Увидев его лежащим на дороге в бессознательном сос
тоянии, он перенес его в машину, где тот вскоре скончался. В этот момент ем
у в голову пришла идея использовать незнакомца в целях своего мошенниче
ского плана. Он усадил его за руль и поджег автомобиль.
Новые показания Тецнера были, несомненно, хорошо продуманы. Они давали о
бъяснение факту жировой эмболии и подрывали доказательства того, что Те
цнер сначала убил свою жертву. Убийство но неосторожности представляло
собой менее тяжкое преступление, чем предумышленное убийство.
Чтобы убедиться в том, как мало значит судебно-медицинская теория вне св
язи с реальностями конкретного события, достаточно поставить лишь неск
олько вопросов. Если жертва Тецнера заживо сгорела в автомобиле, то как п
опал на бетонное полотно дороги свежий кусок головного мозга из черепа п
окойного, как мог он отлететь на полтора метра от закрытой машины, да еще о
казаться на противоположной от сиденья шофера стороне дороги? Где наход
ятся те части тела, которых недостает в трупе, но которые не могли быть пол
ностью уничтожены огнем? Может ли быть найдено иное объяснение всему это
му, чем то, которое напрашивается в связи с обнаружением жировой эмболии:
жертва была убита после применения насилия вне автомашины, а части тела,
выдающие преступника (как, например, разбитая крышка черепа), устранены
Ц вот тогда-то Тецнер и потерял кусок мозга.
И вот 17 марта 1931 г. в Регенсбурге начался процесс против Эриха и Эммы Тецнер
. «Подсудимый, Ц настаивал Коккель, Ц сжег человека, которого он перед э
тим тяжело ранил и изувечил. Вероятно, этот человек умер при обстоятельс
твах, которые выставили бы Тецнера в еще более ужасном свете, чем сожжени
е человека заживо».
Несколько дней спустя суд приговорил Тецнера за умышленное убийство к с
мертной казни. А 2 июня, после отклонения ходатайства о помиловании, Тецне
р сознался, по крайней мере отчасти, в том, как совершил преступление в дей
ствительности. Парня он подобрал на дороге еще в Райхенбахе. Когда тот не
подалеку от Нюрнберга пожаловался, что зябнет, Тецнер так крепко заверну
л его в плед, что парень стал беспомощным, и Тецнер смог задушить его. Но и в
этом признании не хватало еще какой-то доли правды.
А закончил свою исповедь Тецнер словами: «Пока шел судебный процесс, я вс
е время думал, что профессор Коккель совершенно прав».
10
Утверждение судебной медици
ны во всем мире.
В 1840 г. один из самых первых журналов по судебной медицине опубликовал спи
сок наиболее именитых специалистов в этой области. Он включил двадцать д
ве фамилии Ц фамилии людей, которые жили во Франции, в германских землях,
в Италии, в Австрии, в Шотландии, то есть в Европе Ц центре тогдашнего мир
а. Сто лет спустя, на пороге второй половины XX столетия, многие судебно-мед
ицинские журналы опубликовали новые списки, в которых пытались охватит
ь институты судебной медицины и судебных медиков всего мира. Но теперь и
м это уже не удалось. Их списки охватывали тысячи фамилий, а «мир» не означ
ал больше только Европу. И тем не менее эти списки никак нельзя было назва
ть полными. Пусть страны, бывшие в свое время колыбелью судебной медицин
ы, все еще проводят самую большую часть научных и практических исследова
ний, пусть Париж, Лион или Лилль, Берлин, Лейпциг, Мюнхен, Гейдельберг, Кёль
н, Эрланген или Гамбург, Вена, Грац или Инсбрук, Милан, Рим, Неаполь или Пале
рмо, Эдинбург или Глазго по-прежнему являются обителями судебно-медици
нских исследований международного класса, Ц все же они уже стали тольк
о частями разросшегося мира судебной медицины.
Без сомнения, за столетие судебная медицина стала мировой наукой. Но эта
пространственная широта Ц лишь один аспект проблемы. Важнее другое: ее
постоянные старания приспособиться ко все более расширяющемуся и быст
ро текущему развитию криминалистических и социальных проблем, с одной с
тороны, и сферы медицины Ц с другой. С самого своего зарождения судебная
медицина научилась двум вещам: бороться и развиваться. Там, где судебная
медицина сама не в состоянии более быть резервуаром всего накопленного
опыта, она становится на путь ограничения своих исследований чисто «мед
ицинской» сферой, которая, несмотря на это ограничение, столь широка, что
ее вряд ли охватишь взглядом. К тому же ее закон провозглашает сотруднич
ество с другими судебно-криминалистическими науками, которые отчасти п
роизросли из ее лона, отчасти возникли самостоятельно и будут рассмотре
ны нами в дальнейшем.
III
Яд, или истинные и ложные пути судебной токсикологии
1
1840 г. Ц дело Мари Каппель-Лафа
рж, или дебют токсикологии. Предыстория одного поразительного убийства
с помощью яда. Ле Гландье, мышьяк и смерть Шарля Лафаржа.
В начале 1840 г. лишь немногие знали имя молодой двадцатичетырехлетней фра
нцуженки Мари Лафарж.
А через несколько месяцев оно было на устах у каждого, причем не только в П
ариже, Лондоне, Берлине, Вене или Риме, но даже в Санкт-Петербурге и Нью-Йор
ке. Мари Лафарж, обвиняемая в отравлении своего мужа Шарля Лафаржа, обрел
а всемирную известность.
Может показаться странным, что в данном случае, как и во многих других, сме
рть самого обыкновенного человека (каким был Шарль Лафарж) в заброшенном
местечке французской провинции Ц в Ле Гландье Ц взбудоражила весь мир
. Может быть, дело в загадочной личности молодой женщины, привезенной Ла-ф
аржем из Парижа в Ле Гландье? А может быть, в том факте, что с незапамятных в
ремен отравительницы воспринимались окружающими как злобные, сеющие п
овсюду смерть колдуньи? Либо же причину следует искать исключительно в т
ом, что процесс по делу Лафарж позволил тогдашнему миру узнать о новой на
уке Ц науке о ядах, или токсикологии? Миллионы людей впервые узнали о выс
тупающих перед судом врачах и химиках, которые пытаются вырвать у трупа
тайну погубившего его яда. Новая наука, вызванная к жизни общим взлетом х
имической науки, казалась столь же таинственной, как и чреватый смертель
ной опасностью предмет ее исследования. Можно говорить об их взаимном во
здействии. Отталкивающе-манящее впечатление, вызванное отравление и от
равительницей, наложило на новую науку своего рода жуткий глянец, притяг
ивающий взоры всех. Именно токсикология в конце концов оказалась в центр
е всемирного по тем временам внимания к делу Мари Лафарж и столь же широк
их по своему размаху, ожесточенных дискуссий, порожденных им.
Но изложим события по порядку. Шарль Лафарж был грубоватым молодым челов
еком лет тридцати, сыном не слишком «отесанного» литейщика, который соор
удил на территории бывшего монастыря свои плавильные печи и достиг таки
м путем некоторого благополучия. Когда отец умер, Шарль Лафарж женился н
а дочери зажиточного м-сье Бофора и употребил ее приданое на то, чтобы рас
ширить литейную мастерскую. Пока шло это расширение, жена его умерла. С на
чала 1839 г. плавильные печи не работали. Лафаржа осаждали кредиторы. Единст
венный выход из своего отчаянного положения он видел в новой женитьбе на
богатой. Поэтому он поручил одному брачному маклеру из Парижа подыскать
ему подходящую невесту. Методы его сватовства, как и вся его натура, не от
личались излишней щепетильностью. Он выдавал себя за промышленника и вл
адельца аристократического поместья в провинции. В результате в август
е 1839 г. он установил контакты с приемными родителями двадцатичетырехлетн
ей сироты по имени Мари Каппель.
Мари Фортюнэ Каппель была дочерью не очень обеспеченного, но болезненно
гордого и тщеславного полковника, который служил еще при Наполеоне. Посл
е кончины его и его жены приемные родители Мари Ц состоятельные, но отню
дь не богатые парижские буржуа Ц посылали девочку в самые хорошие школы
, где она общалась с дочерьми аристократов и денежных тузов. Исполненная
нездоровой гордости и тщеславия своего отца, она путем всевозможной лжи
и обмана окружающих стала изображать, будто происходит из знатной семьи
, чтобы выглядеть равной с остальными. После окончания школы она все глуб
же погружалась в этот мир обмана и самообмана. А так как она не была ни кра
сивой, ни достаточно богатой, чтобы сделать в Париже блестящую партию, то
вынуждена была лишь наблюдать с возрастающей горечью, как ее подруги вых
одили замуж за дворян и обживали их замки. Незадолго перед тем, как Шарль Л
афарж появился в Париже, она сопровождала одну из своих школьных подруг
в замок виконта де Леото, с которым та была помолвлена. Во время их пребыва
ния там у подруги пропали драгоценности, и виконт де Леото попросил шефа
Сюртэ Аллара провести расследование. В ходе последнего Аллар пришел к вы
воду, что воровкой может быть только Мари Каппель. Такое подозрение пока
залось виконту настолько невероятным, что он удержал Аллара от ареста Ма
ри и позволил ей беспрепятственно вернуться в Париж, где приемные родите
ли встретили ее вестью, что нашелся богатый жених.
Когда Мари впервые увидела Шарля Лафаржа, он показался ей вульгарным и о
тталкивающим. Но разъяснения, что у него есть замок, оказалось достаточн
о, чтобы она смогла подавить свои истинные чувства. Без колебаний соглас
илась она на немедленный брак. Сразу после его заключения неравная пара
в сопровождении Клементины, служанки Мари, покинула Париж. По дороге в Ле
Гландье Мари мечтала о том, что наконец она станет владелицей замка и смо
жет достойно принимать у себя школьных подруг.
Ее разочарование было безграничным: Ле Гландье Ц это унылый ландшафт, г
рязные улицы, а вместо замка Ц полуразрушенное монастырское строение, г
де все мрачно, сыро, грязно до запустения и загажено крысами, которые даже
днем шныряли по комнатам. Мари столкнулась с родственниками мужа, которы
е внушали ей отвращение своей деревенской бескультурностью и которые с
о своей стороны встретили незнакомку из Парижа с глубоким недоверием. Вм
есто вожделенного богатства ее ожидала пугающая тяжесть долгов. В перву
ю ночь по прибытии Мари заперлась с Клементиной в одной из убогих спален
и написала своему мужу письмо, где со словами отчаяния заклинала его нем
едленно дать ей развод, иначе она примет мышьяк, который привезла с собой.
Это письмо было следствием столкновения мира ее мечты с реальным миром.
Лишь через несколько дней она вроде бы успокоилась. Лафарж, осаждаемый к
редиторами, был готов на любые жертвы, только не на развод. Он обязался не
искать с ней близости, а также обещал привести в порядок дом, приобрести в
ерховую лошадь и нанять слуг.
В течение последующих недель Мари написала своим родным и подругам пись
ма, которые, если учесть истинную ситуацию, могли вызвать лишь изумление:
она с воодушевлением расписывала счастье, которое нашла в Ле Гландье. Ка
залось, что она смирилась с судьбой и снова занялась своей прежней игрой
в обман и самообман. Совершенно неожиданно она перевела на Лафаржа часть
своего небольшого состояния и написала рекомендательные письма, с кото
рыми он поехал в Париж, чтобы добыть денег и окончательно выбраться из св
оего все еще отчаянного положения. Перед отъездом Лафаржа в декабре 1839 г. М
ари внезапно и по непонятным мотивам завещала ему все свое имущество и п
отребовала, чтобы Лафарж в порядке взаимности завещал ей свое, в частнос
ти поместье в Ле Гландье. Лафарж исполнил ее желание, но одновременно без
ее ведома составил другое завещание, по которому то же самое поместье от
казал своей матери.
Пока Шарль находился в Париже и рассылал там все новые рекомендательные
письма за подписью Мари, последняя писала ему письма, полные страстной л
юбви. Как знак этой любви она послала ему свой портрет, нарисованный моло
дой обитательницей их дома в Ле Гландье Анной Брэн. Наконец, она попросил
а свою свекровь испечь маленькие рождественские пирожки, чтобы Шарль в П
ариже не остался на праздники без домашних сладостей. В письме она сообщ
ила мужу о посылке ему пирожков и написала, что в знак преданности ему она
будет есть на праздники такие же пирожки.
Посылка с пирожками была отослана из Ле Гландье 16 декабря, а 18 декабря она б
ыла уже у Лафаржа в отеле «Юнивер», Правда, в посылке не было обещанных мал
еньких пирожков, испеченных матерью Лафаржа, а был лишь один большой пир
ог, однако Лафарж не обратил на это внимания и съел кусок. Вскоре после это
го у него начались судороги, рвота и понос. Целый день он пролежал в постел
и, подавленный, с ужасной слабостью в конечностях. Поскольку похожие на х
олеру случаи рвоты с поносом были в те времена обыденным явлением, Лафар
ж не обратился к врачу. Испорченный, по всей видимости, пирог он выбросил.
Вернувшись 3 января в Ле Гландье, Шарль чувствовал себя все еще слабым и бо
льным. Но он достал в Париже 28 тысяч франков, и мысль о том, что он сможет опл
атить самые неотложные долги, помогла ему забыть о недомогании. Мари сер
дечно встретила его, уложила в постель и угостила дичью и трюфелями. Сраз
у после еды у него снова началась «парижская болезнь». Его рвало, и он мучи
лся от ужасных спазм. В ту же ночь вызвали домашнего врача Барду, который п
ризнал холеру. У него не вызвало никаких подозрений и то, что Мари попроси
ла его выписать рецепт на мышьяк. Яд был нужен, по ее словам, для уничтожен
ия крыс, которые ночью мешают спать больному.
На следующий день состояние Лафаржа ухудшилось. Судороги икроножных мы
шц и страшная жажда изводили его, но все, что ему давали пить или есть, вызы
вало у него рвоту. Все домашние и много родственников собрались возле не
го: Мари и ее служанка Клементина, мать Лафаржа, его сестры, юная кузина Ла
фаржа Эмма (единственная из всей семьи, кто встретил Мари с симпатией и да
же с восхищением), Анна Брэн, художница, и Дени, секретарь и слуга Шарля. Мар
и давала больному питье и медикаменты, в особенности лекарство гуммиара
бикум, которое она сама якобы охотно употребляла и постоянно носила с со
бой в маленькой малахитовой шкатулочке. И это ни у кого еще не вызвало под
озрений, хотя силы Лафаржа быстро иссякали. 10 января был вызван второй вра
ч Ц Массена. Он тоже признал в данном случае холеру и прописал для укрепл
ения организма яйца, взбитые с молоком. Когда Мари приготовляла это пить
е, Анна Брэн заметила, что она взяла из своей малахитовой шкатулочки белы
й порошок и всыпала его в молоко. На вопрос художницы, что подмешала Мари в
лекарство, последовал ответ, что это флердоранжевый сахар. Чуть позже Ан
на Брэн нашла стакан, из которого больной сделал только один глоток, и зам
етила белые хлопья, плававшие на поверхности молока.
Ей показалось странным, что сахар не растворился. Движимая пока еще не ос
ознанным подозрением, она показала хлопья доктору Барду. Тот попробовал
их на язык, почувствовал какой-то привкус, но беззаботно объяснил, что это
, вероятно, известка, упавшая с потолка в стакан с молоком. Однако это объя
снение показалось художнице настолько неправдоподобным, что она запер
ла остатки этого молока в шкаф. С этого момента она наблюдала за Мари, где
только могла. Она заметила, что Мари тайком подмешала белый порошок в пос
тный суп, сваренный матерью Лафаржа. Попробовав его, больной вскричал: «О
Мари, что ты мне дала? Жжет, как огонь!» Анна Брэн спрятала остатки этого су
па и в конце концов сообщила о своих подозрениях матери Лафаржа, его сест
рам и его кузине Эмме.
Вечером 12 января у старых стен Ле Гландье бушевал леденящий вихрь. Выли во
лки. В окна барабанил дождь. Трудно сейчас представить себе то настроени
е, какое воцарилось в старом доме с момента, когда к опасениям за жизнь бол
ьного прибавилось жгучее подозрение, что он оказался жертвой собственн
ой жены. Мать Лафаржа и его сестры столпились возле больного, а кузина Эмм
а тем временем поспешила к Мари, чтобы сообщить, какое чудовищное подозр
ение высказано против нее. Недоверие возросло, когда слуга Лафаржа Дени
рассказал женщинам, собравшимся в комнате больного, что Мари посылала 5 я
нваря садовника Альфреда, а 8 января Ц его самого в Люберсак к аптекарю Эй
сартье за мышьяковой отравой для крыс. Альфреду она дала для этого с собо
й рецепт доктора Барду, у самого же Дени рецепта не было, но ему удалось вс
е же достать в Бриве шестьдесят четыре грана мышьяка. Яд он отдал Мари. Усл
ышав это, мать Лафаржа упала на колени у постели сына, умоляя и заклиная ег
о не принимать больше никакой еды из рук жены.
Единственным, кто в этой атмосфере страха и растерянности, казалось, не п
отерял самообладания, была Мари Лафарж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
тоянии, он перенес его в машину, где тот вскоре скончался. В этот момент ем
у в голову пришла идея использовать незнакомца в целях своего мошенниче
ского плана. Он усадил его за руль и поджег автомобиль.
Новые показания Тецнера были, несомненно, хорошо продуманы. Они давали о
бъяснение факту жировой эмболии и подрывали доказательства того, что Те
цнер сначала убил свою жертву. Убийство но неосторожности представляло
собой менее тяжкое преступление, чем предумышленное убийство.
Чтобы убедиться в том, как мало значит судебно-медицинская теория вне св
язи с реальностями конкретного события, достаточно поставить лишь неск
олько вопросов. Если жертва Тецнера заживо сгорела в автомобиле, то как п
опал на бетонное полотно дороги свежий кусок головного мозга из черепа п
окойного, как мог он отлететь на полтора метра от закрытой машины, да еще о
казаться на противоположной от сиденья шофера стороне дороги? Где наход
ятся те части тела, которых недостает в трупе, но которые не могли быть пол
ностью уничтожены огнем? Может ли быть найдено иное объяснение всему это
му, чем то, которое напрашивается в связи с обнаружением жировой эмболии:
жертва была убита после применения насилия вне автомашины, а части тела,
выдающие преступника (как, например, разбитая крышка черепа), устранены
Ц вот тогда-то Тецнер и потерял кусок мозга.
И вот 17 марта 1931 г. в Регенсбурге начался процесс против Эриха и Эммы Тецнер
. «Подсудимый, Ц настаивал Коккель, Ц сжег человека, которого он перед э
тим тяжело ранил и изувечил. Вероятно, этот человек умер при обстоятельс
твах, которые выставили бы Тецнера в еще более ужасном свете, чем сожжени
е человека заживо».
Несколько дней спустя суд приговорил Тецнера за умышленное убийство к с
мертной казни. А 2 июня, после отклонения ходатайства о помиловании, Тецне
р сознался, по крайней мере отчасти, в том, как совершил преступление в дей
ствительности. Парня он подобрал на дороге еще в Райхенбахе. Когда тот не
подалеку от Нюрнберга пожаловался, что зябнет, Тецнер так крепко заверну
л его в плед, что парень стал беспомощным, и Тецнер смог задушить его. Но и в
этом признании не хватало еще какой-то доли правды.
А закончил свою исповедь Тецнер словами: «Пока шел судебный процесс, я вс
е время думал, что профессор Коккель совершенно прав».
10
Утверждение судебной медици
ны во всем мире.
В 1840 г. один из самых первых журналов по судебной медицине опубликовал спи
сок наиболее именитых специалистов в этой области. Он включил двадцать д
ве фамилии Ц фамилии людей, которые жили во Франции, в германских землях,
в Италии, в Австрии, в Шотландии, то есть в Европе Ц центре тогдашнего мир
а. Сто лет спустя, на пороге второй половины XX столетия, многие судебно-мед
ицинские журналы опубликовали новые списки, в которых пытались охватит
ь институты судебной медицины и судебных медиков всего мира. Но теперь и
м это уже не удалось. Их списки охватывали тысячи фамилий, а «мир» не означ
ал больше только Европу. И тем не менее эти списки никак нельзя было назва
ть полными. Пусть страны, бывшие в свое время колыбелью судебной медицин
ы, все еще проводят самую большую часть научных и практических исследова
ний, пусть Париж, Лион или Лилль, Берлин, Лейпциг, Мюнхен, Гейдельберг, Кёль
н, Эрланген или Гамбург, Вена, Грац или Инсбрук, Милан, Рим, Неаполь или Пале
рмо, Эдинбург или Глазго по-прежнему являются обителями судебно-медици
нских исследований международного класса, Ц все же они уже стали тольк
о частями разросшегося мира судебной медицины.
Без сомнения, за столетие судебная медицина стала мировой наукой. Но эта
пространственная широта Ц лишь один аспект проблемы. Важнее другое: ее
постоянные старания приспособиться ко все более расширяющемуся и быст
ро текущему развитию криминалистических и социальных проблем, с одной с
тороны, и сферы медицины Ц с другой. С самого своего зарождения судебная
медицина научилась двум вещам: бороться и развиваться. Там, где судебная
медицина сама не в состоянии более быть резервуаром всего накопленного
опыта, она становится на путь ограничения своих исследований чисто «мед
ицинской» сферой, которая, несмотря на это ограничение, столь широка, что
ее вряд ли охватишь взглядом. К тому же ее закон провозглашает сотруднич
ество с другими судебно-криминалистическими науками, которые отчасти п
роизросли из ее лона, отчасти возникли самостоятельно и будут рассмотре
ны нами в дальнейшем.
III
Яд, или истинные и ложные пути судебной токсикологии
1
1840 г. Ц дело Мари Каппель-Лафа
рж, или дебют токсикологии. Предыстория одного поразительного убийства
с помощью яда. Ле Гландье, мышьяк и смерть Шарля Лафаржа.
В начале 1840 г. лишь немногие знали имя молодой двадцатичетырехлетней фра
нцуженки Мари Лафарж.
А через несколько месяцев оно было на устах у каждого, причем не только в П
ариже, Лондоне, Берлине, Вене или Риме, но даже в Санкт-Петербурге и Нью-Йор
ке. Мари Лафарж, обвиняемая в отравлении своего мужа Шарля Лафаржа, обрел
а всемирную известность.
Может показаться странным, что в данном случае, как и во многих других, сме
рть самого обыкновенного человека (каким был Шарль Лафарж) в заброшенном
местечке французской провинции Ц в Ле Гландье Ц взбудоражила весь мир
. Может быть, дело в загадочной личности молодой женщины, привезенной Ла-ф
аржем из Парижа в Ле Гландье? А может быть, в том факте, что с незапамятных в
ремен отравительницы воспринимались окружающими как злобные, сеющие п
овсюду смерть колдуньи? Либо же причину следует искать исключительно в т
ом, что процесс по делу Лафарж позволил тогдашнему миру узнать о новой на
уке Ц науке о ядах, или токсикологии? Миллионы людей впервые узнали о выс
тупающих перед судом врачах и химиках, которые пытаются вырвать у трупа
тайну погубившего его яда. Новая наука, вызванная к жизни общим взлетом х
имической науки, казалась столь же таинственной, как и чреватый смертель
ной опасностью предмет ее исследования. Можно говорить об их взаимном во
здействии. Отталкивающе-манящее впечатление, вызванное отравление и от
равительницей, наложило на новую науку своего рода жуткий глянец, притяг
ивающий взоры всех. Именно токсикология в конце концов оказалась в центр
е всемирного по тем временам внимания к делу Мари Лафарж и столь же широк
их по своему размаху, ожесточенных дискуссий, порожденных им.
Но изложим события по порядку. Шарль Лафарж был грубоватым молодым челов
еком лет тридцати, сыном не слишком «отесанного» литейщика, который соор
удил на территории бывшего монастыря свои плавильные печи и достиг таки
м путем некоторого благополучия. Когда отец умер, Шарль Лафарж женился н
а дочери зажиточного м-сье Бофора и употребил ее приданое на то, чтобы рас
ширить литейную мастерскую. Пока шло это расширение, жена его умерла. С на
чала 1839 г. плавильные печи не работали. Лафаржа осаждали кредиторы. Единст
венный выход из своего отчаянного положения он видел в новой женитьбе на
богатой. Поэтому он поручил одному брачному маклеру из Парижа подыскать
ему подходящую невесту. Методы его сватовства, как и вся его натура, не от
личались излишней щепетильностью. Он выдавал себя за промышленника и вл
адельца аристократического поместья в провинции. В результате в август
е 1839 г. он установил контакты с приемными родителями двадцатичетырехлетн
ей сироты по имени Мари Каппель.
Мари Фортюнэ Каппель была дочерью не очень обеспеченного, но болезненно
гордого и тщеславного полковника, который служил еще при Наполеоне. Посл
е кончины его и его жены приемные родители Мари Ц состоятельные, но отню
дь не богатые парижские буржуа Ц посылали девочку в самые хорошие школы
, где она общалась с дочерьми аристократов и денежных тузов. Исполненная
нездоровой гордости и тщеславия своего отца, она путем всевозможной лжи
и обмана окружающих стала изображать, будто происходит из знатной семьи
, чтобы выглядеть равной с остальными. После окончания школы она все глуб
же погружалась в этот мир обмана и самообмана. А так как она не была ни кра
сивой, ни достаточно богатой, чтобы сделать в Париже блестящую партию, то
вынуждена была лишь наблюдать с возрастающей горечью, как ее подруги вых
одили замуж за дворян и обживали их замки. Незадолго перед тем, как Шарль Л
афарж появился в Париже, она сопровождала одну из своих школьных подруг
в замок виконта де Леото, с которым та была помолвлена. Во время их пребыва
ния там у подруги пропали драгоценности, и виконт де Леото попросил шефа
Сюртэ Аллара провести расследование. В ходе последнего Аллар пришел к вы
воду, что воровкой может быть только Мари Каппель. Такое подозрение пока
залось виконту настолько невероятным, что он удержал Аллара от ареста Ма
ри и позволил ей беспрепятственно вернуться в Париж, где приемные родите
ли встретили ее вестью, что нашелся богатый жених.
Когда Мари впервые увидела Шарля Лафаржа, он показался ей вульгарным и о
тталкивающим. Но разъяснения, что у него есть замок, оказалось достаточн
о, чтобы она смогла подавить свои истинные чувства. Без колебаний соглас
илась она на немедленный брак. Сразу после его заключения неравная пара
в сопровождении Клементины, служанки Мари, покинула Париж. По дороге в Ле
Гландье Мари мечтала о том, что наконец она станет владелицей замка и смо
жет достойно принимать у себя школьных подруг.
Ее разочарование было безграничным: Ле Гландье Ц это унылый ландшафт, г
рязные улицы, а вместо замка Ц полуразрушенное монастырское строение, г
де все мрачно, сыро, грязно до запустения и загажено крысами, которые даже
днем шныряли по комнатам. Мари столкнулась с родственниками мужа, которы
е внушали ей отвращение своей деревенской бескультурностью и которые с
о своей стороны встретили незнакомку из Парижа с глубоким недоверием. Вм
есто вожделенного богатства ее ожидала пугающая тяжесть долгов. В перву
ю ночь по прибытии Мари заперлась с Клементиной в одной из убогих спален
и написала своему мужу письмо, где со словами отчаяния заклинала его нем
едленно дать ей развод, иначе она примет мышьяк, который привезла с собой.
Это письмо было следствием столкновения мира ее мечты с реальным миром.
Лишь через несколько дней она вроде бы успокоилась. Лафарж, осаждаемый к
редиторами, был готов на любые жертвы, только не на развод. Он обязался не
искать с ней близости, а также обещал привести в порядок дом, приобрести в
ерховую лошадь и нанять слуг.
В течение последующих недель Мари написала своим родным и подругам пись
ма, которые, если учесть истинную ситуацию, могли вызвать лишь изумление:
она с воодушевлением расписывала счастье, которое нашла в Ле Гландье. Ка
залось, что она смирилась с судьбой и снова занялась своей прежней игрой
в обман и самообман. Совершенно неожиданно она перевела на Лафаржа часть
своего небольшого состояния и написала рекомендательные письма, с кото
рыми он поехал в Париж, чтобы добыть денег и окончательно выбраться из св
оего все еще отчаянного положения. Перед отъездом Лафаржа в декабре 1839 г. М
ари внезапно и по непонятным мотивам завещала ему все свое имущество и п
отребовала, чтобы Лафарж в порядке взаимности завещал ей свое, в частнос
ти поместье в Ле Гландье. Лафарж исполнил ее желание, но одновременно без
ее ведома составил другое завещание, по которому то же самое поместье от
казал своей матери.
Пока Шарль находился в Париже и рассылал там все новые рекомендательные
письма за подписью Мари, последняя писала ему письма, полные страстной л
юбви. Как знак этой любви она послала ему свой портрет, нарисованный моло
дой обитательницей их дома в Ле Гландье Анной Брэн. Наконец, она попросил
а свою свекровь испечь маленькие рождественские пирожки, чтобы Шарль в П
ариже не остался на праздники без домашних сладостей. В письме она сообщ
ила мужу о посылке ему пирожков и написала, что в знак преданности ему она
будет есть на праздники такие же пирожки.
Посылка с пирожками была отослана из Ле Гландье 16 декабря, а 18 декабря она б
ыла уже у Лафаржа в отеле «Юнивер», Правда, в посылке не было обещанных мал
еньких пирожков, испеченных матерью Лафаржа, а был лишь один большой пир
ог, однако Лафарж не обратил на это внимания и съел кусок. Вскоре после это
го у него начались судороги, рвота и понос. Целый день он пролежал в постел
и, подавленный, с ужасной слабостью в конечностях. Поскольку похожие на х
олеру случаи рвоты с поносом были в те времена обыденным явлением, Лафар
ж не обратился к врачу. Испорченный, по всей видимости, пирог он выбросил.
Вернувшись 3 января в Ле Гландье, Шарль чувствовал себя все еще слабым и бо
льным. Но он достал в Париже 28 тысяч франков, и мысль о том, что он сможет опл
атить самые неотложные долги, помогла ему забыть о недомогании. Мари сер
дечно встретила его, уложила в постель и угостила дичью и трюфелями. Сраз
у после еды у него снова началась «парижская болезнь». Его рвало, и он мучи
лся от ужасных спазм. В ту же ночь вызвали домашнего врача Барду, который п
ризнал холеру. У него не вызвало никаких подозрений и то, что Мари попроси
ла его выписать рецепт на мышьяк. Яд был нужен, по ее словам, для уничтожен
ия крыс, которые ночью мешают спать больному.
На следующий день состояние Лафаржа ухудшилось. Судороги икроножных мы
шц и страшная жажда изводили его, но все, что ему давали пить или есть, вызы
вало у него рвоту. Все домашние и много родственников собрались возле не
го: Мари и ее служанка Клементина, мать Лафаржа, его сестры, юная кузина Ла
фаржа Эмма (единственная из всей семьи, кто встретил Мари с симпатией и да
же с восхищением), Анна Брэн, художница, и Дени, секретарь и слуга Шарля. Мар
и давала больному питье и медикаменты, в особенности лекарство гуммиара
бикум, которое она сама якобы охотно употребляла и постоянно носила с со
бой в маленькой малахитовой шкатулочке. И это ни у кого еще не вызвало под
озрений, хотя силы Лафаржа быстро иссякали. 10 января был вызван второй вра
ч Ц Массена. Он тоже признал в данном случае холеру и прописал для укрепл
ения организма яйца, взбитые с молоком. Когда Мари приготовляла это пить
е, Анна Брэн заметила, что она взяла из своей малахитовой шкатулочки белы
й порошок и всыпала его в молоко. На вопрос художницы, что подмешала Мари в
лекарство, последовал ответ, что это флердоранжевый сахар. Чуть позже Ан
на Брэн нашла стакан, из которого больной сделал только один глоток, и зам
етила белые хлопья, плававшие на поверхности молока.
Ей показалось странным, что сахар не растворился. Движимая пока еще не ос
ознанным подозрением, она показала хлопья доктору Барду. Тот попробовал
их на язык, почувствовал какой-то привкус, но беззаботно объяснил, что это
, вероятно, известка, упавшая с потолка в стакан с молоком. Однако это объя
снение показалось художнице настолько неправдоподобным, что она запер
ла остатки этого молока в шкаф. С этого момента она наблюдала за Мари, где
только могла. Она заметила, что Мари тайком подмешала белый порошок в пос
тный суп, сваренный матерью Лафаржа. Попробовав его, больной вскричал: «О
Мари, что ты мне дала? Жжет, как огонь!» Анна Брэн спрятала остатки этого су
па и в конце концов сообщила о своих подозрениях матери Лафаржа, его сест
рам и его кузине Эмме.
Вечером 12 января у старых стен Ле Гландье бушевал леденящий вихрь. Выли во
лки. В окна барабанил дождь. Трудно сейчас представить себе то настроени
е, какое воцарилось в старом доме с момента, когда к опасениям за жизнь бол
ьного прибавилось жгучее подозрение, что он оказался жертвой собственн
ой жены. Мать Лафаржа и его сестры столпились возле больного, а кузина Эмм
а тем временем поспешила к Мари, чтобы сообщить, какое чудовищное подозр
ение высказано против нее. Недоверие возросло, когда слуга Лафаржа Дени
рассказал женщинам, собравшимся в комнате больного, что Мари посылала 5 я
нваря садовника Альфреда, а 8 января Ц его самого в Люберсак к аптекарю Эй
сартье за мышьяковой отравой для крыс. Альфреду она дала для этого с собо
й рецепт доктора Барду, у самого же Дени рецепта не было, но ему удалось вс
е же достать в Бриве шестьдесят четыре грана мышьяка. Яд он отдал Мари. Усл
ышав это, мать Лафаржа упала на колени у постели сына, умоляя и заклиная ег
о не принимать больше никакой еды из рук жены.
Единственным, кто в этой атмосфере страха и растерянности, казалось, не п
отерял самообладания, была Мари Лафарж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54