Бек легко перемахнул
через поручень, безошибочно нащупывая ногами деревянные рейки. Нирьен,
правда не столь уверенно, последовал за ним. Через несколько минут оба
стояли на твердой земле в темном кривом переулке, в полумиле от дома Иру.
Собрав в кулак концы веревок, юноша резко дернул, ослабив петли,
привязывавшие лестницу к поручню, и она упала к его ногам. Быстро смотав
веревки и сложив планки, он сунул сложенную лестницу под груду мусора,
явно не случайно собранную в этом месте.
Переулок был безлюдным - Бек прекрасно разработал маршрут. Но его
изобретательность еще не истощилась. Теперь он вел своего спутника, за
которого был в ответе, через темное колышущееся пространство аллей и
дорожек, со знанием дела петляя между многоквартирными домами и тавернами,
чтобы наверняка сбить преследователей с толку. Два спокойных,
непритязательно одетых человека, шествующих по лабиринту Восьмого округа,
не привлекали ничьего внимания, а тем более любопытства. Через несколько
минут они достигли Утиного ряда - тупичка со старыми домами, некогда
населенного представителями среднего класса, но и сейчас еще, по меркам
Восьмого округа, удивительно уютного и респектабельного. Бек направился
прямиком к дому номер 11, тихонько постучал и стал ждать.
Мгновенная вспышка света в щели - и дверь открылась. Крошечный,
весьма древний и высохший старик впустил их внутрь. За ним в тускло
освещенной прихожей стояла женщина, такая же маленькая и древняя. Оба
казались хрупкими и нематериальными, почти невесомыми, как человечки,
сплетенные из кружев. Глаза их были словно невидящими и водянистыми, цвета
серебра, положенного в воду, и Нирьен на мгновение исполнился дурными
предчувствиями. Понимают ли что-нибудь эти два ископаемых?
- А я к вам с подарочком, - объявил Бек.
- Молодец! Что, у Иру стало жарковато? Этого следовало ожидать, -
пропищал кружевной старичок тонким, пронзительным, но уверенным голосом. И
Нирьен поразился: как же он сразу не заметил зоркости в этих выцветших
глазах?
- Мастер Шорви Нирьен, позвольте мне представить вам мастера Ойна
Бюлода и его сестру, мадам Ойну Бюлод, - сказал Бек.
- Самых ревностных из всех нирьенистов, - горячо добавил Ойн.
- И самых почтенных, - подтвердила Ойна таким же дрожащим и тонким
голоском, как у ее брата.
- И самых несгибаемых...
- Самых верных...
- Самых преданных и самоотверженных...
- И самых хитрых - невероятно хитрых.
- Добро пожаловать в ваше новое жилище!

Пока Шорви Нирьен и его провожатый пробирались по крышам Восьмого
округа, внизу разыгрывались бурные события. Через несколько минут после
сообщения часового парадная дверь обиталища мадам Иру затряслась от
властного стука. Немногочисленным нирьенистам на улицах явно не удалось
задержать жандармов даже на короткое время. Мадам Иру позволила им
ломиться в двери, насколько хватило выдержки. Когда же она поняла, что
жандармы вот-вот выломают дверь, то пошла открывать.
Восемь хмурых лиц рассматривали ее через порог. Рассчитанная
замедленность ее реакции уязвила их до крайности. И когда сержант
заговорил, голос его звучал категорично, почти грубо:
- Мы пришли за Нирьеном.
- Что? - осведомилась озадаченная мадам Иру.
- Дайте пройти. - Он двинулся в прихожую.
- Ну уж нет. - Раскинув руки, она загородила дорогу. - Мои жильцы
почти все спят, и я не позволю вашим идиотам топать по коридорам и будить
их. Из-за вас у моего заведения будет плохая репутация.
- Мы знаем, что в этом доме находится Шорви Нирьен.
- Это тот дуралей-адвокат, вокруг которого столько шума? И он здесь?
- Не прикидывайтесь. Мы о вас кое-что знаем. Нас известили.
- Вас кто-то разыграл.
- Значит, вы не возражаете против того, чтобы мы осмотрели дом?
- Ну, не знаю. В любом случае вы не можете войти без... как это
называется... приказа, ордера или как там его. У вас какая-нибудь бумага
имеется?
- А если бы была, ты бы смогла ее прочесть, графиня Замарашка? -
Сержант издал утробный смех, в котором не чувствовалось веселья. - А ну,
посторонись!
- Как бы не так? - огрызнулась мадам.
Не утруждая себя ответом, он оттолкнул ее в сторону, но она тут же
снова оказалась на его пути, и когда сержант замахнулся, приподняла юбку и
изо всех сил ударила его ногой по колену. Сержант завопил от боли и
ярости. Сжав кулаки, он кинулся на женщину, загоняя ее обратно в прихожую.
Она пошатнулась, но тут же выпрямилась и набросилась на жандарма с визгом
разъяренной кошки. Она кусала его, царапала ногтями, так что только
мелькали кулаки да ноги. Сержант зарычал, когда ее кулак врезался ему в
живот. Мадам Иру нацелилась коленом ему в пах, и он извернулся, чтобы
избежать удара. Ее вытянутые пальцы зловеще потянулись к его глазам, но он
вовремя успел перехватить ее запястье. Заведя руку женщины за спину,
сержант рассчитанным движением заставил ее стать на колени. Она уже не
могла сопротивляться, но визжать ей ничто не мешало, и крики привлекли
внимание. Вокруг быстро собралась любопытствующая толпа.
- Вот бешеная ведьма! Ты арестована, - сообщил сержант.
Когда он надел ей наручники, она выразительно плюнула. Сержант поднял
пленницу на ноги и поставил у стены.
- Вы оба, - обратился он к своему отряду, - присмотрите за ней и
охраняйте дверь. Остальные за мной.
Когда они вошли в дом, мадам Иру заголосила:
- Дакель! Дакель!
Четверо оставшихся в доме нирьенистов выскочили из кухни в тускло
освещенный коридор. Хлопанье дверей, топот ног по голым доскам коридора.
Внезапное появление четырех силуэтов всполошило жандармов, чья
самоуверенность была значительно поколеблена после памятной кровавой
стычки с соотечественниками - обитателями Восьмого округа - несколько
месяцев назад. Сторонники Нирьена с громким кличем двинулись вперед.
Кто-то из солдат, не выдержав нервного напряжения, поднял оружие и
выстрелил. Один из нирьенистов упал замертво. Еще один выстрел, почти
одновременно, - и упала вторая жертва. Двое оставшихся на мгновение
замерли в ужасе, затем повернулись и пустились бежать. Один кинулся к
темному лестничному пролету. Пуля в спину остановила его прежде, чем он
успел добежать. Последний из нирьенистов, Дакель, нырнул в кухню,
захлопнув за собой дверь, потом бросился в заднюю комнату, через черный
ход выскочил наружу и побежал по пустырю, заваленному всякими отбросами,
который считался здесь садом. Отодвинув засов и распахнув ворота, он
прыгнул и почти попал в объятия жандармов, поставленных на задворках дома.
Услышав выстрелы внутри, они не колеблясь тоже начали стрелять, и Дакель
свалился, сраженный насмерть.
Все закончилось в течение нескольких секунд. Сержант даже не успел ни
о чем подумать. Отправив пару подчиненных к черному ходу удостовериться в
судьбе последнего из нирьенистов, он повел оставшихся людей наверх, где
был произведен обыск - кропотливый, но бесплодный. Когда же они добрались
до чердака, где нашли свидетельства того, что совсем недавно он был
обитаем, сержант догадался проверить слуховое окно - как возможный путь
побега. Один из жандармов вылез наружу, осмотрел карниз и верх крыши и,
поскольку он не подозревал о существовании почти невидимых шипов и выбоин,
сделанных Беком на соседней стене, то, вернувшись, доложил о невозможности
скрыться этим способом. Представлялось вполне вероятным, что Шорви Нирьен
недавно занимал это помещение. Не было сомнений, что на сей раз ему
удалось скрыться. Наверняка он скоро выплывет снова, но пока ему
посчастливилось ускользнуть от преследования. Внизу же лежали четыре
покойника, вероятно, безоружных, о чем сержанту предстояло доложить
начальству. Еще есть пленница, совершенно не расположенная к
сотрудничеству с жандармерией, и вменить ей в вину, кроме неповиновения,
было нечего; враждебно настроенные, угрюмо любопытствующие люди торчали на
улице, о чем-то переговариваясь. Словом, скверная заварилась каша.
Спускаясь вниз, чтобы присоединиться к своему отряду, сержант крепко
выругался про себя. Однако проклятия замерли на его губах, когда он вышел
из дома. Неприятно пораженный, он огляделся. За краткие минуты обыска
толпа на мостовой выросла до угрожающих размеров. Обитатели прилегающих
улиц, словно инстинктивно почувствовав насильственную смерть, собирались у
дома Иру сотнями, а может, и тысячами. Воздушная улица была переполнена
зрителями, стоявшими впритык друг к другу; каждый хотел узнать, что за
ужасы тут творятся. Проявляя предельное любопытство, люди при этом
выглядели до странности спокойными. Свет фонаря освещал море неподвижных
лиц, блеск напряженных глаз. Для такого стечения народа было поразительно
тихо - ни громких оскорблений, ни жалоб, ни насмешек, ни поддразниваний.
Сержант предпочел бы привычные и столь знакомые выкрики, чем эту мрачную
сдержанность, вселявшую почти суеверный ужас. В ней не чувствовалось
спокойствия, равнодушия или смирения - скорее, предельное напряжение,
таящее разрушительные инстинкты. И в глубине всего этого была ненависть,
питающая эти чувства и сама питаемая ими, жуткая по силе, потрясающая
своей спокойной мощью. Сержант просто нутром ощущал, как эта ненависть
захлестывает его безмолвными приливами, и хотя по натуре он был не
слишком-то чувствителен, все же невольно вздрогнул. Некоторое время
жандармы стояли как вкопанные, а зловещее перешептывание толпы звучало у
них в ушах, как вздохи отравленного моря; затем сержанту пришла на помощь
профессиональная выучка, ум его быстро заработал.
Его маленькое подразделение ни под каким видом не справится с этой
жуткой толпой. Тут потребуется полк королевских гвардейцев, а еще бы лучше
- Усмиритель толп. При сложившихся обстоятельствах самое разумное -
отступить с достоинством и как можно скорее. Однако нельзя предоставить
дом с его кровавым содержимым обозрению людей, которые спутают все улики.
Обычная процедура предписывала оставить двух жандармов для охраны дома, но
ситуация была необычной, и здравый смысл подсказывал сержанту, что такой
приказ повлек бы за собой гибель назначенных в караул. Но как этого
избежать? Он прослывет безмозглым дурнем, если сбежит, деморализованный
толпой, пока никак не выказавшей своей враждебности. Как он объяснит свои
промахи начальству, если дойдет до этого? Как опишет свою нервную дрожь,
подергивание мышц, чувство обреченности? Его сочтут трусом, бабой. Зачем
нарываться на порицание, даже выговор? Глупо. Он набрал воздуху, чтобы
отдать нужный приказ, но взглянув в глаза тем, кого собирался оставить и
увидев в них понимание происходящего, передумал и приказал отступать.
Жандармы двинулись прочь, таща с собой мадам Иру.
Толпа позволила им уйти. Отравленный человеческий океан отступил, и
жандармы отправились в участок. Едва люди в форме скрылись из виду, как
горожане кинулись к дому Иру. Ворвавшись внутрь, они нашли тела четырех
безоружных молодых нирьенистов, причем один из них был убит выстрелом в
спину. Известие о побоище моментально распространилось в толпе и тотчас
потекло ручьем по Воздушной улице, к зловонной Райской площади и дальше,
наводняя переулки и улочки Восьмого округа, откуда толпами повалил народ.
А история только выигрывала от пересказа, с каждой минутой разрастаясь и
превращаясь из безобразного случая в полномасштабное зверство. Говорилось,
что множество нирьенистов, в том числе женщины, изрублены на куски.
Говорилось, что женщины были изнасилованы жандармами, а мужчин пытали и
уродовали. Что Восьмой округ - средоточие заговорщиков и мятежного духа -
был намеренно избран объектом мести и что теперь неминуема атака Вонарской
гвардии при поддержке гурбанских наемников. Ложные слухи стремительно
разрастались и разлетались, выпрастывая темные крылья, горожане подходили
поглядеть на их источник.
Время шло, толпа выросла до таких размеров, что уже не помещалась на
Воздушной улице, и люди заполонили прилегающую площадь. Если не считать
приглушенных переговариваний, горожане держались непривычно сдержанно.
Было не вполне ясно, какая сила собрала их в этом месте, однако понятно,
что сила эта велика. Тянулись часы, наступала ночная тьма - только не
здесь, ибо множество фонарей и факелов создавали искусственное оранжевое
мерцание, - а горожане все шли, пока не стало очевидно, что сам по себе
факт существования толпы дает повод к ее разрастанию. Большинство
новоприбывших ничего не знали о смертях по соседству. Они пришли просто
потому, что услышали: Восьмой округ восстал. Восьмой округ на марше. Они
пришли, чтобы помочь в этом великом, пусть не очень определенном,
предприятии.
Час за часом слухи распространялись, скопище людей разбухало. К
полуночи рост толпы прекратился. Наступила передышка, напряжение чувств
ослабло. Во время этой естественной паузы некоторые горожане, уставшие и
сбитые с толку или же устрашившиеся, тихонько разошлись по домам.
Большинство, однако, остались; многие легли спать, пристроив голову на
сложенную куртку, на колено товарища или прямо на булыжник.
Восход солнца застал их на улице. С наступлением рассвета брожение
возобновилось, и стали проясняться истинный характер и цели сборища.
Похоже было, что большинство горожан опасались нападения на Восьмой округ.
Возбужденные рассказами об убийствах и насилиях на Воздушной улице,
привыкшие к жестокости и суровости рас прав, они не видели ничего
странного и невероятного в предположении, что жандармы, гвардейцы и
иностранные наемники начнут против них войну. Они и сами жили так, что
всякие злодеяния, хотя и в меньших масштабах, были предсказуемой
повседневной реальностью. Но в этот осенний день, здесь, в самых жутких
трущобах Шеррина, их отклик на события выходил за рамки обычного, ибо
именно сегодня горожане, подстегиваемые силами, природа которых была
непонятна им самим, наконец объединились для сопротивления. Разномастные
виды оружия - поврежденные мечи и пики, вилы, дубины и даже несколько
заржавленных мушкетов, принесенных с собой некоторыми людьми, - как нельзя
более ярко свидетельствовали об их решимости, хотя и не о ее источнике.
Если бы их спросили, то они наверняка заговорили бы о необходимости
защищать себя, свои семьи и домашние очаги. Многие горячо потребовали бы
справедливости, свободы, честности в отношениях, многие обрушились бы с
негодованием на жандармов, гвардейцев, Возвышенных и короля, а кое-кто
сплюнул бы на землю и обрушил бы град нецензурных ругательств из лексикона
"Соседа Джумаля". Но никто из них не объяснил бы толком причины этого
всеобщего возбуждения, внезапного напряженного единения или одновременного
осознания всеми, что время пришло.
Солнце всходило все выше, и известие о том, что Восьмой округ
поднялся, разнеслось по всему Шеррину, включая особняки Парабо и проспект
Принцессы, дойдя даже до Бевиэра, обитатели которого, пожав плечами,
продолжили свои занятия. С наступлением утра толпа снова начала расти и
теперь заполнила уже и Райскую площадь. Горожане, несмотря на нервозное
возбуждение, пока не избрали направления действий. Не было ни четко
поставленной цели, ни предводителей. Положение стало меняться к середине
дня, когда большой, вооруженный до зубов отряд жандармов попытался
проложить дорогу сквозь толпу к Воздушной улице и дому Иру. Горожане
встретили их единодушным отпором, образовав плотную стену, упругую и
непробиваемую. Жандармы не стали тратить время на бесполезные попытки.
Попробовав пробиться пару раз, они удалились под свист и улюлюканье
победителей.
Эта недолгая конфронтация, однако, возбудила страсти. Толпа
всколыхнулась, все еще неуверенная, но переставшая сдерживаться. Кое-кто
из самых отъявленных стал выкрикивать призывы, подталкивающие народ к
действию. Самые практичные собрались в группу, вломились в ближайшую
оружейную лавку и быстро распределили по людям свои трофеи. Кое-кто из
слабых духом убоялся и отправился домой, однако таких оказалось немного, и
их места быстро заполнились новоприбывшими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96