Спросил с надеждой: Ц Шац
е-по-ку-жа-гос-хер?
Ц Шаце-по-ку-жа-гос! Ц грозно кивнула я головой. Ц Без последнего.
Свою внушительность я не уставала подкреплять ласковыми поглаживаниям
и.
Ц Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Ц радостно загомонили бы
вшие Краснорыбицыны анты.
Слабы были запоры, поставленные нечистью в их мозгах, ничего они не значи
ли против княжеской воли. Потрескались, полопались, антовская любовь пот
екла через них в мою сторону, заструилась горячим восторженным ручейком
. И уже новые русла, которые прокладывала любовь в их извилинах, быстро тве
рдели, каменели, превращались в нерушимые железобетонные каналы Ц куда
там жалким бороздкам, пропаханным нечистью! А я в ужасе смотрела на своих
новых подданных и думала: «Да что же я наделала?! Беглая, бесприютная, бесп
омощная Ц и повесила себе на шею еще и эту слабосильную команду! А с друго
й стороны, как их оставишь? И вправду, утопятся ведь!…»
Ц Ну и где ваша деревня? Ц обреченно спросила я.
Говорун смотрел непонимающе.
Ц До-мой! Ц приказала я.
Говорун закивал головой, но на всякий случай переспросил: Ц Шаце-мой-до-
хер?
Ц Вот именно туда, Ц горестно вздохнула я.
* * *
Деревенька оказалась еще та! Такой убогости и нищеты я и представить не м
огла. Вернее, представить все можно, но жить-то как тут? Не дома, даже не зем
лянки Ц норы. Вот и все жилье.
Горестная весть разнеслась мгновенно. Человек пятьдесят вылезло из сво
их нор-берлог. Все истощенные, практически не одетые, на голых рахитичных
детей с огромными, на поллица, глазами вообще страшно смотреть. Но рыдали
и катались по земле, оплакивая тварь, доведшую их до этого состояния, они и
справно.
Горе сменилось радостью, от которой мне совсем заплохело. «Шаце-по-ку-жа-
гос-хер!» Ц вот какие позывные были у их счастья. Целый колхоз Ц да что ж м
не с ними делать?
Первым делом хотелось их накормить.
Подозвав говоруна, как самого боевого, я приказала: Ц Утка-стре-ляй!
Он ойкнул, отшатнулся, запричитал про запрет, про «зя-нель» с добавлением
известной частицы, но я была нумолима: Ц Стре-ляй!
Снарядили на болото перепуганную экспедицию cvлуками, предназначенными,
как я уже знала из их коротеньких мыслишек, только для одной цели Ц отстр
ела страшных, ликом чистых господ. Охота же строго воспрещалась. Ослушни
ки должны были быть покараны смертью. Но где их в этой деревеньке было взя
ть Ц ослушников? По крайней мере до тех пор, пока я не появилась.
Бокше было поручено устройство ночлега Ц не в норы же антовские лезть? А
также подготовка костров. Дело в том, что ни дымка, ни следа от костров в эт
ой так называемой деревне не было видно. Из чего я заключила, что прежняя х
озяйка довела своих подданных до абсолютно животного состояния Ц отоб
рав даже огонь. Так и оказалось.
Когда понурые охотники вернулись, сложив у моих ног десятка два хороших,
жирных уток, и я велела Бокше зажигать костры для приготовления жаркого,
это привело моих новых подданных в замешательство, граничащее с умопоме
шательством.
Я их быстро привела в чувство, заставив заниматься делом: ощипывать перь
я, потрошить и даже жарить уток на вертеле.
Звезды в темном небе заблестели, когда мы сидели за ужином. Тут, правда, бы
ла еще одна морока: как сделать так, чтобы мои новые подданные не обожрали
сь с непривычки до заворота кишок? Пришлось Бокше разрезать каждую утку
на небольшие порции, которые я самолично раздавала обитателям норной де
ревни, предварительно построив их в длинную очередь.
Получилось замечательно. Однако такая забота со стороны госпожи в дальн
ейшем грозила новыми осложнениями: в мозгах моих поселян как-то незамет
но утвердилась мысль, что с новой хозяйкой они могут получить вкусную ед
у, но только лишь из ее заботливых рук. Я же, со своей стороны, вовсе не плани
ровала превращать это в ежедневный ритуал. «Ладно, придумаем что-нибудь!
» Ц с этой мыслью я и уснула.
* * *
Сны мне снились странные.
Болото, через которое мы брели, кипело и плевалось раскаленными брызгами
. Однако пройти его я была обязательно должна, потому что со всех сторон ра
здавались умоляющие крики: «Госпожа, госпожа!»
Крики были бордово-красные, как костюм Георга. А сам Георг сверху, со свое
го черного коня, ронял медленные презрительные слова: «Сначала Ц женой,
а уже потом…» Ц и многозначительно замолкал. Но это был не Георг, а другой
лыцар, которого все почему-то называли «господин Покойный». Но он был жив
! Он улыбался, махал мне рукой, приглашая к себе на озеро.
«Там прохладно, Ц говорил он. Ц Там вы найдете свою гривну!»
«У меня она есть», Ц отвечала я, показывая Филуману, которая извитой змей
кой лежала у меня на ладони.
«Но это же Филумана! Ц смеялся лыцар. Ц А я говорю про вашу гривну!»
«Вы правы, княгиня, Ц подключался к разговору серебристо-зеленый Михаи
л, облитый лунным сиянием, как хрусталем. Ц И прав я. Получается Ц мы оба п
равы!»
«Вы не можете так говорить, Ц возмущался лыцар Покойный. Ц У вас в шее ды
рка!»
«Но я говорю про княгиню!» Ц не отступал Михаил.
«А почему вы не спросите меня саму?» Ц удивлялась я.
Но меня никто Ц совсем никто! Ц не слышал, потому что все спали, а странно
е звездное небо не умело разговаривать.
И это уже был не сон.
Звезд на небе осталось совсем мало, оно светлело. Костер уютно потрескив
ал, и хотелось заснуть вновь. Но неужели Бок-ша не погасил все костры? Так и
до пожара недолго!
Я хотела встать, но не смогла даже приподнять голову. Только повернула ее
чуть в сторону.
Возле чуть теплящегося костра спал, свернувшись калачиком, какой-то пол
уголый, неряшливый человек. «Один из моих новых подданных?» Ц предполож
ила я.
К черту подданных Ц почему я не могу встать?!
«Бокша!» Ц решила позвать я, но услышала только свой тихий, хриплый стон.
Меня связали! И засунули в рот кляп! Но кто, когда? Неужели преследователи
догнали нас и захватили во сне?
Я еще раз попыталась шевельнуться и позвать Бокшу.
На мой стон человек у костра поднял голову, потом на четвереньках подпол
з, заглянул в мои открытые глаза и обра-дованно заорал прямо в ухо какую-т
о тарабарщину.
Он ликовал. И сообщал всем, что госпожа очнулась.
Вокруг стало очень много народу, все тарахтели не переставая, а я хотела в
идеть одного Ц Бокшу.
С большим трудом мне удалось совладать со своим голосом настолько, что я
прошептала: Ц Бокша…
Несмотря на всеобщий гомон, человек рядом со мной услышал шепот и замаха
л руками так, что все смолкли. А потом начал долго и путано объяснять мне, ч
то мой слуга ушел, что его нет, что звать его не надо…
«Как это ушел?» Ц не поверила я. Но уже только мысленно, опять проваливаяс
ь в сон.
«Этого просто не может быть! Ант не может сбежать от хозяина!» Ц с этой мы
слью я проснулась уже днем, когда ярко светило солнце.
Ц Этого не может быть! Ц сказала я громко. Ко мне подбежали, усадили, и я у
видела гору дареных уток у моих ног. От горы шел ощутимый душок гнили.
Ц Нет, их делить и есть нельзя, Ц жестко сообщила я собравшимся. Ц Их ну
жно срочно выбросить, пока кто-нибудь не отравился.
Но оказалось, что уток никто из антов и не собирается есть. Нестройный хор
мыслей вокруг меня свидетельствовал, что это моя, и только моя, еда.
Ц Значит, тогда отравлюсь я! Ц сказала я, Ц Не буду есть!
И снова оказалась неправа.
Выяснилось, что по их представлению эта еда мною уже была съедена Ц долж
на же была я чем-то питаться, пока лежала больная?
Интересное дело Ц «лежала больная…»
Судя по тому, что я и сидеть-то сейчас могу с трудом, я действительно лежал
а… Но сколько же это я провалялась, если приготовленное жаркое успело за
вонять?
Найденный в антовских головах ответ был таков: пятый день пошел.
Ох, ничего себе!
Ц Ну а свеженького вы мне поесть дадите теперь?
Без проблем! Мне тут же притащили двух подгорелых уток
Я ткнула пальчиком. Еще даже горячие. Но уж больно грязны были ручонки, кот
орые мне их преподнесли… Придется на всякий случай снимать утиную кожу.
В этом был и дополнительный смысл: конечно, утиные перья выдергивали Ц э
то было заметно, но выдергивали не настолько тщательно, как хотелось бы. У
тки выглядели небритыми, как запойный алкоголик.
Я все-таки взяла одну из них. И выронила. Хотя ронять вовсе не собиралась.
«Что еще за чертовщина?» Ц успела подумать я, прежде чем обратила вниман
ие, что, оказывается, пыталась взять утку только одной рукой Ц левой Верн
ее, мозг отдал команды обеим рукам, но откликнулась только левая.
Я скосила глаз на правую руку. Она была на месте. Голая Ц рукав платья поч
ему-то оборван до плеча.
Я пошевелила плечом. Плечо исправно шевелилось. Пошевелила рукой. Никако
го эффекта. Еще раз подергала плечом. От этого движения моя правая рука, до
сих пор мирно лежавшая на каком-то валике из трав, соскользнула с него и б
рякнулась ладонью вверх на землю.
Я отчетливо видела ее ленивое падение, но ровным счетом ничего не почувс
твовала. Только плечо дернулось от тяжести руки, но опять-таки ощущение б
ыло совершенно с рукой не связано. Если б я не смотрела так пристально, реш
ила бы, что кто-то сзади, невидимый, слегка тряхнул меня за правое плечо.
А сама-то рука!… Я только теперь разглядела, насколько она стала уродлива
: в черных полосках вен, морщинистая дряблая кожа свисает с локтя складка
ми… И волоски Ц боже мой! Отдельными кустиками по всей поверхности руки!
Из каждого кустика торчат длинные седые пряди, слегка вьющиеся и от этог
о еще более отвратительные…
Ц А… а… Ц разевала я рот, не в силах сказать, не в силах понять и примирить
ся.
Кто-то серый и грязный, подскочивший слева, залопотал что-то утешительно
е: мол, не страшно это, просто руки не будет, но жить можно. И жить долго Ц до
самой зимы, а то, глядишь, может, и до весны дотянуть удастся!
Ц Я не хочу жить так долго с такой рукой, Ц пробормотала я. Язык заплетал
ся, а мутный взгляд был пригвожден к изуродованной конечности, свешивающ
ейся с плеча.
Некто сбоку продолжал тарахтеть не переставая, до меня доходило, что я до
лжна поесть, тогда мне станет легче.
Перед моим лицом возникла заботливо поднесенная утка. Она ткнулась свои
м горелым боком в щеку, уколола губы щетиной. Я послушно открыла рот, прику
сила утку зубами Ц и меня, наверное, вырвало бы, если б желудок не был так п
уст. Забившись в сухих рвотных конвульсиях, я повалилась на бок, на эту сво
ю отвратительную правую руку…
Жалобный гвалт, забурливший вокруг, я воспринять была уже не в состоянии.
Только когда меня вновь подняли и посадили, привалив спиной к чему-то тве
рдому и выпуклому Ц похоже, просто к дереву, я разобрала, что им тоже хоче
тся дожить до зимы А если повезет, то и до весны. Госпожа хорошая, она должн
а кушать, и тогда они все будут радоваться и пировать, наедаясь вволю жаре
ными утками. И умрут только вместе со мной.
Опять этот идиотский кошмар! Ну почему я не могу умереть спокойно, в одино
честве? Почему я должна тащить за собой на тот свет целую ораву доверчивы
х полудурков?!
Я глубоко вздохнула пять раз, просчитала до десяти, открыла глаза и громк
им, четким голосом спросила: Ц Где Бокша?
Их мыслишки, иллюстрировавшие бессвязное лопотание, показывали Бокшу в
о всей красе: вот он утром склоняется надо мной, беспамятной, вот запрещае
т антам промывать воспалившуюся от стрелы рану на моей руке. Категоричес
ки запрещает Ц а ведь ил-то целебный! В нем водятся волшебные червячки-и
грунцы, от них человек или умирает быстро и спокойно, или выздоравливает
окончательно! Но раз большой человек, пришедший с госпожой (со мной, то ест
ь), сказал: «Шаце-льзя-не-хер « Ц то они и не стали этого делать.
Я воздала Бокше благодарность за памятливость: стоило мне один раз возра
зить против местных методов самолечения, как он внес это правило в переч
ень законов, устанавливаемых госпожой княгиней, и уже ни сам не пытался п
рикасаться к моей ране, ни другим не давал!
А мне продолжали тарахтеть, захлебываясь в бесконечных «шаце-ку-хер», о т
ом, как большой человек хватался за голову, долго сидел возле госпожи, при
стально глядя на нее, потом вскакивал и бегал вокруг… А потом вдруг остан
овился, приказал, чтоб госпожу берегли и не лечили ни в коем случае, поверн
улся и умчался в сторону болота.
«Надеюсь, хоть этот-то не додумался срочно топиться при первых симптома
х моего пакостного заболевания?» Ц вяло подумала я.
Впрочем, более вероятным представлялось, что растерянный ант бросится и
скать помощь для своей госпожи. Вопрос: куда?
Мы забрались, по-видимому, в самую глухомань заветного леса, в его сердцев
ину, где тварь, известная под наименованием Колакса Краснорыбица, держал
а секретную деревню, а вернее, стадо из одичалых, но по-прежнему верных ей
антов. До ближайшего цивилизованного поселения отсюда, верно, шагать и ш
агать! И не просто шагать, а лезть через чащобу, плутать по запутанным троп
ам… И еще неизвестно, куда выйдешь.
Бокша, конечно, соображает не быстро, но такое он не мог не сообразить. И ес
ли все-таки побежал за помошью, то, видимо, туда, где помощь эту, как он слыш
ал, оказывают. То есть? Да к нашим радушным хозяевам-волхвам!
Вот мы и приплыли. Когда он приведет сюда такого душевного старца, как дед
Орей, срок моей жизни уже никак не удастся растянуть до осени. Не говоря уж
о весне. Все закончится сейчас Ц быстро и, надеюсь, безболезненно.
Ввиду этой перспективы даже горелая утка не казалась мне уже такой отвра
тительной. Но стремление к гигиене было все-таки сильнее, чем даже страх с
мерти. Ну не могла я есть в грязи и из грязных рук! Где они, стерильные лабор
аторные дистилляты?..
Я внимательно огляделась. Дистиллированная вода Ц это, конечно, сказочн
ые фантазии. Реальность не могла мне предложить даже просто кипяченой во
ды. Костер-то горел Ц Бокша, как я поняла из обрывочных мыслей-образов в г
оловах окружающих, очень доходчиво и подробно показал и объяснил им, как
поддерживать огонь, чтобы он никогда не гас. Но ни одной плошки, чтобы нали
ть туда воду для кипячения, вокруг не наблюдалось.
Ц Где ручей? Ц спросила я. Ц Родник где у вас? Должны же быть у вас родник
и! Помогите мне подняться!
Поддерживая с крайней осторожностью, меня всей гурьбой повели к местном
у водопою.
Родничков тут оказалось сразу несколько. Я выбрала один с наименее затоп
танными краями. С трудом нагнулась, тщательно ополоснула пальцы на единс
твенной теперь руке. При этом правая рука, бестолково качаясь, мешала неи
моверно. «Надо будет ее подвязать как-то, что ли…» Ц мелькнула мысль.
И началась трапеза.
Неудобно, неловко, неприятно было с одной рукой! Но то, что это первая трап
еза почти за неделю, я почувствовала сразу. Зубы не успевали отрывать кус
ки, рот Ц пережевывать, а горлоЦ глотать. Утиное мясо падало в меня, как в
пропасть, как в никуда. Хотелось еще и еще. Только огромным усилием воли я
заставила себя остановиться на половине утки. Уговорила. Пообещала свое
му оголодавшему организму, что скоро Ц может, через час, ну хорошо, через
сорок минут Ц мы вновь приступим к обжорству.
Организм побурчал животом, выражая недовольство, но успокоился. Расслаб
илась и я. Прилегла в тенечке, задремала, несмотря на постоянный гомон мое
го сопровождения, которое не покидало меня ни на минуту.
Дремота сменилась жаждой. Жажда Ц голодом. Насыщение Ц сном. Сон Ц есте
ственными потребностями. И снова Ц жаждой.
Все это время десятки пар глаз смотрели на меня безотрывно. Даже… Это не в
ызывало у них ни отвращения, ни брезгливости. Потому что дети природы, это
раз. Второе жеЦ я была для них чем-то вроде божества. Следовательно, и мои
естественные отправления были божественны…
Появление ночных звезд я отметила очередным циклом удовлетворения все
х физиологических потребностей и уснула почти уже как здоровый человек.
По крайней мере Ц как выздоравливающий.
Теперь спать сразу после еды уже не хотелось. Я сидела, слушая под гомон св
оих подданных журчание родничка, и пыталась предугадать дальнейшее раз
витие событий.
Если Бокша помчался к болоту позавчера… Как выяснилось Ц он отправился
в дорогу совсем незадолго до моего первого, ночного пробуждения… И если
он поперся к волхвам, то сколько времени у него может уйти на дорогу? Сюда
мы шли меньше одного светового дня. Сделаем поправку на то, что дороги обр
атно, после встречи с лесовином, который его запутал, Бокша не знает. Хорош
о, если сам не потеряется окончательно в лесу и выйдет к волхвам…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
е-по-ку-жа-гос-хер?
Ц Шаце-по-ку-жа-гос! Ц грозно кивнула я головой. Ц Без последнего.
Свою внушительность я не уставала подкреплять ласковыми поглаживаниям
и.
Ц Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Шаце-по-ку-жа-гос-хер! Ц радостно загомонили бы
вшие Краснорыбицыны анты.
Слабы были запоры, поставленные нечистью в их мозгах, ничего они не значи
ли против княжеской воли. Потрескались, полопались, антовская любовь пот
екла через них в мою сторону, заструилась горячим восторженным ручейком
. И уже новые русла, которые прокладывала любовь в их извилинах, быстро тве
рдели, каменели, превращались в нерушимые железобетонные каналы Ц куда
там жалким бороздкам, пропаханным нечистью! А я в ужасе смотрела на своих
новых подданных и думала: «Да что же я наделала?! Беглая, бесприютная, бесп
омощная Ц и повесила себе на шею еще и эту слабосильную команду! А с друго
й стороны, как их оставишь? И вправду, утопятся ведь!…»
Ц Ну и где ваша деревня? Ц обреченно спросила я.
Говорун смотрел непонимающе.
Ц До-мой! Ц приказала я.
Говорун закивал головой, но на всякий случай переспросил: Ц Шаце-мой-до-
хер?
Ц Вот именно туда, Ц горестно вздохнула я.
* * *
Деревенька оказалась еще та! Такой убогости и нищеты я и представить не м
огла. Вернее, представить все можно, но жить-то как тут? Не дома, даже не зем
лянки Ц норы. Вот и все жилье.
Горестная весть разнеслась мгновенно. Человек пятьдесят вылезло из сво
их нор-берлог. Все истощенные, практически не одетые, на голых рахитичных
детей с огромными, на поллица, глазами вообще страшно смотреть. Но рыдали
и катались по земле, оплакивая тварь, доведшую их до этого состояния, они и
справно.
Горе сменилось радостью, от которой мне совсем заплохело. «Шаце-по-ку-жа-
гос-хер!» Ц вот какие позывные были у их счастья. Целый колхоз Ц да что ж м
не с ними делать?
Первым делом хотелось их накормить.
Подозвав говоруна, как самого боевого, я приказала: Ц Утка-стре-ляй!
Он ойкнул, отшатнулся, запричитал про запрет, про «зя-нель» с добавлением
известной частицы, но я была нумолима: Ц Стре-ляй!
Снарядили на болото перепуганную экспедицию cvлуками, предназначенными,
как я уже знала из их коротеньких мыслишек, только для одной цели Ц отстр
ела страшных, ликом чистых господ. Охота же строго воспрещалась. Ослушни
ки должны были быть покараны смертью. Но где их в этой деревеньке было взя
ть Ц ослушников? По крайней мере до тех пор, пока я не появилась.
Бокше было поручено устройство ночлега Ц не в норы же антовские лезть? А
также подготовка костров. Дело в том, что ни дымка, ни следа от костров в эт
ой так называемой деревне не было видно. Из чего я заключила, что прежняя х
озяйка довела своих подданных до абсолютно животного состояния Ц отоб
рав даже огонь. Так и оказалось.
Когда понурые охотники вернулись, сложив у моих ног десятка два хороших,
жирных уток, и я велела Бокше зажигать костры для приготовления жаркого,
это привело моих новых подданных в замешательство, граничащее с умопоме
шательством.
Я их быстро привела в чувство, заставив заниматься делом: ощипывать перь
я, потрошить и даже жарить уток на вертеле.
Звезды в темном небе заблестели, когда мы сидели за ужином. Тут, правда, бы
ла еще одна морока: как сделать так, чтобы мои новые подданные не обожрали
сь с непривычки до заворота кишок? Пришлось Бокше разрезать каждую утку
на небольшие порции, которые я самолично раздавала обитателям норной де
ревни, предварительно построив их в длинную очередь.
Получилось замечательно. Однако такая забота со стороны госпожи в дальн
ейшем грозила новыми осложнениями: в мозгах моих поселян как-то незамет
но утвердилась мысль, что с новой хозяйкой они могут получить вкусную ед
у, но только лишь из ее заботливых рук. Я же, со своей стороны, вовсе не плани
ровала превращать это в ежедневный ритуал. «Ладно, придумаем что-нибудь!
» Ц с этой мыслью я и уснула.
* * *
Сны мне снились странные.
Болото, через которое мы брели, кипело и плевалось раскаленными брызгами
. Однако пройти его я была обязательно должна, потому что со всех сторон ра
здавались умоляющие крики: «Госпожа, госпожа!»
Крики были бордово-красные, как костюм Георга. А сам Георг сверху, со свое
го черного коня, ронял медленные презрительные слова: «Сначала Ц женой,
а уже потом…» Ц и многозначительно замолкал. Но это был не Георг, а другой
лыцар, которого все почему-то называли «господин Покойный». Но он был жив
! Он улыбался, махал мне рукой, приглашая к себе на озеро.
«Там прохладно, Ц говорил он. Ц Там вы найдете свою гривну!»
«У меня она есть», Ц отвечала я, показывая Филуману, которая извитой змей
кой лежала у меня на ладони.
«Но это же Филумана! Ц смеялся лыцар. Ц А я говорю про вашу гривну!»
«Вы правы, княгиня, Ц подключался к разговору серебристо-зеленый Михаи
л, облитый лунным сиянием, как хрусталем. Ц И прав я. Получается Ц мы оба п
равы!»
«Вы не можете так говорить, Ц возмущался лыцар Покойный. Ц У вас в шее ды
рка!»
«Но я говорю про княгиню!» Ц не отступал Михаил.
«А почему вы не спросите меня саму?» Ц удивлялась я.
Но меня никто Ц совсем никто! Ц не слышал, потому что все спали, а странно
е звездное небо не умело разговаривать.
И это уже был не сон.
Звезд на небе осталось совсем мало, оно светлело. Костер уютно потрескив
ал, и хотелось заснуть вновь. Но неужели Бок-ша не погасил все костры? Так и
до пожара недолго!
Я хотела встать, но не смогла даже приподнять голову. Только повернула ее
чуть в сторону.
Возле чуть теплящегося костра спал, свернувшись калачиком, какой-то пол
уголый, неряшливый человек. «Один из моих новых подданных?» Ц предполож
ила я.
К черту подданных Ц почему я не могу встать?!
«Бокша!» Ц решила позвать я, но услышала только свой тихий, хриплый стон.
Меня связали! И засунули в рот кляп! Но кто, когда? Неужели преследователи
догнали нас и захватили во сне?
Я еще раз попыталась шевельнуться и позвать Бокшу.
На мой стон человек у костра поднял голову, потом на четвереньках подпол
з, заглянул в мои открытые глаза и обра-дованно заорал прямо в ухо какую-т
о тарабарщину.
Он ликовал. И сообщал всем, что госпожа очнулась.
Вокруг стало очень много народу, все тарахтели не переставая, а я хотела в
идеть одного Ц Бокшу.
С большим трудом мне удалось совладать со своим голосом настолько, что я
прошептала: Ц Бокша…
Несмотря на всеобщий гомон, человек рядом со мной услышал шепот и замаха
л руками так, что все смолкли. А потом начал долго и путано объяснять мне, ч
то мой слуга ушел, что его нет, что звать его не надо…
«Как это ушел?» Ц не поверила я. Но уже только мысленно, опять проваливаяс
ь в сон.
«Этого просто не может быть! Ант не может сбежать от хозяина!» Ц с этой мы
слью я проснулась уже днем, когда ярко светило солнце.
Ц Этого не может быть! Ц сказала я громко. Ко мне подбежали, усадили, и я у
видела гору дареных уток у моих ног. От горы шел ощутимый душок гнили.
Ц Нет, их делить и есть нельзя, Ц жестко сообщила я собравшимся. Ц Их ну
жно срочно выбросить, пока кто-нибудь не отравился.
Но оказалось, что уток никто из антов и не собирается есть. Нестройный хор
мыслей вокруг меня свидетельствовал, что это моя, и только моя, еда.
Ц Значит, тогда отравлюсь я! Ц сказала я, Ц Не буду есть!
И снова оказалась неправа.
Выяснилось, что по их представлению эта еда мною уже была съедена Ц долж
на же была я чем-то питаться, пока лежала больная?
Интересное дело Ц «лежала больная…»
Судя по тому, что я и сидеть-то сейчас могу с трудом, я действительно лежал
а… Но сколько же это я провалялась, если приготовленное жаркое успело за
вонять?
Найденный в антовских головах ответ был таков: пятый день пошел.
Ох, ничего себе!
Ц Ну а свеженького вы мне поесть дадите теперь?
Без проблем! Мне тут же притащили двух подгорелых уток
Я ткнула пальчиком. Еще даже горячие. Но уж больно грязны были ручонки, кот
орые мне их преподнесли… Придется на всякий случай снимать утиную кожу.
В этом был и дополнительный смысл: конечно, утиные перья выдергивали Ц э
то было заметно, но выдергивали не настолько тщательно, как хотелось бы. У
тки выглядели небритыми, как запойный алкоголик.
Я все-таки взяла одну из них. И выронила. Хотя ронять вовсе не собиралась.
«Что еще за чертовщина?» Ц успела подумать я, прежде чем обратила вниман
ие, что, оказывается, пыталась взять утку только одной рукой Ц левой Верн
ее, мозг отдал команды обеим рукам, но откликнулась только левая.
Я скосила глаз на правую руку. Она была на месте. Голая Ц рукав платья поч
ему-то оборван до плеча.
Я пошевелила плечом. Плечо исправно шевелилось. Пошевелила рукой. Никако
го эффекта. Еще раз подергала плечом. От этого движения моя правая рука, до
сих пор мирно лежавшая на каком-то валике из трав, соскользнула с него и б
рякнулась ладонью вверх на землю.
Я отчетливо видела ее ленивое падение, но ровным счетом ничего не почувс
твовала. Только плечо дернулось от тяжести руки, но опять-таки ощущение б
ыло совершенно с рукой не связано. Если б я не смотрела так пристально, реш
ила бы, что кто-то сзади, невидимый, слегка тряхнул меня за правое плечо.
А сама-то рука!… Я только теперь разглядела, насколько она стала уродлива
: в черных полосках вен, морщинистая дряблая кожа свисает с локтя складка
ми… И волоски Ц боже мой! Отдельными кустиками по всей поверхности руки!
Из каждого кустика торчат длинные седые пряди, слегка вьющиеся и от этог
о еще более отвратительные…
Ц А… а… Ц разевала я рот, не в силах сказать, не в силах понять и примирить
ся.
Кто-то серый и грязный, подскочивший слева, залопотал что-то утешительно
е: мол, не страшно это, просто руки не будет, но жить можно. И жить долго Ц до
самой зимы, а то, глядишь, может, и до весны дотянуть удастся!
Ц Я не хочу жить так долго с такой рукой, Ц пробормотала я. Язык заплетал
ся, а мутный взгляд был пригвожден к изуродованной конечности, свешивающ
ейся с плеча.
Некто сбоку продолжал тарахтеть не переставая, до меня доходило, что я до
лжна поесть, тогда мне станет легче.
Перед моим лицом возникла заботливо поднесенная утка. Она ткнулась свои
м горелым боком в щеку, уколола губы щетиной. Я послушно открыла рот, прику
сила утку зубами Ц и меня, наверное, вырвало бы, если б желудок не был так п
уст. Забившись в сухих рвотных конвульсиях, я повалилась на бок, на эту сво
ю отвратительную правую руку…
Жалобный гвалт, забурливший вокруг, я воспринять была уже не в состоянии.
Только когда меня вновь подняли и посадили, привалив спиной к чему-то тве
рдому и выпуклому Ц похоже, просто к дереву, я разобрала, что им тоже хоче
тся дожить до зимы А если повезет, то и до весны. Госпожа хорошая, она должн
а кушать, и тогда они все будут радоваться и пировать, наедаясь вволю жаре
ными утками. И умрут только вместе со мной.
Опять этот идиотский кошмар! Ну почему я не могу умереть спокойно, в одино
честве? Почему я должна тащить за собой на тот свет целую ораву доверчивы
х полудурков?!
Я глубоко вздохнула пять раз, просчитала до десяти, открыла глаза и громк
им, четким голосом спросила: Ц Где Бокша?
Их мыслишки, иллюстрировавшие бессвязное лопотание, показывали Бокшу в
о всей красе: вот он утром склоняется надо мной, беспамятной, вот запрещае
т антам промывать воспалившуюся от стрелы рану на моей руке. Категоричес
ки запрещает Ц а ведь ил-то целебный! В нем водятся волшебные червячки-и
грунцы, от них человек или умирает быстро и спокойно, или выздоравливает
окончательно! Но раз большой человек, пришедший с госпожой (со мной, то ест
ь), сказал: «Шаце-льзя-не-хер « Ц то они и не стали этого делать.
Я воздала Бокше благодарность за памятливость: стоило мне один раз возра
зить против местных методов самолечения, как он внес это правило в переч
ень законов, устанавливаемых госпожой княгиней, и уже ни сам не пытался п
рикасаться к моей ране, ни другим не давал!
А мне продолжали тарахтеть, захлебываясь в бесконечных «шаце-ку-хер», о т
ом, как большой человек хватался за голову, долго сидел возле госпожи, при
стально глядя на нее, потом вскакивал и бегал вокруг… А потом вдруг остан
овился, приказал, чтоб госпожу берегли и не лечили ни в коем случае, поверн
улся и умчался в сторону болота.
«Надеюсь, хоть этот-то не додумался срочно топиться при первых симптома
х моего пакостного заболевания?» Ц вяло подумала я.
Впрочем, более вероятным представлялось, что растерянный ант бросится и
скать помощь для своей госпожи. Вопрос: куда?
Мы забрались, по-видимому, в самую глухомань заветного леса, в его сердцев
ину, где тварь, известная под наименованием Колакса Краснорыбица, держал
а секретную деревню, а вернее, стадо из одичалых, но по-прежнему верных ей
антов. До ближайшего цивилизованного поселения отсюда, верно, шагать и ш
агать! И не просто шагать, а лезть через чащобу, плутать по запутанным троп
ам… И еще неизвестно, куда выйдешь.
Бокша, конечно, соображает не быстро, но такое он не мог не сообразить. И ес
ли все-таки побежал за помошью, то, видимо, туда, где помощь эту, как он слыш
ал, оказывают. То есть? Да к нашим радушным хозяевам-волхвам!
Вот мы и приплыли. Когда он приведет сюда такого душевного старца, как дед
Орей, срок моей жизни уже никак не удастся растянуть до осени. Не говоря уж
о весне. Все закончится сейчас Ц быстро и, надеюсь, безболезненно.
Ввиду этой перспективы даже горелая утка не казалась мне уже такой отвра
тительной. Но стремление к гигиене было все-таки сильнее, чем даже страх с
мерти. Ну не могла я есть в грязи и из грязных рук! Где они, стерильные лабор
аторные дистилляты?..
Я внимательно огляделась. Дистиллированная вода Ц это, конечно, сказочн
ые фантазии. Реальность не могла мне предложить даже просто кипяченой во
ды. Костер-то горел Ц Бокша, как я поняла из обрывочных мыслей-образов в г
оловах окружающих, очень доходчиво и подробно показал и объяснил им, как
поддерживать огонь, чтобы он никогда не гас. Но ни одной плошки, чтобы нали
ть туда воду для кипячения, вокруг не наблюдалось.
Ц Где ручей? Ц спросила я. Ц Родник где у вас? Должны же быть у вас родник
и! Помогите мне подняться!
Поддерживая с крайней осторожностью, меня всей гурьбой повели к местном
у водопою.
Родничков тут оказалось сразу несколько. Я выбрала один с наименее затоп
танными краями. С трудом нагнулась, тщательно ополоснула пальцы на единс
твенной теперь руке. При этом правая рука, бестолково качаясь, мешала неи
моверно. «Надо будет ее подвязать как-то, что ли…» Ц мелькнула мысль.
И началась трапеза.
Неудобно, неловко, неприятно было с одной рукой! Но то, что это первая трап
еза почти за неделю, я почувствовала сразу. Зубы не успевали отрывать кус
ки, рот Ц пережевывать, а горлоЦ глотать. Утиное мясо падало в меня, как в
пропасть, как в никуда. Хотелось еще и еще. Только огромным усилием воли я
заставила себя остановиться на половине утки. Уговорила. Пообещала свое
му оголодавшему организму, что скоро Ц может, через час, ну хорошо, через
сорок минут Ц мы вновь приступим к обжорству.
Организм побурчал животом, выражая недовольство, но успокоился. Расслаб
илась и я. Прилегла в тенечке, задремала, несмотря на постоянный гомон мое
го сопровождения, которое не покидало меня ни на минуту.
Дремота сменилась жаждой. Жажда Ц голодом. Насыщение Ц сном. Сон Ц есте
ственными потребностями. И снова Ц жаждой.
Все это время десятки пар глаз смотрели на меня безотрывно. Даже… Это не в
ызывало у них ни отвращения, ни брезгливости. Потому что дети природы, это
раз. Второе жеЦ я была для них чем-то вроде божества. Следовательно, и мои
естественные отправления были божественны…
Появление ночных звезд я отметила очередным циклом удовлетворения все
х физиологических потребностей и уснула почти уже как здоровый человек.
По крайней мере Ц как выздоравливающий.
Теперь спать сразу после еды уже не хотелось. Я сидела, слушая под гомон св
оих подданных журчание родничка, и пыталась предугадать дальнейшее раз
витие событий.
Если Бокша помчался к болоту позавчера… Как выяснилось Ц он отправился
в дорогу совсем незадолго до моего первого, ночного пробуждения… И если
он поперся к волхвам, то сколько времени у него может уйти на дорогу? Сюда
мы шли меньше одного светового дня. Сделаем поправку на то, что дороги обр
атно, после встречи с лесовином, который его запутал, Бокша не знает. Хорош
о, если сам не потеряется окончательно в лесу и выйдет к волхвам…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65