Еще что?
Ц По пяти в месяц на стол.
Ц Шестьдесят. Всего сто пять рублей.
Ц Кухарке в год восемь рублей.
Ц Восемь.
Ц Чаю и сахару в год много на пятнадцать рублей.
Ц Не много! Один Иван Тихонович выпьет рублей на пять, да и Матрена Карпо
вна придет в гости, вторую не покроет!
Ц Ах, батюшко, жаль стало; да что бы мы стали делать, кабы добрые люди к нам
не жаловали хоть на чашку чаю!
Ц Ах, матушка, слово молвится не в упрек. Всё?
Ц А сколько всего-то?
Ц Сто двадцать восемь; смотри-ко ты!
Ц А на говенье-то, священник с крестом придет Ц положил?
Ц Да ты, матушка, не сказала.
Ц О-ох, Иван Леонтьевич, ты словно не христианин. Клади смело десять рубл
ев.
Вот таким-то образом рассчитывали старик со старухой пятьдесят лет наза
д.
Квартирка у них была такая приютная, что чудо! Так все установилось и улег
лось в ней к месту! Как войдешь Ц кухонька, всё в исправности: горшки, ухва
ты, уполовники, чашки, посуда столовая; на печке спальня кухарки; из кухонь
ки в гостиную; в гостиной комод с шкафом Ц тут чайная посуда, серебро, чай
ные ложечки, счетом двенадцать, вставлены в местах на верхней полке. Тут к
анапе и дюжина стульев, обтянутых кожей. В переднем углу образ, пред ним ла
мпадка. Стены оклеены зелеными обоями; по стенам в черных рамках картины:
царь Иван Васильевич Грозный, четыре времени года и разные птицы, выдела
нные из перьев, наклеенных на бумагу. У стен большой сундук, ломберный сто
лик, над столиком круглое зеркало; в двух окнах клетки с чижами, по сторона
м коленкоровые с плетеной бахромой занавесы.
Из гостиной Ц спальня; общее ложе старика со старухой под миткалевыми з
анавесами; тут же лежанка, на которой сохнет запасная голова сахару; подл
е кровати, на гвоздях, платья, салопы и прочее, покрыты простыней; белье в к
омоде, шубы в сундуке, обвернуты также в простыни и переложены от моли таб
аком. Подле окна столик овальный с вырезом и бронзовой окраиной, перед ст
оликом креслы Мавры Ивановны, в которых она обыкновенно сидит и вяжет чу
лок или перед праздником, надев очки, читает священные книги, а в праздник
, если никого нет, раскладывает пасьянс.
Далеко они не распространяют свое знакомство; но со всеми соседями знако
мы, не пренебрегают никем; Мавру Ивановну навещает и попадья, и дьяконица,
и купчиха Акулина Гавриловна, и магазейная приставша
[9] Жена пристава, надзирающ
его за магазинами.
, и иные; она их угощает и чайком, и орешками, и яблочками; зато и ей у ни
х почет и угощенье всем чем бог послал. У Ивана Леонтьевича также не без зн
акомых, то сам в гости пехтуром, то вместе с сожительницей. К обедне, к вече
рне, ко всенощной, к заутрене, Ц смотришь и нет времени на скуку.
Надо знать, что Мавру Ивановну знала и старая княгиня Ц соседка и часто в
церкви выговаривала ей, что редко у нее бывает. А когда приходила Мавра Ив
ановна к княгине, то, как свой человек, засидится у нее за полночь, и ее отве
зут домой в княжеской карете.
Таким образом старик со старухой жили, не горюя ни о чем, до нового столети
я. С новым столетием как будто что-то переменилось в их жизни, как будто ст
ало недоставать двухсот рублей на год. Старый дьячок, у которого нанимал
и квартиру, умер; а новый дьячок говорит, что времена уж не те и нельзя отда
вать трех покоев в год за двадцать пять рублей: что, дескать, ему дают пять
десят рублей. Куда ни обернись Ц деньги как будто поусохли и рубль отоща
л, а на копеечку и на грошик никто и смотреть не хочет, подай, говорит, пятач
ок. Соседи повымерли, а новые соседи как будто и не соседи. С старухой и ста
риком никто слова не промолвит. Дотянули кое-как до двенадцатого года Ц
с ним кончилось и благоденствие старика и старухи. Французы идут! Народ б
ежит из Москвы; побежали и они за народом. Где люди остановятся, тут и стар
ики. Пенсии неоткуда получать, денег нет; что вынесли на плечах, Ц порасп
родали. Пробились кое-как два месяца. Воротились в Москву, и ни у кого так н
е плакалась душа по Москве, как у них.
Уж бог только ведает, как прожили они до тех пор, покуда все поустроилось и
Иван Леонтьевич получил сперва вспомоществование, а потом и пенсию. Да ч
то ж, почти половину подай за угол; бывало, Ц не далеки времена, Ц копеечн
ого калача и на сегодня и на завтра, да и на послезавтра достанет, а тут вдр
уг с девятью копейками Ц с денежкой и к лотку не подходи. Все во время нуж
ды и беды выросло; а уж что выросло, того, верно, не понизить. С дешева на дор
ого Ц нужда велит; а с дорога на дешево никто не велит.
Ц Ну, матушка, доносил мундир, в котором родился, пора в чистую, Ц сказал,
наконец, Иван Леонтьевич, умаявшись жизнию, и Ц отправился на тот свет.
Оплакала, похоронила его старушка, да еще как похоронила! По сю пору расск
азывает, как без копеечки похоронила своего сожителя и как, по милости бо
жией, живет половиною мужниной пенсии. Как бы, кажется, прожить ста рублям
и целый год в довольстве, не нуждаясь в людях? Живет. Приходите в гости к Ма
вре Ивановне, она еще вас и чаем напоит, своим собственным, купленным из ст
а рублей пенсии. На эту же пенсию она содержит у себя и кота Ваську. Кот Вас
ька Ц не пустая вещь, с ним также подчас можно провести время и побеседов
ать. Мавре Ивановне как-то веселее, когда Васька лежит у нее на коленях и к
урнычет, или, проголодавшись, вскочит, вытянется верблюдом и мурлычет, ла
стится, трется около Мавры Ивановны, толкает ее под руку и не дает вязать ч
улок, или сядет на окно, начнет обмываться и захрапит песню.
Ц Для кого это ты моешься, Васенька?… а?… гости будут, что ли?… Да кому быть-
то?… разве Степанида Герасимовна?… Где ж ей быть в такую погоду… Видишь, ра
спелся, и горя себе мало… Ну, ну, ну, брысь! не люблю, как ты начнешь толкать п
од руку, когда я чай пью!… Того и гляди, обварю кипятком, и, избави бог, еще и ч
ашку выбьешь из рук. Чашка-то покойного Ивана Леонтьевича!… только и оста
лось памяти!… о-хо-хо! от целой дюжины одна-одинехонька!… Что, не думаешь л
и, что молочка дам, как бывало?… Нет, Вася! молочные-то дни уже повысохли!… п
огулять захотел? ну, ступай, ступай!… Чу! мяучит! Нагулялся? ох ты, проказник
! Одно-то ты у меня утешение осталось; поди, я тебе щец налью. Не хочешь? Ну, че
сть приложена, от убытку бог избавил.
Мавру Ивановну можно было назвать молоденькой старушкой. На плечах лет в
осемьдесят, а она легко их носила, как будто это долгое время совсем ничег
о не весило. То ли дело в старину! Какое доброе чувство лежало на сердце, да
же к окружающим вещам, не только что к людям. Язык еще не грубиянил, произн
осил: «Какой выдался нынче денечек; подвинь-ка, Дунюшка (Дунюшке леть шест
ьдесят), стулик-то ко мне; подай, голубушка, ложечку. Дай-ко стаканчик водиц
ы, испить хочется». Ц «Не лучше ли кваску, матушка?» Ц «Нет, уж лучше чайку
чашечку».
Таким-то образом Мавра Ивановна проводила день, если какая-нибудь стару
шка Гавриловна не навещала ее или если Саломея Петровна не присылала за
ней. Иногда только она вяжет наобум чулок, да и задумается… да уж не об себ
е, а об Саломее Петровне, или Катерине Петровне, или об матушке их, или об Га
вриловне: как это ей бог послал купить три кочня капусты на грошик?… и об д
ругих добрых знакомых; о добрых умерших она не задумывается: они в царств
е небесном, Ц жалеть об них нечего. О худых людях она и вспоминать боится,
чтоб не помянуть недобрым словом.
Сто рублей она аккуратно распределяла на год. Нанимает у Гавриловны угол
ок за двадцать рублей; шесть рублей заплатит за фунтик чайку, да купит фун
тика три в полгода сахарку; а ежедневных расходов у нее нет. Вовремя запас
ет она грибков рублика на три, капустки кислой, да крупки рубликов на пять
. Два фунта говядины достает ей на все скоромные дни недели, а полфунта сне
точков Ц на постные; полтора фунта хлеба на три дня. Таким образом у нее о
стается еще около двадцати пяти рублей; из них десять рублей на говенье, н
а свечи, на просвиры, на панихиды; а пятнадцать Ц на всякий случаи, на прип
раву, на маслице да на пирог в праздник.
Одежда на ней уж не носится, не трется и не стареет.
Мы уже сказали, что у одного папеньки и у одной маменьки были две дочки: эт
и дочки назывались Саломеей Петровной и Катериной Петровной. Их папеньк
а и маменька ничем не отличались от тех, которые не знают, что такое значит
: папенька и маменька.
Катенька, меньшая дочка, была больше ничего, как миленькая девушка, котор
ую очень приятно любить и которую все любили так, как будто бы ни зашто, ни
прошто; старшая же ceстрица ее была Ц Саломея Петровна Ц не иначе. Красав
ица в форме, с сознанием собственного достоинства; истинный доблестный м
уж в полдюжине юбок; настоящий юный чиновник министерства, приехавший из
европейской столицы в азиатскую, со всем запасом важности, горделивости
в походке, в посадке, в приемах, в движениях, в речах, во взгляде, в чувствах
и даже помышлениях. Словом, это было существо великодушное, презирающее
всех малодушных, слабодушных, тщедушных и радушных. В дополнение ко всем
этим достоинствам она пела. Так как голос есть выражение души, а душа Сало
меи была мужественна, то голос ее был яко глас трубный, не семейный, а, соот
ветственно современному требованию, публичный. Она пела con fuoco
[10] С огнём (итал.).
, как поет на сцене какой-нибудь Mahometo
[11] «Mahometo» («Магомет») Ц малоизвест
ная опера итальянского композитора Россини Жоакомо-Антони (1792 Ц 1868).
, с выражением в лице игры страстей, со всеми уклонениями, возвышени
ями, понижениями, потрясением головы, то с наморщенным челом, то с закатив
шимся, умирающим взором и с сладчайшей конфетной улыбкой. Все люди века, в
здутые, пузырные и бурчащие как пена, словом, дрожжи, поднявшиеся наверх, к
ричали рассеянно: браво, браво, удивительно!… Похвала имеет цену не на уст
ах, а в ушах! Это знают люди века. Папенька Саломеи был статский советник; м
аменька, разумеется, также статская советница, Ц больше об них нельзя ни
чего сказать. Они были очень обыкновенные супруги. Имущества у них было н
е через край. Для двух дочерей следовало бы по крайней мере скопить прида
ное; но оно не скоплялось; а между тем старшая уже гадала о том в
еликом муже, который будет ее собственным мужем. Он воображался ей чем-то
вроде Телемака
[12] Телемак Ц сын Одиссея, героя одноименной древнегреческой поэмы.
, и потому все имеющие честь называться молодыми людьми, мужчинами,
и в мундирах и во фраках, и вообще в одежде с куцым и длинным хвостом, казал
ись ей сволочью, не стоящею внимания. Как ни покушались некоторые из них с
оставить с ней свое счастие, но она была неприступна, как Телемахида
[13] «Телемахи
да» Ц стихотворный перевод романа «Les avantures de Tйlйmaque» («Приключения Телемака»)
французского писателя Фенелона (1651 Ц 1715), сделанный Тредья-ковским В. К. (1703 Ц
1769). Перевод выполнен так косноязычно, что был малодоступен для понимания;
при дворе Екатерины II его заставляли читать в качестве наказания.
. На Катеньку никто не обращал внимания, потому ли, что она еще была м
олода, или потому, что перед Саломеей Петровной Катенька была просто Ц н
ичто. «Катенька! подай мне скамейку под ноги!» Катенька и подаст. После это
го как же можно было какому-нибудь кавалеру предложить руку и сердце так
ому послушному ребенку? Но вдруг отыскался некто Федор Петрович Яликов…
Об нем однако же после.
Саломея Петровна ездила с маменькой к обедне, не иначе как в шереме
тевскую [14] И
меется в виду домовая церковь графа Шереметева.
. Но однажды, против обыкновения, отправилась в приходскую цер
ковь, к празднику, потому что служба была архиерейская.
Церковь была против самого дома; но пешком было неприлично идти; в четвер
оместной карете переехали они через улицу.
Человек в ливрее протолкал народ до мест, обитых сукном. Саломея Петровн
а нашла себе место, двинувшись на возвышение со взглядом, который говори
л: «Прочь!» Она принудила отодвинуться от себя нескольких купчишек; но ма
менька принуждена была остаться у подножия своей дщери, не видеть ничего
за толпою и изъявлять свою досаду жалобой на эту ужасную толпу.
Ц Не угодно ли вам, сударыня, встать на мое место? Ц сказала ей одна древн
яя старушка, занимавшая место на возвышении подле стенки.
Ц Ах, милая, как ты меня одолжила!
Старушка уступила свое место и стала подле, у подножия.
Софья Васильевна осмотрела ее с ног до головы Ц старушка как старушка: б
елый как снег коленкоровый чепчик, с накрахмаленной складкой, тафтяный с
алопец с коротеньким воротником, самой древнейшей формы, наживной горби
к, лицо также очень давнее, но предоброе; словом Ц почтенная старушка.
Когда обедня кончилась, Софья Васильевна подошла к старушке поблагодар
ить ее.
Ц Чем могу служить вам с своей стороны, моя милая? Ц спросила она ее.
Ц Благодарю, матушка, что бог послал, тем довольна, ничего не нужно мне.
Ц У вас есть семья?
Ц Э, нет! живу одна-одинехонька, пенсией после мужа.
Ц А ваш муж где служил?
Ц В военной службе, сударыня; капитаном вышел в отставку; государь пожал
овал ему пенсию, двести рублей в год.
Ц А теперь чем же вы живете?
Ц Пенсией же; сто рублей в год получаю; с меня довольно и предовольно.
Ц Что ж это мы стоим? Все вышли из церкви, Ц сказала с нетерпением Саломе
я Петровна.
Ц Как вас зовут, моя милая?
Ц Мавра Ивановна,
Ц Прошу навестить меня, Мавра Ивановна, мне очень приятно было бы чем-ни
будь и вам угодить. Ведь вы, я думаю, здешнего прихода?
Ц Как же, матушка, здешнего.
Ц Так вы, я думаю, знаете дом статской советницы Брониной?
Ц Софьи Васильевны? как же, сударыня, как не знать: слухом земля полнится;
а это не дочка ли ваша, Катерина Петровна?
Ц Нет, не Катерина, моя милая, ошиблась! Ц отвечала Саломея Петровна, вся
вспыхнув. Ц Нас ждет карета! Ц прибавила она и пошла вон из церкви.
Ц Так прошу, Мавра Ивановна.
Ц Непремину, матушка.
Ц Лучше всего, завтра поутру я пришлю экипаж за вами.
Ц И… к чему, к чему! у меня, слава богу, ноги еще служат. Софья Васильевна сн
ачала думала только обласкать Мавру
Ивановну своим приглашением; но когда Мавра Ивановна проговорилась, что
в числе слухов, которыми полнится земля, не забыто и имя статской советни
цы Софьи Васильевны Брониной, Ц о, тогда Мавра Ивановна превратилась в л
исток газеты, в котором кое-что напечатано и об нас.
Ц Для чего это вы, маменька, всякую дрянь зовете к себе? Ц сказала Саломе
я Петровна матери, когда она села в карету.
Ц Прошу меня не учить, сударыня: молода еще делать матери замечания и нас
тавления!
Ц Конечно дрянь, нищая, точно такая же, как Василиса Савишна.
Ц Молчи!
Ц Я с вами и без приказаний, кажется, всегда молчу, Ц произнесла Саломея,
фыркая, как говорится по-русски.
Софья Васильевна непременно сказала бы на это еще кое-что; но карета оста
новилась уже у подъезда, дверцы отворились, и Саломея Петровна, не ожидая
ответа, выскочила и ушла в свою комнату. Никогда еще самолюбие ее не было т
ак раздражено, как теперь: об ее дрянной сестренке говорят, а об ней ни сло
ва… Каков свет! каковы люди! Из двух сестер, различных между собою как две
крайности, не умели выбрать лучшей по красоте, по душе, по образованию, кор
оче сказать, по всему, не умели отличить дня от ночи!… О, да это ночные птицы
; для них там и свет, где тьма!… Катю называют Катериной Петровной, обратил
и внимание на мякушку, на беленькую, смирненькую овечку, и тут же, подле, не
заметили существа высокопарного, высокомерного, словом, исполненного в
семи высокими достоинствами!
Нашей старушке Мавре Ивановне совсем не хотелось забираться в высокие х
оромы, да нельзя: зовут, просят, как можно отказаться? Ведь это неучтиво: лю
ди делают честь, не следует отказываться.
«Так и быть, пойду в воскресенье», Ц думает Мавра Ивановна, пересматрива
я свой белый коленкоровый капотец, который надевается только к причасть
ю, в светло-христово воскресенье да в именины. Но Софья Васильевна сдержа
ла слово: на другой же день прислала за ней дрожки. Нечего делать, пришлось
в будни надеть праздничный чепчик и капот.
Мавра Ивановна сроду не знала такого почету себе. Софья Васильевна ласко
ва, а Саломея Петровна просто очаровывает ее своим вниманием и предупред
ительностью, усаживает ее помягче, спрашивает: сладок ли кофе, не прибави
ть ли сливок; ахает, слушая ее рассказы о походах с мужем; только что не пла
чет, слушая рассказ, как она похоронила его без копеечки.
Старушка вне себя, готова схватить руку Саломеи Петровны и расцеловать.
«О, я дам тебе понятие, моя милая, об истинной доброте и великодушии, Ц дум
ает Саломея Петровна, видя, что Мавра Ивановна совершенно уже в восторге
от нее, Ц ты узнаешь разницу между мною и сестрой, которую так тебе расхв
алили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Ц По пяти в месяц на стол.
Ц Шестьдесят. Всего сто пять рублей.
Ц Кухарке в год восемь рублей.
Ц Восемь.
Ц Чаю и сахару в год много на пятнадцать рублей.
Ц Не много! Один Иван Тихонович выпьет рублей на пять, да и Матрена Карпо
вна придет в гости, вторую не покроет!
Ц Ах, батюшко, жаль стало; да что бы мы стали делать, кабы добрые люди к нам
не жаловали хоть на чашку чаю!
Ц Ах, матушка, слово молвится не в упрек. Всё?
Ц А сколько всего-то?
Ц Сто двадцать восемь; смотри-ко ты!
Ц А на говенье-то, священник с крестом придет Ц положил?
Ц Да ты, матушка, не сказала.
Ц О-ох, Иван Леонтьевич, ты словно не христианин. Клади смело десять рубл
ев.
Вот таким-то образом рассчитывали старик со старухой пятьдесят лет наза
д.
Квартирка у них была такая приютная, что чудо! Так все установилось и улег
лось в ней к месту! Как войдешь Ц кухонька, всё в исправности: горшки, ухва
ты, уполовники, чашки, посуда столовая; на печке спальня кухарки; из кухонь
ки в гостиную; в гостиной комод с шкафом Ц тут чайная посуда, серебро, чай
ные ложечки, счетом двенадцать, вставлены в местах на верхней полке. Тут к
анапе и дюжина стульев, обтянутых кожей. В переднем углу образ, пред ним ла
мпадка. Стены оклеены зелеными обоями; по стенам в черных рамках картины:
царь Иван Васильевич Грозный, четыре времени года и разные птицы, выдела
нные из перьев, наклеенных на бумагу. У стен большой сундук, ломберный сто
лик, над столиком круглое зеркало; в двух окнах клетки с чижами, по сторона
м коленкоровые с плетеной бахромой занавесы.
Из гостиной Ц спальня; общее ложе старика со старухой под миткалевыми з
анавесами; тут же лежанка, на которой сохнет запасная голова сахару; подл
е кровати, на гвоздях, платья, салопы и прочее, покрыты простыней; белье в к
омоде, шубы в сундуке, обвернуты также в простыни и переложены от моли таб
аком. Подле окна столик овальный с вырезом и бронзовой окраиной, перед ст
оликом креслы Мавры Ивановны, в которых она обыкновенно сидит и вяжет чу
лок или перед праздником, надев очки, читает священные книги, а в праздник
, если никого нет, раскладывает пасьянс.
Далеко они не распространяют свое знакомство; но со всеми соседями знако
мы, не пренебрегают никем; Мавру Ивановну навещает и попадья, и дьяконица,
и купчиха Акулина Гавриловна, и магазейная приставша
[9] Жена пристава, надзирающ
его за магазинами.
, и иные; она их угощает и чайком, и орешками, и яблочками; зато и ей у ни
х почет и угощенье всем чем бог послал. У Ивана Леонтьевича также не без зн
акомых, то сам в гости пехтуром, то вместе с сожительницей. К обедне, к вече
рне, ко всенощной, к заутрене, Ц смотришь и нет времени на скуку.
Надо знать, что Мавру Ивановну знала и старая княгиня Ц соседка и часто в
церкви выговаривала ей, что редко у нее бывает. А когда приходила Мавра Ив
ановна к княгине, то, как свой человек, засидится у нее за полночь, и ее отве
зут домой в княжеской карете.
Таким образом старик со старухой жили, не горюя ни о чем, до нового столети
я. С новым столетием как будто что-то переменилось в их жизни, как будто ст
ало недоставать двухсот рублей на год. Старый дьячок, у которого нанимал
и квартиру, умер; а новый дьячок говорит, что времена уж не те и нельзя отда
вать трех покоев в год за двадцать пять рублей: что, дескать, ему дают пять
десят рублей. Куда ни обернись Ц деньги как будто поусохли и рубль отоща
л, а на копеечку и на грошик никто и смотреть не хочет, подай, говорит, пятач
ок. Соседи повымерли, а новые соседи как будто и не соседи. С старухой и ста
риком никто слова не промолвит. Дотянули кое-как до двенадцатого года Ц
с ним кончилось и благоденствие старика и старухи. Французы идут! Народ б
ежит из Москвы; побежали и они за народом. Где люди остановятся, тут и стар
ики. Пенсии неоткуда получать, денег нет; что вынесли на плечах, Ц порасп
родали. Пробились кое-как два месяца. Воротились в Москву, и ни у кого так н
е плакалась душа по Москве, как у них.
Уж бог только ведает, как прожили они до тех пор, покуда все поустроилось и
Иван Леонтьевич получил сперва вспомоществование, а потом и пенсию. Да ч
то ж, почти половину подай за угол; бывало, Ц не далеки времена, Ц копеечн
ого калача и на сегодня и на завтра, да и на послезавтра достанет, а тут вдр
уг с девятью копейками Ц с денежкой и к лотку не подходи. Все во время нуж
ды и беды выросло; а уж что выросло, того, верно, не понизить. С дешева на дор
ого Ц нужда велит; а с дорога на дешево никто не велит.
Ц Ну, матушка, доносил мундир, в котором родился, пора в чистую, Ц сказал,
наконец, Иван Леонтьевич, умаявшись жизнию, и Ц отправился на тот свет.
Оплакала, похоронила его старушка, да еще как похоронила! По сю пору расск
азывает, как без копеечки похоронила своего сожителя и как, по милости бо
жией, живет половиною мужниной пенсии. Как бы, кажется, прожить ста рублям
и целый год в довольстве, не нуждаясь в людях? Живет. Приходите в гости к Ма
вре Ивановне, она еще вас и чаем напоит, своим собственным, купленным из ст
а рублей пенсии. На эту же пенсию она содержит у себя и кота Ваську. Кот Вас
ька Ц не пустая вещь, с ним также подчас можно провести время и побеседов
ать. Мавре Ивановне как-то веселее, когда Васька лежит у нее на коленях и к
урнычет, или, проголодавшись, вскочит, вытянется верблюдом и мурлычет, ла
стится, трется около Мавры Ивановны, толкает ее под руку и не дает вязать ч
улок, или сядет на окно, начнет обмываться и захрапит песню.
Ц Для кого это ты моешься, Васенька?… а?… гости будут, что ли?… Да кому быть-
то?… разве Степанида Герасимовна?… Где ж ей быть в такую погоду… Видишь, ра
спелся, и горя себе мало… Ну, ну, ну, брысь! не люблю, как ты начнешь толкать п
од руку, когда я чай пью!… Того и гляди, обварю кипятком, и, избави бог, еще и ч
ашку выбьешь из рук. Чашка-то покойного Ивана Леонтьевича!… только и оста
лось памяти!… о-хо-хо! от целой дюжины одна-одинехонька!… Что, не думаешь л
и, что молочка дам, как бывало?… Нет, Вася! молочные-то дни уже повысохли!… п
огулять захотел? ну, ступай, ступай!… Чу! мяучит! Нагулялся? ох ты, проказник
! Одно-то ты у меня утешение осталось; поди, я тебе щец налью. Не хочешь? Ну, че
сть приложена, от убытку бог избавил.
Мавру Ивановну можно было назвать молоденькой старушкой. На плечах лет в
осемьдесят, а она легко их носила, как будто это долгое время совсем ничег
о не весило. То ли дело в старину! Какое доброе чувство лежало на сердце, да
же к окружающим вещам, не только что к людям. Язык еще не грубиянил, произн
осил: «Какой выдался нынче денечек; подвинь-ка, Дунюшка (Дунюшке леть шест
ьдесят), стулик-то ко мне; подай, голубушка, ложечку. Дай-ко стаканчик водиц
ы, испить хочется». Ц «Не лучше ли кваску, матушка?» Ц «Нет, уж лучше чайку
чашечку».
Таким-то образом Мавра Ивановна проводила день, если какая-нибудь стару
шка Гавриловна не навещала ее или если Саломея Петровна не присылала за
ней. Иногда только она вяжет наобум чулок, да и задумается… да уж не об себ
е, а об Саломее Петровне, или Катерине Петровне, или об матушке их, или об Га
вриловне: как это ей бог послал купить три кочня капусты на грошик?… и об д
ругих добрых знакомых; о добрых умерших она не задумывается: они в царств
е небесном, Ц жалеть об них нечего. О худых людях она и вспоминать боится,
чтоб не помянуть недобрым словом.
Сто рублей она аккуратно распределяла на год. Нанимает у Гавриловны угол
ок за двадцать рублей; шесть рублей заплатит за фунтик чайку, да купит фун
тика три в полгода сахарку; а ежедневных расходов у нее нет. Вовремя запас
ет она грибков рублика на три, капустки кислой, да крупки рубликов на пять
. Два фунта говядины достает ей на все скоромные дни недели, а полфунта сне
точков Ц на постные; полтора фунта хлеба на три дня. Таким образом у нее о
стается еще около двадцати пяти рублей; из них десять рублей на говенье, н
а свечи, на просвиры, на панихиды; а пятнадцать Ц на всякий случаи, на прип
раву, на маслице да на пирог в праздник.
Одежда на ней уж не носится, не трется и не стареет.
Мы уже сказали, что у одного папеньки и у одной маменьки были две дочки: эт
и дочки назывались Саломеей Петровной и Катериной Петровной. Их папеньк
а и маменька ничем не отличались от тех, которые не знают, что такое значит
: папенька и маменька.
Катенька, меньшая дочка, была больше ничего, как миленькая девушка, котор
ую очень приятно любить и которую все любили так, как будто бы ни зашто, ни
прошто; старшая же ceстрица ее была Ц Саломея Петровна Ц не иначе. Красав
ица в форме, с сознанием собственного достоинства; истинный доблестный м
уж в полдюжине юбок; настоящий юный чиновник министерства, приехавший из
европейской столицы в азиатскую, со всем запасом важности, горделивости
в походке, в посадке, в приемах, в движениях, в речах, во взгляде, в чувствах
и даже помышлениях. Словом, это было существо великодушное, презирающее
всех малодушных, слабодушных, тщедушных и радушных. В дополнение ко всем
этим достоинствам она пела. Так как голос есть выражение души, а душа Сало
меи была мужественна, то голос ее был яко глас трубный, не семейный, а, соот
ветственно современному требованию, публичный. Она пела con fuoco
[10] С огнём (итал.).
, как поет на сцене какой-нибудь Mahometo
[11] «Mahometo» («Магомет») Ц малоизвест
ная опера итальянского композитора Россини Жоакомо-Антони (1792 Ц 1868).
, с выражением в лице игры страстей, со всеми уклонениями, возвышени
ями, понижениями, потрясением головы, то с наморщенным челом, то с закатив
шимся, умирающим взором и с сладчайшей конфетной улыбкой. Все люди века, в
здутые, пузырные и бурчащие как пена, словом, дрожжи, поднявшиеся наверх, к
ричали рассеянно: браво, браво, удивительно!… Похвала имеет цену не на уст
ах, а в ушах! Это знают люди века. Папенька Саломеи был статский советник; м
аменька, разумеется, также статская советница, Ц больше об них нельзя ни
чего сказать. Они были очень обыкновенные супруги. Имущества у них было н
е через край. Для двух дочерей следовало бы по крайней мере скопить прида
ное; но оно не скоплялось; а между тем старшая уже гадала о том в
еликом муже, который будет ее собственным мужем. Он воображался ей чем-то
вроде Телемака
[12] Телемак Ц сын Одиссея, героя одноименной древнегреческой поэмы.
, и потому все имеющие честь называться молодыми людьми, мужчинами,
и в мундирах и во фраках, и вообще в одежде с куцым и длинным хвостом, казал
ись ей сволочью, не стоящею внимания. Как ни покушались некоторые из них с
оставить с ней свое счастие, но она была неприступна, как Телемахида
[13] «Телемахи
да» Ц стихотворный перевод романа «Les avantures de Tйlйmaque» («Приключения Телемака»)
французского писателя Фенелона (1651 Ц 1715), сделанный Тредья-ковским В. К. (1703 Ц
1769). Перевод выполнен так косноязычно, что был малодоступен для понимания;
при дворе Екатерины II его заставляли читать в качестве наказания.
. На Катеньку никто не обращал внимания, потому ли, что она еще была м
олода, или потому, что перед Саломеей Петровной Катенька была просто Ц н
ичто. «Катенька! подай мне скамейку под ноги!» Катенька и подаст. После это
го как же можно было какому-нибудь кавалеру предложить руку и сердце так
ому послушному ребенку? Но вдруг отыскался некто Федор Петрович Яликов…
Об нем однако же после.
Саломея Петровна ездила с маменькой к обедне, не иначе как в шереме
тевскую [14] И
меется в виду домовая церковь графа Шереметева.
. Но однажды, против обыкновения, отправилась в приходскую цер
ковь, к празднику, потому что служба была архиерейская.
Церковь была против самого дома; но пешком было неприлично идти; в четвер
оместной карете переехали они через улицу.
Человек в ливрее протолкал народ до мест, обитых сукном. Саломея Петровн
а нашла себе место, двинувшись на возвышение со взглядом, который говори
л: «Прочь!» Она принудила отодвинуться от себя нескольких купчишек; но ма
менька принуждена была остаться у подножия своей дщери, не видеть ничего
за толпою и изъявлять свою досаду жалобой на эту ужасную толпу.
Ц Не угодно ли вам, сударыня, встать на мое место? Ц сказала ей одна древн
яя старушка, занимавшая место на возвышении подле стенки.
Ц Ах, милая, как ты меня одолжила!
Старушка уступила свое место и стала подле, у подножия.
Софья Васильевна осмотрела ее с ног до головы Ц старушка как старушка: б
елый как снег коленкоровый чепчик, с накрахмаленной складкой, тафтяный с
алопец с коротеньким воротником, самой древнейшей формы, наживной горби
к, лицо также очень давнее, но предоброе; словом Ц почтенная старушка.
Когда обедня кончилась, Софья Васильевна подошла к старушке поблагодар
ить ее.
Ц Чем могу служить вам с своей стороны, моя милая? Ц спросила она ее.
Ц Благодарю, матушка, что бог послал, тем довольна, ничего не нужно мне.
Ц У вас есть семья?
Ц Э, нет! живу одна-одинехонька, пенсией после мужа.
Ц А ваш муж где служил?
Ц В военной службе, сударыня; капитаном вышел в отставку; государь пожал
овал ему пенсию, двести рублей в год.
Ц А теперь чем же вы живете?
Ц Пенсией же; сто рублей в год получаю; с меня довольно и предовольно.
Ц Что ж это мы стоим? Все вышли из церкви, Ц сказала с нетерпением Саломе
я Петровна.
Ц Как вас зовут, моя милая?
Ц Мавра Ивановна,
Ц Прошу навестить меня, Мавра Ивановна, мне очень приятно было бы чем-ни
будь и вам угодить. Ведь вы, я думаю, здешнего прихода?
Ц Как же, матушка, здешнего.
Ц Так вы, я думаю, знаете дом статской советницы Брониной?
Ц Софьи Васильевны? как же, сударыня, как не знать: слухом земля полнится;
а это не дочка ли ваша, Катерина Петровна?
Ц Нет, не Катерина, моя милая, ошиблась! Ц отвечала Саломея Петровна, вся
вспыхнув. Ц Нас ждет карета! Ц прибавила она и пошла вон из церкви.
Ц Так прошу, Мавра Ивановна.
Ц Непремину, матушка.
Ц Лучше всего, завтра поутру я пришлю экипаж за вами.
Ц И… к чему, к чему! у меня, слава богу, ноги еще служат. Софья Васильевна сн
ачала думала только обласкать Мавру
Ивановну своим приглашением; но когда Мавра Ивановна проговорилась, что
в числе слухов, которыми полнится земля, не забыто и имя статской советни
цы Софьи Васильевны Брониной, Ц о, тогда Мавра Ивановна превратилась в л
исток газеты, в котором кое-что напечатано и об нас.
Ц Для чего это вы, маменька, всякую дрянь зовете к себе? Ц сказала Саломе
я Петровна матери, когда она села в карету.
Ц Прошу меня не учить, сударыня: молода еще делать матери замечания и нас
тавления!
Ц Конечно дрянь, нищая, точно такая же, как Василиса Савишна.
Ц Молчи!
Ц Я с вами и без приказаний, кажется, всегда молчу, Ц произнесла Саломея,
фыркая, как говорится по-русски.
Софья Васильевна непременно сказала бы на это еще кое-что; но карета оста
новилась уже у подъезда, дверцы отворились, и Саломея Петровна, не ожидая
ответа, выскочила и ушла в свою комнату. Никогда еще самолюбие ее не было т
ак раздражено, как теперь: об ее дрянной сестренке говорят, а об ней ни сло
ва… Каков свет! каковы люди! Из двух сестер, различных между собою как две
крайности, не умели выбрать лучшей по красоте, по душе, по образованию, кор
оче сказать, по всему, не умели отличить дня от ночи!… О, да это ночные птицы
; для них там и свет, где тьма!… Катю называют Катериной Петровной, обратил
и внимание на мякушку, на беленькую, смирненькую овечку, и тут же, подле, не
заметили существа высокопарного, высокомерного, словом, исполненного в
семи высокими достоинствами!
Нашей старушке Мавре Ивановне совсем не хотелось забираться в высокие х
оромы, да нельзя: зовут, просят, как можно отказаться? Ведь это неучтиво: лю
ди делают честь, не следует отказываться.
«Так и быть, пойду в воскресенье», Ц думает Мавра Ивановна, пересматрива
я свой белый коленкоровый капотец, который надевается только к причасть
ю, в светло-христово воскресенье да в именины. Но Софья Васильевна сдержа
ла слово: на другой же день прислала за ней дрожки. Нечего делать, пришлось
в будни надеть праздничный чепчик и капот.
Мавра Ивановна сроду не знала такого почету себе. Софья Васильевна ласко
ва, а Саломея Петровна просто очаровывает ее своим вниманием и предупред
ительностью, усаживает ее помягче, спрашивает: сладок ли кофе, не прибави
ть ли сливок; ахает, слушая ее рассказы о походах с мужем; только что не пла
чет, слушая рассказ, как она похоронила его без копеечки.
Старушка вне себя, готова схватить руку Саломеи Петровны и расцеловать.
«О, я дам тебе понятие, моя милая, об истинной доброте и великодушии, Ц дум
ает Саломея Петровна, видя, что Мавра Ивановна совершенно уже в восторге
от нее, Ц ты узнаешь разницу между мною и сестрой, которую так тебе расхв
алили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75