А-П

П-Я

 

ваши, Ц проговорил Иван Данилович.
Ц Какие наши? Господские-то? Уехали с барином.
Ц Как уехали?
Ц Да так, как уезжают. Барин поехал в Москву, и они за ним.
Ц А госпожа?
Ц А госпоже-то здесь, что ли, остаться одной?
Ц Да ведь она больна.
Ц Ага; ее так-таки сам барин под руки в карету посадил.
Ц Да скажи пожалуйста… Как же это… Ц продолжал расстроенный этой ново
стью Иван Данилович.
Ц Как, как?
Ц Да скажи пожалуйста… ведь… да что ж барин сказал, уезжая?
Ц Ничего не сказал. Он такой был, что-то не в духе. Чуть-чуть было не прибил
кучера за то, что лошади дернули, как он сажал госпожу-то в карету.
Ц Хм! Ц произнес Иван Данилович, задумавшись и возвращаясь в свои комна
ты. Ц Машенька, помещик-то уехал в Москву; что ж ты мне ни слова не сказала?

Ц Да и я не знала, мне только сейчас сказала Татьяна; я спросила, что ж не п
одают чай, а она говорит: «да кому ж подавать-то: буфетчик уехал с барином».

У Ивана Даниловича руки опустились.
Ц И все уехали, и повар уехал, и обеда не готовили… я не знаю, что ж мы будем
обедать?… Ц сказала смущенная Машенька, смотря на Ивана Даниловича.
Ц Что ж это такое, Ц проговорил он, Ц я уж этого и не понимаю?… Верно, она
опасно заболела… Он, верно, сделал какие-нибудь распоряжения… Пошли Тат
ьяну за управляющим Васильем.
Ц Ох, подите вы! пойду я к этому озорнику! Ц отвечала Татьяна.
Иван Данилович отправился сам.
Управляющий Василий был не что иное как дворовый человек, которому поруч
ено было собирать и доставлять к барину оброк с именья.
Ц Барин уехал? Ц спросил Иван Данилович.
Ц Уехал, Ц отвечал Василий, который привык только с барином и при барын
е говорить по-человечески.
Ц Он… говорил насчет меня что-нибудь? Ц продолжал Иван Данилович.
Ц Что такое-с?
Ц Насчет положенья… обо мне?
Ц Об вас? Никак нет, ничего не говорил, Ц отвечал Василий, посмотрев иско
са на Ивана Даниловича.
Ц Это странно!
Ц Да вам подводу, что ли, ехать отсюда?
Ц Какую подводу, когда барин твой предложил мне быть медиком при этом им
енье.
Ц При этом именье? Ц повторил Василий подозрительно. Ему тотчас же приш
ло в голову опасение, чтоб Иван Данилович не сделался в имении господски
м глазом.
Ц Да, при этом именье. Он сказал, что мне будет доставлено здесь все необх
одимое.
Ц Не знаю; тут у нас ничего нет.
Ц Каким же это образом? Мне нужна провизия, и по крайней мере кухарка.
Ц Этого уж я не знаю.
Ц Но, вероятно, барин забыл отдать тебе приказ.
Ц Не знаю; у нас провизии никакой тут нет, ни заведений нет никаких, Ц про
бормотал Василий под нос себе, зевая.
Ц Я напишу к барину, а между тем мне нужно что-нибудь есть, Ц сказал взво
лнованный Иван Данилович.
Ц Этого уж я не знаю, Ц повторял Василий с убийственным равнодушием.
В отчаянии и недоумении что делать, Иван Данилович возвратился в дом.
Ц Забыл распорядиться насчет меня! Это ни на что не похоже! Ц крикнул он,
хлопнув фуражку на стол, Ц что мы будем делать?… Это ужас!… Наконец, что-ни
будь есть надо, а тут никакой даже провизии!…
Но Марья Ивановна кое-как распорядилась уже о чае к обеде. Сама поставила
чайник, Татьяну послала купить на селе курицу, масла, молока, каких-нибудь
овощей.
Ц Что ж ты беспокоишься, что за беда такая, что забыл, Ц говорила Марья Ив
ановна в утешение мужу, Ц и ты, я думаю, забыл бы все, если б я, избави бог, оп
асно заболела. Напиши к нему, вот и все. Он и пришлет приказ управляющему о
тпускать нам все, что нужно.
Ц Напишу, Ц проговорил Иван Данилович, Ц да это… все-таки неприятно… с
есть на мели!… Если б знал… черт бы меня принудил подавать в отставку!… да
еще и Филата отпустили…
Ц Полно, пожалуйста, как тебе не стыдно говорить такие вещи!…
Ц Да, говорить!…
Утолив свой голод стряпаньем Марьи Ивановны, Иван Данилович успокоился.

Ц И в самом деле, Ц сказал он, Ц с таким капризным чертом, как его жена, не
трудно все забыть. Я ему напишу.
Иван Данилович написал что следует к Чарову, послал письмо к управляющем
у, чтоб отправить к барину, но управляющий отвечал, что ему не с кем посыла
ть.
Иван Данилович принужден был нанять посланца.
Ждет ответа неделю, две. А между тем настали сильные дожди. Стены отсырели
, текут, холод в комнатах ужасный.
Ц Любезный, здесь жить нельзя, Ц сказал Иван Данилович, призвав Трифона
, Ц отведи, пожалуйста, другие комнаты.
Ц Об этом уж извольте написать барину: без его приказу я не смею, Ц отвеч
ал Трифон.
И вот новое письмо к Чарову.
Проходит месяц, ни ответа, ни привета. А между тем деньги на исходе, а жалов
анья не из полку ждать.
Иван Данилович и Марья Ивановна в отчаянии. Начинают уже припоминать сча
стливое житье-бытье в полку, вспоминать Филата и его слова.
Ц Вот оно, душа моя, Ц повторяет Иван Данилович, Ц Филат-то правду сказ
ал, что выйдет болтун.
У Марьи Ивановны часто уже слезки на глазах.
Написал Иван Данилович еще и еще письмо к Чарову; но Чарову не до него: у Ча
рова на руках нещечко Саломея. К тому же в докторе ему уж нет необходимост
и.
Ц Скаатина! Что он тут городит? Ведь я дал ему сто рублей серебром за визи
т, чего ж ему больше?… Написать к нему, что медик при именье уж не нужен: може
т опять поступить на службу, в полк.

Часть одиннадцатая

I

Нашему мнимому магнату Дмитрицкому очень хорошо было жить в Москве. Дейс
твительный магнат пользовался бы одной стороной жизни, а он обеими: напр
аво брал счастьем, налево Ц искусством. Дни и ночи нашего магната проход
или как следует, в полном рассеянии посреди большого света, по известным
обрядам, клонящимся, по мнению Ира, к убийству золотого времени, а по мнени
ю Креза [247]
Ир Ц персонаж из поэмы «Одиссея», нищий, имя которого стало си
мволом крайней степени бедности; Крез Ц легендарный царь Ли
дии, обладатель несметных богатств, имя которого стало символом высшей с
тепени богатства.
, к убийству свинцового времени. Существенная страсть Дмитрицкого
удовлетворялась в клубе как нельзя больше, сердечное честолюбие также; о
н был взыскан блистательными светилами гостиных и осыпан почестями: вос
певаемые поэтами звезды первой величины и звезды восьмой величины, прои
зводимые астрономами на вакансию планет, только что не вешались к нему н
а шею, как ордена. Казалось бы, чего еще желать самому взыскательному свет
скому человеку: только что раскрыл рот, как птенец Ц сладкий кусок готов;
только что распахнул сердце, пылающее как ад Ц грешница готова; только ч
то зевнул Ц явились игры и смехи; устал от приятных
волнений души, надоело сладостное щекотанье чувств Ц бездонное лоно сн
а нежнее пуха, мягче воды.
Но всех этих удовлетворений мало. Не двигаясь с места, ко возносясь от зем
ли, можно еще жить без горя; но предаваться волнам и ветрам без горя нельзя
: оно балласт и для корабля и для аэростата; нет существенного Ц надо заме
нить воображаемым, чтоб что-нибудь тяготело на душе.
Всякое существенное горе нашему магнату было нипочем. Он играл им, как ка
кой-нибудь геркулес пудовиками, взбрасывал как мяч и подстав
лял шею. Устроив себе вполне беззаботную участь, надо же было иметь хоть к
акую-нибудь заботу.
Есть люди, созданные для страстной любви друг к другу, на взаимное счасть
е. В противоположность им есть люди, рожденные для страстной ненависти о
дин к другому, на взаимную беду. Вы помните, как страстно возненавидел Дми
трицкий Саломею. Эта страсть в нем не потухала.
Ц Дрянь! нарумянилась! не понимает, что бледность идет ей к лицу! Ц повто
рял Дмитрицкий в тот же вечер и после того вечера, когда, явясь перед Салом
еей как привидение,' ни с того ни с сего напомнил ей, что нельзя выходить не
только от живого молодого мужа замуж за старика, но и от живого, дряхлого и
никуда не годного мужа замуж за цветущего молодостью и силами.
После этого распоряжения судьбой Саломеи ни она сама, ни судьба ее не вых
одили из головы Дмитрицкого. На другой день, задумавшись об ней, он опозда
л на званый обед к мосье Baranovsky.
Ц Желательно знать, что она теперь поделывает?… Понимай эта ж
енщина сама себя, будь она с сердцем, не становись выше лесу, чтоб не упаст
ь ниже травы… я, ей-богу, без памяти любил бы ее… так бы любил… ух! кости бы з
атрещали!… Андре! мосье Андре!
Андре явился на зов как из-под земли. Магнат скомандовал ему немедленно о
тправиться в дом Туруцкого, узнать о здоровье мадам де Мильвуа.
Ц Там спросишь горничную Julie
[248] Юлию (франц.).
и от нее узнаешь. Марш!… Меня беспокоит это здоровье… О, вторая приро
да! ты скверная природа! На первую свою природу не могу пожаловаться: душа
хоть куда, славная, рабочая душа! а эти чувства Ц просто ужас! Покуда успе
л подняться на два с половиною аршина от земли, весь механизм маленького
мира перепорчен: сперва потешались им папенька и маменька; потом учителя
, потом благодетели. Милый ты мой! на потеху ли создан ты себе и другим? Земн
ой шар на драку, что ли, брошен вам, господа? На, дескать, пиль! становись в ря
ды, выбирай любую сторону: одна идет змеем, другая зверем; чьему миру быть
Ц змеиному или звериному. Одна сторона кричит: «Внимай!», другая кричит: «
Молчи!» Одна не хочет внимать, другая молчать не хочет. Начинается бой. С о
дной стороны отдают земле, что от земли взято; с другой Ц отдают богу душу
!… Утомились, ничья не взяла, вздохнули, а потом снова: «Внимай! молчи!» Ц и
снова свалка. И это люди!
Возвратившийся Андре застал нашего магната в беседе с самим собою.
Ц Мосье, Ц сказал он, Ц мадам де Мильвуа, которая жила в доме господина
Туруцкого, переехала на другую квартиру, но неизвестно куда.
Ц Переехала! Ц крикнул Дмитрицкий, Ц ты должен мне отыскать ее, слышиш
ь?
Ц Постараюсь, Ц отвечал Андре.
Ц Сейчас же! сию минуту! марш! в галоп! Андре побежал исполнять приказани
е.
Ц Впрочем для чего это? что мне в ней? Ц продолжал Дмитрицкий. Будь она по
моему вкусу, я бы съел ее, право, съел бы… а она… О, да я и теперь готов съесть
ее! Она не дает мне покою, мешает мне жить, мешает любить… Чем Амелия Коста
нская не чудо? мила, хороша, мягка как воск, тает передо мною… да нет: чего-т
о нет, не по мне, не по душе; сердце, размененное на мелкую монету. Таких можн
о нанять за три французских восклицания: «Ah! je vous aime! je vous adore
[249] Ах, я вас люблю! я вас обожа
ю (франц.).
!… Это не Саломея, перед которой надо выйти из себя от любви, заклясть
свою душу… не Саломея Ц проклятый северный полюс! ледовитое море!… А Нил
ьская?… эта еще милее… ей ужасно как хочется любить и блаженствовать; но к
ажется, что она непонятый кем-нибудь талант любви. Е
й нужен только слушатель жалоб на неверность и непостоянство
мужчин; делитель тайного горя, запавшего ей в душу; человек, который не дер
зал бы извлечь занозу, но сочувствовал бы ее страданию… Да, это не Саломея
, которая фыркнет Ц и решено. Однако ж, во всяком случае, поеду к Нильской…
Я сам теперь что-то в духе бранить женщин. Она будет бранить скверный пол,
а я буду бранить прекрасный пол; но из учтивости вместо женщины
буду говорить мужчины; это нас сблизит с ней: единство чув
ств и понятий удивительно как сближает людей. Я скажу ей: «Мужчины? о, боже
мой! посмотрите, как они исковерканы, как в них мало чувства, как мало в душ
е тишины, спокойствия, любви!… Скажите сами, видели ли вы в них эту покорно
сть сердца, эту заботливость угождать, это попечение о доме, о хозяйстве, н
аконец о детях, если хотите… Есть ли в них эта материнская любовь, и так да
лее…» прекрасно!
Заключив этим восклицанием свой монолог, Дмитрицкий отправился к Нильс
кой. Ей доложили о приезде магната Волобужа. Она вспыхнула, взглянула в зе
ркало и вышла в гостиную. Нильская была миленькое существо, уволенное са
мой судьбой от всех существенных женских обязанностей, но сохранившее в
полне истинные достоинства женщины. Ее нельзя было не любить; ее и любили
все, не только свободные сердцем, но и не свободные, не говоря уже о закова
нных в кандалы, потому что она являлась всегда как будто образцовым созд
анием женской природы.
Мария, но мы назовем ее по моде, Мери, Ц Мери была единственная дочь очень
добрых и благовоспитанных родителей. Отец ее имел крошечное наследстве
нное состояние; служил, служил, выслужил множество чинов и орденов; но не у
мел сделать службу ремеслом для приобретения достатка. Мери расцвела и,
к несчастью, стала единственной надеждой родителей поддержать свое сос
тояние выгодным замужеством дочери. Ее выдали замуж за нижеследующего ч
иновника.
Поэты и вообще писатели ужасно как много насочинили стихов и прозы о нес
частных чиновниках и за примерную честность их и благородство души поме
стили на открывшиеся вакансии героев поэм. Судя, однако же, по оригинальн
ым творениям современной литературы, на несчастных чиновников не стоит
обращать и внимания; вдохновение поэтов должно бы было обратиться на сча
стливых чиновников и, взирая на них, воспеть совершенствование благосос
тояния этого разряда человечества; воспеть, как быстро претворяется нан
ятая квартирка в райке дома в собственный бельэтаж, как в пустом кармане
образуется капитал, как бездельный крючок плодит дела, как бе
здушное существо, набирается духу, безгласное Ц голосу, как тупая голов
а начинает остриться, как самая прискорбная образина обращается в
известное лицо и так далее.
Из какого звания Степан Ануфриев сын Нильский поступил в звание чиновни
ка, нам неизвестно, тем более что Стёпа» Ануфриевич терпеть не мог даже вс
поминать, не только говорить о своих родителях, о детском возрасте и юнош
естве: без сомнения, какой-нибудь злой волшебник похитил его еще в младен
честве, посадил в бочку, засмолил, бросил в житейское море, и он плавал, пла
вал и приплыл к какому-то острову, называемому в сказках канцелярией. Вол
ны выбросили бочку на берег, дно выскочило, и вот Степан Ануфриевич произ
ошел на свет из дубового яйца, в цвете лет, во всей красоте. Один благодете
льный гений острова, по имени коллежский секретарь, принял его, неизвест
но по чьей просьбе, на свое попечение, доложил кому следует, что вот, деска
ть, на острове необходим лишний канцелярист, и потому не благоугодно ли б
удет поместить в это звание такого-то, праздношатающегося Степана Ануфр
иева сына Нильского. Степана Ануфриевича и приняли в канцеляристы. Во вс
ех графах его формуляра написано было: не имеет: родового и бла
гоприобретенного не имеет, жены и детей не имеет, словом, ничего не имеет,
кроме двадцати лет от роду. В графе о познаниях стояло: грамоте знает; в гр
афе о способностях следовало бы написать: пить и есть умеет; в графе о каче
ствах души отметить: примерной честности Ц ни на какую черноту не спосо
бен, даже не способен писать бумаги начерно.
Из всех этих данных решительно, казалось бы, ничего невозможно было выве
сти для будущности; но будь человек не человек, а так, бог его знает что так
ое, да «будь у него только одна здоровая утроба Ц и этого довольно: он по и
нстинкту все переймет, все узнает, что необходимо для его утробы. Степан А
нуфриевич благородный ex officio
[250] По служебному положению (лат.).

был в сущности благо-утробным.
Ближайший начальник его Иван Федорович, человек, не терпящий ни низостей
, ни высот в природе, проповедовавший всем равнину, любил, однако же, сам ле
зть в гору. Добравшись до вершины стола
[251] До заведования определе
нным отделом канцелярии Ц столом.
, он требовал, чтоб все подведомственное, стоя у подножия, смотрело е
му в глаза, молчало и слушало, что он говорит, угадывало, что ему нужно, брос
алось со всех ног исполнять и знало время, когда он в духе и когда не в духе.

Никто не был так способен понимать, угадывать и предупреждать его потреб
ности, как Степан Ануфриевич. Несмотря на это усердие и даже постоянную ч
инку перьев
[252] До появления стальных перьев писали гусиными, для чего их нужно было за
чинивать перочинным ножиком.
для Ивана Федоровича, он никак не мог заслужить начальничьего вним
ания, потому что все это было не что иное, как наружные услуги, к
оторые не могли проникнуть во внутренность Ивана Федоровича. Иван Федор
ович считал Степана Ануфриевича просто дрянью. Что было делать Степану А
нуфриевичу? Оставалось попасть в несчастные чиновники, а потом в повесть
. Но вдруг отношения начальника к подчиненному переменились: вместо обыч
ного «дурак» сквозь зубы, Иван Федорович величает уже Степана Ануфриеви
ча по имени и отчеству. Что за чудеса? Никто не заметил, каким образом и по к
акой причине совершился этот переворот, и кому бы пришло в голову, что Сте
пан Ануфриевич приворожил начальничье сердце проклятым зельем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75