А сегодня, по какой-то причине,
движение здесь вообще остановилось. Экипажи стояли на месте, дорогу
преградила толпа возбужденных людей. Карета замедлила ход. Вперед
двигаться стало невозможно, а свернуть было некуда. Трость мадам Цераленн
колотила в крышу карсты совершенно напрасно.
Элистэ высунулась в окно, Аврелия и Кэрт сделали то же, одна Цераленн
сидела неподвижно, преувеличенно прямо держа шею и спину и холодно глядя
перед собой. Карета застряла в Кривом проулке, всего в нескольких дюжинах
ярдов от театра. Двуколки и кареты терялись, как острова, среди бушующего
человеческого моря. Сотни горожан, в большинстве своем оборванцы,
толпились вокруг. Элистэ оглядывалась с интересом, но немного нетерпеливо,
потому что очень хотела есть. Многие горожане держали и руках желтоватые
листки бумаги с печатным текстом, а может, дешевую газету, в общем -
что-то в этом роде. Несмотря на свои размеры, толпа была на редкость
безмолвна. Обычно болтающие почти без остановки шерринцы почему-то
молчали. Тут Элистэ различила одинокий голос оратора Она пробежала
взглядом по толпе и недалеко от себя увидела позеленевшую от древности
бронзовую статую легендарного Виомента - великого актера, запечатленного
декламирующим трагедию. Виомент стоял на массивном гранитном постаменте, а
прямо под боком у него примостился бедно одетый юноша в широких штанах,
расстегнутой рубашке и мягкой студенческой шапочке. Юноша держал все тот
же невзрачный лист бумаги и громко читал текст толпе, в большинстве своем
неграмотной. Понадобилось некоторое время, прежде чем смысл начал доходить
до неподготовленной к подобному Элистэ. Когда же она поняла, у нее
перехватило дыхание.
Это были нападки на королеву Лаллазай. Написанная грубейшим слогом
прокламация обвиняла королеву-иностранку в распутстве, продажности и
разных других преступлениях против народа Вонара. Невзирая на свою
развязность, а может быть - благодаря ей, сочный и энергичный язык
прокламации приковал к себе внимание толпы. Элистэ сама слушала как
завороженная, хотя все внутри у нее кипело от возмущения. Она ни на йоту
не верила тому, что королева Лаллазай переслала чуть ли не со всеми
офицерами Королевской гвардии; тому, что существует позорный Пурпурный
кабинет, в котором собраны плетки, разные орудия для возбуждения плоти,
цепи и наручники из чистого золота, инкрустированные бриллиантами и
изумрудами. Элистэ не верила, что Лаллазай виновна в кровосмешении и
скотоложстве; даже если действительно существовал любовник по прозвищу
Королевский Жеребец, было сомнительно, что эту кличку можно толковать
буквально. Она не верила, что королева участвует о оргиях, а днем
развлекается в постели со своей подругой - юной принцессой в'Ариан или
совращает мальчиков, едва достигших половой зрелости. Ни одному из этих
обвинений Элистэ не могла поверить, но перестать слушать тоже не могла.
Кэрт и Аврелия также застыли, словно загипнотизированные. Кэрт сидела с
широко открытым ртом, а Аврелия чуть ли не по пояс высунулась из окна,
стараясь не пропустить ни единого слова. Одна лишь Цераленн оставалась
несгибаемо прямой, неподвижной и явно глухой к происходящему.
Студент продолжал читать, стоя на пьедестале, а по толпе уже поползло
недовольное бормотание. Раздражение усиливалось по мере того, как оратор,
с жаром перечисляя преступные сумасбродства королевы, уснащал свою
обличительную речь причудливыми описаниями королевских драгоценностей,
мехов и платьев, оплаченных кровью и слезами простого народа. Этот пассаж
звучал менее цветисто, чем описания похоти, приписываемые королеве
Лаллазай, но имел большее отношение к нынешним обидам крестьян и вызвал
немедленный отклик. Возмущенные крики прервали речь оратора.
- Кто этот сквернословящий сумасшедший? - громко спросила Элистэ. -
Почему ему позволили изрыгать эту грязь публично?
Ей никто не ответил.
Студент продолжал. Сейчас он говорил о короле, изображая замкнутого,
нелюдимого Дунуласа XIII слабовольным, бессвязно бормочущим ничтожеством,
всецело находящимся под каблуком своей жены-шлюхи. Короля назвали
болваном, ослом, покладистым рогоносцем, а также изворотливым и лживым
дураком из старинной комедии. Оскорбления эти были по-детски глуповаты, но
били прямо в лоб, и потому толпа мгновенно поняла и подхватила их.
Раздались крики искреннего возмущения, а у Элистэ от омерзения раздулись
ноздри.
- Фу, они лают, как собаки, - заявила она с нарочитой надменностью,
желая скрыть свое собственное замешательство. Раньше она полагала, что
враждебность к королевской семье и Возвышенным испытывает маленькая кучка
недовольных и фанатиков, но реакция шерринской толпы доказывала обратное,
и это было весьма неприятно.
Оратор приближался к концу, и текст становился все динамичнее. Тот,
кто сочинил прокламацию, знал, как следует построить впечатляющий и
сильный финал. Предложения стали короче, проще, выразительнее; отдельные
слова - по большей части односложные - оратор выплевывал изо рта с такой
страстностью, будто стрелял ими. Заражаясь смыслом текста, студент сам
возбуждался все больше. Грудь его вздымалась, он потрясал сжатым кулаком,
и голос его звенел от искренней ярости, когда он извергал заключительный
шквал обвинений и требовал арестовать и отдать под суд короля Дунуласа и
королеву Лаллазай "за низкие преступления против вонарского народа".
Последовала многозначительная пауза, нарушенная одиночным неосторожным
"ура", ворвавшимся в зачарованное молчание. И тут толпа разразилась
исступленным ревом.
- Это же измена! - Элистэ не могла прийти в себя. - Самая настоящая
государственная измена. Его нужно арестовать. Почему никто не заткнет ему
рот?
Ее голос утонул в реве толпы. Не имело смысла стараться перекричать
ее. Элистэ поставила локти на раму окна, подперев рукой подбородок, и
стала наблюдать за происходящим. Мимо кареты шли и вопили возбужденные
шерринцы. Листки с напечатанной прокламацией переходили из рук в руки.
Мятежный студент продолжал стоять на пьедестале памятника. Несколько
наиболее сильных горожан вскарабкались туда же и долго трясли юноше руку,
одобрительно похлопывая его по плечам и спине. Пораженная, Элистэ
возмущенно покачала головой. Ее реакция не осталась незамеченной. Кто-то
со злобным, заросшим густой бородой лицом подпрыгнул к окну кареты, и
грязная рука сунула внутрь смятый лист бумаги. Элистэ отшатнулась. Бумага
упала ей прямо на колени. Лицо и рука исчезли.
Девушка застыла, ошеломленная этим неожиданным вторжением. Затем
медленно опустила глаза на листок бумаги, лежавший у нее на коленях, и
смахнула его, брезгливо дотронувшись кончиками пальцев, словно боясь
оскверниться от прикосновения или ожидая, что раздастся взрыв. Но ничего
подобного не произошло, и, приободренная, она развернула дешевую бумагу и
обнаружила, что это грубо отпечатанная газета "Сетования Джумаля, соседа
вашего". Глаза Элистэ пробежали по странице. Главную статью под названием
"Как нас грабит шлюха" она уже выслушала - это ее читал вслух студент.
Другие статьи, более короткие, но столь же злобные, поносили беззаконное
правление Дунуласа. Все они были решительными, жестокими и
оскорбительными, откровенно подстрекательскими и весьма действенными. Все
они, безусловно, принадлежали одному перу, одному уму. Автор писал как бы
от имени придирчивого, крикливого, невежественного, развеселого
крестьянина по имени "Сосед Джумаль". Очень возможно, что "Сосед" являлся
и единственным редактором этой газетенки, лицом, называющим себя "Уисс
в'Алёр" - имя его красовалось наверху первой странички и внизу последней.
Губы Элистэ презрительно искривились, когда она увидела
псевдо-Возвышенное написание имени в'Алёр. Никто из ее сословия не
опустился бы до подобной низости. Самонадеянность этого журналиста со
сточной канавой вместо мозгов была просто потрясающей. Она считала, что
его следует бросить в тюрьму не столько за его изменнические пасквили,
сколько за наглость. Самая гнилая камера в "Гробнице" будет слишком хороша
для него.
Элистэ ощутила за спиной прерывистое дыхание и оглянулась. Через ее
плечо Аврелия читала "Сетования Джумаля".
- Гнусно! Отвратительно! Возмутительно! - заключила Аврелия.
- Ты говоришь о статьях или об ораторе? Или это одно и то же? Может,
этот тощий парень все сочинил? Может, он и есть Уисс в'Алёр?
- Нет, вряд ли, - отозвалась Аврелия. - Он слишком молод, слишком
горяч, слишком хорош собой. У него вьющиеся волосы и свежий цвет лица.
Зубы, правда, немного кривоваты, но это его не портит. По-моему, помыслы
его благородны.
- Мне это не так ясно, как тебе, - парировала Элистэ. - Никому не
должно быть позволено выливать помои публично. Его следует бросить за
решетку.
- Ты мыслишь на удивление здраво и разумно, - заметила Цераленн. Шум
снаружи поутих, и слова бабушки, безо всякого усилия с ее стороны, звучали
ясно и отчетливо. Она не соизволила бросить в окно ни единого взгляда. -
Эти люди перегородили улицы, препятствуют нашему движению, наши глаза
вынуждены смотреть на их уродство, ноздри - вдыхать их зловоние, а уши -
выслушивать их непристойности. Их словесные миазмы отравляют городской
воздух, а это невыносимо. Где же полиция, обязанная нас защищать?
Как бы в ответ на ее вопрос полдюжины городских жандармов появились
из-за угла Королевского театра и побежали к монументу. Жандармы с ходу
врезались в толпу и стали грубо расталкивать замешкавшихся горожан. Юноша
на пьедестале заметил их приближение. Не теряя ни минуты, он повернулся и
спрыгнул вниз - прямо в гущу толпы. Лес рук поднялся, чтобы смягчить его
падение, и он мягко приземлился на ноги. Чудесным образом перед ним
возникла свободная дорожка, и юноша помчался по ней сквозь толпу.
Сопровождаемый восхищенными возгласами горожан, он нырнул в проулок, толпа
снова сомкнулась, и чудесная дорожка исчезла. Жандармы безуспешно
старались протиснуться вперед. Сцепленные руки грубо ухмыляющихся и
кривляющихся людей мешали их продвижению. Офицер громко скомандовал.
Повернув мушкеты, солдаты яростно заработали прикладами, и толпа
отступила. Вместо издевательских усмешек послышались крики боли и ярости.
Кто-то швырнул булыжник. Камень, вылетев из самой середины толпы, описал
дугу и угодил жандарму прямо между лопаток. Тот взвыл от боли, и толпа
возликовала. Посыпался град камней, один солдат упал, по лицу его текла
кровь. Тогда жандармы вскинули ружья и прицелились. Предупредительный
выстрел прогремел над головами бунтовщиков, но те, казалось, его не
слышали. Камни дождем посыпались на солдат, которые ответили ружейным
залпом, и шестеро шерринцев упали. Двое из них были убиты на месте. На
мгновение воцарилось зловещее безмолвие, только раздавались стоны раненых.
Жандармы немедленно стали перезаряжать ружья, а толпа свирепо зарычала,
словно злобное тысячеголовое чудовище.
К счастью, офицер не терял присутствия духа. Громовым голосом,
разнесшимся по всему Кривому проулку, он воскликнул:
- Усмиритель толп! Идет Усмиритель толп!
Озадаченная, Элистэ вопросительно взглянула на кузину.
- Это секретная должность при его величестве, - пояснила Аврелия
взволнованным шепотом. - Королевский Усмиритель Шеррина - это чиновник из
Возвышенных, чьи Чары покоряют неуправляемые толпы.
- А что он с ними делает?
- Никто не знает, ведь его Чары никогда не были задействованы в
полную силу, но, говорят, его методы ужасны. Может, мы еще сами увидим!
Очевидно, такая возможность не пугала Аврелию.
Угроза появления Усмирителя произвела поразительный эффект. Все
нараставший до этого накал ярости вдруг разом утих Началось возбужденное
бормотание, и толпа загудела в тревожном замешательстве. Воспользовавшись
временным затишьем, жандармы перезарядили мушкеты и взяли их на изготовку.
- Расходитесь по домам! - скомандовал офицер уверенно и властно. -
Именем короля.
Толпа зашумела. Послышалось несколько неопределенных угроз и пара
явных проклятий. Многие горожане начали растекаться по прилегающим улицам.
- Уходите немедленно, иначе мы откроем огонь.
Число покидающих площадь увеличилось, но неизмеримо большая часть
толпы нерешительно медлила. Раздался стук копыт, и в Кривой проулок
ворвался отряд всадников в масках. Впереди скакал человек в широкой черной
мантии с гербом короля Вонара. Островерхий черный капюшон с прорезями для
глаз целиком закрывал его голову, а на руках были надеты перчатки с
когтями, словно у средневекового привидения. Рассекая толпу, всадники
доскакали до статуи Виомента и там натянули поводья. Их решительность и
зловещий вид возымели немедленный эффект. Послышались крики ужаса; те, кто
стоял рядом с памятником, отпрянули назад, многие побежали. Всадники, ни
на кого не обращавшие внимания, казалось, замерли, словно безликие идолы.
В полнейшей тишине Усмиритель обвел холодным взглядом толпу, медленно
поворачивая голову то вправо, то влево. Не в силах выдержать этот жуткий
взгляд, горожане стали спасаться бегством. Оставшиеся пребывали в мрачной
нерешительности. Из-под огромного черного плаща Усмирителя показалось
длинное узкое приспособление, что-то вроде мушкета, только пошире и
подлиннее. Однако, в отличие от мушкета, эта вещь была серебряной, и
приделанные к ней стеклянные линзы, блестящие изогнутые проволочки и
металлические колесики сверкали и переливались.
- Что это? - спросила озадаченная Элистэ. Почему-то это хитроумное
устройство с его диковинными приспособлениями напомнило ей созданную
Возвышенными Оцепенелость на городских воротах.
Аврелия пожала плечами.
Усмиритель щелкнул рычагом, потянул затвор, тронул колесико, и линзы
на конце устройства зажглись ядовитым ярким светом. Увидев это, несколько
человек тревожно вскрикнули, и толпа стала стремительно уменьшаться.
Однако горожан еще оставалось порядком; к этим-то упрямцам и обратился
звенящим металлическим голосом один из всадников Усмирителя - сам
Усмиритель хранил загадочное молчание.
- Бунтовщики и мятежники, именем короля разойдитесь! Покиньте это
место, пока чары Возвышенных не обрушились на вас! Королевский Усмиритель
Шеррина уже готов применить магическое устройство, чей свет порождает
слепоту, глухоту и паралич всего тела. Те, кого коснутся его лучи, будут
обречены на участь, которая хуже смерти. Паршивые собаки, вы не
заслуживаете ничего лучшего, и все же ваш король являет вам свою милость.
Возвращайтесь в свои дома, и вам не причинят вреда. Непокорных же
постигнет кара. А теперь ступайте прочь!
Многие поверили ему. Горожане стали нехотя расходиться. По дороге,
давая выход своему гневу, они толкали и пинали ногами экипажи, стоявшие на
улице, и карета Рувиньяков сотрясалась от их ударов. Дверцы вибрировали, и
Элистэ, бросаемая из стороны в сторону, как игральная кость в стаканчике,
накрепко вцепилась в оконную раму и буквально повисла на ней. Ее отчаяние
усилилось, когда проходящие мимо крестьяне стали бросать комья земли,
камни и палки прямо в открытое окно. Кучер угрожающе размахивал кнутом, но
этого оказалось явно недостаточно, чтобы помешать какому-то оборванцу с
впалыми щеками подскочить и плюнуть Аврелии прямо в лицо. У девушки
вырвался крик ужаса и отвращения, она откинулась в угол кареты и стала
яростно тереть платком щеку, словно слюна обожгла ее. С широко раскрытыми
глазами Кэрт сползла с сиденья на трясущийся пол и сжалась в комок. Одна
Цераленн казалась безразличной и сидела прямо и твердо, как скала, высоко
подняв подбородок и не меняя выражения невозмутимого лица; она смотрела
прямо перед собой, будто не замечая наглости плебеев.
Однако не всех напугали угрозы Усмирителя. Недалеко от кареты
Рувиньяков широкоплечий длинноногий человек в рабочей блузе и с цветным
платком на шее пытался удержать уходящих людей. Подняв руки, он
выкрикивал, что магическое устройство Усмирителя - это фальшивка, обман,
бесполезная игрушка Возвышенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96