Если бы в
составе нашего опыта не имелось того, что мы разумеем под «непостижимым»
, то, очевидно, мы не могли бы ни образовать такого понятия, ни даже употреб
лять само слово «непостижимое».
Если мы возьмем сначала «непостижимое» в буквальном смысле этого слова,
который обозначает отношение к нашему познанию, именно отрицание возмо
жности «постижения», то дело идет здесь, следовательно, не о безусловной
непостижимости или недоступности для нашего опытного сознания, а лишь о
недоступности для постигающего познания. Что собственно это означает, в
озможно ли нечто подобное и если да, то в какой форме? Ц это и составит пре
дмет дальнейшего нашего исследования. Здесь нам достаточно исходить из
логически фиксированного допущения (остающегося пока, в смысле реально
й значимости, гипотетическим), что мыслимо в составе нашего опыта нечто, ч
то остается недоступным нашей постигающей мысли. Но мы можем еще упрости
ть нашу формулировку. Так как всякое познание Ц в том числе даже то, что о
бычно зовется простым «констатированием» и кажется данным «непосредст
венно», т.е. без участия мысли, Ц есть в конечном счете, поскольку
[11] У Франк
а Ц «постольку», явная опечатка.[11] оно выражается в су
ждении, мысль, постижение Ц именно подведение «данного», материала позн
ания под понятие (подробно это показано нами в нашей книге «Предмет знан
ия»), то «недоступное постигающей мысли» совпадает с «непознаваемым». Ин
аче говоря, мы исходим из допущения, что в опыте, в составе того, что как-либ
о предстоит или открывается нашему сознанию, может встречаться непости
жимое или непознаваемое Ц нечто, что не может быть разложено на признак
и понятия, усмотрено, говоря терминами Декарта, «ясно и отчетливо» или Ц
согласии с тем, о чем мы выше размышляли, Ц воспринято как «знакомое», «об
щее» и потому повторяющееся содержание бытия.
Но эта недоступность постижению или познанию сама по себе может означат
ь двоякое. «Непостижимое» могло бы, во-первых, Ц и это
есть ближайшее допущение, которое легче всего сделать, Ц являясь нам ка
к опытная реальность, быть по своему содержанию от нас «скрытым», т.е. оно
могло бы по своему содержанию быть или вообще неуловимым, или по крайней
мере не ясно уловимым, оставаясь вместе с тем, именно в качестве «скрытог
о», «прикрытого», «туманного для нас» или «удаленного от нас», все же само
очевидно предстоящим нам. Или, в иной формулировке: оно могло бы самоочев
идно «иметься» у нас, не будучи явно данным (вроде недоступной нам «глуби
ны» или внутреннего содержимого какой-либо непрозрачной и неоткрывающ
ейся оболочки Ц ср. «Предмет знания», гл. III ). Таков обыч
ный, наиболее распространенный и часто кажущийся единственным смысл по
нятия «непознаваемого» или «непостижимого». Однако возможно (т.е. по кра
йней мере гипотетически мыслимо) и нечто другое. Мыслимо нечто, что хотя и
явственно нам дано, но по своему собственному содержанию, по своей приро
де таково, что было бы противоречиво, и потому логически невозможно восп
ринимать его как «знакомое», «однозначно определимое», «постижимое». «Н
епостижимое» могло бы быть нам дано в форме «неисповедимого», Ц в форме
чего-то, что по самому c воему существу таково, что мы не
можем «изъяснить» его и отдать логический отчет в его содержании. Если б
ы оказалось, что приведенные выше два допущения могут быть реально оправ
даны, то мы имели бы наряду со «знакомым», «познаваемым», «понятным» или «
постигаемым» в составе нашего опыта также и «непостижимое» и это послед
нее понятие было бы оправдано. Упомянутые только что две возможности мы
могли бы тогда различать как «непостижимое для нас» и «само по себе непо
стижимое» (или «непостижимое по существу»). Это означало бы, что недоступ
ность постигающему познанию в первом случае определялась бы фактическ
ой слабостью или ограниченностью нашей познавательной способности, во
втором же Ц существом самой познаваемой реальности. И было бы, конечно, м
ыслимо, что оба случая могли бы реально совпадать, так что мы были бы в сос
тоянии сказать, что непостижимое для нас вместе с тем есть и «само по себе
непостижимое» (как возможно было бы это констатирование, об этом речь вп
ереди). Первая форма «непостижимого» Ц «непостижимое для нас» Ц с одно
й стороны, гораздо легче анализируема и не представляет особых трудност
ей и, с другой стороны, имеет гораздо меньшее принципиальное значение, че
м вторая форма Ц «непостижимое само по себе» как «неисповедимое» или «н
еизъяснимое». Мы увидим ниже, что эта первая форма возможна только в сост
аве предметного знания, которым ни в коей мере не исчерпывается наше зна
ние вообще. Главное наше внимание мы должны будем сосредоточить на второ
й форме непостижимого Ц на том, что «само по себе непостижимо».
Как бы то ни было, но если намеченные здесь возможности фактически осуще
ствляются, то мы имели бы наряду с «трезвым», рассудочным знанием в понят
иях еще другое знание Ц именно знание непонятного и непостижимого, Ц «
ведающее неведение» ( wissendes Nichtwissen, docta ignorantia ). Наря
ду с рациональным познанием мы имели бы столь же объективно-значимое Ц
быть может (как мы увидим это далее), еще более значимое знание, которое мы
можем предварительно обозначить как «мистическое знание». (Нет надобно
сти указывать, что «мистическое» не означало бы при этом ни «произвольно
е», ни «туманное», а имело бы смысл чего-то объективного, очевидного
[12]
В книге: «объективного очевидного», без запятой.[12]
и Ц на свой лад Ц совершенно ясного.) В этом мистическом знании наш
ла бы себе оправдание по существу та вторая, необыденная установка в отн
ошении реальности, о которой мы говорили выше, Ц установка, для которой р
еальность есть нечто большее и иное, чем совокупность «знакомых», «понят
ных» содержаний и связей, Ц для которой она имеет для нас не только значе
ние среды, в которой мы должны «ориентироваться», но и свою собственную в
нутреннюю значительность, осмысляющую по существу нашу жизнь.
Это Ц пока лишь гипотетическое допущенное нами Ц начало непостижимог
о мы пытаемся проследить в трех слоях бытия: 1) в окружающем нас мире или Ц
шире говоря Ц в том, что предстоит нам как предметное бытие и что нам надл
ежит проследить в самых его корнях и основах, 2) в нашем собственном бытии
Ц как оно, с одной стороны, обнаруживается как «внутренняя жизнь» каждо
го из нас и как оно, с другой стороны, проявляется в отношении к внутренней
жизни других людей и к более глубоко лежащей «духовной» основе нашей ду
шевной жизни, и 3) в том слое реальности, который в качестве первоосновы и в
сеединства как-то объединяет и обосновывает оба эти различные и разноро
дные мира. Этим определяется расчленение нашего дальнейшего исследова
ния.
Часть перв
ая
НЕПОСТИЖИМОЕ В СФЕРЕ ПРЕДМЕТНОГО ЗНАНИЯ
[1] В этой части мы оп
ираемся на итоги, к которым мы пришли в книге «Предмет знания» (СПб, 1915). Эта к
нига вышла по-французски под заглавием «La Connaissance et lТ Etre»
. Paris, 1937. Fernand Aubier.[1]
Познавать Ц значит
видеть вещи, но и видеть, как они все погружены в абсолютное.
Гуссейн ал-Галладж
[2] Гуссейн ал-Галладж Ц арабский мисти
к, один из основателей так наз. «суфизма» в магометанстве (казнен в 920 г.) Ц б
ыл одним из величайших мистиков человечества. О его жизни и учении см.
Luis Massignon. La Passion d'al Hosayn Mansour al-Hallaj. 2 v. Paris, 1922 и
Christopher Dawson ,
статью «Islamic Mysticism» в его
книге «Inquiries into Religion and Culture», London, 1933.[2]
Глава
I
Непостижимое для нас
1. Предмет знан
ия как неизвестное и неданное
Мы исходим из конста
тирования основного условия познания, как оно подробно выяснено в нашей
книге «Предмет знания». Всякое предметное знание выражается в форме суж
дения. Суждение есть акт мысли, в котором мы мысленно направлены на «что-т
о» и как-либо «определяем» это что-то, т.е. улавливаем в его составе что-либ
о «определенное». То, на что мы направляемся, есть «предмет» познания; то,
что мы в нем находим и о нем высказываем, есть «содержание» знания. Предме
т может быть определенным, т.е. уже ранее (частично) познанным, Ц психолог
ически это есть преобладающий случай в нашем познании Ц или еще совсем
неопределенным. В первом случае мы имеем двучленное суждение типа «А ест
ь В». Само собой разумеется, что суждение «А есть В» не означает «А тождест
венно В» Ц ибо само содержание А есть именно А и не есть В; сужд
ение это может, следовательно, означать только одно: «где есть А, там есть
и В», или: «с А связано В». Истинный смысл такого суждения, очевидно, есть: «т
о, что мы уже познали как А, т.е. в чем мы нашли содержание А, обладает также с
одержанием В». Во втором случае дело идет о суждении, адекватным граммат
ическим выражением которого служит так наз. «бессубъектное» или «безли
чное» предложение, напр.: «гремит», «скучно», «светло» и т.п. Такого рода су
ждение лишь по внешнему своему выражению бессубъектно, т.е. не имеет «пре
дмета»: в действительности оно тоже направлено на какой-то предмет Ц ка
к говорится, «относится» к чему-то Ц и что-то о нем высказывает; только зд
есь предмет остается не определенным, не обозначен в понятии. На некотор
ых языках этот неопределенный предмет имеет весьма подходящее для себя
обозначение в местоимении третьего лица (в языках, имеющих средний род, к
ак немецкий, особенно удачно Ц в местоимении третьего лица среднего род
а); так, по-немецки: «гремит» Ц «es donnert» («оно гремит»). По с
уществу, с таким безличным или бессубъектным суждением совпадают и так н
аз. «экзистенциальные суждения» («суждения о существовании»): «нечто ест
ь А» совпадает по смыслу с суждением «А есть ». «Гремит» значит
«гром (сейчас) есть ». Различие между безличным и экзистенциал
ьным суждениями может лежать лишь в психологическом ударении, но не в ло
гическом смысле. Если я говорю «гремит», то мне существенно, что в дотоле н
еизвестном или неопределенном шуме или звуке я улавливаю звук именно гр
ома, определяю его как «гром»; если я говорю «гром есть », то уда
рение лежит на мысли, что определенное содержание (то, что я называю «гром
ом») не вымышлено мною, не есть моя фантазия, а действительно принадлежит (
сейчас) к составу (доселе остававшейся для меня неопределенной) предметн
ой реальности. В обоих случаях, таким образом, дело идет об одном и том же: в
неопределенном предмете Ц или в предметной реальности вообще Ц наход
ится и фиксируется определенное содержание.
Для темы нашего размышления, однако, несущественно и само различие между
двучленным (синтетическим) и одночленно-безличным или экзистенциальны
м (тетическим) суждением. Ибо и суждение первого рода «А есть В» может быть
по своему смыслу сведено в конечном счете на суждение второго рода. В сам
ом деле, оно обозначает: «то, на что мы направляемся, что мы имеем в виду (и ч
то, следовательно, как таковое еще остается неопределенным), содержит на
ряду и в связи с содержанием A также и содержание
B »; мы имеем, следовательно, право выразить его в безлич
ной форме «есть АВ», что равнозначно экзистенциальному суждению «
AB (или принадлежность B к
A ) есть »! Таким образом, всякое предметное п
ознание может быть выражено в форме безличного суждения «есть
A » (если мы в состав «А» включим все многообразие усмат
риваемого и познанного содержания Ц значит, в нашей примерной схеме, и
A , и B ). Как бы разнообразно и сложно, а
потому и дифференцируемо ни было содержание суждения, Ц взятое в своей
полноте, оно есть некое определенное со д ержание,
которое может быть обозначено символом А. И с другой стороны, предм
етный смысл суждения, именно неопределенный сам по себе предмет, об
ласть предметного бытия, в составе которого мы находим и к которому мы от
носим найденное A , выражается в слове «есть»
(или в соответствующем глагольном суффиксе
[i] Точнее Ц окончан
ии.[i] Ц «грем ит », Ц или же, на других языках, в таких слово
сочетаниях, как «es ist» , « es gibt» , «
il est », « il fait », « il y a », «
there is » и т.д.).
Отсюда следует, что всякое предметное знание предполагает направленно
сть познавательного взора на «неизвестное», на некое х, в котором отыски
вается и открывается содержание А, и притом в том смысле, что это А «принад
лежит» неизвестному (в остальных отношениях) предмету и улавливается им
енно в его составе или как бы на его фоне. Таким образом, адекватная формул
а всякого предметного знания будет « x есть А», что озн
ачает, с одной стороны, что в составе х можно уловить, найти, усмотреть нек
ое А и, с другой стороны, что это А принадлежит именно к х, входит в его соста
в, основано или укоренено в нем. Познанное содержание А выделяется Ц име
нно в качестве познанного, раскрывшегося, ясного Ц на своем т
емном фоне, но не отделяется от него, а, напротив, познается именно на этом
фоне, на этом базисе, как нечто неразрывно к нему принадлежащее. Таким обр
азом, всякое предметное знание, взятое во всей полноте своего смысла, озн
ачает, что неизвестное, на что направлено или что «имеет в виду» наше позн
ание, частично познано, уяснено как содержание А и что вместе
с тем оно в качест в е неизвестного все же остается
неизменным ингредиентом нашего познания Ц тем, на что последнее остает
ся направленным и в пределах чего Ц на надлежащем месте Ц по
лагается все уже познанное.
Какие бы новые проблемы ни возникали в связи, с этим итогом, существенно д
ля нас здесь только одно: наряду с известным и познанным Ц с тем, что опре
делено через понятие, Ц стоит всегда и неотменимо прочно в мире нашего п
ознавания и неизвестное, неуясненное, Ц можно сказать, темное Ц то, что с
крыто в символе х, и притом как общий фон и основа всего познанного. Это мо
жно выразить и так: каждое познание есть по своему смыслу (если и не всегда
психологически осознанному) ответ на вопрос; всякому суждению «А есть В
» логически предшествует вопрос: «что есть А?»; следовательно, перв
о сужению (см. выше) « x есть А» Ц вопрос: «что есть
x »? («что может быть усмотрено в составе x
?»). Направленность взора на неизвестное есть условие воз
можности всякого познания; и как бы далеко ни проникало последнее, эта пе
рвичная направленность взора как таковая не может исчезнуть, не может бы
ть покинута или преодолена, потому что она есть основоположная установк
а того, что мы именно и называем познаванием. Наше познание никогда не мож
ет быть завершенно-законченным, безусловно готовым, чем-то статически на
ходящимся в себе самом; познание есть, напротив, всегда движение познава
ния, напряжение озарения окружающей нас «тьмы», направленность на эту «т
ьму»; оно, следовательно, предполагает постоянное предстояние ее. То, на ч
то направлен наш взор в первовопросе «что есть x ?» Ц
неизвестное , Ц есть первое, основоположное условие вся
кого вопроса Ц начало, определяющее смысл самого вопрошания; поэт
ому само неизвестное, как таковое, есть нечто абсолютно бесспорное
, не возбуждающее сомнения и вопроса. (Немецкий язык удачно выражает
понятие «бесспорного» в слове fraglos Ц «безвопросно».) Н
еизвестное, как условие всякого вопроса, само, таким образом, предельно б
есспорно, самоочевидно, «безвопросно» в буквальном и абсолютном смысле
этого слова.
Рассуждая только по существу, т.е. не считаясь с чисто человечески-психол
огической стороной вопроса, казалось бы, нужно сказать: на абсолютно-сам
оочевидное не стоит тратить слов Ц это значило бы, как говорится, «ломит
ься в открытую дверь». Если мы, тем не менее, вынуждены подчеркнуть эта сам
оочевидное положение, то потому, что фактически большинству людей оно со
всем не кажется самоочевидным; более того Ц оно с
овсем не замечается обычно. «Настежь открытая дверь» Ц именно дверь в
неизвестное как таковое Ц кажется большинству закрытой Ц б
олее того, вовсе не дверью, которая есть вход в какое-то новое пространств
о, Ц в то, что находится за нею, Ц а непроницаемой стеной или Ц еще точнее
Ц абсолютным пределом того, что нам вообще доступно. Откуда бы ни бралос
ь это заблуждение Ц факт тот, что оно необычайно широко распространено
и психологически мы все и всегда к нему склонны. Рассуждая отвлеченно, мы
все, конечно, знаем, что мир не исчерпывается тем, что нам в нем уже известн
о и знакомо, что познано нами, а, напротив, бесконечно шире и содержательне
е всего нам уже известного. Но на практике нашего познавательного отноше
ния к миру и Ц более того Ц нашей общей установки к бытию мы все склонны
жить в «привычном», т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
составе нашего опыта не имелось того, что мы разумеем под «непостижимым»
, то, очевидно, мы не могли бы ни образовать такого понятия, ни даже употреб
лять само слово «непостижимое».
Если мы возьмем сначала «непостижимое» в буквальном смысле этого слова,
который обозначает отношение к нашему познанию, именно отрицание возмо
жности «постижения», то дело идет здесь, следовательно, не о безусловной
непостижимости или недоступности для нашего опытного сознания, а лишь о
недоступности для постигающего познания. Что собственно это означает, в
озможно ли нечто подобное и если да, то в какой форме? Ц это и составит пре
дмет дальнейшего нашего исследования. Здесь нам достаточно исходить из
логически фиксированного допущения (остающегося пока, в смысле реально
й значимости, гипотетическим), что мыслимо в составе нашего опыта нечто, ч
то остается недоступным нашей постигающей мысли. Но мы можем еще упрости
ть нашу формулировку. Так как всякое познание Ц в том числе даже то, что о
бычно зовется простым «констатированием» и кажется данным «непосредст
венно», т.е. без участия мысли, Ц есть в конечном счете, поскольку
[11] У Франк
а Ц «постольку», явная опечатка.[11] оно выражается в су
ждении, мысль, постижение Ц именно подведение «данного», материала позн
ания под понятие (подробно это показано нами в нашей книге «Предмет знан
ия»), то «недоступное постигающей мысли» совпадает с «непознаваемым». Ин
аче говоря, мы исходим из допущения, что в опыте, в составе того, что как-либ
о предстоит или открывается нашему сознанию, может встречаться непости
жимое или непознаваемое Ц нечто, что не может быть разложено на признак
и понятия, усмотрено, говоря терминами Декарта, «ясно и отчетливо» или Ц
согласии с тем, о чем мы выше размышляли, Ц воспринято как «знакомое», «об
щее» и потому повторяющееся содержание бытия.
Но эта недоступность постижению или познанию сама по себе может означат
ь двоякое. «Непостижимое» могло бы, во-первых, Ц и это
есть ближайшее допущение, которое легче всего сделать, Ц являясь нам ка
к опытная реальность, быть по своему содержанию от нас «скрытым», т.е. оно
могло бы по своему содержанию быть или вообще неуловимым, или по крайней
мере не ясно уловимым, оставаясь вместе с тем, именно в качестве «скрытог
о», «прикрытого», «туманного для нас» или «удаленного от нас», все же само
очевидно предстоящим нам. Или, в иной формулировке: оно могло бы самоочев
идно «иметься» у нас, не будучи явно данным (вроде недоступной нам «глуби
ны» или внутреннего содержимого какой-либо непрозрачной и неоткрывающ
ейся оболочки Ц ср. «Предмет знания», гл. III ). Таков обыч
ный, наиболее распространенный и часто кажущийся единственным смысл по
нятия «непознаваемого» или «непостижимого». Однако возможно (т.е. по кра
йней мере гипотетически мыслимо) и нечто другое. Мыслимо нечто, что хотя и
явственно нам дано, но по своему собственному содержанию, по своей приро
де таково, что было бы противоречиво, и потому логически невозможно восп
ринимать его как «знакомое», «однозначно определимое», «постижимое». «Н
епостижимое» могло бы быть нам дано в форме «неисповедимого», Ц в форме
чего-то, что по самому c воему существу таково, что мы не
можем «изъяснить» его и отдать логический отчет в его содержании. Если б
ы оказалось, что приведенные выше два допущения могут быть реально оправ
даны, то мы имели бы наряду со «знакомым», «познаваемым», «понятным» или «
постигаемым» в составе нашего опыта также и «непостижимое» и это послед
нее понятие было бы оправдано. Упомянутые только что две возможности мы
могли бы тогда различать как «непостижимое для нас» и «само по себе непо
стижимое» (или «непостижимое по существу»). Это означало бы, что недоступ
ность постигающему познанию в первом случае определялась бы фактическ
ой слабостью или ограниченностью нашей познавательной способности, во
втором же Ц существом самой познаваемой реальности. И было бы, конечно, м
ыслимо, что оба случая могли бы реально совпадать, так что мы были бы в сос
тоянии сказать, что непостижимое для нас вместе с тем есть и «само по себе
непостижимое» (как возможно было бы это констатирование, об этом речь вп
ереди). Первая форма «непостижимого» Ц «непостижимое для нас» Ц с одно
й стороны, гораздо легче анализируема и не представляет особых трудност
ей и, с другой стороны, имеет гораздо меньшее принципиальное значение, че
м вторая форма Ц «непостижимое само по себе» как «неисповедимое» или «н
еизъяснимое». Мы увидим ниже, что эта первая форма возможна только в сост
аве предметного знания, которым ни в коей мере не исчерпывается наше зна
ние вообще. Главное наше внимание мы должны будем сосредоточить на второ
й форме непостижимого Ц на том, что «само по себе непостижимо».
Как бы то ни было, но если намеченные здесь возможности фактически осуще
ствляются, то мы имели бы наряду с «трезвым», рассудочным знанием в понят
иях еще другое знание Ц именно знание непонятного и непостижимого, Ц «
ведающее неведение» ( wissendes Nichtwissen, docta ignorantia ). Наря
ду с рациональным познанием мы имели бы столь же объективно-значимое Ц
быть может (как мы увидим это далее), еще более значимое знание, которое мы
можем предварительно обозначить как «мистическое знание». (Нет надобно
сти указывать, что «мистическое» не означало бы при этом ни «произвольно
е», ни «туманное», а имело бы смысл чего-то объективного, очевидного
[12]
В книге: «объективного очевидного», без запятой.[12]
и Ц на свой лад Ц совершенно ясного.) В этом мистическом знании наш
ла бы себе оправдание по существу та вторая, необыденная установка в отн
ошении реальности, о которой мы говорили выше, Ц установка, для которой р
еальность есть нечто большее и иное, чем совокупность «знакомых», «понят
ных» содержаний и связей, Ц для которой она имеет для нас не только значе
ние среды, в которой мы должны «ориентироваться», но и свою собственную в
нутреннюю значительность, осмысляющую по существу нашу жизнь.
Это Ц пока лишь гипотетическое допущенное нами Ц начало непостижимог
о мы пытаемся проследить в трех слоях бытия: 1) в окружающем нас мире или Ц
шире говоря Ц в том, что предстоит нам как предметное бытие и что нам надл
ежит проследить в самых его корнях и основах, 2) в нашем собственном бытии
Ц как оно, с одной стороны, обнаруживается как «внутренняя жизнь» каждо
го из нас и как оно, с другой стороны, проявляется в отношении к внутренней
жизни других людей и к более глубоко лежащей «духовной» основе нашей ду
шевной жизни, и 3) в том слое реальности, который в качестве первоосновы и в
сеединства как-то объединяет и обосновывает оба эти различные и разноро
дные мира. Этим определяется расчленение нашего дальнейшего исследова
ния.
Часть перв
ая
НЕПОСТИЖИМОЕ В СФЕРЕ ПРЕДМЕТНОГО ЗНАНИЯ
[1] В этой части мы оп
ираемся на итоги, к которым мы пришли в книге «Предмет знания» (СПб, 1915). Эта к
нига вышла по-французски под заглавием «La Connaissance et lТ Etre»
. Paris, 1937. Fernand Aubier.[1]
Познавать Ц значит
видеть вещи, но и видеть, как они все погружены в абсолютное.
Гуссейн ал-Галладж
[2] Гуссейн ал-Галладж Ц арабский мисти
к, один из основателей так наз. «суфизма» в магометанстве (казнен в 920 г.) Ц б
ыл одним из величайших мистиков человечества. О его жизни и учении см.
Luis Massignon. La Passion d'al Hosayn Mansour al-Hallaj. 2 v. Paris, 1922 и
Christopher Dawson ,
статью «Islamic Mysticism» в его
книге «Inquiries into Religion and Culture», London, 1933.[2]
Глава
I
Непостижимое для нас
1. Предмет знан
ия как неизвестное и неданное
Мы исходим из конста
тирования основного условия познания, как оно подробно выяснено в нашей
книге «Предмет знания». Всякое предметное знание выражается в форме суж
дения. Суждение есть акт мысли, в котором мы мысленно направлены на «что-т
о» и как-либо «определяем» это что-то, т.е. улавливаем в его составе что-либ
о «определенное». То, на что мы направляемся, есть «предмет» познания; то,
что мы в нем находим и о нем высказываем, есть «содержание» знания. Предме
т может быть определенным, т.е. уже ранее (частично) познанным, Ц психолог
ически это есть преобладающий случай в нашем познании Ц или еще совсем
неопределенным. В первом случае мы имеем двучленное суждение типа «А ест
ь В». Само собой разумеется, что суждение «А есть В» не означает «А тождест
венно В» Ц ибо само содержание А есть именно А и не есть В; сужд
ение это может, следовательно, означать только одно: «где есть А, там есть
и В», или: «с А связано В». Истинный смысл такого суждения, очевидно, есть: «т
о, что мы уже познали как А, т.е. в чем мы нашли содержание А, обладает также с
одержанием В». Во втором случае дело идет о суждении, адекватным граммат
ическим выражением которого служит так наз. «бессубъектное» или «безли
чное» предложение, напр.: «гремит», «скучно», «светло» и т.п. Такого рода су
ждение лишь по внешнему своему выражению бессубъектно, т.е. не имеет «пре
дмета»: в действительности оно тоже направлено на какой-то предмет Ц ка
к говорится, «относится» к чему-то Ц и что-то о нем высказывает; только зд
есь предмет остается не определенным, не обозначен в понятии. На некотор
ых языках этот неопределенный предмет имеет весьма подходящее для себя
обозначение в местоимении третьего лица (в языках, имеющих средний род, к
ак немецкий, особенно удачно Ц в местоимении третьего лица среднего род
а); так, по-немецки: «гремит» Ц «es donnert» («оно гремит»). По с
уществу, с таким безличным или бессубъектным суждением совпадают и так н
аз. «экзистенциальные суждения» («суждения о существовании»): «нечто ест
ь А» совпадает по смыслу с суждением «А есть ». «Гремит» значит
«гром (сейчас) есть ». Различие между безличным и экзистенциал
ьным суждениями может лежать лишь в психологическом ударении, но не в ло
гическом смысле. Если я говорю «гремит», то мне существенно, что в дотоле н
еизвестном или неопределенном шуме или звуке я улавливаю звук именно гр
ома, определяю его как «гром»; если я говорю «гром есть », то уда
рение лежит на мысли, что определенное содержание (то, что я называю «гром
ом») не вымышлено мною, не есть моя фантазия, а действительно принадлежит (
сейчас) к составу (доселе остававшейся для меня неопределенной) предметн
ой реальности. В обоих случаях, таким образом, дело идет об одном и том же: в
неопределенном предмете Ц или в предметной реальности вообще Ц наход
ится и фиксируется определенное содержание.
Для темы нашего размышления, однако, несущественно и само различие между
двучленным (синтетическим) и одночленно-безличным или экзистенциальны
м (тетическим) суждением. Ибо и суждение первого рода «А есть В» может быть
по своему смыслу сведено в конечном счете на суждение второго рода. В сам
ом деле, оно обозначает: «то, на что мы направляемся, что мы имеем в виду (и ч
то, следовательно, как таковое еще остается неопределенным), содержит на
ряду и в связи с содержанием A также и содержание
B »; мы имеем, следовательно, право выразить его в безлич
ной форме «есть АВ», что равнозначно экзистенциальному суждению «
AB (или принадлежность B к
A ) есть »! Таким образом, всякое предметное п
ознание может быть выражено в форме безличного суждения «есть
A » (если мы в состав «А» включим все многообразие усмат
риваемого и познанного содержания Ц значит, в нашей примерной схеме, и
A , и B ). Как бы разнообразно и сложно, а
потому и дифференцируемо ни было содержание суждения, Ц взятое в своей
полноте, оно есть некое определенное со д ержание,
которое может быть обозначено символом А. И с другой стороны, предм
етный смысл суждения, именно неопределенный сам по себе предмет, об
ласть предметного бытия, в составе которого мы находим и к которому мы от
носим найденное A , выражается в слове «есть»
(или в соответствующем глагольном суффиксе
[i] Точнее Ц окончан
ии.[i] Ц «грем ит », Ц или же, на других языках, в таких слово
сочетаниях, как «es ist» , « es gibt» , «
il est », « il fait », « il y a », «
there is » и т.д.).
Отсюда следует, что всякое предметное знание предполагает направленно
сть познавательного взора на «неизвестное», на некое х, в котором отыски
вается и открывается содержание А, и притом в том смысле, что это А «принад
лежит» неизвестному (в остальных отношениях) предмету и улавливается им
енно в его составе или как бы на его фоне. Таким образом, адекватная формул
а всякого предметного знания будет « x есть А», что озн
ачает, с одной стороны, что в составе х можно уловить, найти, усмотреть нек
ое А и, с другой стороны, что это А принадлежит именно к х, входит в его соста
в, основано или укоренено в нем. Познанное содержание А выделяется Ц име
нно в качестве познанного, раскрывшегося, ясного Ц на своем т
емном фоне, но не отделяется от него, а, напротив, познается именно на этом
фоне, на этом базисе, как нечто неразрывно к нему принадлежащее. Таким обр
азом, всякое предметное знание, взятое во всей полноте своего смысла, озн
ачает, что неизвестное, на что направлено или что «имеет в виду» наше позн
ание, частично познано, уяснено как содержание А и что вместе
с тем оно в качест в е неизвестного все же остается
неизменным ингредиентом нашего познания Ц тем, на что последнее остает
ся направленным и в пределах чего Ц на надлежащем месте Ц по
лагается все уже познанное.
Какие бы новые проблемы ни возникали в связи, с этим итогом, существенно д
ля нас здесь только одно: наряду с известным и познанным Ц с тем, что опре
делено через понятие, Ц стоит всегда и неотменимо прочно в мире нашего п
ознавания и неизвестное, неуясненное, Ц можно сказать, темное Ц то, что с
крыто в символе х, и притом как общий фон и основа всего познанного. Это мо
жно выразить и так: каждое познание есть по своему смыслу (если и не всегда
психологически осознанному) ответ на вопрос; всякому суждению «А есть В
» логически предшествует вопрос: «что есть А?»; следовательно, перв
о сужению (см. выше) « x есть А» Ц вопрос: «что есть
x »? («что может быть усмотрено в составе x
?»). Направленность взора на неизвестное есть условие воз
можности всякого познания; и как бы далеко ни проникало последнее, эта пе
рвичная направленность взора как таковая не может исчезнуть, не может бы
ть покинута или преодолена, потому что она есть основоположная установк
а того, что мы именно и называем познаванием. Наше познание никогда не мож
ет быть завершенно-законченным, безусловно готовым, чем-то статически на
ходящимся в себе самом; познание есть, напротив, всегда движение познава
ния, напряжение озарения окружающей нас «тьмы», направленность на эту «т
ьму»; оно, следовательно, предполагает постоянное предстояние ее. То, на ч
то направлен наш взор в первовопросе «что есть x ?» Ц
неизвестное , Ц есть первое, основоположное условие вся
кого вопроса Ц начало, определяющее смысл самого вопрошания; поэт
ому само неизвестное, как таковое, есть нечто абсолютно бесспорное
, не возбуждающее сомнения и вопроса. (Немецкий язык удачно выражает
понятие «бесспорного» в слове fraglos Ц «безвопросно».) Н
еизвестное, как условие всякого вопроса, само, таким образом, предельно б
есспорно, самоочевидно, «безвопросно» в буквальном и абсолютном смысле
этого слова.
Рассуждая только по существу, т.е. не считаясь с чисто человечески-психол
огической стороной вопроса, казалось бы, нужно сказать: на абсолютно-сам
оочевидное не стоит тратить слов Ц это значило бы, как говорится, «ломит
ься в открытую дверь». Если мы, тем не менее, вынуждены подчеркнуть эта сам
оочевидное положение, то потому, что фактически большинству людей оно со
всем не кажется самоочевидным; более того Ц оно с
овсем не замечается обычно. «Настежь открытая дверь» Ц именно дверь в
неизвестное как таковое Ц кажется большинству закрытой Ц б
олее того, вовсе не дверью, которая есть вход в какое-то новое пространств
о, Ц в то, что находится за нею, Ц а непроницаемой стеной или Ц еще точнее
Ц абсолютным пределом того, что нам вообще доступно. Откуда бы ни бралос
ь это заблуждение Ц факт тот, что оно необычайно широко распространено
и психологически мы все и всегда к нему склонны. Рассуждая отвлеченно, мы
все, конечно, знаем, что мир не исчерпывается тем, что нам в нем уже известн
о и знакомо, что познано нами, а, напротив, бесконечно шире и содержательне
е всего нам уже известного. Но на практике нашего познавательного отноше
ния к миру и Ц более того Ц нашей общей установки к бытию мы все склонны
жить в «привычном», т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71