Именно в этом ведающем
неведении, через преодоление предметно-направленного, ищущего,
беспокойно допытывающего познания наш взор впервые раскрывается
для восприятия всей полноты и положительности реальности. Именно это им
еет в виду Гете, когда он говорит, что не надо ничего искать позади
явлений, а удовлетворяться наподобие детей чистым опытом, ибо он са
м есть истина. Дело обстоит совершенно так же, как в нашем отношении к живо
му человеческому существу. Поскольку мы пытаемся познать его как «предм
ет», вскрыть его внутреннее существо в комплексе определений, Ц от нас у
скользает именно подлинное существо его личности. Истинная тайна челов
еческого существа открывается лишь при установке любви и доверия, чуждо
й всякому «сыску» и несовместимой с ним; и лишь так мы достигаем живого зн
ания непостижимой реальности, подлинно образующей существо личности. Ч
то это есть больше, чем простая аналогия, Ц в этом мы убедимся в позднейше
й связи.
3. Умудренное
неведение как антиномистическое познание
Но этим поставленны
й нами вопрос, каким образом удается философски все же постигнуть непост
ижимое Ц или, что то же самое, каким образом трансрациональное уловимо д
ля мышления, к существу которого принадлежит рациональность, Ц еще не р
азрешен окончательно. Исходя из нашего последнего размышления, мы можем
и так формулировать этот вопрос: поскольку непостижимое как таковое рас
крывается только в живом знании, в знании-жизни, и в отношении к нему отвле
ченное знание, осуществляемое в суждениях, невозможно и неуместно Ц как
им образом оно все же может быть познано трансцендентальным мышлением, к
оторое, в качестве мышления, очевидно ведь тоже выразимо лишь в суждения
х? На основании всего вышеизложенного с самого начала ясно, прежде всего,
что никакое вообще мышление не может непосредственно адеква
тно выразить созерцательно переживаемое непостижимое, а что здесь прои
сходит как бы некое транспонирование непосредственно открывающейся ре
альности в иное тональное измерение, которое по существу ей неадекватно
, Ц как бы дается упрощающий, приблизительный клавираусцуг сложной орке
стровой симфонии. Но как же возможно само это транспонирование? Как возм
ожно, чтобы мышление Ц повторяя приведенный выше нами образ Ц как бы са
мо погрузилось в «атмосферу» трансрационального, вдыхало ее в себя и тем
в ней ориентировалось?
Прежде всего мы должны твердо держаться того, что уже достигнуто нами. Вс
якое суждение, т.е. всякое познание, состоящее в предицировании логическ
и (в понятии) определенного содержания, безусловно неадекватно самому су
ществу непостижимого Ц более того, в отношении непостижимого противор
ечиво и в этом смысле бессмысленно. Если мы попытаемся выразить этот ито
г в общей логической форме, то мы должны будем сказать: всякое суждение, су
бъектом (подлежащим) которого является непостижимое и которое о нем что-
либо утверждает, т.е. осуществляется в форме « A есть
B », должно быть отклонено. Отклонение это совершается,
очевидно, в форме отрицательного суждения: « A («непост
ижимое») не есть B ». Поскольку это отрицате
льное суждение не хочет быть ничем иным, кроме именно отклонения ложного
утверждения « A есть B », оно, очевид
но, совершенно правомерно. Так, например, в богословии усмотрение непост
ижимости Бога выражается в отклонении всех вообще мыслимых предикатов,
которые пытаются приписать Богу, Ц в форме т. наз. отрицательного богосл
овия. Но трудность или неудобство заключается здесь в том, что это отклон
ение имеет в свою очередь форму суждения. Всякое же суждение и
меет притязание быть познанием, т.е. высказывать нечто о самой
реальности. Если непосредственный смысл приведенного тольк
о что отрицательного суждения и заключается лишь в отклонении, отвержен
ии противоположного ему положительного суждения, то такое отвержение п
о общему правилу (нами самими выше установленному) Ц т.е. в соответствии с
самим существом отвлеченного знания Ц может опираться лишь на усмотре
ние самого соответствующего реального соотношения: отверже
ние суждения « A есть B » основано, сл
едовательно, на усмотрении, что само A как
реальность Ц в нашем случае: само непостижимое Ц «дей
ствительно» не есть B ; мы видели ведь, что отрица
ние имеет онтологический смысл, принадлежит к самому существу реальнос
ти. Но в этом смысле отрицательное суждение не только отвергает ложное м
нение, но и высказывает о самом непостижимом, имеет смысл отрицательного
предицирования в отношении его, отрицательного его определения. Но в та
ком случае оно само подпадает суду принципа, на основе которого оно само
возникло и которое оно само высказывает, Ц именно, что суждение о непост
ижимом, предицирование какого-либо логически определенного содержания
в отношении его Ц все равно, в положительной или отрицательной форме Ц
внутренне противоречиво и невозможно.
Утверждение « A («непостижимое») не есть
B », взятое как полновесное суждение, очевидно предполагает принцип
противоречия: « A или есть, или не есть B
» (точнее: « A есть либо B , либо не
- B »). Но мы уже знаем, что начало «либо-либо» не имеет сил
ы в отношении непостижимого как абсолютного. К существу непо
стижимого мы приближаемся через преодоление этого начала, сначала чере
з посредство принципа «и то, и другое», а потом Ц еще более инт
имно Ц через посредство принципа «ни то, ни другое» (а наибол
ее адекватно, впрочем, лишь через совмещение обоих этих после
дних принципов Ц через преодоление отрицания). Поэтому, поск
ольку под утверждением « A не есть B
» мы разумеем отрицательное суждение о самом непостижимом, оно, очевидно
, столь же ложно и противоречиво, как и соотносительное ему положительно
е суждение. О непостижимом можно только высказать, что оно одновременно
есть и B , и не- B , и, с
другой стороны, что оно не есть ни B , ни
не- B . В этом смысле Дионисий Ареопагит говорит (во
второй главе первой части своего «Мистического богословия»): «В первопр
ичине бытия нужно утверждать все, что где-либо утверждается в
сущем и ему приписывается как качество Ц ибо она есть причина всего это
го; и опять-таки все это надо отрицать в ней, в собственном смысле, потому ч
то она возвышается над всем этим; и не надо думать, что здесь отрицания про
тиворечат утверждениям, ибо первопричина, возвышаясь над всякими огран
ичениями, превосходит и все утверждения и отрицания»
[ix] 5, 1046
d Ц 1048 b . Ср. перевод С.С.Аверинцева
: Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. М., 1969. С. 609. Дионисий (или Пс
евдо-Дионисий) Ареопагит Ц христианский мыслитель 5 или на
ч. 6 в., представитель поздней патристики.[ix] .
Но мы видели, что это отрицание отрицания, в сущности, безгранично и никог
да не приводит окончательно к цели. В этом и состоит усмотрение, что непос
тижимое в собственном смысле не может быть уловлено ни в каком воо
бще суждении. Поскольку же нам все же необходимо, чтобы п
ознание непостижимого совершалось в суждении (ибо иначе мыслить
мы вообще не можем) Ц точнее говоря: чтобы оно отображалось в плане с
уждения, Ц это осуществимо только одним способом: в утвержде
нии несказанного и непостижимого, и все же очевидного Ц единства
утвердительного и отрицательного суждения, причем это единство, к
ак уже было сказано, выходит за пределы как принципа « и то,
и другое», так и принципа « ни то, ни друг
ое» Ц более того, за пределы и всех возможных дальнейших усложнений эти
х логических форм связи понятий. Отображение непосредственного воспри
ятия непостижимого как самооткрывающейся трансрациональной реальнос
ти в измерении судящего познания, т.е. мышления, сов
ершается, следовательно, через усмотрение безусловно неразрешимого, не
преодолимого никакими новыми, высшими понятиями, антиномизма
в существе непостижимого. Адекватного выражения этого познания в ф
орме суждения, собственно, не может быть. Но если принять во внимание, что
онтологический смысл всякого суждения Ц все равно, утвердительного ил
и отрицательного Ц состоит в утверждении логически уловимого со
отношения вещей , в уловлении чего-то положительного, то
необходимо прийти к убеждению, что соответствующая отвлеченному знани
ю форма выражения этого трансрационального единства есть двойное утве
рждение Ц как положительного, так и отрицательного
соотношения, Ц т.е. имеет форму антиномизма.
Так мы приходим к выводу, что мышление Ц именно в качестве трансцен
дентального мышления, осознающего условия самой рациональности, Ц хот
я и никогда не достигает адекватно самого непостижимого, но улавливает е
го отображение в форме антиномистического познания.
Именно эта форма познания есть логическая форма умудренного, ведаю
щего неведения. Элемент неведения выражается в ней именно в а
нтиномистическом содержании утверждения, элемент же ведения Ц
в том, что это познание обладает все же формой суждения Ц
именно формой двух противоречащих друг другу суждений. При этом над
о суметь противостоять естественному искушению (которое с точки зрения
отвлеченного знания как бы навязывается нам принудительно, с полной оче
видностью) Ц именно искушению выразить оба противоречащих друг другу с
уждения в логической форме соединительного суждения (по принципу «и то,
и другое»). Ибо этим было бы опять-таки высказано притязание все же адеква
тно выразить трансрациональную истину в логически фиксированной форме
. Антиномистическое познание выражается, как таковое, в непреодоли
мом, ничем более не превозмогаемом витании между или
над этими двумя логически несвязанными и несвязуемыми сужде
ниями. Трансрациональная истина лежит именно в невыразимой серед
ине , в несказанном единстве между этими двумя суждениям
и, а не в какой-либо допускающей логическую фиксацию связи между ними. Она
есть непостижимое, логически невыразимое единство познаний, которые в с
фере отвлеченно-логического синтеза остаются безусловно несогла
симыми. С точки зрения притязаний отвлеченной мысли мы сознательн
о смиряемся, предаемся резиньяции: наша мысль отк
азывается от всякого логического синтеза, в котором она могла бы найти и
збавление от неустойчивого витания между «тезисом» и «антитезисом». Дл
я привычного нам, именно отвлеченного, знания это есть жестокое, как бы не
выносимое требование, ибо для отвлеченного знания последовательность,
прозрачная логическая связь есть безусловно необходимый постулат и вс
якое противоречие есть признак неудачи познания, неясности мысли. Но в э
том и заключается принципиальное различие между познанием предельного
, абсолютного, непостижимого и всяческим познанием частных содержании б
ытия: в последнем случае колебания между двумя противоречащими друг дру
гу суждениями есть лишь выражение нашего бессилия Ц ведь «на самом деле
», в природе вещей есть , имеет силу либо одно ,
либо другое, и мы не имеем права отказаться от требовани
я преодоления или устранения противоречия. Напротив, здесь, в области ум
удренного, ведающего неведения, наша резиньяция совершенно созна
тельна и опирается на усмотрение ее внутренней убедительности и п
равомерности. И дело идет здесь поэтому совсем не о беспомощном, бессиль
ном колебании или шатании, а об Ц основанном на тв
ердом решении и самоочевидно ясном узрении Ц свободном витании
в средине или в единстве двух познаний Ц о витании, которому как раз
и открывается последняя истина. Более того: эта трансрациональная позиц
ия Ц будучи, в отношении объединяемых ею противоречащих отвлеченных по
знаний, «витанием» между или над ними Ц сама по се
бе есть совершенно устойчивое, твердо опирающееся на саму
почву реальности стояние. О нем Никола
й Кузанский говорит: «Великое дело Ц быть в состоянии твердо
укрепиться в единении противоположностей» ( Magnu
m est posse se stabiliter figere in coniunctione oppositorum ).
Этот вывод нужно подчеркнуть с особой силой. Всякий окончательный
, сполна овладевающий реальностью и ей адекватный синтез никогда не може
т быть рациональным, а, напротив, всегда трансрационален. Его, правд
а, можно не только как-либо смутно чуять и о нем лишь догадываться; напроти
в, он обладает высочайшей очевидностью. Но его очевидность безусловно не
выразима в словах и в мысли; он остается несказанным и «неизъяснимым», он
доступен лишь через некое немое соприкосновение, через несказанн
ую внутреннюю охваченность им. И это есть не какой-либо его недостат
ок, а, напротив, его достоинство. Мы не можем говорить о высшей п
равде, высказать ее саму в наших понятиях Ц но только потому, что он
а сама Ц молча говорит о себе, себя высказывает и открыв
ает; и это ее собственное самооткровение мы не имеем ни права, ни возможно
сти выразить сполна нашей мыслью; мы должны умолкнуть перед в
еличием самой правды.
Это есть последний итог философского с
амосознания, вне которого вся философия есть лишь суетное, неосуществим
ое по своему высокомерию начинание. Философия есть по своему первоначал
ьному замыслу Ц все равно, в филогенетическом или в онтогенетическом св
оем развитии, в своем первом зарождении в истории человеческой мысли воо
бще или в первом своем замысле в каждом человеческом сознании, одержимом
пафосом философствования, Ц попытка постигнуть, выразить адекватно в с
вязной системе понятий все бытие без остатка. Но как только она доходит д
о осознания самой себя, до ясного узрения, своего значения перед лицом са
мой реальности Ц исторически с полной отчетливостью в лице Сократа, но
по существу уже в лице изумительного мудреца Гераклита и Ц в другом кон
це мира Ц в лице индусской мудрости Упанишад Ц она с очевидностью осоз
нает неосуществимость этого своего первоначального замысла. Но именно
в этом осознании впервые осуществляется сполна подлинный замысе
л и подлинное высокое назначение философии. Ибо лишь этим она довод
ит человеческую мысль до ее высшего, последнего достижения, до состояния
умудренного, ведающего неведения Ц того неведения, которое
есть высшее и сполна адекватное ведение. Ибо сознание, что и г
лубочайшая мысль, именно в качестве мысли, имеет с
вою имманентную последнюю границу, лишь за которой нам откры
вается живая и полноценная реальность, Ц эта мысль, преодолевающа
я всякую мысль, ибо основанная на узрении запредельного мысли, Ц им
енно и есть последнее и единственное адекватное достижение человеческ
ой мысли. В этом заключается вечный смысл сократовской «иронии» Ц в улы
бке сожаления о заблуждении, которое таится во всякой челове
ческой мысли, поскольку она притязает быть абсолютной правдой, и в полно
м любовного снисхождения обличении этого заблуждения. Перед этой ирони
ей Сократа все гордые построения философских систем, мнящие себя абсолю
тной истиной, разваливаются, как карточные домики. Единственная истинна
я философия, заслуживающая этого имени, есть философское преодоле
ние Ц в уяснившемся нам смысле Ц всякой рациональной филос
офии.
То, что нам здесь уяснилось Ц именно одновременная антиномистиче
ская значимость в отношении непостижимого противоречащих друг другу с
уждений, Ц есть лишь иной аспект того, что нами было достигнуто уже выше
Ц именно необходимости в отношении непостижимого не
отрицать в обычном логическом смысле отрицание, а через осознание
его существа так преодолеть его, чтобы оно оставалось сохраненным на над
лежащем ему месте. Поскольку отрицание есть дифференцирование, ра
зделение, а отрицание отрицания, напротив, есть «неинаковость», в
смысле простого , слитного, недифференциров
анного единства, металогическое преодоление отрицания, будучи отв
ержением обоих членов этой альтернативы, ведет к единству разделе
ния и слитности (взаимопроникновения); и именно в этой форме нам нео
бходимо должно предноситься бытийственное содержание антиномистичес
кого, «витающего» познания непостижимого. Если мы обозначим символом
A какое-либо конкретно воспринимаемое содержание тра
нсрациональной реальности и символом B Ц некое друг
ое, соотносительное первому содержанию, то A , с одной с
тороны, не есть В и в этом смысле через посредство «не» о
тделено границей от B , отмежевано от него (но не
обособлено, так как отношение отрицания в его трансрациональ
ном значении есть вместе с тем положительная связь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
неведении, через преодоление предметно-направленного, ищущего,
беспокойно допытывающего познания наш взор впервые раскрывается
для восприятия всей полноты и положительности реальности. Именно это им
еет в виду Гете, когда он говорит, что не надо ничего искать позади
явлений, а удовлетворяться наподобие детей чистым опытом, ибо он са
м есть истина. Дело обстоит совершенно так же, как в нашем отношении к живо
му человеческому существу. Поскольку мы пытаемся познать его как «предм
ет», вскрыть его внутреннее существо в комплексе определений, Ц от нас у
скользает именно подлинное существо его личности. Истинная тайна челов
еческого существа открывается лишь при установке любви и доверия, чуждо
й всякому «сыску» и несовместимой с ним; и лишь так мы достигаем живого зн
ания непостижимой реальности, подлинно образующей существо личности. Ч
то это есть больше, чем простая аналогия, Ц в этом мы убедимся в позднейше
й связи.
3. Умудренное
неведение как антиномистическое познание
Но этим поставленны
й нами вопрос, каким образом удается философски все же постигнуть непост
ижимое Ц или, что то же самое, каким образом трансрациональное уловимо д
ля мышления, к существу которого принадлежит рациональность, Ц еще не р
азрешен окончательно. Исходя из нашего последнего размышления, мы можем
и так формулировать этот вопрос: поскольку непостижимое как таковое рас
крывается только в живом знании, в знании-жизни, и в отношении к нему отвле
ченное знание, осуществляемое в суждениях, невозможно и неуместно Ц как
им образом оно все же может быть познано трансцендентальным мышлением, к
оторое, в качестве мышления, очевидно ведь тоже выразимо лишь в суждения
х? На основании всего вышеизложенного с самого начала ясно, прежде всего,
что никакое вообще мышление не может непосредственно адеква
тно выразить созерцательно переживаемое непостижимое, а что здесь прои
сходит как бы некое транспонирование непосредственно открывающейся ре
альности в иное тональное измерение, которое по существу ей неадекватно
, Ц как бы дается упрощающий, приблизительный клавираусцуг сложной орке
стровой симфонии. Но как же возможно само это транспонирование? Как возм
ожно, чтобы мышление Ц повторяя приведенный выше нами образ Ц как бы са
мо погрузилось в «атмосферу» трансрационального, вдыхало ее в себя и тем
в ней ориентировалось?
Прежде всего мы должны твердо держаться того, что уже достигнуто нами. Вс
якое суждение, т.е. всякое познание, состоящее в предицировании логическ
и (в понятии) определенного содержания, безусловно неадекватно самому су
ществу непостижимого Ц более того, в отношении непостижимого противор
ечиво и в этом смысле бессмысленно. Если мы попытаемся выразить этот ито
г в общей логической форме, то мы должны будем сказать: всякое суждение, су
бъектом (подлежащим) которого является непостижимое и которое о нем что-
либо утверждает, т.е. осуществляется в форме « A есть
B », должно быть отклонено. Отклонение это совершается,
очевидно, в форме отрицательного суждения: « A («непост
ижимое») не есть B ». Поскольку это отрицате
льное суждение не хочет быть ничем иным, кроме именно отклонения ложного
утверждения « A есть B », оно, очевид
но, совершенно правомерно. Так, например, в богословии усмотрение непост
ижимости Бога выражается в отклонении всех вообще мыслимых предикатов,
которые пытаются приписать Богу, Ц в форме т. наз. отрицательного богосл
овия. Но трудность или неудобство заключается здесь в том, что это отклон
ение имеет в свою очередь форму суждения. Всякое же суждение и
меет притязание быть познанием, т.е. высказывать нечто о самой
реальности. Если непосредственный смысл приведенного тольк
о что отрицательного суждения и заключается лишь в отклонении, отвержен
ии противоположного ему положительного суждения, то такое отвержение п
о общему правилу (нами самими выше установленному) Ц т.е. в соответствии с
самим существом отвлеченного знания Ц может опираться лишь на усмотре
ние самого соответствующего реального соотношения: отверже
ние суждения « A есть B » основано, сл
едовательно, на усмотрении, что само A как
реальность Ц в нашем случае: само непостижимое Ц «дей
ствительно» не есть B ; мы видели ведь, что отрица
ние имеет онтологический смысл, принадлежит к самому существу реальнос
ти. Но в этом смысле отрицательное суждение не только отвергает ложное м
нение, но и высказывает о самом непостижимом, имеет смысл отрицательного
предицирования в отношении его, отрицательного его определения. Но в та
ком случае оно само подпадает суду принципа, на основе которого оно само
возникло и которое оно само высказывает, Ц именно, что суждение о непост
ижимом, предицирование какого-либо логически определенного содержания
в отношении его Ц все равно, в положительной или отрицательной форме Ц
внутренне противоречиво и невозможно.
Утверждение « A («непостижимое») не есть
B », взятое как полновесное суждение, очевидно предполагает принцип
противоречия: « A или есть, или не есть B
» (точнее: « A есть либо B , либо не
- B »). Но мы уже знаем, что начало «либо-либо» не имеет сил
ы в отношении непостижимого как абсолютного. К существу непо
стижимого мы приближаемся через преодоление этого начала, сначала чере
з посредство принципа «и то, и другое», а потом Ц еще более инт
имно Ц через посредство принципа «ни то, ни другое» (а наибол
ее адекватно, впрочем, лишь через совмещение обоих этих после
дних принципов Ц через преодоление отрицания). Поэтому, поск
ольку под утверждением « A не есть B
» мы разумеем отрицательное суждение о самом непостижимом, оно, очевидно
, столь же ложно и противоречиво, как и соотносительное ему положительно
е суждение. О непостижимом можно только высказать, что оно одновременно
есть и B , и не- B , и, с
другой стороны, что оно не есть ни B , ни
не- B . В этом смысле Дионисий Ареопагит говорит (во
второй главе первой части своего «Мистического богословия»): «В первопр
ичине бытия нужно утверждать все, что где-либо утверждается в
сущем и ему приписывается как качество Ц ибо она есть причина всего это
го; и опять-таки все это надо отрицать в ней, в собственном смысле, потому ч
то она возвышается над всем этим; и не надо думать, что здесь отрицания про
тиворечат утверждениям, ибо первопричина, возвышаясь над всякими огран
ичениями, превосходит и все утверждения и отрицания»
[ix] 5, 1046
d Ц 1048 b . Ср. перевод С.С.Аверинцева
: Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. М., 1969. С. 609. Дионисий (или Пс
евдо-Дионисий) Ареопагит Ц христианский мыслитель 5 или на
ч. 6 в., представитель поздней патристики.[ix] .
Но мы видели, что это отрицание отрицания, в сущности, безгранично и никог
да не приводит окончательно к цели. В этом и состоит усмотрение, что непос
тижимое в собственном смысле не может быть уловлено ни в каком воо
бще суждении. Поскольку же нам все же необходимо, чтобы п
ознание непостижимого совершалось в суждении (ибо иначе мыслить
мы вообще не можем) Ц точнее говоря: чтобы оно отображалось в плане с
уждения, Ц это осуществимо только одним способом: в утвержде
нии несказанного и непостижимого, и все же очевидного Ц единства
утвердительного и отрицательного суждения, причем это единство, к
ак уже было сказано, выходит за пределы как принципа « и то,
и другое», так и принципа « ни то, ни друг
ое» Ц более того, за пределы и всех возможных дальнейших усложнений эти
х логических форм связи понятий. Отображение непосредственного воспри
ятия непостижимого как самооткрывающейся трансрациональной реальнос
ти в измерении судящего познания, т.е. мышления, сов
ершается, следовательно, через усмотрение безусловно неразрешимого, не
преодолимого никакими новыми, высшими понятиями, антиномизма
в существе непостижимого. Адекватного выражения этого познания в ф
орме суждения, собственно, не может быть. Но если принять во внимание, что
онтологический смысл всякого суждения Ц все равно, утвердительного ил
и отрицательного Ц состоит в утверждении логически уловимого со
отношения вещей , в уловлении чего-то положительного, то
необходимо прийти к убеждению, что соответствующая отвлеченному знани
ю форма выражения этого трансрационального единства есть двойное утве
рждение Ц как положительного, так и отрицательного
соотношения, Ц т.е. имеет форму антиномизма.
Так мы приходим к выводу, что мышление Ц именно в качестве трансцен
дентального мышления, осознающего условия самой рациональности, Ц хот
я и никогда не достигает адекватно самого непостижимого, но улавливает е
го отображение в форме антиномистического познания.
Именно эта форма познания есть логическая форма умудренного, ведаю
щего неведения. Элемент неведения выражается в ней именно в а
нтиномистическом содержании утверждения, элемент же ведения Ц
в том, что это познание обладает все же формой суждения Ц
именно формой двух противоречащих друг другу суждений. При этом над
о суметь противостоять естественному искушению (которое с точки зрения
отвлеченного знания как бы навязывается нам принудительно, с полной оче
видностью) Ц именно искушению выразить оба противоречащих друг другу с
уждения в логической форме соединительного суждения (по принципу «и то,
и другое»). Ибо этим было бы опять-таки высказано притязание все же адеква
тно выразить трансрациональную истину в логически фиксированной форме
. Антиномистическое познание выражается, как таковое, в непреодоли
мом, ничем более не превозмогаемом витании между или
над этими двумя логически несвязанными и несвязуемыми сужде
ниями. Трансрациональная истина лежит именно в невыразимой серед
ине , в несказанном единстве между этими двумя суждениям
и, а не в какой-либо допускающей логическую фиксацию связи между ними. Она
есть непостижимое, логически невыразимое единство познаний, которые в с
фере отвлеченно-логического синтеза остаются безусловно несогла
симыми. С точки зрения притязаний отвлеченной мысли мы сознательн
о смиряемся, предаемся резиньяции: наша мысль отк
азывается от всякого логического синтеза, в котором она могла бы найти и
збавление от неустойчивого витания между «тезисом» и «антитезисом». Дл
я привычного нам, именно отвлеченного, знания это есть жестокое, как бы не
выносимое требование, ибо для отвлеченного знания последовательность,
прозрачная логическая связь есть безусловно необходимый постулат и вс
якое противоречие есть признак неудачи познания, неясности мысли. Но в э
том и заключается принципиальное различие между познанием предельного
, абсолютного, непостижимого и всяческим познанием частных содержании б
ытия: в последнем случае колебания между двумя противоречащими друг дру
гу суждениями есть лишь выражение нашего бессилия Ц ведь «на самом деле
», в природе вещей есть , имеет силу либо одно ,
либо другое, и мы не имеем права отказаться от требовани
я преодоления или устранения противоречия. Напротив, здесь, в области ум
удренного, ведающего неведения, наша резиньяция совершенно созна
тельна и опирается на усмотрение ее внутренней убедительности и п
равомерности. И дело идет здесь поэтому совсем не о беспомощном, бессиль
ном колебании или шатании, а об Ц основанном на тв
ердом решении и самоочевидно ясном узрении Ц свободном витании
в средине или в единстве двух познаний Ц о витании, которому как раз
и открывается последняя истина. Более того: эта трансрациональная позиц
ия Ц будучи, в отношении объединяемых ею противоречащих отвлеченных по
знаний, «витанием» между или над ними Ц сама по се
бе есть совершенно устойчивое, твердо опирающееся на саму
почву реальности стояние. О нем Никола
й Кузанский говорит: «Великое дело Ц быть в состоянии твердо
укрепиться в единении противоположностей» ( Magnu
m est posse se stabiliter figere in coniunctione oppositorum ).
Этот вывод нужно подчеркнуть с особой силой. Всякий окончательный
, сполна овладевающий реальностью и ей адекватный синтез никогда не може
т быть рациональным, а, напротив, всегда трансрационален. Его, правд
а, можно не только как-либо смутно чуять и о нем лишь догадываться; напроти
в, он обладает высочайшей очевидностью. Но его очевидность безусловно не
выразима в словах и в мысли; он остается несказанным и «неизъяснимым», он
доступен лишь через некое немое соприкосновение, через несказанн
ую внутреннюю охваченность им. И это есть не какой-либо его недостат
ок, а, напротив, его достоинство. Мы не можем говорить о высшей п
равде, высказать ее саму в наших понятиях Ц но только потому, что он
а сама Ц молча говорит о себе, себя высказывает и открыв
ает; и это ее собственное самооткровение мы не имеем ни права, ни возможно
сти выразить сполна нашей мыслью; мы должны умолкнуть перед в
еличием самой правды.
Это есть последний итог философского с
амосознания, вне которого вся философия есть лишь суетное, неосуществим
ое по своему высокомерию начинание. Философия есть по своему первоначал
ьному замыслу Ц все равно, в филогенетическом или в онтогенетическом св
оем развитии, в своем первом зарождении в истории человеческой мысли воо
бще или в первом своем замысле в каждом человеческом сознании, одержимом
пафосом философствования, Ц попытка постигнуть, выразить адекватно в с
вязной системе понятий все бытие без остатка. Но как только она доходит д
о осознания самой себя, до ясного узрения, своего значения перед лицом са
мой реальности Ц исторически с полной отчетливостью в лице Сократа, но
по существу уже в лице изумительного мудреца Гераклита и Ц в другом кон
це мира Ц в лице индусской мудрости Упанишад Ц она с очевидностью осоз
нает неосуществимость этого своего первоначального замысла. Но именно
в этом осознании впервые осуществляется сполна подлинный замысе
л и подлинное высокое назначение философии. Ибо лишь этим она довод
ит человеческую мысль до ее высшего, последнего достижения, до состояния
умудренного, ведающего неведения Ц того неведения, которое
есть высшее и сполна адекватное ведение. Ибо сознание, что и г
лубочайшая мысль, именно в качестве мысли, имеет с
вою имманентную последнюю границу, лишь за которой нам откры
вается живая и полноценная реальность, Ц эта мысль, преодолевающа
я всякую мысль, ибо основанная на узрении запредельного мысли, Ц им
енно и есть последнее и единственное адекватное достижение человеческ
ой мысли. В этом заключается вечный смысл сократовской «иронии» Ц в улы
бке сожаления о заблуждении, которое таится во всякой челове
ческой мысли, поскольку она притязает быть абсолютной правдой, и в полно
м любовного снисхождения обличении этого заблуждения. Перед этой ирони
ей Сократа все гордые построения философских систем, мнящие себя абсолю
тной истиной, разваливаются, как карточные домики. Единственная истинна
я философия, заслуживающая этого имени, есть философское преодоле
ние Ц в уяснившемся нам смысле Ц всякой рациональной филос
офии.
То, что нам здесь уяснилось Ц именно одновременная антиномистиче
ская значимость в отношении непостижимого противоречащих друг другу с
уждений, Ц есть лишь иной аспект того, что нами было достигнуто уже выше
Ц именно необходимости в отношении непостижимого не
отрицать в обычном логическом смысле отрицание, а через осознание
его существа так преодолеть его, чтобы оно оставалось сохраненным на над
лежащем ему месте. Поскольку отрицание есть дифференцирование, ра
зделение, а отрицание отрицания, напротив, есть «неинаковость», в
смысле простого , слитного, недифференциров
анного единства, металогическое преодоление отрицания, будучи отв
ержением обоих членов этой альтернативы, ведет к единству разделе
ния и слитности (взаимопроникновения); и именно в этой форме нам нео
бходимо должно предноситься бытийственное содержание антиномистичес
кого, «витающего» познания непостижимого. Если мы обозначим символом
A какое-либо конкретно воспринимаемое содержание тра
нсрациональной реальности и символом B Ц некое друг
ое, соотносительное первому содержанию, то A , с одной с
тороны, не есть В и в этом смысле через посредство «не» о
тделено границей от B , отмежевано от него (но не
обособлено, так как отношение отрицания в его трансрациональ
ном значении есть вместе с тем положительная связь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71