Ногти Аврелии тоже были выкрашены
в подходящий голубой оттенок. С руки свешивалась какая-то грубая длинная
ткань коричневого цвета. На ней было неожиданно простое платье и уличные
туфли без каблуков, - а Аврелия никогда по своей воле не ходила пешком.
Что-то явно происходило.
- Кузина, а вот угадай! У меня секрет, большущий секрет. Никогда не
отгадаешь! - объявила Аврелия. - Ну же, отгадывай.
- Не имею ни малейшего представления, о чем речь.
- Нет, ну это же вовсе не так трудно! Разве по моим глазам не видно?
Разве они не зеркало моей души? Они кричат о моей тайне всему миру, и
теперь я точно погибла! Ну же, кузина, только посмотри мне в глаза, и все
узнаешь. Ну, только один раз попробуй!
Элистэ нехотя повиновалась.
- Нет, я не могу отгадать. Зря ты думаешь, что глаза тебя выдают.
- Фи, кузина! Ты просто не хочешь видеть. Ну хорошо, ты вынудила меня
сделать признание, что, несомненно, с самого начала входило в твои планы,
и я непременно умру от стыда, но все же скажу. Кузина, это случилось
наконец, и я всегда знала, что так будет. Это - неизбежность для моей
бурной и страстной натуры, и теперь это обрушилось на меня, и я сражена,
повержена, полностью покорилась чувству. Кузина Элистэ... я влюблена!
- Что ж... э-э... даже не знаю, что и сказать.
- Ничего не говори, кузина. Слова неспособны выразить мою любовь, это
непередаваемое страдание и радость.
- Понятно. Это своего рода сюрприз. Что ж... И в кого ты влюблена?
- В Байеля во Клариво, старшего сына виконта во Клариво. У них самый
большой дом на проспекте Парабо. Тот, что с трехэтажными верандами. Байелю
- правда, у него замечательное имя? - семнадцать лет, прекрасный возраст!
Слуги говорят, что весь прошлый год он провел за границей, путешествовал
для завершения образования, но теперь вернулся и останется.
- Что ж, это не так плохо. По крайней мере, он тебе ровня. А где же
ты с ним познакомилась?
- Я... еще пока с ним незнакома. Я видела из окна, как он проходит
туда и обратно. Но мне этого было достаточно, чтобы понять, что он
задумчив и молчалив, но иногда бывает безрассуден, склонен к грусти, но
вспыльчив, горд и страстен - короче говоря, он такой, как и я. Все это я
прочитала на его лице - а оно невероятно красивое и благородное.
- Понимаю. А ты рассказала об этом бабушке?
- Нет! Я не выдержу ее расспросов, насмешек и критики. Она ведь
скажет, что я еще молода, чтобы стремиться к счастью, но что такое
возраст? Все дело в душе, правда ведь? А моя душа родилась старой.
- Все же тебе стоит сказать ей... Может быть, она захочет представить
вас друг другу.
- Ей - не могу. Бабуля желает мне добра и, безусловно, знает свет, но
она от рождения лишена склонности к нежным чувствам. Поэтому я лелеяла
свою любовь в молчании. Порой мне казалось, что эта тайна разрывает меня
изнутри, но я все равно хранила молчание.
- В самом деле? И как долго?
- Вот уже четыре дня.
- Четыре дня. То есть страсть разгорелась в конце прошлой недели, как
раз когда ты говорила мне, что тебе скучно и у тебя плохое настроение.
- Кузина, я была близка к отчаянию. Жизнь казалась мне мертвой
пустыней. И вот, когда все кругом представлялось в черных красках, судьба
направила мой взгляд на улицу под моим окном, и я увидела... его. Он шел
один - самый красивый юноша их всех, что мне встречались, - и тут же мое
сердце как огнем загорелось, весь мир преобразился. Ах, разве любит тот,
кто не полюбил с первого взгляда! Только взглянула на него - и уже
погибла!
- Да, у тебя все быстро. Послушай, Аврелия, я понимаю твои чувства,
но в самом деле считаю, что лучше сообщить бабушке. Иначе, подумай только,
ты можешь так и не познакомиться со своим Байелем.
- Нет, я с ним познакомлюсь. - Аврелия уверенно тряхнула головкой. -
В таких делах я не полагаюсь на случай. Разве я жертва на алтаре Судьбы? Я
встречусь с ним. Встречусь сегодня же.
- О чем ты говоришь? - встревожилась Элистэ. Глаза ее юной кузины
светились беспокойным фанатизмом.
- Каждый день, примерно в это время, мой Байель проходит по проспекту
Парабо. Я не знаю, куда он идет, но сегодня я это открою. Пойду за ним и
по дороге что-нибудь придумаю, чтобы представиться ему. А потом пусть
распоряжается судьба.
- Смешная девочка! Ничего подобного ты не сделаешь. Не собираешься же
ты бегать за мальчиком, который не имеет понятия о твоем существовании?
- Так будет иметь! Он меня заметит! - У Аврелии был очень решительный
вид.
- Берегись, а то выставишь себя на посмешище. Где твоя скромность,
твое достоинство?
- А зачем они мне? Есть вещи поважнее. Я обязана думать о будущем.
Мне пятнадцать лет, я женщина. Время летит. Я не хочу проснуться однажды и
обнаружить, что мне уже восемнадцать, я увядаю, одинока и неустроена в
жизни, мечты развеялись - и все потому, что я упустила шанс. Вот уж этого
мне не надо!
Элистэ почувствовала, как к ее щекам приливает сердитый румянец. День
ее собственного восемнадцатилетия, мирно отпразднованный в бабушкином
доме, привел ее в угнетенное состояние. Были щедрые подарки, поздравления,
праздничное угощение - но все это послужило лишь болезненным напоминанием
о том, что ее жизнь, начавшаяся так блестяще, оскудела. Думала ли она
несколько месяцев назад, когда столько достойных кавалеров наперебой
ухаживали за ней и она могла выбрать любого из них, - думала ли она, что с
ней может такое случиться - что она встретит свое восемнадцатилетие не
будучи замужем, не помолвленной и вообще ничем не занятой? Такое могло
происходить с некрасивыми, скучными, бедными девушками, но не с
Возвышенной Элистэ во Дерриваль. И тем не менее - вот она, здесь, запертая
в Парабо, и никто до сих пор не сделал ей официального предложения руки и
сердца. Двор распущен. Возвышенные почти лишены возможности как-то
участвовать в общественной жизни. Кавалеры исчезли, словно испарились, и
это чистая правда - она упустила все свои шансы. В восемнадцать лет жизнь
кончена. Слезы навернулись ей на глаза.
- И вот, я все думала и думала, - продолжала трещать Аврелия, не
заметив своего промаха. - А теперь пора действовать. Я достаточно долго
переносила любовные терзания. Сегодня я пойду за моим Байелем на край
света, если он попросит меня об этом.
- Дорогое мое дитя, - запротестовала Элистэ, пряча неудовольствие и
напуская на себя вид зрелой матроны, - ты - Возвышенная и
несовершеннолетняя. Тебе не пристало в одиночку носиться по улицам, как
какой-нибудь гризетке.
- Разумеется. Я и не предполагала ничего подобного. Одна я с этим не
справлюсь, потому и пришла к тебе, кузина. Ты будешь моей дуэньей.
- Не буду! Я еще не настолько стара, Аврелия!
- Да, но ты такая находчивая, кузина! Умудренная не по возрасту -
ведь ты же была при дворе. Ты прекрасно справишься. И мне больше некого
просить. Ты ведь поможешь мне, правда? Ну, пожалуйста, очень тебя прошу.
- Об этом не может быть и речи. Дело не только в том, что мне это
совсем не подобает. Это ведь опасно! Да я слышала такие истории, от
которых... от которых прямо мороз по коже.
- Но опасно только для Возвышенных, я уже обо всем подумала. Смотри,
кузина, что я принесла. - Аврелия встряхнула грубую коричневую ткань, и
Элистэ увидела две длинные простые накидки с капюшонами. - Это для нас с
тобой. Вот. - Она передала одну накидку Элистэ. - Мы наденем их поверх
платьев - и все, пожалуйста, мы уже преобразовались и без всяких Чар! Мы
будем две бедные белошвейки, простые девушки, которые могут ходить где им
заблагорассудится. Правда ведь, это хитроумная затея, совсем новая и
замечательная? Ну же, кузина, отправляемся! - Развернув просторную
накидку, Аврелия закуталась в коричневую ткань, накрыв капюшоном волосы с
голубыми разводами. - Ну, скорей же, пойдем, пойдем!
- Мы никуда не идем, Аврелия, остановись и задумайся...
- Подожди-ка. - Осененная какой-то новой мыслью, Аврелия подняла руку
с лазурными ногтями, призывая к тишине. Подскочив к окну, она застыла, как
охотничья собака в стойке, и устремила взгляд вниз, на улицу. Через минуту
она прошептала: - Это он. Вон он, как раз внизу! Это Байель. О Чары, какой
он красивый, невозможно вынести!
- Где? - С невольным любопытством Элистэ посмотрела вниз и увидела
хорошо одетого, стройного светлоглазого юношу с тонкими чертами лица,
подтверждавшими описание Аврелии. Он неторопливо шел по проспекту Парабо.
- В самом деле, милый мальчик.
- Милый? Кузина, это все равно что назвать Байеля уютным. Он просто
потрясающий, необыкновенный, и я горячо люблю его. Но смотри... смотри! -
Пухлые ручки Аврелии судорожно сжались. - Он уходит! Уходит! Скорее,
пойдем за ним, пока он не скрылся!
- Ты с ума сошла! Аврелия, ну-ка сядь. Ты никуда не пойдешь...
- Нет, пойду! Пойду! Я ничего не могу с собой поделать. Если ты не
хочешь, тогда я одна!
- Нет, я не могу позволить тебе...
- Будь мне настоящим другом, кузина, пойдем. А нет, так прощай!
Любовь побеждает все! - Не дожидаясь ответа, Аврелия повернулась и
бросилась к двери, взмахнув дешевой коричневой накидкой. Она исчезла в
мгновение ока, на лестнице послышался быстрый стук ее шагов.
Элистэ застыла в нерешительности. Вероятно, следует позвонить слугам,
чтобы они перехватили потерявшую голову беглянку, прежде чем она унесется
за сто футов от дома. Но это означало поставить Аврелию в неловкое
положение, что, возможно, кончится наказанием бедняжки, которая доверилась
своей кузине. Это было бы предательством. Может, в конце концов, и правда
лучше сопроводить этого ребенка? Тогда она сможет предостеречь порывистую
и неопытную девочку от опрометчивых поступков, наблюдать за развитием
ситуации, в которой заложена гибельная опасность, кроме того, она сама
сможет наконец выбраться из дома. При этой мысли ее интерес начал
разгораться.
- Никому ничего не говори, - велела Элистэ растерявшейся Кэрт и,
завернувшись в коричневую накидку, поспешила вслед за своей кузиной.
Она догнала Аврелию в нескольких ярдах от дома. Девушка шла медленно,
явно стараясь держаться подальше от дверей и сохраняя постоянную дистанцию
с преследуемым. Впереди спокойно шествовал ни о чем не подозревавший
Байель. Почувствовав на плече легкое прикосновение, Аврелия вздрогнула и,
резко повернувшись, узнала кузину. Чувство облегчения нашло выход во
взрыве визгливого хохота. Довольная собой, она прямо скорчилась от смеха,
и Элистэ терпеливо выжидала, пока она успокоится. Наконец Аврелия пришла в
себя и сказала:
- Кузина, я знала, что ты меня не бросишь. Ах, я так рада, что ты
пришла... Я ничего не соображаю... мне кажется, я сейчас умру... чувства
захлестывают меня...
- Вижу. Хорошо, Аврелия, я здесь, хотя и не одобряю всего этого.
Теперь соберись с мыслями и решай, что будешь делать дальше. - За
благоразумным поведением Элистэ скрывала свое собственное шальное
возбуждение, неуместное желание вторить хихиканью кузины. Она чувствовала,
что ее рот вот-вот растянется в улыбке, поэтому твердо и строго сжала
губы. В конце концов она ведь дуэнья.
- Я не знаю. - Аврелия задыхалась от волнения, лицо ее раскраснелось.
- Я еще не решила. Жду, что меня осенит. О, я сейчас что-нибудь придумаю,
а пока давай просто пойдем за ним, только посмотрим на него. Он такой
замечательный!
- Ну, тогда давай смотреть скорее. Видишь, он садится в фиакр, мы же
не станем пешком следовать за ним, так что, боюсь, на этом конец всей
затее. Тебе придется вернуться домой.
- Ах, нет! Нет! Уже? Не может быть! - Расширенными глазами Аврелия
смотрела, как ее возлюбленный поднимается в экипаж, запряженный одной
лошадью. Дверца захлопнулась, и фиакр покатил по улице.
- Ну, милая, - начала Элистэ, - он уехал, и боюсь, что...
- Нет! - С невероятным воплем отчаяния Аврелия выскочила на середину
улицы и бешено замахала рукой. Элистэ, немало удивившись, подбежала к ней.
Тут же подъехал второй фиакр, привлеченный яростными сигналами девушки.
- Ты понимаешь, что делаешь? Это обычный, грязный, общественный
экипаж! Мы не можем ехать в нем! - воскликнула Элистэ.
- Нет, можем! У меня есть деньги! - Аврелия уже прыгнула внутрь. - За
ним! За ним! Не дайте ему скрыться! Но чтобы не было заметно! - наставляла
она кучера, указывая на удалявшуюся карету.
Видимо, сообразив, он кивнул головой. Аврелия повернулась к кузине:
- Ну же! Скорее, кузина, скорее, а то мне придется ехать одной!
Разумеется, Элистэ не могла позволить этому разгорячившемуся ребенку
ехать в одиночку - мало ли что может случиться? Да и в самой новизне
приключения было что-то привлекательное. Она забралась в фиакр, осознала,
что здесь нет лакея и дверцу закрыть некому, и ошеломленно захлопнула ее
сама. Фиакр двинулся по проспекту Парабо. Сердясь и забавляясь
одновременно, Элистэ откинулась на неудобном сиденье. Аврелия вся подалась
вперед, сжала кулачки, устремив взгляд на карету футах в двухстах впереди,
в которой ехал предмет ее внезапного обожания. Разговаривать с ней было бы
безнадежной затеей, поэтому Элистэ пожала плечами и взглянула в окно.
Благодаря заботливым запретам бабушки это был ее первый выход из дома за
последний месяц и первый выход без опеки за полгода с тех пор, как она
вернулась в резиденцию Рувиньяков. Даже беглого взгляда хватило бы, чтобы
понять, что с тех пор многое переменилось. Когда фиакр свернул с мощеного
проспекта Парабо, перемены стали еще более разительны - их, собственно,
невозможно было не заметить.
Признаки господства республиканцев проглядывали на каждом углу.
Повсюду толпилась чернь, в том числе и в приличных кварталах, куда раньше
простые люди не осмеливались и нос сунуть. Щеголяя новообретенными
свободами, они кучками прогуливались в парках и на площадях, располагались
у фонтанов, в аллеях, в садах, толкались у входов в дорогие магазины,
гостиницы и даже частные особняки, где раньше никто не потерпел бы их
присутствия. Оборванцы шатались по улицам - развязные, сквернословящие,
грубые, а самыми наглыми были те, у кого на шапках и куртках красовался
алый ромб - знак оголтелых сторонников Уисса в'Алёра. Ромбы были начертаны
на стенах, колоннах, памятниках и даже на деревьях по всему городу. Часто
эти символы сопровождались простой, лаконично многозначительной надписью:
"Экспроприация". При виде этих многочисленных надписей Элистэ
содрогнулась. Проведя многие месяцы в отшельничестве в бабушкином доме,
она все же знала о мстительных чувствах самых рьяных сторонников Уисса
в'Алёра. Неумолимые фанатики чудовищных крайностей, они требовали
возмещения ущерба в виде собственности Возвышенных, их богатств; жаждали
их унижения и крови. Неистовые и ненасытные, они прятали свою жадность и
ненависть за риторикой самооправдания, вызывая отвращение и ужас. Эти
преступники, именовавшие себя "патриотами", не чуждались терроризма,
поджогов, насилия, избиений, даже убийств. Несколько домов Возвышенных в
разных частях города были дочиста разграблены, а особняк виконта во Сере
сгорел до основания. Уничтожение экспроприационистами той самой
собственности, которой они домогались, пошло им же во вред, зато,
по-видимому, отвечало какой-то их основной внутренней потребности
разрушителей. Их агрессивность являлась угрозой для любого из Возвышенных,
а закон служил слабой защитой. Экспроприационисты с некоторых пор
оказались выше закона и стали неуязвимее, чем когда бы то ни было,
благодаря мощному Народному Авангарду.
Народный Авангард - недавно созданное вооруженное формирование, якобы
имеющее целью поддержку административной политики Комитета Народного
Благоденствия при Конституционном Конгрессе, - на самом деле представлял
сборище самых убежденных и мускулистых экспров, преданных не столько
Комитету как таковому, сколько его главе, Уиссу в'Алёру. Каким образом
Уиссу удалось осуществить это предприятие при отсутствии официального
разрешения и денежных средств, было не вполне ясно даже членам Комитета.
Но как бы то ни было, он это сделал, и теперь "Сосед Дж." располагал
военной мощью, вовсе не соответствовавшей его официальному статусу
депутата Конгресса от Шеррина, - во всяком случае, так втихомолку думали
многие из тех, кто теперь уже не осмеливался высказываться вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96