— Я иду к своему хозяину. Видишь, тот, который речь говорит...
Чан приблизился к хозяину и низко ему поклонился. Хозяин прервал речь и спросил:
— В чем дело, Чан? Чего тебе?
— Я только хотел спросить... Вы, наверно, забыли сказать, что нам тоже дадут землю. А потом, вы тут говорили, что нужно ждать американцев. А Но меня уверял, что американцы никому земли давать не собираются. Ее нам даст только народное правительство из Пхеньяна.
Больше Чан не успел ничего сказать. Ряды батраков закричали, затопали:
— Он дело говорит! Правильно... Даешь землю! Да здравствует народное правительство!
Схватив Чана за шиворот, хозяин ударил его кулаком в лицо. Чан упал, и тотчас мимо него протопали десятки ног. Началась пальба, послышались крики и стоны. Чан силился — и все никак не мог подняться. Когда же это ему удалось, он огляделся. Некоторые офицеры, укрывшись в замке, стреляли из окон, другие прятались за стволами деревьев. Неожиданно над самым ухом Чана что-то громыхнуло и царапнуло щеку. Обернувшись, Чан увидел своего хозяина. Стоя за деревом, тот целился в него. Чан вскинул винтовку и выстрелил, не спуская глаз с ненавистного ему лица. Хозяин покачнулся и, выронив револьвер, рухнул на траву. Будто после тяжких трудов Чан вытер вспотевший лоб. Взглянул на ладонь — она была красна от крови. Чан наклонился и вытер кровь о траву. Земля оказалась совсем близко, и он опять почувствовал знакомый запах влажной почвы, чем-то похожий на запах бродящего теста. «Земля,— подумал он,— земля!»
ПОДСТРЕЛЕННОЕ СЧАСТЬЕ
Во время обратного рейса из Галифакса в Эдинбург капитан парохода «Олд Ваверли» мистер Кларк, демонстрируя свою меткость, подстрелил
в океане альбатроса. Прекрасная птица, словно надломленная стрела индейца, упала на нижнюю палубу судна, распластав длинные крылья. Из-под белоснежных перьев на ее груди по ржавым металлическим плитам потекла тоненькая струйка крови.
— Брось птицу в море, Джек! — повелительно крикнул капитан потрясенному боцману.
Джек нахмурился и отрицательно покачал своей рыжеволосой головой шотландца.
— Что это значит, Джек! — угрожающе прошипел пораженный Кларк.
— То, капитан, что вы застрелили счастье нашего корабля,— без малейшего смущения ответил Джек, будто он разговаривал не с капитаном, а со стоящим рядом матросом.— Свои руки моряка я не желаю пачкать кровью, пролитой в этом подлом убийстве.
— Что ты сказал? — зарычал капитан.— Подлом убийстве?! Может, я ослышался?
— Нет, мой капитан, вы правильно поняли,— отрубил боцман твердо, будто отсек канат.— Именно так я сказал.
Капитан громко хмыкнул:
— Счастье корабля! Оно зависит только от моего ума, знаний, расторопности. А ты ничего не смыслишь. Привык думать мускулами, вот и веришь старым россказням моряков. Так вот, если ты настоящий хозяин на борту, обеспечь, чтобы труп птицы исчез сейчас же! И кровь смой! На что это похоже — под флагом Англии лужа крови!
— Чему ж тут удивляться, капитан? — с издевкой проговорил боцман.— А что до меня, то я шотландец.— Он гордо стукнул себя в грудь.— И ваш флаг не признаю. У меня есть свой.
— Ни один порядочный англичанин не знает, что такое шотландский флаг,— сказал Кларк и вызывающе засмеялся.— Это не флаг, а всего лишь призрак давнего прошлого.
— Хорошо, капитан! — От гордого возмущения боцман как бы стал выше ростом, его сильная фигура угрожающе подалась вперед.— Будем говорить как мужчина с мужчиной. Вы, наверное, забыли, что ваш плавучий гроб «Олд Ваверли», который трещит по всем швам, приписан к шотландскому порту Эданбургу? И еще не мешает вспомнить, что славный флаг Великобритании пропитался кровью почти всех народов мира. В том числе и
моего народа. Так что труп этой без вины погибшей птицы под вашим флагом — действительно призрак.
У Джека от волнения перехватило горло. Он отошел в сторону, оперся о фальшборт. Внизу беспокойно перекатывались волны и убегали вдаль. Оттого, что он высказался, ему легче стало на сердце, но волнение еще не улеглось.
Капитан какое-то мгновение стоял, стиснув зубы, застыв, словно соляной столб. Потом, очнувшись от шока, вызвал старшего штурмана Томсона и, кивнув на боцмана, склонившегося у фальшборта, со сдержанной злобой сказал:
— Джим, эта скотина не выполняет моего распоряжения. Что это означает? Бунт?
Старший штурман Джим Томсон улыбнулся, как он всегда это делал, разговаривая с капитаном, и спокойно заметил:
— Что вы, сэр, ну какой это бунт? Он, наверное, просто высказал вам свое возмущение. К тому же боцман привык выполнять мои приказания -*- старшего штурмана,— уклончиво ответил Джим.
— Тогда прикажите ему бросить мертвую птицу в море!
Джим мгновение колебался, потом, глядя прямо в глаза капитану, сказал:
— Я не могу этого сделать, капитан.
— Почему? — тоном сбитого с толку и глубоко задетого человека спросил Кларк.— Вы же сказали...
— Да, сэр, я сказал,— Томсон не дал капитану закончить его мысль,— но я не хочу лишаться авторитета. Подобное распоряжение никто из команды не выполнит.
— Глупые предрассудки! — воскликнул капитан.
— Нет, сэр, святая традиция.
— Кто же ее освящал? — издевательски спросил Кларк.— Римский папа?
— Столетия,— ответил штурман.— Люди каждой профессии имеют свои традиции, в том числе и моряки. Если верно то, что я узнал еще в мореходной школе, то пираты не трогали альбатросов. И работорговцы тоже. Они могли хладнокровно уничтожить сотни негров, но этой птице никогда не причиняли зла. Альбатрос, по морским поверьям, вовсе не птица, а душа погибшего моряка, счастье, сопровождающее мореходов и корабли.
— Вы тоже верите старым сказкам! — недовольно
воскликнул Кларк.— Значит, вы отказываетесь выполнить распоряжение капитана?
— Я как старший штурман не стану этого делать, и вообще подобного распоряжения, будь оно мое или ваше, никто выполнять не станет.
— Вы убеждены, что я должен сделать это сам?
— Да, сэр,— спокойно ответил Джим.— Никто другой не возьмется за это. Разве что в Эдинбурге за хорошенькую сумму какой-нибудь докер...
— Спасибо за откровенность! — внешне спокойно ответил Кларк, но это спокойствие потребовало от него огромного усилия, напряжения всех нервов.
Капитан Кларк не привык и не хотел мириться с тем, что кто-то из черни не выполняет его приказов. Чернью он мысленно называл всех — от кочегара до старшего штурмана. Ведь все они произошли из бедняков, лишь некоторым удалось, благодаря личному упорству и поддержке родственников, потихоньку пробиться наверх, дослужиться до штурманов. Но и в них дают о себе знать кровь предков, их традиции, все они по-прежнему думают мускулами, как боцман Джек. Немного успокоив себя таким образом, капитан укоризненно прогудел:
— Значит, и вы, Джим Томсон, верите старым сказкам!
— Я бы назвал это не верой, а общепринятой морской традицией. Я удивляюсь, сэр, что вы забыли о ней.
— Мне наплевать на ваши традиции! — насмешливо воскликнул капитан Кларк.— Я еще понимаю, когда так рассуждает тупоголовый шотландец, но вы, у которого в жилах течет настоящая английская кровь!
— Это не совсем так,— признался Джим Томсон.— Моя мать — ирландка, а отец произошел от шведских переселенцев.
— Значит, вы метис! — съязвил Кларк.
— Значит, метис, если вам угодно,— ответил Томсон, намеренно не замечая явной попытки унизить его. Потом все же спросил: — А что в этом плохого, капитан?
— Ничего, ничего,— иронично ответил Кларк.— Теперь я начинаю понимать вас. Видите ли, у нас, англичан, тоже издавна установились традиции, но прекрасные и нерушимые. Мы их чтим, любим и передаем из поколения в поколение. Если бы вы знали, к примеру, хоть немного историю моего рода, вы бы поняли, почему мое судно называется «Олд Ваверли». Потому что мой прадед участвовал в завоевании Америки и был
великолепным стрелком, похожим на траппера, описанного Вальтером Скоттом.
— И вы думаете, что вам передались гены знаменитого предка?
— Я верю в это, мистер Томсон, и поэтому традиции предков для меня святы.
Джим Томсон усмехнулся. Капитан заметил это и тут же спросил:
— Что вызвало вашу улыбку, мистер Томсон?
— Ваши традиции,— откровенно ответил штурман.— Мой отец всегда смеется...
— Этот шведский переселенец? — язвительно осведомился Кларк.
— Да, он самый, сэр,— с не меньшей иронией ответил Томсон.
— И над чем же он смеется?
— Над вашими традициями. Великобритания наивно опирается на них, как старый дом на сгнивший фундамент.
— Живя в нашей стране, он позволяет себе подобные издевательские суждения?
— Мы, простите, живем в Шотландии — в Эдинбурге,— ответил Джим Томсон и, приложив руку к сердцу, невинным голосом продолжал: — Я вовсе не желаю, капитан, навязывать вам взгляды моего отца. Но как профессиональный моряк я уважаю наши морские традиции, даже больше — они для меня святы. Ваше преступление ни один честный мореплаватель не оправдает. И участвовать в нем не станет. Ни за какие деньги. Можете мне поверить.
— Ну, а если...— В предвкушении возможной победы у капитана загорелись глаза.— Если верх будет мой, что тогда?
— Тогда я получу расчет и покину вас. Хотя мне кажется, что на этот раз унаследованные от предков гены вас не спасут. Но попытайтесь, сэр!
— Хорошо, пригласите сюда кока! — приказал Кларк. Джим вызвал на капитанский мостик корабельного
повара Билла.
— Билл, вы славный малый,— отеческим тоном начал капитан.— Взгляните, на что это похоже — мертвая птица под флагом Великобритании.
— Неплохо,— усмехаясь, ответил кок.
— Подите и уберите!
— Это не мое дело,— отрезал Билл.— Я прибираю
только то, что годится для камбуза, мой капитан. Мне что-то не приходилось слышать, чтобы моряки подстреливали альбатроса, ощипывали, а потом варили или жарили. Неужели вам, мой капитан, на самом деле захотелось жаркого из альбатроса? Кларк налился гневом.
— Трепло, иди выполняй приказ!
— У меня другие обязанности,— ответил Билл и, сбегая по трапу, обернулся и крикнул: — Это дело боца, скажите ему!
Джим Томсон победоносно улыбнулся, и это еще больше разозлило капитана.
— Вызовите кого-нибудь из черни! — приказал он и, как бы оправдываясь, добавил: — Этому остолопу я даже не успел объяснить свои условия.
В одних джинсах явился закопченный кочегар, потный от жары, обычной в машинном отделении.
— Какой вы национальности? — спросил капитан.
— Не все ли равно? — вопросом на вопрос недоуменно ответил кочегар.
— Я хочу предложить вам сто фунтов и попросить об одном небольшом одолжении.
— Каком одолжении, капитан?
— Сжечь в топке вон ту птицу, что лежит на палу под флагом,— отечески просительно прозвучал голос капитана.
— И за это сто фунтов?
— Да, это я обещаю,— ответил Кларк.— Ну, что в мне на это скажете? Согласны?
Кочегар сунул в рот сигарету, раскурил ее затянулся мгновение подумал, потом сплюнул и ответил:
— Я так думаю, мистер Кларк: поберегите вы свои деньги, а я — свою честь моряка. Я могу идти?
— Идите! — гневно прошипел капитан и мрачно по смотрел вслед чумазому бунтовщику.— разве я не говорил, что на судне начинается бунт? Вот к чему привел ваша шведская терпимость. Я вас спишу на берег! — пригрозил Кларк.
— Не трудитесь, мой капитан,— примирительно сказал Джим Томсон.— Я уже сам решил — я ухожу Думайте не обо мне, всех остальных.
Извинившись, штурман пошел в рулевую рубку, г как раз происходила смена матросов. Взяв таблицы, о углубился в изучение периодов приливов и отливов. В голубой дымке горизонта уже невооруженным глазом
можно было разглядеть Оркнейские острова и мысы Северной Шотландии. Начались широкие прибрежные мели, а за ними «Олд Ваверли» ожидал беспокойный Пентлендский пролив, через который к Северному морю без риска можно было пуститься только во время прилива.
В сознании штурмана Томсона всплыл неприятный разговор с капитаном Кларком и необычные события на корабле. Он зашел в штурманскую рубку, где его внимание сконцентрировалось на навигационной карте, разложенной на штурманском столе, и пометках на ней второго штурмана. Старое судно легко покачивалось на плавных океанских волнах, тут и там на мелях обраставших белыми гребешками пены. Сердце штурмана баюкали мысли о близости родного берега.
Совсем иные чувства переживал капитан Кларк. Его взгляд вновь и вновь останавливался на флаге с перекрещенными полосами и белоснежной птице под ним. Легкий бриз, гулявший по палубе, шевелил тонкие и непомерно длинные крылья альбатроса. Создавалось впечатление, будто мертвая птица пытается собрать последние силы, чтобы оторваться от проржавевшего металла и стрелой взмыть в воздух. Капитан отвернулся и ладонью правой руки стряхнул что-то с белого кителя, словно к нему прилипла грязь. Потом пригнулся, зашел в свою каюту, плотно притворив и заперев за собой дверь. Сегодня он никого больше не желал видеть, никого, даже первого штурмана. Он чувствовал себя, как проигравший битву воин, который переоценил свои силы и вынужден с позором оставить поле битвы, спасая свою шкуру. Возможно, лет двести назад то же самое столь же тяжко переживал его прадед, знаменитый траппер, в битве с краснокожими индейцами. Возможно, в мистере Кларке действительно проснулись гены древних предков, потрясенные отчаянием и страхом!
Кларк снял светлый капитанский китель, аккуратно повесил его на спинку стула и, скрестив ноги, вытянулся на диване. Он старался ни о чем больше не думать. На море опускались сумерки, оно тихо шумело, но на сердце было тревожно, взбудораженные нервы не хотели успокаиваться. В вечерних сумерках на стене каюты Кларку вдруг почудилась рыжеволосая голова боцмана, и будто его скривленный в усмешке рот проговорил: «Я свои руки моряка не желаю пачкать кровью этого подлого убийства...» Рыжеволосый дикарь, что он несет! И кок,
подлый кочегар! «Поберегите вы свои деньги, а я -свою честь моряка...» Неповиновение! Бунт! На берегу надо бы всех арестовать и запихать в кутузку. Но кто это станет делать в наш либеральный век, когда начинают оспаривать даже родовые права лордов. Стой, как этот Томсон сказал? «Великобритания наивно опирается на свои традиции, как старый дом на сгнивший фундамент». И это говорит мне доверенное лицо, старший штурман моего судна «Олд Ваверли»! Подстрекательские речи настоящего анархиста! Разве это можно так оставить? Для этих переселенцев, метисов нет ничего святого. Они глумятся даже над нашими священными денежными знаками, английскими фунтами, символом нашего могущества! Если бы все это слышала королева, ее хватил бы удар. Проклятая чернь!
Кларк резко поднялся, открыл холодильник, достал бутылку виски и прямо из горлышка отпил несколько глотков. Прорычав что-то, покряхтев, пару раз глубоко вдохнув и выдохнув воздух, Кларк еще раз приложил к губам бутылку, порядочно отхлебнул, потом поставил бутылку обратно в холодильник и вновь вытянулся на диване. Приятный дурман охватил вскоре все тело, тяжелые воспоминания притупились, и Кларк задремал.
Вдруг в переговорной трубе прозвучал свисток. Капитан вскочил и, перегнув через стол свое длинное тело, приник ухом к отверстию трубы.
— Сэр,— донесся уравновешенный голос старшего штурмана Томсона,— мы достигли Пентленда. Становимся на якорь и ждем прилива.
— Очень хорошо, мой мальчик! — вполне благопристойно, лишь слегка шепелявя, ответил капитан."
Машины уже остановились, но судно, подвластное инерции, продолжало медленно скользить вперед. Потом зазвенели цепи спускаемого якоря. «Сейчас или никогда,— подумал Кларк.— Все заняты на носу корабля и на капитанском мостике. Нижняя палуба пуста. Только сейчас или никогда!» Надев светлый мундир, он, как вор, на цыпочках выбрался из каюты и осторожно, по-кошачьи, спустился на нижнюю палубу. Море окутала тьма, флаг уже был спущен, но подстреленный альбатрос лежал все там же. Кларк одной рукой схватил птицу за горло, поднял и кинул в море. Длинные бессильные крылья коснулись мундира на коленях и груди. Радуясь, что поблизости нет ни одной живой души, он резко
повернулся и поспешил обратно. В это время зажглись бортовые огни, из машинного отделения на палубу, открыв узенькую дверцу, вышел кто-то из кочегаров и, закуривая, чиркнул спичкой.
С чувством глубокого облегчения вернулся Кларк в свою каюту и, прижав нос к иллюминатору, вгляделся в темноту. Вокруг на якорях стояли суда в ожидании прилива, когда воды Атлантического океана поднимутся и в Пентлендском проливе встретятся с водами Северного моря. Сколько раз он на своем «Олд Ваверли» одолевал эти взбешенные воды, которые напоминали течение двух огромных рек, стремящихся навстречу друг другу и швыряющих корабли, как щепки в кипящем котле. На этот раз Кларк решил не подниматься на капитанский мостик — еще чувствовался запах виски, а об этом никто не должен догадаться, даже заподозрить не должен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Чан приблизился к хозяину и низко ему поклонился. Хозяин прервал речь и спросил:
— В чем дело, Чан? Чего тебе?
— Я только хотел спросить... Вы, наверно, забыли сказать, что нам тоже дадут землю. А потом, вы тут говорили, что нужно ждать американцев. А Но меня уверял, что американцы никому земли давать не собираются. Ее нам даст только народное правительство из Пхеньяна.
Больше Чан не успел ничего сказать. Ряды батраков закричали, затопали:
— Он дело говорит! Правильно... Даешь землю! Да здравствует народное правительство!
Схватив Чана за шиворот, хозяин ударил его кулаком в лицо. Чан упал, и тотчас мимо него протопали десятки ног. Началась пальба, послышались крики и стоны. Чан силился — и все никак не мог подняться. Когда же это ему удалось, он огляделся. Некоторые офицеры, укрывшись в замке, стреляли из окон, другие прятались за стволами деревьев. Неожиданно над самым ухом Чана что-то громыхнуло и царапнуло щеку. Обернувшись, Чан увидел своего хозяина. Стоя за деревом, тот целился в него. Чан вскинул винтовку и выстрелил, не спуская глаз с ненавистного ему лица. Хозяин покачнулся и, выронив револьвер, рухнул на траву. Будто после тяжких трудов Чан вытер вспотевший лоб. Взглянул на ладонь — она была красна от крови. Чан наклонился и вытер кровь о траву. Земля оказалась совсем близко, и он опять почувствовал знакомый запах влажной почвы, чем-то похожий на запах бродящего теста. «Земля,— подумал он,— земля!»
ПОДСТРЕЛЕННОЕ СЧАСТЬЕ
Во время обратного рейса из Галифакса в Эдинбург капитан парохода «Олд Ваверли» мистер Кларк, демонстрируя свою меткость, подстрелил
в океане альбатроса. Прекрасная птица, словно надломленная стрела индейца, упала на нижнюю палубу судна, распластав длинные крылья. Из-под белоснежных перьев на ее груди по ржавым металлическим плитам потекла тоненькая струйка крови.
— Брось птицу в море, Джек! — повелительно крикнул капитан потрясенному боцману.
Джек нахмурился и отрицательно покачал своей рыжеволосой головой шотландца.
— Что это значит, Джек! — угрожающе прошипел пораженный Кларк.
— То, капитан, что вы застрелили счастье нашего корабля,— без малейшего смущения ответил Джек, будто он разговаривал не с капитаном, а со стоящим рядом матросом.— Свои руки моряка я не желаю пачкать кровью, пролитой в этом подлом убийстве.
— Что ты сказал? — зарычал капитан.— Подлом убийстве?! Может, я ослышался?
— Нет, мой капитан, вы правильно поняли,— отрубил боцман твердо, будто отсек канат.— Именно так я сказал.
Капитан громко хмыкнул:
— Счастье корабля! Оно зависит только от моего ума, знаний, расторопности. А ты ничего не смыслишь. Привык думать мускулами, вот и веришь старым россказням моряков. Так вот, если ты настоящий хозяин на борту, обеспечь, чтобы труп птицы исчез сейчас же! И кровь смой! На что это похоже — под флагом Англии лужа крови!
— Чему ж тут удивляться, капитан? — с издевкой проговорил боцман.— А что до меня, то я шотландец.— Он гордо стукнул себя в грудь.— И ваш флаг не признаю. У меня есть свой.
— Ни один порядочный англичанин не знает, что такое шотландский флаг,— сказал Кларк и вызывающе засмеялся.— Это не флаг, а всего лишь призрак давнего прошлого.
— Хорошо, капитан! — От гордого возмущения боцман как бы стал выше ростом, его сильная фигура угрожающе подалась вперед.— Будем говорить как мужчина с мужчиной. Вы, наверное, забыли, что ваш плавучий гроб «Олд Ваверли», который трещит по всем швам, приписан к шотландскому порту Эданбургу? И еще не мешает вспомнить, что славный флаг Великобритании пропитался кровью почти всех народов мира. В том числе и
моего народа. Так что труп этой без вины погибшей птицы под вашим флагом — действительно призрак.
У Джека от волнения перехватило горло. Он отошел в сторону, оперся о фальшборт. Внизу беспокойно перекатывались волны и убегали вдаль. Оттого, что он высказался, ему легче стало на сердце, но волнение еще не улеглось.
Капитан какое-то мгновение стоял, стиснув зубы, застыв, словно соляной столб. Потом, очнувшись от шока, вызвал старшего штурмана Томсона и, кивнув на боцмана, склонившегося у фальшборта, со сдержанной злобой сказал:
— Джим, эта скотина не выполняет моего распоряжения. Что это означает? Бунт?
Старший штурман Джим Томсон улыбнулся, как он всегда это делал, разговаривая с капитаном, и спокойно заметил:
— Что вы, сэр, ну какой это бунт? Он, наверное, просто высказал вам свое возмущение. К тому же боцман привык выполнять мои приказания -*- старшего штурмана,— уклончиво ответил Джим.
— Тогда прикажите ему бросить мертвую птицу в море!
Джим мгновение колебался, потом, глядя прямо в глаза капитану, сказал:
— Я не могу этого сделать, капитан.
— Почему? — тоном сбитого с толку и глубоко задетого человека спросил Кларк.— Вы же сказали...
— Да, сэр, я сказал,— Томсон не дал капитану закончить его мысль,— но я не хочу лишаться авторитета. Подобное распоряжение никто из команды не выполнит.
— Глупые предрассудки! — воскликнул капитан.
— Нет, сэр, святая традиция.
— Кто же ее освящал? — издевательски спросил Кларк.— Римский папа?
— Столетия,— ответил штурман.— Люди каждой профессии имеют свои традиции, в том числе и моряки. Если верно то, что я узнал еще в мореходной школе, то пираты не трогали альбатросов. И работорговцы тоже. Они могли хладнокровно уничтожить сотни негров, но этой птице никогда не причиняли зла. Альбатрос, по морским поверьям, вовсе не птица, а душа погибшего моряка, счастье, сопровождающее мореходов и корабли.
— Вы тоже верите старым сказкам! — недовольно
воскликнул Кларк.— Значит, вы отказываетесь выполнить распоряжение капитана?
— Я как старший штурман не стану этого делать, и вообще подобного распоряжения, будь оно мое или ваше, никто выполнять не станет.
— Вы убеждены, что я должен сделать это сам?
— Да, сэр,— спокойно ответил Джим.— Никто другой не возьмется за это. Разве что в Эдинбурге за хорошенькую сумму какой-нибудь докер...
— Спасибо за откровенность! — внешне спокойно ответил Кларк, но это спокойствие потребовало от него огромного усилия, напряжения всех нервов.
Капитан Кларк не привык и не хотел мириться с тем, что кто-то из черни не выполняет его приказов. Чернью он мысленно называл всех — от кочегара до старшего штурмана. Ведь все они произошли из бедняков, лишь некоторым удалось, благодаря личному упорству и поддержке родственников, потихоньку пробиться наверх, дослужиться до штурманов. Но и в них дают о себе знать кровь предков, их традиции, все они по-прежнему думают мускулами, как боцман Джек. Немного успокоив себя таким образом, капитан укоризненно прогудел:
— Значит, и вы, Джим Томсон, верите старым сказкам!
— Я бы назвал это не верой, а общепринятой морской традицией. Я удивляюсь, сэр, что вы забыли о ней.
— Мне наплевать на ваши традиции! — насмешливо воскликнул капитан Кларк.— Я еще понимаю, когда так рассуждает тупоголовый шотландец, но вы, у которого в жилах течет настоящая английская кровь!
— Это не совсем так,— признался Джим Томсон.— Моя мать — ирландка, а отец произошел от шведских переселенцев.
— Значит, вы метис! — съязвил Кларк.
— Значит, метис, если вам угодно,— ответил Томсон, намеренно не замечая явной попытки унизить его. Потом все же спросил: — А что в этом плохого, капитан?
— Ничего, ничего,— иронично ответил Кларк.— Теперь я начинаю понимать вас. Видите ли, у нас, англичан, тоже издавна установились традиции, но прекрасные и нерушимые. Мы их чтим, любим и передаем из поколения в поколение. Если бы вы знали, к примеру, хоть немного историю моего рода, вы бы поняли, почему мое судно называется «Олд Ваверли». Потому что мой прадед участвовал в завоевании Америки и был
великолепным стрелком, похожим на траппера, описанного Вальтером Скоттом.
— И вы думаете, что вам передались гены знаменитого предка?
— Я верю в это, мистер Томсон, и поэтому традиции предков для меня святы.
Джим Томсон усмехнулся. Капитан заметил это и тут же спросил:
— Что вызвало вашу улыбку, мистер Томсон?
— Ваши традиции,— откровенно ответил штурман.— Мой отец всегда смеется...
— Этот шведский переселенец? — язвительно осведомился Кларк.
— Да, он самый, сэр,— с не меньшей иронией ответил Томсон.
— И над чем же он смеется?
— Над вашими традициями. Великобритания наивно опирается на них, как старый дом на сгнивший фундамент.
— Живя в нашей стране, он позволяет себе подобные издевательские суждения?
— Мы, простите, живем в Шотландии — в Эдинбурге,— ответил Джим Томсон и, приложив руку к сердцу, невинным голосом продолжал: — Я вовсе не желаю, капитан, навязывать вам взгляды моего отца. Но как профессиональный моряк я уважаю наши морские традиции, даже больше — они для меня святы. Ваше преступление ни один честный мореплаватель не оправдает. И участвовать в нем не станет. Ни за какие деньги. Можете мне поверить.
— Ну, а если...— В предвкушении возможной победы у капитана загорелись глаза.— Если верх будет мой, что тогда?
— Тогда я получу расчет и покину вас. Хотя мне кажется, что на этот раз унаследованные от предков гены вас не спасут. Но попытайтесь, сэр!
— Хорошо, пригласите сюда кока! — приказал Кларк. Джим вызвал на капитанский мостик корабельного
повара Билла.
— Билл, вы славный малый,— отеческим тоном начал капитан.— Взгляните, на что это похоже — мертвая птица под флагом Великобритании.
— Неплохо,— усмехаясь, ответил кок.
— Подите и уберите!
— Это не мое дело,— отрезал Билл.— Я прибираю
только то, что годится для камбуза, мой капитан. Мне что-то не приходилось слышать, чтобы моряки подстреливали альбатроса, ощипывали, а потом варили или жарили. Неужели вам, мой капитан, на самом деле захотелось жаркого из альбатроса? Кларк налился гневом.
— Трепло, иди выполняй приказ!
— У меня другие обязанности,— ответил Билл и, сбегая по трапу, обернулся и крикнул: — Это дело боца, скажите ему!
Джим Томсон победоносно улыбнулся, и это еще больше разозлило капитана.
— Вызовите кого-нибудь из черни! — приказал он и, как бы оправдываясь, добавил: — Этому остолопу я даже не успел объяснить свои условия.
В одних джинсах явился закопченный кочегар, потный от жары, обычной в машинном отделении.
— Какой вы национальности? — спросил капитан.
— Не все ли равно? — вопросом на вопрос недоуменно ответил кочегар.
— Я хочу предложить вам сто фунтов и попросить об одном небольшом одолжении.
— Каком одолжении, капитан?
— Сжечь в топке вон ту птицу, что лежит на палу под флагом,— отечески просительно прозвучал голос капитана.
— И за это сто фунтов?
— Да, это я обещаю,— ответил Кларк.— Ну, что в мне на это скажете? Согласны?
Кочегар сунул в рот сигарету, раскурил ее затянулся мгновение подумал, потом сплюнул и ответил:
— Я так думаю, мистер Кларк: поберегите вы свои деньги, а я — свою честь моряка. Я могу идти?
— Идите! — гневно прошипел капитан и мрачно по смотрел вслед чумазому бунтовщику.— разве я не говорил, что на судне начинается бунт? Вот к чему привел ваша шведская терпимость. Я вас спишу на берег! — пригрозил Кларк.
— Не трудитесь, мой капитан,— примирительно сказал Джим Томсон.— Я уже сам решил — я ухожу Думайте не обо мне, всех остальных.
Извинившись, штурман пошел в рулевую рубку, г как раз происходила смена матросов. Взяв таблицы, о углубился в изучение периодов приливов и отливов. В голубой дымке горизонта уже невооруженным глазом
можно было разглядеть Оркнейские острова и мысы Северной Шотландии. Начались широкие прибрежные мели, а за ними «Олд Ваверли» ожидал беспокойный Пентлендский пролив, через который к Северному морю без риска можно было пуститься только во время прилива.
В сознании штурмана Томсона всплыл неприятный разговор с капитаном Кларком и необычные события на корабле. Он зашел в штурманскую рубку, где его внимание сконцентрировалось на навигационной карте, разложенной на штурманском столе, и пометках на ней второго штурмана. Старое судно легко покачивалось на плавных океанских волнах, тут и там на мелях обраставших белыми гребешками пены. Сердце штурмана баюкали мысли о близости родного берега.
Совсем иные чувства переживал капитан Кларк. Его взгляд вновь и вновь останавливался на флаге с перекрещенными полосами и белоснежной птице под ним. Легкий бриз, гулявший по палубе, шевелил тонкие и непомерно длинные крылья альбатроса. Создавалось впечатление, будто мертвая птица пытается собрать последние силы, чтобы оторваться от проржавевшего металла и стрелой взмыть в воздух. Капитан отвернулся и ладонью правой руки стряхнул что-то с белого кителя, словно к нему прилипла грязь. Потом пригнулся, зашел в свою каюту, плотно притворив и заперев за собой дверь. Сегодня он никого больше не желал видеть, никого, даже первого штурмана. Он чувствовал себя, как проигравший битву воин, который переоценил свои силы и вынужден с позором оставить поле битвы, спасая свою шкуру. Возможно, лет двести назад то же самое столь же тяжко переживал его прадед, знаменитый траппер, в битве с краснокожими индейцами. Возможно, в мистере Кларке действительно проснулись гены древних предков, потрясенные отчаянием и страхом!
Кларк снял светлый капитанский китель, аккуратно повесил его на спинку стула и, скрестив ноги, вытянулся на диване. Он старался ни о чем больше не думать. На море опускались сумерки, оно тихо шумело, но на сердце было тревожно, взбудораженные нервы не хотели успокаиваться. В вечерних сумерках на стене каюты Кларку вдруг почудилась рыжеволосая голова боцмана, и будто его скривленный в усмешке рот проговорил: «Я свои руки моряка не желаю пачкать кровью этого подлого убийства...» Рыжеволосый дикарь, что он несет! И кок,
подлый кочегар! «Поберегите вы свои деньги, а я -свою честь моряка...» Неповиновение! Бунт! На берегу надо бы всех арестовать и запихать в кутузку. Но кто это станет делать в наш либеральный век, когда начинают оспаривать даже родовые права лордов. Стой, как этот Томсон сказал? «Великобритания наивно опирается на свои традиции, как старый дом на сгнивший фундамент». И это говорит мне доверенное лицо, старший штурман моего судна «Олд Ваверли»! Подстрекательские речи настоящего анархиста! Разве это можно так оставить? Для этих переселенцев, метисов нет ничего святого. Они глумятся даже над нашими священными денежными знаками, английскими фунтами, символом нашего могущества! Если бы все это слышала королева, ее хватил бы удар. Проклятая чернь!
Кларк резко поднялся, открыл холодильник, достал бутылку виски и прямо из горлышка отпил несколько глотков. Прорычав что-то, покряхтев, пару раз глубоко вдохнув и выдохнув воздух, Кларк еще раз приложил к губам бутылку, порядочно отхлебнул, потом поставил бутылку обратно в холодильник и вновь вытянулся на диване. Приятный дурман охватил вскоре все тело, тяжелые воспоминания притупились, и Кларк задремал.
Вдруг в переговорной трубе прозвучал свисток. Капитан вскочил и, перегнув через стол свое длинное тело, приник ухом к отверстию трубы.
— Сэр,— донесся уравновешенный голос старшего штурмана Томсона,— мы достигли Пентленда. Становимся на якорь и ждем прилива.
— Очень хорошо, мой мальчик! — вполне благопристойно, лишь слегка шепелявя, ответил капитан."
Машины уже остановились, но судно, подвластное инерции, продолжало медленно скользить вперед. Потом зазвенели цепи спускаемого якоря. «Сейчас или никогда,— подумал Кларк.— Все заняты на носу корабля и на капитанском мостике. Нижняя палуба пуста. Только сейчас или никогда!» Надев светлый мундир, он, как вор, на цыпочках выбрался из каюты и осторожно, по-кошачьи, спустился на нижнюю палубу. Море окутала тьма, флаг уже был спущен, но подстреленный альбатрос лежал все там же. Кларк одной рукой схватил птицу за горло, поднял и кинул в море. Длинные бессильные крылья коснулись мундира на коленях и груди. Радуясь, что поблизости нет ни одной живой души, он резко
повернулся и поспешил обратно. В это время зажглись бортовые огни, из машинного отделения на палубу, открыв узенькую дверцу, вышел кто-то из кочегаров и, закуривая, чиркнул спичкой.
С чувством глубокого облегчения вернулся Кларк в свою каюту и, прижав нос к иллюминатору, вгляделся в темноту. Вокруг на якорях стояли суда в ожидании прилива, когда воды Атлантического океана поднимутся и в Пентлендском проливе встретятся с водами Северного моря. Сколько раз он на своем «Олд Ваверли» одолевал эти взбешенные воды, которые напоминали течение двух огромных рек, стремящихся навстречу друг другу и швыряющих корабли, как щепки в кипящем котле. На этот раз Кларк решил не подниматься на капитанский мостик — еще чувствовался запах виски, а об этом никто не должен догадаться, даже заподозрить не должен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76