Им, видно, стало не по себе. Они поднялись, намереваясь расплатиться и уйти, но тут наш старик анархист закричал:
— Вы — шпионы! — И, кивнув на меня, продолжал: — Вот комендант. Сейчас он вас арестует!
Незнакомцы, не поняв его, обратились к буфетчику, чтобы тот перевел. Не успел буфетчик перевести до конца, как один из них сильнейшим ударом отправил старика через весь зал к двери, где тот и рухнул, задрав кверху ноги. Мои солдаты, не дожидаясь приказаний, кинулись к нарушителю и ловко завернули ему руки за спину. Второй шпион, не желая разделить участь первого, поспешил ретироваться, а мы вместе с арестованным благополучно возвратились в комендатуру. Поскольку наш арестант изъяснялся только по-английски и по-шведски, я велел держать его в камере, пока не найдем переводчика. Буфетчик отказался: ему, дескать, не до того — церковь полна народу.
Словом, к тому времени, когда у дверей комендатуры остановилось несколько легковых автомобилей, мы еще не успели снять допрос. Было поздно, и солдат, стоявший в карауле, запер дверь на замок, а сам расположился в прихожей. С улицы доносились крики, ходуном ходила дверь.
— Что там такое? — спросил я караульного.
— Коменданта требуют,— отвечал он.— Грозятся разорвать на части. Это моряки. Приехали товарища освобождать.
— Ну и дела! — воскликнул я в отчаянии.— Как же нам теперь быть? Впускать их нельзя. А то и впрямь разорвут. Моряки есть моряки.
— Они ломают дверь. Не впустим — все равно ворвутся.
— Хорошо, сказал я.— Запри меня в камеру, а им скажи, что коменданта нет.
Велев арестовать самого себя, я забрался в вонючую камеру, и солдат запер меня на замок. «Проклятый анархист! — досадовал я.— В бараний рог бы тебя свернуть, в порошок стереть...» Но мне недолго пришлось обличать виновника этой истории. Грохот возвестил о том, что входная дверь взломана. В коридор с дикими криками ворвались разъяренные моряки.
— Где комендант? — кто-то кричал по-немецки.— Сейчас мы из него кастрата сделаем!
— Коменданта! — присоединился к нему другой, крича по-испански.
— На мыло его!
— Коменданта нет! — во все горло заорал мой солдат, но голос его потонул в общем шуме.
В моем кабинете с треском ломались стулья, сыпались стекла, с грохотом и звоном рухнула с потолка старинная люстра. Когда моя резиденция была полностью разрушена, разъяренная толпа устремилась к камерам.
— Коменданта нет! — снова вскрикнул солдат. Теперь сквозь шум и треск я различал мольбу и писк своих остальных подчиненных.
— Ну-ка, давай ключи! — последовал громоподобный окрик.
Зазвенела связка ключей. В ржавой замочной скважине моей камеры заскрипел ключ, и дверь отлетела в сторону. В дверном проеме черной массой сгрудились моряки.
— Вот гады! — раскрыв глаза от удивления, воскликнул один из них, тот, который открыл дверь.— Своего посадили! Ты свободен! Выходи, не бойся, мы тебя не тронем. Только скажи, куда этот подлюга комендант нашего посадил?
Я махнул в конец коридора, не в си чах выдавить ич себя ни звука. Снова заскрежетал ключ, и в коридор выскочил задержанный нами моряк.
— По машинам! — скомандовал старший.— В порт... Очутившись ня свободе, наш арестант без с до вы
бежал во двор. Пятерых моих солдат рассовали по камерам, заперли на замок, а ключи вручили мне.
— Присмотри, чтобы эти мерзавцы просидели до утра! Будут знать, как трогать наших. А коменданту скажи, пусть нам не попадается — кастрата сделаем...
На другой день за нарушение общественного порядка и арест мирных граждан без достаточных на то оснований меня лишили комендантского поста. Я так и не сумел рассчитаться за поломанную мебель и нанесенные городской казне убытки. Зато после всей этой истории я взял себе за правило ни в чем не перебарщивать.
ДВА ЗАЙЦА
Если из Марселя вы поедете автострадой № 559 по направлению к Каннам, то за возвышенностью Щен де Сен Сир, слева от дороги, увидите просторную, каменистую, поросшую кустарником низину. Там расположены полигоны французской армии. А чуть дальше на покатом склоне стоят длинные угрюмые постройки — летние армейские казармы. Марсель-цы зовут это место Карпианой.
Осенью 1949 года в бараках этой самой Карпианы, как и в окрестностях других городов Южной Франции, был концлагерь с несколькими сотнями заключенных. Одним из узников был я.
Южная Франция тогда была известна как зона Петена. Название свое она получила по фамилии пресловутого маршала, который еще в начале войны отдал гитлеровцам Северную Францию, а потом и юг страны. То была мрачная пора для французов, а нам, заключенным, она представлялась мрачной вдвойне. И хотя зона Петена с нашим концлагерем еще официально не отошла к нацистам, они уже хозяйничали в южных портах, на аэродромах. Со дня на день ожидалась оккупация, и нам надо было подумать о надежном укрытии, чтобы не попасть в лапы фашистам.
С этой целью мы время от времени убегали из лагеря, изучали окрестности Карпианы. Неподалеку был расположен чудесный городок Касси, вблизи от него, среди отвесных скал залива Энво, мы обнаружили малодоступную, почти незаметную снаружи пещеру- Правда, она обрывалась пропастью, но у входа, среди белых ста-
лактитовых и сталагмитовых колонн, мог укрыться не один десяток человек. Неподалеку была рыбацкая пристань, а меж стволов и ветвей деревьев из пещеры проглядывались прозрачные воды залива. Стало быть, можно было, захватив один из баркасов, попытаться ночью уйти к берегам Африки.
В один из воскресных дней — было это ранней осенью — мне предстояло отнести в пещеру веревку, с помощью которой в минуту опасности мы могли бы подняться наверх. Едва забрезжил рассвет, я выбрался из лагеря. Я вполне мог сойти за туриста: шорты, рубашка с короткими рукавами, берет, трость, за плечами рюкзак, в нем — просмоленная веревка.
Сначала я шмыгнул в густой кустарник, что рос вокруг полигона. С небольшими проплешинами он тянулся до самого шоссе, которое я должен был, улучив удобный момент, перебежать и, скрываясь за буграми, поросшими пинией, добраться до пещеры.
На окраине полигона мне повстречались мужчины с двустволками. По виду — воскресные охотники, о которых принято говорить, что они палят во все, что летает или ползает, за исключением мух и гусениц. На меня они не обратили внимания, и я продолжал продираться сквозь кустарник, пока не устал и не присел отдохнуть на большом удобном камне, уже пригретом солнцем. Накануне ночью, в ожидании подходящего для побега момента, я не смыкал глаз, и тут незаметно для себя задремал.
Разбудили меня звуки труб и выстрелы. Спросонья я решил, что на меня наступает целый полк. Я вскочил на камень, чтобы разобраться в обстановке. Да, я оказался в окружении. Со всех сторон с дымящимися ружьями надвигались охотники. Они палили направо и налево, над моей головой свистели дробины. Рядом с куста взметнулась воробьиная стайка и тут же попала под перекрестный огонь.
Дело принимало серьезный оборот. По камню и кустарнику щелкал свинец. С какой стати они меня окружают? Неужели побег обнаружен? И к чему такая пальба? Попробуй я с поднятыми руками вскочить на камень, меня бы тотчас постигла участь воробьев. Бежать тоже бесполезно, круг осаждавших слишком плотен. Даже если бы мне удалось обернуться мышью, не говоря уже о птице, и тогда бы я неминуемо был сражен свинцовым градом.
На карачках я подполз к двум большим камням и залег между ними. Дробь молотила их сверху. Пальба приближалась, В довершение всего охотники принялись улюлюкать и лихо свистеть.
И вдруг кто-то прыгнул мне на спину. Этого еще не хватало! Охотничья собака? Я замер, ни жив ни мертв, лежал, дрожа от страха, терпеливо ожидая своей участи.
Но вот протрубила труба, пальба прекратилась. Я с облегчением вздохнул, и в тот же миг с моей спины спрыгнул... до смерти перепуганный заяц — спрыгнул и скрылся в кустарнике. А на камень со злобным лаем вскочил охотничий пес.
Загудела земля. Кто-то приближался. Даже не «кто-то», их было много.
— Есть, конечно, есть! — говорил один.
— Иначе чего ему лаять,— подтвердил второй.
— Вот туда сиганул,— сказал третий.
— Наверное, ранен,— заметил четвертый. Пот лил с меня в три ручья.
— Смотрите в оба, не то удерет,— прошептал первый и отозвал собаку.
— Есть!
На меня уставились черные дула четырех двустволок, из которых несло пороховой гарью.
— Сдаюсь! — крикнул я, подняв руки.
— Это еще что! — проговорил один, присев от удивления.
— Где заяц? — строго спросил другой.
— Был здесь,— с раздражением добавил третий.— Не валяй дурака, опусти руки и говори, где заяц!
Я хотел объяснить, что заяц в самом деле некоторое время отлеживался у меня на спине, но, как только смолкли выстрелы, кинулся в кусты и был таков. Однако язык не слушался.
— Видно, приятель, он прыгнул к тебе в рюкзак,— заметил первый охотник, поигрывая сеткой, в которой лежало три воробья.— А ну открывай!
Я проворно стащил со спины рюкзак и раскрыл его. Как вам уже известно, там лежала веревка.
— А под ней что? — продолжали допрашивать.— Чего молчишь, словно воды в рот набрал? Немой, что ли?
Но я по-прежнему не мог выдавить ни звука. Вытащив из рюкзака моток веревки, я только развел руками.
— Проклятье! — воскликнул первый охотник.— Из-
за этого немого олуха упустить такую добычу! Повесить тебя следует на этой веревке, понимаешь, повесить!
— Да,— наконец выдавил я.
— А раз понимаешь, катись отсюда, пока не поздно. Всю охоту испортил,— проговорил охотник с тремя воробьями.
И все четверо поспешили вдогонку за остальными. А я, отерев с лица холодный пот, отправился в ту сторону, куда убежал перепуганный заяц.
ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН РЕСПУБЛИКИ АНДОРРА
В свое время я на собственном опыте убедился, что не многим известны даже основные данные о республике Андорра. И потому заглянем в энциклопедический словарь. Там черным по белому писано, что республика Андорра расположена в Восточных Пиренеях, территория ее составляет 453 квадратных километра, число жителей — 6000. Столица республики — город Андорра с населением в 700 человек. Но, увы, данные относительно числа жителей республики не совсем точны. Беру на себя смелость утверждать, что в республике Андорра проживает, точнее говоря, числится, не 6000 граждан, а 6000+1, что, в общем, составляет 6001 человек.
Авторы энциклопедического словаря упустили из виду один немаловажный факт, а именно, что у республики Андорра есть свой почетный гражданин. Сейчас я расскажу о нем подробнее.
Много лет тому назад мне попала в руки его анкета, I заполненная со знанием дела. Некоторые данные из этой | длинной анкеты у меня до сих пор сохранились в памяти.
Имя — Джек.
Фамилия — Джексон.
Национальность — американец.
Год рождения — 1901. ^
Образование — доктор филологии университета в I Филадельфии. Ученая степень присвоена за учебник «Английский язык в три дня». За этот же капитальный труд пожаловано звание почетного гражданина республики Андорра.
Основная профессия — журналистика.
Рост— 182 см.
Вес — 90 кг 222 г.
Цвет волос — не имеется (лыс).
Глаза голубые. •
Пожалуй, тут перечислены все приметы Джека Джексона, которые нас могут интересовать. От себя добавлю, что почетный гражданин республики Андорра был довольно упитан, но тем не менее всегда оживлен, подвижен — настоящий журналист. Он называл себя «револьверным» журналистом, хотя я ни разу не видел у него револьвера. Однако не будем забегать вперед.
С Джеком Джексоном я познакомился летом 1940 года, тем самым летом, когда гитлеровские полчища вторглись во Францию. Я тогда сидел в концлагере на юге Франции, там-то мы и познакомились. По словам Джексона, он, намереваясь сделать для своей газеры репортаж о вторжении немцев во Францию, покинул пределы республики Андорра. Французские власти арестовали его неподалеку от Пиренеев и бросили в наш концлагерь. Он явился к нам с двумя чемоданами. Один из них был битком набит американскими флажками, а во втором хранились старые газеты с репортажами Джека Джексона и несколько экземпляров его учебника «Английский язык в три дня». Больше всего меня интересовало, зачем Джеку Джексону в столь тревожное время понадобилось возить с собой уйму американских флажков. В ответ на мой вопрос он достал из чемодана один из флажков, поднял его над головой и сказал, приосанившись:
— Это самый гордый, самый могучий флаг на земле. С ним я всегда выхожу сухим из воды. Пусть только осмелятся тронуть, когда в руках у меня этот флажок! К сожалению, в момент ареста, как назло, потерялся ключ от чемодана... Хотите убедиться в могуществе этого флажка?
— Очень,— ответил я.— Сгораю от нетерпения.
— Хорошо,— сказал он.— Я немедленно отошлю своей газете материалы о произволе французских властей и через несколько дней буду вновь на свободе.
— Да, но как вы отправите свое письмо? — поинтересовался я.—- Ведь из лагеря никого не выпускают. А все письма проходят цензуру.
— Меня не осмелятся не пропустить! И мои материалы не подлежат никакой цензуре. Я пишу для американской газеты! И всякий, кто станет чинить мне препятствия, будет наказан.
И вот Джек Джексон написал сообщение о незаконных действиях французских властей и о своем тяжелом положении в концлагере. Запечатав конверт, он направился к проходной. Там он высокомерно заявил:
— Месье, мое пребывание здесь незаконно. Я написал жалобу и намерен отправить ее своей газете.
Охранники посмеялись над ним и не подумали открыть ворота. Джек Джексон рассердился.
— Я гражданин Соединенных Штатов Америки и почетный гражданин республики Андорра! — воскликнул он.— Вы не имеете права задерживать меня.
Один из охранников, которому, видно, наскучили подобные разглагольствования, просто-напросто отпихнул Джека Джексона. Почетный гражданин республики Андорра, возмущенный, вернулся в барак, открыл чемодан, достал флажок и, высоко подняв его над головой, снова направился к проходной.
— Пусть попробуют тронуть святыню! — процедил сквозь зубы Джек Джексон.— Посмотрим, что из этого выйдет!
Но охранник выхватил у Джексона флажок, швырнул его в грязь и затоптал сапожищами.
— Да как вы смеете! — воскликнул Джек Джек-сои.— Я напишу своей газете. Я получу гонорар, а вы будете наказаны.
Вернувшись в барак, он взял два флажка и, держа их над головой, вновь двинулся к проходной. На этот раз он возвратился, держась за скулу.
— Что случилось? — забеспокоился я.
— Ничего особенного,— отвечал он почти равнодушно и слегка шепелявя.— Выбили два зуба.
— Выбили зубы! — негодовал я.— Вот мерзавцы!
— Не волнуйтесь,— прошепелявил Джексон.— Они и тут просчитались, мне это на руку.
— Какое уж тут на руку! Кто вам в лагере вставит зубы? Здесь нет зубного врача!
Джек Джексон глянул на меня сердито.
— И как вы не понимаете, молодой человек: ведь я американский журналист, и каждый мой зуб на вес золота. Если обо всем напишу своей газете, я получу огромный гонорар. И не только гонорар, но и возмещение за выбитые зубы: ведь я их потерял при исполнении служебных обязанностей. Вам бы следовало знать, молодой человек, что каждый зуб «револьверного» журналиста, каковым я являюсь застрахован на кругленькую сумму.
И потому-то произвол властей принесет мне капитал.
— Тогда почему бы вам не сходить еще раз, пусть выбьют еще пару,— съязвил я. Однако Джексон отвечал совершенно серьезно:
— Думаете, не пойду? Вот утихнет боль и кровь, пойду. И напишу, как почетному гражданину республики Андорра, доктору филологии Соединенных Штатов эти мерзавцы выбили два зуба. Я так напишу, что весь мир содрогнется от ужаса. А мне — гонорар и страховка. Как вы не понимаете?!
В последующие дни Джексон неоднократно предпринимал вылазки в сторону проходной, но вскоре возвращался, без флажка. Запасы его истощились, на дне чемодана оставалось лишь несколько штук.
Меж тем в лагере из-за бесчеловечного обращения властей начались волнения. Джек Джексон в этих волнениях не участвовал, хотя обещал обо всем написать в свою газету в надежде на большой гонорар. Наш барак был окружен солдатами, три дня нас морили голодом, не позволяя выходить. Когда Джеку Джексону понадобилось выйти по нужде, он, кивнув на дверь, за которой стояли солдаты, сказал:
— Я не намерен из-за этих скотов сам превращаться в скотину.
Взяв из чемодана предпоследний полосатый флажок, он просунул его в узкую щель между косяком и дверью. Чья-то рука схватила флажок и с силой захлопнула дверь. Тут впервые Джек Джексон потерял самообладание. Всей своей огромной массой он с разбегу толкнул дверь, и та не замедлила распахнуться. Но в тот же миг он, точно мячик, отскочил обратно и мешком повалился на пол. Удар, видимо, был сильный:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Вы — шпионы! — И, кивнув на меня, продолжал: — Вот комендант. Сейчас он вас арестует!
Незнакомцы, не поняв его, обратились к буфетчику, чтобы тот перевел. Не успел буфетчик перевести до конца, как один из них сильнейшим ударом отправил старика через весь зал к двери, где тот и рухнул, задрав кверху ноги. Мои солдаты, не дожидаясь приказаний, кинулись к нарушителю и ловко завернули ему руки за спину. Второй шпион, не желая разделить участь первого, поспешил ретироваться, а мы вместе с арестованным благополучно возвратились в комендатуру. Поскольку наш арестант изъяснялся только по-английски и по-шведски, я велел держать его в камере, пока не найдем переводчика. Буфетчик отказался: ему, дескать, не до того — церковь полна народу.
Словом, к тому времени, когда у дверей комендатуры остановилось несколько легковых автомобилей, мы еще не успели снять допрос. Было поздно, и солдат, стоявший в карауле, запер дверь на замок, а сам расположился в прихожей. С улицы доносились крики, ходуном ходила дверь.
— Что там такое? — спросил я караульного.
— Коменданта требуют,— отвечал он.— Грозятся разорвать на части. Это моряки. Приехали товарища освобождать.
— Ну и дела! — воскликнул я в отчаянии.— Как же нам теперь быть? Впускать их нельзя. А то и впрямь разорвут. Моряки есть моряки.
— Они ломают дверь. Не впустим — все равно ворвутся.
— Хорошо, сказал я.— Запри меня в камеру, а им скажи, что коменданта нет.
Велев арестовать самого себя, я забрался в вонючую камеру, и солдат запер меня на замок. «Проклятый анархист! — досадовал я.— В бараний рог бы тебя свернуть, в порошок стереть...» Но мне недолго пришлось обличать виновника этой истории. Грохот возвестил о том, что входная дверь взломана. В коридор с дикими криками ворвались разъяренные моряки.
— Где комендант? — кто-то кричал по-немецки.— Сейчас мы из него кастрата сделаем!
— Коменданта! — присоединился к нему другой, крича по-испански.
— На мыло его!
— Коменданта нет! — во все горло заорал мой солдат, но голос его потонул в общем шуме.
В моем кабинете с треском ломались стулья, сыпались стекла, с грохотом и звоном рухнула с потолка старинная люстра. Когда моя резиденция была полностью разрушена, разъяренная толпа устремилась к камерам.
— Коменданта нет! — снова вскрикнул солдат. Теперь сквозь шум и треск я различал мольбу и писк своих остальных подчиненных.
— Ну-ка, давай ключи! — последовал громоподобный окрик.
Зазвенела связка ключей. В ржавой замочной скважине моей камеры заскрипел ключ, и дверь отлетела в сторону. В дверном проеме черной массой сгрудились моряки.
— Вот гады! — раскрыв глаза от удивления, воскликнул один из них, тот, который открыл дверь.— Своего посадили! Ты свободен! Выходи, не бойся, мы тебя не тронем. Только скажи, куда этот подлюга комендант нашего посадил?
Я махнул в конец коридора, не в си чах выдавить ич себя ни звука. Снова заскрежетал ключ, и в коридор выскочил задержанный нами моряк.
— По машинам! — скомандовал старший.— В порт... Очутившись ня свободе, наш арестант без с до вы
бежал во двор. Пятерых моих солдат рассовали по камерам, заперли на замок, а ключи вручили мне.
— Присмотри, чтобы эти мерзавцы просидели до утра! Будут знать, как трогать наших. А коменданту скажи, пусть нам не попадается — кастрата сделаем...
На другой день за нарушение общественного порядка и арест мирных граждан без достаточных на то оснований меня лишили комендантского поста. Я так и не сумел рассчитаться за поломанную мебель и нанесенные городской казне убытки. Зато после всей этой истории я взял себе за правило ни в чем не перебарщивать.
ДВА ЗАЙЦА
Если из Марселя вы поедете автострадой № 559 по направлению к Каннам, то за возвышенностью Щен де Сен Сир, слева от дороги, увидите просторную, каменистую, поросшую кустарником низину. Там расположены полигоны французской армии. А чуть дальше на покатом склоне стоят длинные угрюмые постройки — летние армейские казармы. Марсель-цы зовут это место Карпианой.
Осенью 1949 года в бараках этой самой Карпианы, как и в окрестностях других городов Южной Франции, был концлагерь с несколькими сотнями заключенных. Одним из узников был я.
Южная Франция тогда была известна как зона Петена. Название свое она получила по фамилии пресловутого маршала, который еще в начале войны отдал гитлеровцам Северную Францию, а потом и юг страны. То была мрачная пора для французов, а нам, заключенным, она представлялась мрачной вдвойне. И хотя зона Петена с нашим концлагерем еще официально не отошла к нацистам, они уже хозяйничали в южных портах, на аэродромах. Со дня на день ожидалась оккупация, и нам надо было подумать о надежном укрытии, чтобы не попасть в лапы фашистам.
С этой целью мы время от времени убегали из лагеря, изучали окрестности Карпианы. Неподалеку был расположен чудесный городок Касси, вблизи от него, среди отвесных скал залива Энво, мы обнаружили малодоступную, почти незаметную снаружи пещеру- Правда, она обрывалась пропастью, но у входа, среди белых ста-
лактитовых и сталагмитовых колонн, мог укрыться не один десяток человек. Неподалеку была рыбацкая пристань, а меж стволов и ветвей деревьев из пещеры проглядывались прозрачные воды залива. Стало быть, можно было, захватив один из баркасов, попытаться ночью уйти к берегам Африки.
В один из воскресных дней — было это ранней осенью — мне предстояло отнести в пещеру веревку, с помощью которой в минуту опасности мы могли бы подняться наверх. Едва забрезжил рассвет, я выбрался из лагеря. Я вполне мог сойти за туриста: шорты, рубашка с короткими рукавами, берет, трость, за плечами рюкзак, в нем — просмоленная веревка.
Сначала я шмыгнул в густой кустарник, что рос вокруг полигона. С небольшими проплешинами он тянулся до самого шоссе, которое я должен был, улучив удобный момент, перебежать и, скрываясь за буграми, поросшими пинией, добраться до пещеры.
На окраине полигона мне повстречались мужчины с двустволками. По виду — воскресные охотники, о которых принято говорить, что они палят во все, что летает или ползает, за исключением мух и гусениц. На меня они не обратили внимания, и я продолжал продираться сквозь кустарник, пока не устал и не присел отдохнуть на большом удобном камне, уже пригретом солнцем. Накануне ночью, в ожидании подходящего для побега момента, я не смыкал глаз, и тут незаметно для себя задремал.
Разбудили меня звуки труб и выстрелы. Спросонья я решил, что на меня наступает целый полк. Я вскочил на камень, чтобы разобраться в обстановке. Да, я оказался в окружении. Со всех сторон с дымящимися ружьями надвигались охотники. Они палили направо и налево, над моей головой свистели дробины. Рядом с куста взметнулась воробьиная стайка и тут же попала под перекрестный огонь.
Дело принимало серьезный оборот. По камню и кустарнику щелкал свинец. С какой стати они меня окружают? Неужели побег обнаружен? И к чему такая пальба? Попробуй я с поднятыми руками вскочить на камень, меня бы тотчас постигла участь воробьев. Бежать тоже бесполезно, круг осаждавших слишком плотен. Даже если бы мне удалось обернуться мышью, не говоря уже о птице, и тогда бы я неминуемо был сражен свинцовым градом.
На карачках я подполз к двум большим камням и залег между ними. Дробь молотила их сверху. Пальба приближалась, В довершение всего охотники принялись улюлюкать и лихо свистеть.
И вдруг кто-то прыгнул мне на спину. Этого еще не хватало! Охотничья собака? Я замер, ни жив ни мертв, лежал, дрожа от страха, терпеливо ожидая своей участи.
Но вот протрубила труба, пальба прекратилась. Я с облегчением вздохнул, и в тот же миг с моей спины спрыгнул... до смерти перепуганный заяц — спрыгнул и скрылся в кустарнике. А на камень со злобным лаем вскочил охотничий пес.
Загудела земля. Кто-то приближался. Даже не «кто-то», их было много.
— Есть, конечно, есть! — говорил один.
— Иначе чего ему лаять,— подтвердил второй.
— Вот туда сиганул,— сказал третий.
— Наверное, ранен,— заметил четвертый. Пот лил с меня в три ручья.
— Смотрите в оба, не то удерет,— прошептал первый и отозвал собаку.
— Есть!
На меня уставились черные дула четырех двустволок, из которых несло пороховой гарью.
— Сдаюсь! — крикнул я, подняв руки.
— Это еще что! — проговорил один, присев от удивления.
— Где заяц? — строго спросил другой.
— Был здесь,— с раздражением добавил третий.— Не валяй дурака, опусти руки и говори, где заяц!
Я хотел объяснить, что заяц в самом деле некоторое время отлеживался у меня на спине, но, как только смолкли выстрелы, кинулся в кусты и был таков. Однако язык не слушался.
— Видно, приятель, он прыгнул к тебе в рюкзак,— заметил первый охотник, поигрывая сеткой, в которой лежало три воробья.— А ну открывай!
Я проворно стащил со спины рюкзак и раскрыл его. Как вам уже известно, там лежала веревка.
— А под ней что? — продолжали допрашивать.— Чего молчишь, словно воды в рот набрал? Немой, что ли?
Но я по-прежнему не мог выдавить ни звука. Вытащив из рюкзака моток веревки, я только развел руками.
— Проклятье! — воскликнул первый охотник.— Из-
за этого немого олуха упустить такую добычу! Повесить тебя следует на этой веревке, понимаешь, повесить!
— Да,— наконец выдавил я.
— А раз понимаешь, катись отсюда, пока не поздно. Всю охоту испортил,— проговорил охотник с тремя воробьями.
И все четверо поспешили вдогонку за остальными. А я, отерев с лица холодный пот, отправился в ту сторону, куда убежал перепуганный заяц.
ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН РЕСПУБЛИКИ АНДОРРА
В свое время я на собственном опыте убедился, что не многим известны даже основные данные о республике Андорра. И потому заглянем в энциклопедический словарь. Там черным по белому писано, что республика Андорра расположена в Восточных Пиренеях, территория ее составляет 453 квадратных километра, число жителей — 6000. Столица республики — город Андорра с населением в 700 человек. Но, увы, данные относительно числа жителей республики не совсем точны. Беру на себя смелость утверждать, что в республике Андорра проживает, точнее говоря, числится, не 6000 граждан, а 6000+1, что, в общем, составляет 6001 человек.
Авторы энциклопедического словаря упустили из виду один немаловажный факт, а именно, что у республики Андорра есть свой почетный гражданин. Сейчас я расскажу о нем подробнее.
Много лет тому назад мне попала в руки его анкета, I заполненная со знанием дела. Некоторые данные из этой | длинной анкеты у меня до сих пор сохранились в памяти.
Имя — Джек.
Фамилия — Джексон.
Национальность — американец.
Год рождения — 1901. ^
Образование — доктор филологии университета в I Филадельфии. Ученая степень присвоена за учебник «Английский язык в три дня». За этот же капитальный труд пожаловано звание почетного гражданина республики Андорра.
Основная профессия — журналистика.
Рост— 182 см.
Вес — 90 кг 222 г.
Цвет волос — не имеется (лыс).
Глаза голубые. •
Пожалуй, тут перечислены все приметы Джека Джексона, которые нас могут интересовать. От себя добавлю, что почетный гражданин республики Андорра был довольно упитан, но тем не менее всегда оживлен, подвижен — настоящий журналист. Он называл себя «револьверным» журналистом, хотя я ни разу не видел у него револьвера. Однако не будем забегать вперед.
С Джеком Джексоном я познакомился летом 1940 года, тем самым летом, когда гитлеровские полчища вторглись во Францию. Я тогда сидел в концлагере на юге Франции, там-то мы и познакомились. По словам Джексона, он, намереваясь сделать для своей газеры репортаж о вторжении немцев во Францию, покинул пределы республики Андорра. Французские власти арестовали его неподалеку от Пиренеев и бросили в наш концлагерь. Он явился к нам с двумя чемоданами. Один из них был битком набит американскими флажками, а во втором хранились старые газеты с репортажами Джека Джексона и несколько экземпляров его учебника «Английский язык в три дня». Больше всего меня интересовало, зачем Джеку Джексону в столь тревожное время понадобилось возить с собой уйму американских флажков. В ответ на мой вопрос он достал из чемодана один из флажков, поднял его над головой и сказал, приосанившись:
— Это самый гордый, самый могучий флаг на земле. С ним я всегда выхожу сухим из воды. Пусть только осмелятся тронуть, когда в руках у меня этот флажок! К сожалению, в момент ареста, как назло, потерялся ключ от чемодана... Хотите убедиться в могуществе этого флажка?
— Очень,— ответил я.— Сгораю от нетерпения.
— Хорошо,— сказал он.— Я немедленно отошлю своей газете материалы о произволе французских властей и через несколько дней буду вновь на свободе.
— Да, но как вы отправите свое письмо? — поинтересовался я.—- Ведь из лагеря никого не выпускают. А все письма проходят цензуру.
— Меня не осмелятся не пропустить! И мои материалы не подлежат никакой цензуре. Я пишу для американской газеты! И всякий, кто станет чинить мне препятствия, будет наказан.
И вот Джек Джексон написал сообщение о незаконных действиях французских властей и о своем тяжелом положении в концлагере. Запечатав конверт, он направился к проходной. Там он высокомерно заявил:
— Месье, мое пребывание здесь незаконно. Я написал жалобу и намерен отправить ее своей газете.
Охранники посмеялись над ним и не подумали открыть ворота. Джек Джексон рассердился.
— Я гражданин Соединенных Штатов Америки и почетный гражданин республики Андорра! — воскликнул он.— Вы не имеете права задерживать меня.
Один из охранников, которому, видно, наскучили подобные разглагольствования, просто-напросто отпихнул Джека Джексона. Почетный гражданин республики Андорра, возмущенный, вернулся в барак, открыл чемодан, достал флажок и, высоко подняв его над головой, снова направился к проходной.
— Пусть попробуют тронуть святыню! — процедил сквозь зубы Джек Джексон.— Посмотрим, что из этого выйдет!
Но охранник выхватил у Джексона флажок, швырнул его в грязь и затоптал сапожищами.
— Да как вы смеете! — воскликнул Джек Джек-сои.— Я напишу своей газете. Я получу гонорар, а вы будете наказаны.
Вернувшись в барак, он взял два флажка и, держа их над головой, вновь двинулся к проходной. На этот раз он возвратился, держась за скулу.
— Что случилось? — забеспокоился я.
— Ничего особенного,— отвечал он почти равнодушно и слегка шепелявя.— Выбили два зуба.
— Выбили зубы! — негодовал я.— Вот мерзавцы!
— Не волнуйтесь,— прошепелявил Джексон.— Они и тут просчитались, мне это на руку.
— Какое уж тут на руку! Кто вам в лагере вставит зубы? Здесь нет зубного врача!
Джек Джексон глянул на меня сердито.
— И как вы не понимаете, молодой человек: ведь я американский журналист, и каждый мой зуб на вес золота. Если обо всем напишу своей газете, я получу огромный гонорар. И не только гонорар, но и возмещение за выбитые зубы: ведь я их потерял при исполнении служебных обязанностей. Вам бы следовало знать, молодой человек, что каждый зуб «револьверного» журналиста, каковым я являюсь застрахован на кругленькую сумму.
И потому-то произвол властей принесет мне капитал.
— Тогда почему бы вам не сходить еще раз, пусть выбьют еще пару,— съязвил я. Однако Джексон отвечал совершенно серьезно:
— Думаете, не пойду? Вот утихнет боль и кровь, пойду. И напишу, как почетному гражданину республики Андорра, доктору филологии Соединенных Штатов эти мерзавцы выбили два зуба. Я так напишу, что весь мир содрогнется от ужаса. А мне — гонорар и страховка. Как вы не понимаете?!
В последующие дни Джексон неоднократно предпринимал вылазки в сторону проходной, но вскоре возвращался, без флажка. Запасы его истощились, на дне чемодана оставалось лишь несколько штук.
Меж тем в лагере из-за бесчеловечного обращения властей начались волнения. Джек Джексон в этих волнениях не участвовал, хотя обещал обо всем написать в свою газету в надежде на большой гонорар. Наш барак был окружен солдатами, три дня нас морили голодом, не позволяя выходить. Когда Джеку Джексону понадобилось выйти по нужде, он, кивнув на дверь, за которой стояли солдаты, сказал:
— Я не намерен из-за этих скотов сам превращаться в скотину.
Взяв из чемодана предпоследний полосатый флажок, он просунул его в узкую щель между косяком и дверью. Чья-то рука схватила флажок и с силой захлопнула дверь. Тут впервые Джек Джексон потерял самообладание. Всей своей огромной массой он с разбегу толкнул дверь, и та не замедлила распахнуться. Но в тот же миг он, точно мячик, отскочил обратно и мешком повалился на пол. Удар, видимо, был сильный:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76