Пейзаж за окном постепенно менялся. Фабекские холмы перешли в более
пологую местность, дороги выровнялись, пашни стали более плоскими, а на
пастбищах паслись стада коров красной сованской породы. Деревни
располагались близко одна от другой, и чем дальше, тем теснее. Слева
показалась широкая серебристая лента реки Вир. Отныне Большая Королевская
дорога в точности повторяла контур речного русла. Расположенные вдоль
берега деревни имели как бы два лица: одно, застроенное гостиницами и
тавернами, обращено к дороге, другое - все в верфях и причалах - глядело
на реку, служившую второй, столь же важной магистралью. Карета Элистэ
давно уже катила по дороге не в одиночестве: рядом двигались другие кареты
и повозки, ехали всадники, шагали путники. Время шло, и в конце концов на
горизонте появилось смутное пятно - конечная цель путешествия. Воздух
Шеррина, как все хорошо знали, продымлен насквозь.
Однако столица оказалась дальше, чем можно было ожидать. Пятую ночь
тоже пришлось провести в гостинице. Элистэ поднялась на рассвете и
отправилась в путь пораньше. Карета спокойно ехала вдоль реки, откуда
веяло свежестью и прохладой. После восхода солнца движение на тракте и на
реке сделалось довольно оживленным. По Виру сновали лодки и баржи, а по
Большой Королевской дороге, пыля, катило невероятное для провинциальных
жителей число карет и повозок. Поздним утром дерривальская карета достигла
Труньера, где сделали короткую остановку. Когда-то это была маленькая
деревушка, по за последние годы разрастающийся Шеррин достиг ее пределов,
и теперь Труньер по сути дела являлся предместьем столицы. Глядя на
переполненную людьми площадь, Элистэ уловила словно витающий в воздухе
заряд жизненной силы и энергии. Люди двигались быстро, целеустремленно, их
жесты были выразительны и преувеличенно резки. Лица казались удивительно
подвижными: челюсти постоянно дергались, рты то открывались, то
закрывались, брови взметались вверх, глаза возбужденно блестели. По
сравнению с флегматичными фабекцами местные жители напоминали каких-то
клоунов. А как быстро, громко, без остановки они разговаривали!
Прислушиваясь к гулу голосов и смеху, доносившимся со всех сторон,
сидевшая в карете Элистэ невольно тоже ощутила прилив возбуждения.
Но вот карета покатилась дальше, и Большая Королевская дорога
сузилась до размеров обычной городской улицы, зато дома по обе ее стороны
сдвинулись плотнее и стали заметно выше. Движение все усиливалось, толпа
делалась гуще, шум все возрастал. Элистэ никогда в жизни не слышала
столько звуков, никогда не видела такого количества суетливых, нахальных,
спешащих по каким-то непонятным делам людей. Кареты, повозки, телеги,
портшезы и пешеходы сгрудились так тесно, что двигаться можно было только
шагом. Пронзительно вопили уличные торговцы и нищие, дабы привлечь
внимание публики, самые настырные и бесцеремонные даже стучали в дверцы
кареты. Кэрт в испуге отпрянула от окна. Кучер сердито щелкнул кнутом, и
попрошайки отстали. Однако через минуту вновь сбежались в еще большем
количестве. Встревоженная Элистэ швырнула им горсть меди, и тогда
человеческое отребье бросилось к карете буквально со всех сторон. В конце
концов затор на улице рассосался и движение возобновилось. Впереди
оказалась площадь, образованная пересечением пяти улиц. Теперь уже не
приходилось сомневаться, что это не предместье, а сам Шеррин.
Внезапно тряска стала еще сильнее. Лакированная карета заскакала и
застонала, словно от боли. Грохот колес по вымощенной неровным булыжником
мостовой заглушил все прочие звуки. Впереди показалась древняя городская
стена - ее Северные порота были широко распахнуты. Карета въехала внутрь,
и Элистэ впервые увидела то, о чем столько наслышалась: так называемую
Оцепенелость - одно из огромных, таинственных механических приспособлений,
изобретенных Возвышенными прежних времен. Это устройство обладало
зачатками разума и предназначалось для выполнения самых различных задач.
Когда-то изобретшие эту машину чародеи называли ее Чувствительницей,
однако с приходом в упадок касты Возвышенных Чувствительниц перестали
использовать по назначению. От этого они заскучали, впали в апатию и в
конце концов утратили свои сверхъестественные способности. Возможно,
Чувствительницы и в самом деле умерли, но многие считали, что они всего
лишь погрузились в сон, дожидаясь команды от своих господ, чтобы
пробудиться к жизни. Современное слово "Оцепенелость" появилось недавно и
как нельзя лучше описывало состояние, в котором ныне находились агрегаты,
а также их устрашающий вид. Одно из подобных чудищ стояло у Северных
ворот. Когда-то оно выполняло роль сторожевого пса, охранявшего город от
врагов. Оцепенелость и в самом деле напоминала огромного механического
пса: вместо ног - четыре колонны, тело, похожее на огромную стальную
бочку; кольчатая шея в прежние времена, должно быть, умела поворачивать во
все стороны гигантскую голову с мощными челюстями; выпуклые глаза прикрыты
стальными веками, а круглые уши-тарелки напоминали две железные решетки.
Элистэ в изумлении разглядывала это диковинное сооружение, пока оно
не скрылось из виду. Она уже не пыталась изобразить безразличие, да у нее
бы и не получилось. С неприкрытым восхищением смотрела она на лавки с
товарами, дома, таверны, кофейни, статуи, фонтаны, а более всего ее
поражали сами шерринцы. Никогда в жизни девушка не видела столь
разношерстной толпы: тут были бродяги и крестьяне-батраки, ремесленники и
лавочники, базарные торговки и гризетки, студенты и лакеи в ливреях,
зажиточные горожане, матросы, жандармы, королевские гвардейцы и какие-то
женщины в ярких лохмотьях - неужели проститутки?! Благородных дам и господ
было, разумеется, гораздо меньше, ибо публика этого сорта обычно
передвигалась по улицам в каретах или занавешенных портшезах. Но то, что
Возвышенных на улицах достаточно, не вызывало сомнений. Элистэ увидела
лакея в черно-желтой ливрее, который бежал по улице и кричал:
"Посторонись!" Следом ехала сияющая новенькая карета желтого цвета с
черной каймой, запряженная четверкой превосходных черных лошадей. Карета
была столь элегантна и роскошна, что громоздкий экипаж Дерривалей рядом с
ней выглядел весьма непрезентабельно. Элистэ пыталась разглядеть, кто
сидит внутри, и мельком увидела бледное одутловатое лицо.
- Кто это, госпожа? - восхищенно прошептала Кэрт, забывшая, что
горничной полагается молчать, пока госпожа к пей не обратится. Иногда
восторженность заставляла малютку забыть о манерах, но, к счастью, ее
хозяйка не сердилась. Элистэ такая порывистость даже нравилась.
- Кто это?
Элистэ успела рассмотреть герб на дверце желтой кареты и, порывшись в
памяти, ответила:
- По-моему, это во Льё в'Ольяр. Очень древний род с востока страны.
Сказочное богатство.
- Какое великолепие, госпожа! А вы увидите его при дворе?
- Весьма вероятно, - с деланной небрежностью кивнула Элистэ, однако
не удержалась и для эффектности добавила: - Я всех увижу, даже самого
короля. И ты тоже увидишь их, детка.
- Чтоб мне провалиться! И мы прямо сейчас туда поедем? Прямо в
королевский дворец?
- Сейчас? Ну, разумеется, нет.
- Но вы ведь фрейлина Чести при ее величестве!
- Да, однако сегодня мы туда не поедем.
- А-а. Ну ладно. А может, вы объясните мне, госпожа, что это такое -
фрейлина Чести?
- Во-первых, должна тебе сказать, что я у королевы не единственная
фрейлина Чести. Всего их двенадцать. Это девушки из хороших семей,
избранные для того, чтобы прислуживать королеве.
- А как вы будете прислуживать ей, госпожа?
- Мы должны нее время находиться при ней, развлекать ее, помогать
одеваться, раздеваться, принимать ванну. Мы должны доставлять ее послания,
выполнять разные поручения, потакать ее прихотям и капризам...
- Ой, неужто вы будете при королеве горничной, навроде того, как я у
вас?
- Горничной? - Это слово Элистэ не понравилось. - Конечно же, нет! Не
забывай, что речь идет о королеве. Прислуживать ей - великая честь, это
привилегия, которая достается лишь самым удачливым. С горничной фрейлина
не имеет ничего общего.
- Но ведь вы, похоже, будете делать для королевы то же самое, что я
делаю для вас, госпожа.
- Тебе только кажется, что это похоже. Однако, уверяю тебя, это
совсем разные вещи. Не будь ребенком, Кэрт!
- Слушаюсь, госпожа.
Карета ехала по узкой улице, заполненной богатыми винными лавками,
харчевнями, ломбардами и жилыми домами. Неожиданно дома расступились, и
они выехали на освещенную солнцем площадь, в центре которой красовался
небольшой парк, где под присмотром бонн и нянек в накрахмаленных фартуках
играли дети. Контраст оказался настолько разительным, что Элистэ поневоле
воскликнула:
- Как мне нравится Шеррин!
- Мне тоже, госпожа. А как вы думаете, мы проедем мимо королевского
дворца?
- Понятия не имею. Слава Чарам, хоть кучер знает дорогу. Я бы здесь
обязательно заблудилась. Боюсь, мне никогда не разобраться в таком
лабиринте.
- Зачем вам это нужно, госпожа? Ведь карета всегда отвезет вас туда,
куда понадобится.
- Да, это верно.
Они миновали парк, проехали еще по какой-то улице и вновь оказались
на открытом пространстве. По мраморным памятникам и колоннам, увенчанным
орлами, Элистэ узнала знаменитую площадь Дунуласа. Дальше начался квартал
величественных зданий из розового камня. Кэрт опять забыла о приличиях и
взволнованно спросила:
- Куда же мы едем, госпожа, если не в королевский дворец?
- Мы едем к бабушке Цераленн. Это мать моей матери. Пока будем жить у
нее.
- У вашей бабушки? Это замечательно, госпожа, просто прекрасно. Вы
ведь ее любите?
- В жизни ее не видела. Она никогда не бывала в Дерривале. Надеюсь,
мы с ней уживемся.
- Конечно же, уживетесь, госпожа. Бабушки всегда такие добрые! Я
помню свою бабушку. Она была совсем беззубая, уродливая, как будто ей
корова копытом на лицо наступила, все время курила старую длинную трубку,
так что запашок от нее шел еще тот, но зато такая милая, добрая, веселая
старушка...
- Вряд ли моя бабушка похожа на твою, - прервала Элистэ горничную. -
Это знатная дама, графиня, к тому же женщина весьма известная и когда-то
славившаяся красотой. Да еще бы ей не быть красавицей, если она состояла
любовницей и при отце нынешнего короля, и при его деде. Представляешь,
официальная фаворитка при двух королях! Правда, я полагаю, что она
обслуживала их не одновременно.
- Кто-кто она была, госпожа?
- Официальная фаворитка при его величестве.
Кэрт смотрела на хозяйку непонимающим взглядом, и Элистэ пояснила:
- По сути дела, это все равно что жена короля, только называется
иначе. Бабушка не имела королевского сана, но она пользовалась любовью и
уважением монарха, почти все время находилась рядом с ним, обладала
огромным влиянием на короля, а стало быть, и сама была очень
влиятельной...
- И она жила сначала с дедом короля, а потом с его отцом, госпожа? -
недоумевающе спросила Карт.
- Да. А пятьдесят лет назад она родила Дунуласу XI сына, который стал
бы герцогом, если бы не умер во младенчестве.
Тут до горничной наконец дошло.
- Вы хотите сказать, - покраснев, пробормотала Кэрт, - что ваша
бабушка - шлюха?
- О, Чары, разумеется, нет! Прикуси язык! - покраснела в свою очередь
Элистэ. - Она служила его величеству, а это большая честь, честь и
обязанность, поняла? Слово, которое ты употребила, здесь совершенно не при
чем. Чары, какой ты еще ребенок!
- Да, госпожа Элистэ. Я не очень понимаю, но я буду стараться. Может
быть, когда я увижу вашу бабушку, мне все станет яснее.
- Скоро увидишь. По-моему, мы уже приехали.
Карета остановилась на чистенькой зеленой улице перед большим и
весьма импозантным домом розового камня. Интересно, подумала Элистэ, а
владелица этого особняка так же красива и импозантна?

5
- Встань. Отойди немного, повернись и снова подойди ко мне. Нет,
пирожное оставь на тарелке. И не ходи так быстро. Я хочу посмотреть на
тебя не торопясь.
Повелительный тон Цераленн во Рувиньяк сразу же внушал почтение.
- Хорошо, бабушка.
Отодвинув тарелку, Элистэ послушно поднялась, прошлась по гостиной,
постаравшись вложить в походку всю свою грацию, взмахнула пышными юбками и
повернула обратно. На ходу она исподтишка разглядывала бабушку, та же
откровенно рассматривала внучку Цераленн было уже за семьдесят, но она
каким-то образом обманула время. Даже на близком расстоянии ее лицо,
казалось, почти не имело морщин и все еще оставалось прекрасным:
безупречный овал, классически правильные черты и большие карие глаза.
Красота эта, по мнению Элистэ, несколько блекла из-за толстого слоя румян
и мушек из черной тафты. Волосы бабушки, напомаженные и посыпанные седой
пудрой, были уложены в массивную старомодную прическу. Если Цераленн и
ощущала тяжесть своих волос, то виду не подавала и сидела преувеличенно
прямо в своем высоком кресле, не касаясь спинки. Возможно, это объяснялось
давними заботами о совершенстве осанки, но не только, ибо под платьем
бабушка была от груди до бедер туго затянута в старомодный жесткий корсет
на косточках. Однако эта старомодность шла ей; талия Цераленн все еще
оставалась тонкой, а низкий квадратный вырез платья обнажал белую и
мягкую, как у девушки, кожу на шее и груди. Возраст, правда, выдавали руки
- со вспухшими венами и в старческих пятнах, несмотря на многочисленные
кремы и ароматизированные ванночки. Одной рукой она сжимала резную трость
из слоновой кости.
Без сомнения, личность Цераленн производила впечатление на
окружающих. Войдя в дом, Элистэ сразу обратила внимание, что традиционная
элегантность и роскошь сочетались здесь с чем-то оригинальным. Это она
почувствовала уже в чопорной, но уютной спальне, куда их с Кэрт отвели
сразу же по прибытии, а также в столовой, где Элистэ сидела за столом с
гостями - многочисленными родственниками и бессчетным количеством шумных и
удивительно похожих друг на друга детей.
Сама Цераленн во Рувиньяк, однако, на обеде не присутствовала. Вскоре
после трапезы Элистэ получила записку, приглашающую ее в апартаменты
хозяйки. Там она наконец и встретилась со своей легендарной бабушкой и тут
же подверглась самой суровой за всю свою жизнь инспекции.
- Реверанс, - командовала Цераленн. - Еще раз, и пониже. Встань и
раскрой веер. А теперь защелкни его с очень неприступным видом. Так,
достаточно. Можешь идти на место.
Элистэ повиновалась.
Некоторое время Цераленн молча размышляла, глядя на внучку. Элистэ,
обиженной этим долгим досмотром, стало неловко. Она почувствовала, как
злой румянец разлился по ее щекам. Этикет не допускал устных жалоб, но
существовали и другие способы выразить недовольство. Вздернув подбородок,
девушка в свою очередь уставилась на бабушку холодным и спокойным, почти
нахальным взглядом. Она научилась ему у Стелли дочь-Цино, непревзойденной
мастерицы но этой части.
Заметив ее взгляд, Цераленн улыбнулась, каким-то образом ухитрившись
раздвинуть губы так, чтобы не сморщилась кожа вокруг глаз.
- Ну что ж, - изрекла она. - В тебе есть некоторая дерзость, некий
намек на характер. К счастью, ты совсем не похожа на свою мать. В тебе
много от отца, что уж тут поделаешь! - но будем надеяться, сходство чисто
внешнее. В некоторых твоих жестах и движениях я узнаю себя - такой я была
в молодости, и это наиболее обнадеживающий факт. В общем, надежда есть.
- Надежда, бабушка?
- Не называй меня так, это наводит тоску. Без сомнения, однажды ты
сама это поймешь, и когда роковой день настанет, вспомни обо мне, ибо вряд
ли я смогу стать свидетельницей этой нашей общей неприятности. "Бабушка"
звучит достаточно оскорбительно, а уж "прабабушка" - вообще отвратительно.
Нет, я этого не допущу. Обращайся ко мне "мадам". Так принято.
- Надежда на что, мадам? - Элистэ едва сдержалась, чтобы не прыснуть
от смеха.
- На успех, на хороший прием, на власть, на удачу. Ты никогда об этом
не думала, дитя мое? Зачем же ты приехала в Шеррин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96