разлетелись в стороны тряпье и скомканные газеты - и
укрытая под слоем мусора скорчившаяся фигура медленно поднялась во весь
рост. Аврелия с визгом отпрянула, Элистэ вздрогнула, Кэрт охнула. И только
Цераленн, по всей видимости, не утратила присутствия духа и не сдвинулась
с места.
Фигура же, истинное порождение помойной кучи, из которой восстала, и
больше всего смахивающая на скелетообразное огородное пугало, обряженное в
скудные лохмотья, медленно выступила из-за колонны. В мутном свете
ближайшего уличного фонаря можно было различить, что это мужчина,
неимоверно костлявый, с гнусным обликом, с низким лбом, широким отвисшим
ртом и маленькими поросячьими глазками. Общее впечатление от его
внешности, мерзкой самой по себе, усугубляла покрытая вздутыми расчетами,
коростой и воспаленными, в отслаивающихся чешуйках кожа лица. Ночь - и та
не могла скрыть этого уродства. Такие же чешуйки и лоскутья отслоившейся
кожи покрывали его лодыжки и руки, выставленные на обозрение даже в эту
зимнюю стужу.
Привидение приблизилось к ним, обдав их вонью застарелого пота и
прогнившего рубища. Элистэ с большим трудом сдержалась, чтобы не
отпрянуть, однако, к счастью, прокаженный не подошел к ним близко,
остановившись на расстоянии нескольких шагов, и спросил хриплым,
скрипучим, но в то же время каким-то злорадным голосом:
- Нужно укрытие, а?
Дамы не ответили.
- Может, перетрухали? Растерялися? И места, небось, незнакомые? Счас
бы вам благородного рыцаря, верно? Считайте, вам повезло, госпожи
Возвышенные! Вот он, перед вами, - самый что ни на есть благородный.
Молчание.
- А, понятно, мы вышли проветриться. Прогуляться низачем, а просто
для своего удовольствия. А я-то, дурак, подумал... Виноват. Нижайше
извиняюся, госпожи Возвышенные.
- С чего это ты обзываешь нас Возвышенными, нахал неотесанный? Какая
я тебе Возвышенная! - взорвалась Карт.
- И то правда. Ты, верно, горничная, рабыня при госпоже, - заметил
нищий с ухмылкой, обнажая гнилые черные зубы и распухшие десны. - Тогда
кому-то достанется нынче знатный ужин - сухая перезрелая рыбина и три
недозрелые овечки. Устраивает?
Кэрт и Аврелия ничего не поняли, а Элистэ окаменела, не веря
собственным ушам. Цераленн же никак не отреагировала.
- Ступай прочь, - произнесла Элистэ, непроизвольно прибегнув к
интонации холодного презрения, с какой могла бы осадить зарвавшегося серфа
где-нибудь в Дерривале. На сей раз, однако, интонация не возымела
действия.
- К вашим услугам, госпожа Возвышенная, - ответил бродяга, вновь
обнажая в улыбке гнилые зубы. - Ухожу, ухожу. Торчите себе на ветру все
четверо, вымораживайте свои Возвышенные телеса, пока на рассвете вас не
загребет первый патруль. А то можете и пойти со мной. Сами решайте.
- С тобой?! - Элистэ от удивления забыла о своей злости. - Но кто ты?
- По вашим меркам, никто, пустое место - просто нищий.
- Но у тебя ведь есть имя?
- Нет, уж вы представьтеся первой, маркизочка.
- Чего ты добиваешься, любезнейший?
- Вам повезло. Я могу свести вас в убежище.
- Что ты хочешь сказать?
- Комната. Четыре стены. Крыша над головой. Идете? Вы что, разучилися
понимать по-вонарски, госпожа Возвышенная?
В прошлые времена за подобную наглость он схлопотал бы от нее
пощечину. Но теперь Элистэ не могла себе такого позволить.
- Куда ты нас отведешь?
- Ай, не берите этого в свою завитую головку. Главное, вы сможете там
отсидеться, а порой ничего другого и не нужно.
- Почему это ты решил оказать нам услугу?
- А вы пораскиньте мозгами, госпожа Возвышенная, глядишь, и поймете.
- Ты... ах да, за это нам придется заплатить? - Элистэ так и не
привыкла к тому, что можно расплачиваться наличными. В ее мире это было
просто не принято.
- Она всегда так сечет? - обратился бродяга к Цераленн, но та
предпочла не заметить издевки.
- Если я правильно вас поняла, вы требуете с нас деньги, и,
разумеется, немалые, чтобы проводить в некое место, которое не желаете
называть?
- Истинная правда, ваша Возвышенность.
- И не даете со своей стороны никаких гарантий?
- Никаких.
- Так, может быть, вы не захотите или не сможете выполнить данное
обещание?
- Все может быть. Вы вольны рискнуть. Или не рисковать. Вам решать. -
И он пожал плечами под жалкими лохмотьями.
Выбора у них практически не оставалось - любое другое решение сулило
еще более ужасный исход. Нищий был мерзок, условия его - неприемлемы, но
до наступления рассвета им любой ценой требовалось найти убежище. И все же
довериться такому подонку... Даже в голове не укладывалось...
- Заодно прикиньте и вот еще что, - заявил он уже с нескрываемым
злорадством. - Откажетеся, так я мигом добегу до окружного участка - он
тут рядышком, - стукну ихним вонючим козлам и получу свои пять рекко,
когда они вас заметут. Немного, понятно, но все лучше, чем ничего. Так
либо эдак, а я внакладе не остануся.
- Дерьмо из-под желтой курицы, - пробормотала Кэрт себе под нос.
- Так что решайте сами, госпожи Высокородные. Только поскорей, я не
собираюся сшиваться тут до утра.
Безжалостный порыв ветра подтолкнул их к решению.
- Сколько мы должны заплатить? - спросила Цераленн.
- Сто рекко.
- Да он с ума сошел! - вырвалось у Элистэ.
- Такой порядок. По двадцать рекко с каждой из Возвышенных дамочек,
двадцать - за девчонку горничную. Пусть научится держать рот на запоре, -
по нынешним временам за помощь надо платить. Ну и двадцать процентов Лишаю
за услуги.
- За что? И кому?
- А уж тут скостить не получится, и не надейтеся. Лишай, он-то нас и
поставил приглядывать за этим домом.
- Приглядывать?
- А то нет? Посменно, как только Ксувье свое схлопотал. Вы что,
думали, я тут просто так торчу? Здесь и до вас перебывало полно
Возвышенных. Ксувье, он при своем деле сидел, а коли так, вот мы и ждали,
глядишь, новые птички объявятся. И дождалися, точняк в мою смену.
Элистэ все это не понравилось, она с тревогой покосилась на бабушку,
но та и бровью не повела, лишь неуверенно возразила:
- Сперва вы должны услужить нам, как обещаете, а уж потом речь пойдет
о деньгах.
Ее слова были встречены лающим смехом; лицо нищего скривилось в
ухмылке, отчего лоскутья облезающей кожи на носу и щеках пришли в
движение. Он даже не удосужился ответить.
- Ровно сто рекко, полная плата за ваши услуги. - Цераленн
бесстрастно протянула ему пачку банкнот. - Мы следуем за вами.
Элистэ вдруг показалось, что она поняла мысли бродяги. Она могла
поклясться чем угодно, что он подумал: уж не убить ли их всех и ограбить?
Но не решился. Возможно, потому, что они хоть и женщины, но их четверо
против него одного. Или, побоялся, как бы на их крики не прибежали
жандармы. А может, он был не так страшен, как казался на вид. Да и
болезнь, вероятно, основательно подорвала его силы. Догадайся он о
содержимом саквояжа Цераленн - и нападения было бы не избежать. Но он не
догадался. Поразмыслив с минуту, он взял деньги и сунул под тряпье.
А что, если, получив деньги, он просто исчезнет?
- Не бойтеся. Папаша Кенубль выложит мне за вас еще шесть рекко, так
что к нему-то я вас и доставлю. Он не жмотничает, как экспры, - ответил
бродяга на ее невысказанный вопрос.
- Кенубль? - переспросила Элистэ. Знакомое имя, но где она его
слышала? - А за что он выложит шесть рекко?
Похоже, у него не было желания объяснять.
- Ладно, двинулися. Следуйте за мной и не болтайте. Ежели, конечно,
соизволите, Возвышенные дамы.
Они без особой охоты пошли за нищим и вскоре углубились в узкие
промозглые закоулки, скорее всего даже не отмеченные на карте Цераленн.
Разумеется, он мог их вести прямиком к ближайшему отделению жандармерии.
"А вот этого уж он не сделает, - уверенно подумала Элистэ. - Не такой
он дурак, чтобы потерять сотню рекко, не оставив себе ни одного бикена".
Так куда же он их ведет?
Поход, казавшийся бесконечным, на самом деле занял немногим более
получаса. К огромному облегчению Элистэ, закоулки вскоре остались позади,
и они вышли на довольно приличную улицу старых, однако вполне
респектабельных магазинчиков и жилых домов. Кое-кто из мастеров уже
приступил к работе, готовясь открыть свое заведение через пару часов,
когда пойдут первые покупатели. Начиналась нормальная утренняя жизнь, и
это должно было бы успокоить Элистэ, но на самом деле внушало ей ужас. Мир
пробуждался ото сна, приближался рассвет, а с ним появятся толпы на
улицах. Возвышенных путниц сразу заметят, как ни скрывайся. А за этим
последуют поношения словом и делом - проклятия и плевки, камни и палки,
срывание одежд и страшный исход. Элистэ вспомнила, что ей рассказывали об
особенно пламенных революционерах, которые любят выжигать на телах
Возвышенных кровавое клеймо ромба. Но даже если обойдется и без таких
крайностей - квартал как-никак выглядел достаточно цивилизованным, - от
них просто потребуют удостоверения личности или пропуска на право
свободного передвижения за подписью окружного комиссара. Предъявить они,
естественно, ничего не смогут, тогда патруль кликнет жандармов или
народогвардейцев. Многие Возвышенные попадали в такие истории. В их числе
и Гизин во Шомель.
Но с ними ничего подобного не случилось. Проводник повернул за угол и
вывел их на знакомую Элистэ улицу Клико, что на краю Набережного рынка. А
на этой улице прямо перед ней замаячило известное заведение -
булочная-кондитерская мастера Кенубля "Приют лебедушек". Не то чтобы
Кенубль пребывал в числе наимоднейших столичных кондитеров, отнюдь, но
зато пользовался известностью среди наиболее преуспевающих горожан и
наименее видных невысокопоставленных Возвышенных. Он никогда бы не смог
стать одним из поставщиков Бевиэра, и все же Элистэ в свое время невольно
обращала внимание на восхитительные запахи, струившиеся из "Приюта
лебедушек", и на воздушные торты-безе в витрине кондитерской. Проезжая
мимо, она иной раз поглядывала на эту витрину, но ей и в голову не
приходило остановиться и заглянуть в магазинчик. Обо всем этом она
вспомнила теперь с большим сожалением.
"Приют лебедушек" занимал первый этаж старого и весьма почтенного
дома солидной кладки, высокого и довольно вместительного. На верхних
этажах этого достойного строения, судя по всему, проживал сам хозяин с
семейством. Окна первого этажа были ярко освещены. Кондитер, вполне
естественно, уже начал рабочий день и приступил к выпечке пончиков с
фруктовой начинкой и булочек с кремом, слоеных пирожных и эклеров,
миндальных лепешек и фирменных, в форме лебедя, плюшек из воздушного
теста. В желтоватом свете витрины проступали согбенные фигуры голодных
нищих, столпившихся у дверей. На двери же красовался огромный, вызывающе
алый ромб; тем же знаком были украшены тент, фронтон и висящая над дверью
резная вывеска - силуэт лебедя. Зловещий символ поверг Элистэ в ужас, как
и вид нищих, несомненно, бывших сплошь республиканцами.
- Стойте, - приказала она и уже собиралась схватить проводника за
руку, покрытую язвами, но тот и сам оглянулся, не замедляя шага, так что
ей не пришлось до него дотрагиваться. - Это же красный ромб экспров!
- Ну и что?
- В этот дом нельзя заходить.
- Не заходите, - невозмутимо отозвался он.
На сей раз Элистэ сама удивилась, что не влепила ему пощечину. Рука
уже начала подниматься, но все-таки она снова сдержалась и вопрошающе
оглянулась на бабушку.
- Не переживай, - посоветовала та спокойным тоном. - Жребий брошен,
нам остается идти до конца.
- Но эта мразь ведет нас прямо в...
- Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о
том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.
Спорить с Цераленн было бесполезно. Элистэ могла идти дальше,
остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.
Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а в
узкий переулок, отделяющий "Приют лебедушек" от соседнего дома, к задней
двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут
же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом и столь же округлым
животиком, среднего роста и средних лет. Белый фартук, обтягивающий
упитанное брюшко, и руки, до локтей припорошенные мукой, красноречиво
свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль собственной персоной.
Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим
красным ромбом.
- Что скажешь, друг мой Лоскут? - обратился Кенубль к их золотушному
проводнику.
- Шесть рекко за доставку, - ответил тот.
- Справедливо. Именно так. Великолепно.
Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.
"За что он ему платит? И почему?"
Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул и молча растворился в
ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были
прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, - кондитеру; тот же
приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.
- Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные
дамы, - проговорил он.
Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами
экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.
- Я к вашим услугам, Возвышенные дамы. Соблаговолите войти, -
пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. -
Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас
заверяю.
В его облике и словах сквозили неподдельная искренность и
озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.
"А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб на
колпаке?"
Если бабушка и испытывала похожие сомнения, то виду не подала. С
непоколебимой, судя по всему, самоуверенностью она кивнула хозяину и
прошествовала в дом. Обменявшись испуганными взглядами, Аврелия и Кэрт
последовали ее примеру. Элистэ била дрожь - и от страха, и от холода; она
лишь надеялась, что под широким плащом этот признак слабости останется
незамеченным. Искоса взглянув на Кенубля, она проскользнула мимо него в
дверь и оказалась в обсыпанной мучной пылью холодильной камере, посреди
которой находился стол для готовки с мраморной столешницей; на столе
лежала горка Пластов частично раскатанного сдобного теста. В камере было
почти так же холодно, как на улице, и дрожь отпустила Элистэ только тогда,
когда мастер Кенубль провел их в соседнее помещение - ярко освещенную
пекарню, где в глубоком камине горел огонь, а большие печи уже успели
накалиться. Воздух, пропахший корицей, был неимоверно насыщенным, горячим
и ласкающим - словно ванна с душистыми солями. Несмотря на свои опасения,
Элистэ не смогла сдержать восхищенного вздоха. Она тут же откинула капюшон
и стянула перчатки, чтобы онемевшие от холода уши и одеревеневшие пальцы
отошли в этой поистине тропической жаре. И если бы не приличия, она заодно
сняла бы и туфли с чулками, ибо ноги у нее закоченели и она их не
чувствовала.
- Суп, Возвышенные дамы. Вам требуется горячий суп. Или чай? Горячий
шоколад? - предложил Кенубль.
- Шоколад! - страстно прошептала Аврелия.
- Минуточку, я пододвину кресла к огню.
Столь суетливая заботливость, по всей видимости, вступала в
противоречие со зловещей красной эмблемой - и наоборот. Элистэ вдруг
почувствовала себя такой усталой, замерзшей и растерянной, что у нее не
осталось сил задумываться над этой головоломкой. Кухонный жар подействовал
на нее, как наркотик, - разом приглушил страхи и отнял силы. Она
поразмыслит над этим, но потом; лучше всего - после горячего супа и чая.
Опустившись в ближайшее кресло, она протянула руки к огню. Аврелия
последовала ее примеру, тогда как Кэрт, которой было не положено сидеть в
присутствии господ, устроилась на каминном коврике.
Но Цераленн продолжала стоять. Губы у нее посинели от холода, и, как
говорится, зуб на зуб не попадал, однако подобные мелочи никогда не мешали
ей четко и ясно излагать свои мысли.
- Мастер Кенубль, мы перед вами в долгу за такое радушие. И все же мы
сможем воспользоваться вашим гостеприимством, лишь убедившись со всей
непреложностью, что прекрасно понимаем друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96