Спокойствие это могло обмануть кого угодно, но только не меня. Паника, зад
авленная невероятным усилием железной лыцаровой воли, продолжала мета
ться в глубине его сознания, отражаясь во взгляде, который перебегал с пр
едмета на предмет, старательно обходя меня в окровавленных белых шелках.

Ц Где, что, как? Ц засуетился батюшка. Ц Ах, княгинюшка, что ж вы так нелов
ко…
Я чуть не расхохоталась ему в лицо. Каков, однако, в этих краях накал мужск
ого шовинизма! Ведь Георг прямо признался, что это он, именно он меня порез
ал, а виновата все равно оказываюсь я!
Ц Раздевайтесь, лыцар, Ц ровным бесстрастным тоном напомнила я, Ц зак
ончим обряд поскорее и будем свободны До свадьбы.
Лыцар наконец мазнул по мне взглядом и хмуро отвернулся. Раздеваться ему
совсем не хотелось. Ему хотелось уйти, спрятаться в тишине и одиночестве,
успокоить, убаюкать свой страх, грызущий его изнутри, как ненасытное чуд
овище, чтобы тот отступил, сжался в неприметный комочек, не мешая делам, не
путая мысли… Но пришлось раздеваться.
Этот акт мало напоминал разоблачение самца в мужском стриптиз-шоу. Он бы
л поспешен и отдавал больницей, когда пациент разоблачается перед тем, к
ак лечь на операционный стол.
Впрочем, и мое освобождение от одежд не выглядело слишком уж сексуально.
По крайней мере, я постаралась, чтобы оно так не выглядело. И для этого в по
лной мере задействовала батюшку. Порезы на талии были поверхностными, но
я охала, гримасничала и заставляла святого отца помогать мне буквально
во всем Ц начиная с развязывания шнуровки и до стягивания панталон.
Мельтешение коричневой сутаны вокруг меня, жалобные стенания батюшки п
о поводу сложности одежды благородных девиц, его виноватые взгляды, то и
дело бросаемые на господина лыцара, не добавляли (и я прекрасно чувствов
ала это) обольстительности процедуре моего освобождения от одежды.
Когда последняя тряпка совместными (нашими с батюшкой) усилиями была сня
та, я, подбоченясь (и очень стараясь не попасть кулаком по порезам), недово
льно взглянула на жениха.
О, это был Аполлон, чистый Аполлон Бельведерский' У меня даже сердце екнул
о Единственной его одеждой оставалась лыцарова гривна на шее Агастра. По
уже моей Филуманы и не столь затейливо сплетенная, а в остальном Ц точно
такая. Сходство же с белокаменным Аполлоном подчеркивалось белизной ко
жи господина лыцара и белобрысостью его волосяного покрова Ц во всех ме
стах, где бы этот покров ни произрастал. А еще отсутствием хоть сколько-ни
будь заметного сексуального возбуждения. Этакий классический древнегр
еческий Аполлон-скромник.
Я порадовалась столь явному успеху моей антисексуальной политики. И вно
вь преждевременно.
Искра похоти вдруг начала разгораться в голове Георга. Еще немного, и ее т
епло опустится ниже талии, вызывая прилив крови к известному органу. Чег
о мне допускать почему-то никак не хотелось. Я и не допустила.
Ц Ну, долго еще? Ц сварливо поинтересовалась я. Ц Давайте скорее, госпо
дин лыцар. Демонстрируйте свою готовность взять меня в жены!
Георг добросовестно напрягся и попытался ускорить возгорание известно
й искры. Результат, как я и ожидала, получился совершенно противоположны
м: искра погасла.
Мозг Георга лихорадочно искал пути к возбуждению, страшась все больше и
больше, что этих путей не найдет. Я, со своей стороны, тоже не теряла времен
и.
Ц Ну же? Ц требовательно торопила я его.
И, чтоб уж наверняка пресечь всякую сексуальность этой сладостной сцены
в предбаннике, усиленно демонстрировала раздражение, размахивая рукой.
В которой как бы ненароком оказалось зажато мое платье, причем так, чтоб к
расные пятна были хорошо видны Георгу.
О, страх Ц лучшее лекарство от похоти! Мое окровавленное платье, страх пр
осто оказаться несостоятельным плюс застарелый детский ужас… И Георг п
онял, что проиграл.
Ц Что это, святой отец? Ц спросил он, указывая в мраморный угол за моей сп
иной.
«Не смотри!» Ц хотелось крикнуть мне, но батюшка доверчиво оглянулся и н
екоторое время близоруко щурился в указанном направлении.
Потом в недоумении повернулся к Георгу:
Ц Что, господин лыцар?
Ц Все, Ц равнодушно проговорил тот и потянулся к своим подштанникам.
Ц Вы все пропустили. Я уже захотел невесту.
Ц Когда? Ц поразился батюшка, уткнувшись взглядом в безжизненный знак
мужского достоинства лыцара.
Ц Как только вы посмели отвернуться, не доведя обряд до конца.
Ц Но… как же это… я должен зафиксировать… Ц растерянно забормотал бат
юшка.
Ц Зафиксируйте. Возбуждение было.
Ц Я тоже не видела никакого возбуждения! Ц посчитала нужным вступить в
дискуссию и я.
Господин лыцар не удостоил меня вниманием.
Ц Венчание состоится завтра в двенадцать пополудни, Ц сообщил он батю
шке. И вышел.
Я устало присела на теплый мрамор креслица, задумалась.
Думать мешали шустрые, как тараканы, мыслишки батюшки, застывшего в нере
шительности рядом. То он ужасался перспективе обманной регистрации све
ршившегося Ц будто бы! Ц обряда, то плотоядно оглаживал взглядом мои об
наженные формы, отмечая, что хоть я и жидковата на женские прелести (и груд
ь бы побольше, и бедра попышнее), но все же странно, что моя девичья нагота с
овсем уж не произвела на господина лыцара нужного впечатления. Человек о
н еще вполне молодой…
Перед мысленным взором батюшки прошла галерея лыцаровых любовниц Ц пы
шнотело-обольстительных. От них мысли перекинулись к попадье (еще более
пышнотелой, но менее обольстительной), следом Ц к румяным мясным кулебя
кам Ц попадья большая мастерица, и тут же Ц к ожидаемому после окончани
я обряда лыцаровому угощению.
Ц Невесту кормить положено? Ц резко спросила я, заставив батюшку вздро
гнуть от неожиданности.
Мне вдруг страшно захотелось есть Ц до рези в желудке. И я вспомнила, что
последний раз принимала пишу сегодня рано утром, еще в поезде, подъезжая
к райцентру, от которого потом автобусом добиралась до хутора Калиновка
. Боже, как давно это было Ц в прошлой жизни, в прошлом мире…
Ц Обрядом не оговорено… Ц замялся батюшка.
Ц Так идите и оговорите! Ц раздраженно приказала я, резко поднимаясь. И
тут же охнула, хватаясь за исцарапанный лыцаровым клинком бок.
Ц Княгинюшка! Ц кинулся ко мне отче. Но я отстранила его и, морщась, сказа
ла:
Ц Ступайте, ступайте! И распорядитесь, властью данной вам свыше, чтобы мн
е в покои принесли лучших блюд. Отведать. Проследите Ц лучших!
Батюшка затряс головой, мелко кивая, и торопливо прикрыл за собой дверь.

А я подивилась тому, как быстро вошла здесь в образ владетельной княгини,
как естественно и непринужденно отдаю всем и каждому приказы, нисколько
не сомневаясь, что они будут выполнены. Причем самым тщательнейшим образ
ом.
Всему виной отношение окружающих. Не зря говорят, что короля играет свит
а: если все вокруг, лишь завидев Филуману на моей шейке, тотчас упадают на
колени, то как не почувствовать себя высшим существом, которое не только
вправе, но и обязано говорить со всеми вокруг исключительно языком прика
зов?
Но было и еще что-то: почти физическое ощущение податливости окружающих,
будто они все из мягкого пластилина. Казалось, прикоснись я к любому из ни
х, вылеплю что угодно Ц зайчика, шарик, а захочу Ц вообще раскатаю в лепе
шку
Раздражаясь, я тряхнула головой: мистика да и только! Придумается же тако
е…
А мысли окружающих читать Ц не мистика?
Я медленно прошлась по уютному помещению предбанника. Заглянула в следу
ющую дверь. Обнаружила нечто вроде изысканной ванны, наполненной водой.

Вода была теплая, приятная, с нежным мятным запахом. Я ополоснула в ней лад
они, осторожно смыла с талии подсохшие корочки крови.
Не перенести ли мне свою резиденцию сюда? Здесь так приятно… И наверняка
все устроено моим отцом. Вряд ли демонический Георг-Аполлон мог додумат
ься до такой версальской изысканности. Это наше, шагировское! Ц гордели
во отметила я. Хорошо хоть пригретый отцом отпрыск рода Кавустовых не сп
ешит разрушать великолепие княжеской усадьбы, а сохраняет как может.
Пригретый на свою голову.
Мысли вернулись к Георгу, и я услышала его голос. Обращенный к собеседниц
е, Алевтине.
Ее я тоже увидела Ц глазами Георга. Впрочем, могла бы и догадаться Ц по е
е собственным мыслям, направленным исключительно на Георга и пропитанн
ым таким густым любовным медом, что удивительно, как на объект обожания е
ще не слетелись все насекомые округи.
Может, потому, что мысли самого объекта были горше любой горчицы?
Алевтина с Георгом разговаривали, но слов я услышать не могла, я ощущала о
бразный, эмоциональный подтекст произносимого. И этим выгодно отличала
сь от собеседницы господина лыцара. Она горечи подтекста как раз не улав
ливала, слышала только спокойную речь своего возлюбленного, не понимая,
что же на самом деле творится в его голове. И была счастлива.
Потом Ц не очень. Потому что в головах обоих одновременно возник мой обр
аз. Мой и Филуманы.
По-видимому, Георг ласково (а душа-то клокотала!) интересовался: откуда у н
овоявленной княгини взялась Филумана?
На что от нее следовал поток образов (вероятно, соответствующих произнос
имым словам), простодушно иллюстрирующих всю историю неудачного покуше
ния брошенной любовницы на невесту.
По мере того как Георг слушал, градус горечи в его чувствах почти зашкали
л, но внешне это, вероятно, совсем не проявилось, потому что рассказ Алевти
ны был благополучно завершен, а сама она, выговорившись, почувствовала с
ебя гораздо спокойнее, чем в начале беседы.
Георг что-то произнес. И столько ненависти к собеседнице содержалось в е
го мыслях при этом, что я была крайне озадачена реакцией Алевтины: та приш
ла в восторг! Потом восторг приобрел конкретную формулировку: «Я буду лю
бить тебя вечно». Очевидно, это были именно те слова, которые произнесли г
убы Георга.
Алевтина восприняла их как райскую музыку. Я, зная подтекст, Ц как произн
есенный приговор. И, затаив дыхание, ожидала в ужасе, что Георг убьет ее пр
ямо сейчас. Но произошло обратное. Ненависть, соединившись с желанием уб
ивать, приобрела в голове лыцара очертания бешеной похоти. В свою очеред
ь чистое, незамутненное счастье Алевтины перешло в любовное томление.
И после этого всякая осмысленность в головах обоих пропала Ц на поверхн
ость всплыли ощущения. Столь сильные, что я, кажется, покраснела.
Именно это показало зеркало напротив. И еще оно показало, что я, по-прежне
му голая, сижу на остывающем мраморе предбанника.
Плеснув на горящее лицо чистой прохладой водички из ближайшего перламу
трового тазика в виде большой раковины (а может, это и на самом деле была к
акая-нибудь громадная морская раковина, поставленная сюда для украшени
я интерьера), я начала одеваться, покряхтывая от неудобств в правом боку.

Финал моего одевания как раз совпал с финальным взрывом любовной страст
и, отзвуки которой по-прежнему доносились до меня. Несмотря на подчеркну
тое невнимание к ним с моей стороны.
Я попыталась целиком переключиться на мысли батюшки, который в это время
на кухне пытался объяснить поварам причины своего желания лично занять
ся отбором блюд для ужина княгини.
Попытка удалась лишь частично: на заднем плане моего обострившегося вос
приятия все еще глухо погрохатывали заключительные раскаты лыцаровой
любовной канонады.
Одернув изрезанное на боку и перепачканное кровью платье, я направилась
обратно по темному коридору. Часть лампадок в нем успела погаснуть, и кор
идор выглядел неуютным. Тем более что в конце его меня ждали подданные. Од
новременно и мои, и Георга. А это означает неизбежную борьбу за власть, и с
тавкой в ней, как ни печально, была моя жизнь.
Тронный зал встретил меня тишиной. Последующая анфилада комнат, скупо ос
вещенных мерцанием свечей в редких подсвечниках, Ц тоже. За стенами тер
емов на мир опустилась ночь. Сквозь поблескивание больших закрытых окон
угадывалось неслышное шевеление темных парковых деревьев.
Создавалось впечатление, что обо мне все внезапно забыли, и от этого стан
овилось как-то не по себе. Слово «терема» опять стало созвучно слову «тюр
ьма». Отчаянно захотелось выйти отсюда Ц на воздух, на волю.
Прихватила подсвечник и осторожно приоткрыла стеклянную дверцу в парк.
Аллеи успокаивающе поскрипывали под ногами светлым песочком. Парк был б
ольшой, я шла наугад и очень обрадовалась, услышав впереди журчание стар
ого знакомого Ц фонтана. Того самого, что располагался возле калитки, ра
зделяющей миры.
С бьющимся сердцем я повернулась туда Ц а вдруг пост с проделанного мно
ю лаза уже снят и удастся сбежать обратно, домой, к маме!… Бог с ней, с княжес
кой властью, со слугами и парками, зато живой останусь.
Моим надеждам не суждено было сбыться. Караул был на месте, но дело даже не
в карауле Ц при появлении княгини дюжие молодцы (уже не те, что чуть не по
решили некую никому не нужную княжну при прибытии) дружно повалились на
колени, и прошмыгнуть мимо них назад к маме ничего не стоило. Было б куда п
рошмыгивать…
Мой лаз успели заделать. Аккуратные швы на месте прорезей вернули жестян
ому листу, прикрывающему ход между мирами, первоначальную неприступнос
ть. Уж не знаю, как это Георгу удалось Ц не очень-то верилось в существова
ние сварочного аппарата в окружающем меня дремучем средневековье, Ц но
против фактов не попрешь! Мой лаз был намертво заварен.
Я так расстроилась, что позабыла разрешить бородатым караульным поднят
ься с колен. Только вытерла с ресниц побежавшие было слезинки и, гордо вск
инув голову, зашагала по знакомым дорожкам обратно Ц на бой за папино на
следство.
На этот раз я не стала пробираться по узким боковым тропиночкам на женск
ую половину, а гордо взошла по парадным ступеням прямо в высокий, гулкий в
естибюль отцовских теремов.
Вокруг по-прежнему не было ни души. Но в то же время я явственно ощущала, чт
о вокруг были люди. Стоило прикрыть глаза Ц и светящиеся клубки их мысле
й загорались вокруг, как созвездия крохотных шаровых молний.
В одной стороне таких молний скопилось довольно много Ц целое озерцо ог
ней. Я направилась туда.
Это был угрюмый в своей темной громадности внутренний двор. Чадили факел
ы. По углам прятались тени, колеблющиеся будто в подпитии. Многочисленна
я теремная челядь стояла спиной к двери, из которой я появилась, и лицом к
помосту, где несколько слуг устанавливали громоздкий багрово-красный т
рон Ц почти такой, как в тронном зале, только поменьше. Явно намечалось не
кое мероприятие, куда организаторы меня не удосужились позвать. Что ж, те
м более стоит поглядеть!
Вскоре явился и хозяин трона, как всегда весь в красном. Он был суров ликом
, ничто, в том числе и мысли, не указывало на только что пережитый любовный
экстаз. В его мыслях я прочла желание убивать, столь сильное, что мне стало
зябко. Судя по лыцаровым мыслям, предстояла казнь. Смущало только отсутс
твие на помосте плахи, виселицы или еще чего-нибудь этакого.
И еще отсутствовал приговоренный. Но как только на помост понуро взошла
Алевтина, я сразу поняла, ради кого все затеяно. Плечи моей несостоявшейс
я убийцы были понуро опушены, руки висели плетьми, двигалась она как меха
ническая заводная кукла, и в голове была полная пустота
Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на ее мыслях, но сосредотачивать
ся было не на чем. Зрительный образ Алевтины резко отличался от вихрящих
ся разнообразными мыслями образов остальных присутствующих. Он был сро
дни круглому молочно-белому плафону, внутри которого стоваттной лампоч
кой горело одно слово: «Да!»
Только это «Да!» Ц и ничего другого. Может быть, таким образом расшифровы
валась бесконечная покорность, охватившая ее сознание?
Голос Георга разнесся над безмолвной толпой:
Ц Все знаете, что сегодня случилось? Знаете. Чудо. К нам явилась княгиня. К
оторая завтра станет моей женой.
«Ну это вряд ли!» Ц скривилась я. Впрочем, и у Георга при слове «женой» нич
его радостного в мозгах не мелькнуло. Одно злобное напряжение, полыхающе
е, как красный сигнал тревоги.
Ц И все так и будет, но… Ц Голос господина лыцара исполнился глубокой пе
чали. Ц Свершилось преступление. Я должен был преподнести княгине знак
ее княжеского отличия Ц Филуману. Вы знаете, что она всегда хранилась на
самом почетном месте: за образами в княжеской часовне. В дорогом ларце. Я б
ыл уверен: когда-то придет тот, кому предназначена Филумана, и молил Бога,
чтоб это произошло скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65