостаточно разумна, чтобы усвоить это понятие. Идеи подобного рода
предназначены для людей образованных.
Элистэ неохотно кивнула.
- Покричат немножко и заткнутся, - бросил во Крев. - Что им еще
остается? Ведь они сами не знают, чего хотят. Ими нужно управлять, как
малыми детьми.
Элистэ вспомнила Дрефа сын-Цино. Он никак не походил на малого
ребенка, невзирая на свою молодость. Однако говорить об этом ей показалось
неуместным. Замешательство девушки еще более усилилось, когда рядом с ней
появился лакей в ливрее и передал сложенную записку. Какое-то время Элистэ
непонимающе смотрела на свернутый листок, пытаясь сообразить, что это
означает. Потом, поддавшись инстинкту, подняла глаза и встретилась
взглядом с его высочеством герцогом Феронтским, стоявшим у стены в
одиночестве. Герцогини не было видно. Должно быть, она потихоньку
удалилась, не замеченная никем, кроме своего супруга.
Фрейлины проследили за взглядом своей подруги и обменялись
многозначительными улыбками. Элистэ хотела было вернуть записку
непрочитанной, но любопытство возобладало. Развернув листок, она пробежала
глазами написанное:
"Возвышенная дева. Поскольку мой подарок вам не понравился, можете
выбрать другой по вашему вкусу. Как можно скорее сообщите мне, чего вам
хотелось бы. Тогда же договоримся о времени и месте следующей встречи.
Феронт".
Бесчувственный болван!
Щеки Элистэ залились краской гнева. Насмешливые взгляды подруг
разъярили ее еще больше. Она чуть было не пустила записку по рукам, но
вовремя одумалась: такой поступок нанес бы больший вред не репутации
герцога, а ее собственной. Найдутся способы и получше. Она разорвала
записку на мелкие кусочки и, не сводя с герцога глаз, подбросила их вверх.
Ее соседки разразились громким хохотом. Гизин и Неан, обнявшись,
изнемогали от смеха. Меранотте же неодобрительно поджала губы. Даже
королева обратила внимание на слишком шумную группку, изумленная и слегка
недовольная тем, что новая фрейлина привлекает к себе такое внимание.
Герцог Феронтский сохранял невозмутимость. Все тем же непроницаемым
мрачным взглядом смотрел он на Элистэ. Затем, коротко кивнув свите,
повернулся и направился к выходу, где уже выстроились неподвижные лакеи -
леве королевы подходило к концу.
Дальнейшие события в памяти Элистэ не отложились. Прием закончился, и
она вместе с подругами вернулась в фрейлинские покои. Более их услуги
королеве сегодня не понадобятся. Девушки разошлись кто куда, у каждой были
свои ухажеры. Элистэ тоже успела назначить несколько свиданий: с кавалером
Стацци во Кревом она договорилась пообедать; с во Льё в'Ольяром -
прокатиться по садам Авиллака; с Векином в'Иссеруа - сыграть в антислез; с
во Ренашем - выпить бокал пунша на балу у мадам во Ферайон. И с каждым из
Возвышенных господ она в тот день встретилась, пользуясь неиссякаемой
энергией, которую подарила ей белая пастилка доктора Зирка. Ее действие
продолжалось много часов, до глубокой ночи. Когда Элистэ вернулась в
Лиловую комнату, совершенно выбившаяся из сил, ей не хотелось спать, но
она чувствовала себя угнетенной, умирала от жажды, руки тряслись, все тело
дергалось, а глаза никак не хотели смыкаться. Девушка не могла понять, что
с ней происходит. Однако когда кто-то из соседок предложил ей другую
пастилку, на сей раз розовую (она якобы помогала уснуть), Элистэ,
поддавшись внутреннему инстинкту, почему-то отказалась.
Сон не шел к ней. Вынужденная коротать ночные часы, Элистэ от нечего
делать взяла у Меранотте почитать слепой экземпляр последнего номера
подпольных "Сетований Джумаля, соседа вашего". Грязный писака, называвший
себя Уиссом в'Алёром, по-прежнему не стеснялся в выражениях. На сей раз он
винил молодую вдову, принцессу в'Ариан, в том, что она отравила мужа, дабы
ничто не мешало ей предаваться противоестественной страсти с королевой
Лаллазай. Время шло, свечи догорали, а Элистэ все читала, испытывая
смешанное чувство интереса и отвращения. Она презрительно отвергла всякую
мысль о том, что эти писания могут иметь общественную значимость. Газетчик
был сумасшедшим, патологическим лгуном, жалким шутом - опасаться его
нечего. Кто, кроме обитателей сумасшедшего дома, поверил бы ерунде,
которую писал Уисс в'Алёр?

8
Никто не расклеивал объявлений о собрании, однако весть передавалась
из уст в уста, и народу пришло много. В старое складское здание номер 17
по улице Водокачки, Восьмой округ, набилось изрядное количество настоящих
и будущих членов партии Народного Возмездия, - так называли себя
последователи Уисса в'Алёра. Многим хотелось увидеть красноречивого
журналиста собственными глазами - и убежденным его сторонникам, и просто
любопытствующим. Аудитория собралась весьма разномастная, всех возрастов,
профессий и общественных ступеней - от поденных рабочих со здоровенными
ручищами и простоволосых торговок до лавочников, студентов, праздных зевак
и идейных вольнодумцев. Кое-где посверкивали золотом ливреи лакеев, явно
опасавшихся, что на них донесут. Куда больше было бродяг и нищих,
галдевших столь дружно, что в этом хоре явно чувствовалось опытное
руководство. Мольбы, жалобные стоны и замаскированные угрозы, издаваемые
десятками глоток, производили на окружающих свое обычное действие:
попрошайкам хоть и нехотя, но подавали. Дождь медных монет так и сыпался в
простертые немытые ладони. Облегчив таким образом свою совесть, зрители
чувствовали себя вправе обрушить справедливый гнев на истинных виновников
всех своих горестей - привилегированное сословие. Возвышенные должны
сполна заплатить за все общественные и экономические беды - фанатики из
партии Народного Возмездия были твердо в том убеждены. В конце концов, эта
идея сформулирована в самом названии партии.
Среди собравшихся царило возбуждение. Все без исключения хорошо знали
содержание и стиль зубастой газеты в'Алёра. Все восхищались и преклонялись
перед невероятной храбростью "Соседа Дж.", как любовно прозвали в народе
редактора. Однако мало кому приходилось видеть его наяву. Уисс в'Алёр,
столь неукротимый в своих статьях, не любил показываться на публике. Его
устные выступления происходили крайне редко, при ограниченном числе
слушателей. На то были веские причины. Если бы Уисс в'Алёр попал в руки
жандармов, его неминуемо ждала бы виселица - за безжалостность суждений,
экстремизм и подрывные действия. Арест означал бы скорую встречу с
мастером Шеррином, как называли в народе городского палача. Эта
перспектива вплоть до самого последнего времени заставляла журналиста
проявлять крайнюю скромность. Немногие счастливцы, кому довелось
присутствовать на выступлениях в'Алёра в тавернах и забегаловках (его
излюбленное пристанище), рассказывали, что знаменитый редактор, помимо
всего прочего, был еще и невероятно убедительным и зажигательным оратором,
почти волшебником. Однако подобных счастливцев было немного. И вот "Сосед
Дж." впервые согласился выступить перед большой аудиторией. Это решение
свидетельствовало о растущей силе партии Народного Возмездия и уверенности
ее лидера в своей безнаказанности. Событие, что и говорить, было
выдающееся, возможно, даже историческое. Это чувствовали все
присутствующие. Толпа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая
руководящих указаний; все выражали живейший энтузиазм - сторонники партии
жаждали услышать слово вождя.
Но не только зрители сгорали от нетерпения. В углу склада, в
маленьком кабинетике, предназначенном для счетовода и отделенном от
основного помещения тонкими перегородками, томились в ожидании трое
мужчин. Один из них, сидевший у стола, был стар, сед, бедно одет, сутул,
тщедушен; сразу было видно, что он не от мира сего. Второй выглядел
намного моложе: массивный, с непривлекательной внешностью, неопрятный;
широкое плоское лицо хранило полнейшее равнодушие. Его руки поражали своей
невероятной величиной; костлявые, жилистые, они беспокойно шарили по
карманам. У детины там находилась целая коллекция колесиков, шестеренок,
пружинок; он постоянно вертел в руках какую-нибудь из этих механических
деталей. Третьему мужчине было под сорок: чуть ниже среднего роста, худой,
одет скромно, но аккуратно, редеющие черные волосы зачесаны назад, узкое
тонкогубое лицо с выпяченным вперед острым подбородком изрыто оспой. Самая
примечательная деталь - огромные глаза навыкате, зеленоватого оттенка,
почти бесцветные. Человек этот так и искрился энергией: он без устали
расхаживал взад-вперед по кабинетику, то и дело вытаскивая часы из
кармашка.
Несмотря на такое несходство, все же было заметно, что эти трос
мужчин не чужие друг другу. То ли форма век, то ли контуры черепа или
костлявость запястий, а скорее всего соединение множества неопределимых,
но улавливаемых глазом черточек, свидетельствовали о том, что они - члены
одной семьи.
Зеленоглазый в сотый раз остановился взглянуть на часы. Гул голосов
из-за перегородки доносился все громче. Полупризывно-полужалобно кто-то
крикнул: "Уисс!" Толпа подхватила имя и стала его скандировать - словно
заухал гигантский кузнечный молот.
Уисс в'Алёр (а это был он) вздрогнул и судорожно задергал руками.
Потом резко обернулся к старику:
- Пора, отец. Больше тянуть нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96