А на новом месте и условия будут другие, и другое довольствие. Не вздремнуть нам? Мне ведь скоро заступать.
— Дело говоришь, давай приляжем,— согласилась Светлана.
И они легли на полок, прикрывшись полушубками. За обледенелым оконцем вскоре совсем стемнело. Поленья в печке прогорели, на прокопченных бревнах стены алел отсвет от груды углей... И вдруг с развилки дорог донесся треск автоматной очереди. Стреляла Ольга, это ясно. Но что случилось?
Подруги соскочили с лежанки, проворно влезли в непросохшие валенки, натянули полушубки, надели ушанки и, подхватив автоматы, со всех ног бросились к посту. Луна еще не взошла, темень — хоть глаз выколи.
Мария первой прибежала на перекресток и в темноте чуть не столкнулась с Ольгой.
— Ты стреляла? — силясь отдышаться, спросила Мария.
— Волки! — обронила Ольга, и в голосе ее был слышен страх.— Подкрались совсем близко, вроде бы напасть собирались. Не сдержалась, сыпанула несколько очередей...
— Ненормальная! До смерти нас перепугала,— попрекнула ее Светлана.— Посветила бы фонариком! Волки боятся огня.
— Фонариком их не отпугнешь,— возразила Ольга и для подтверждения своих слов засветила карманный фонарик. Бледный луч высветил горящие глаза переминавшихся в отдаленье тощих хищников.— Ну, теперь убедилась? Света они не боятся. Вот проклятущие! — И, вскинув автомат, дала по ним две короткие очереди.
— Успокойся! — сказала Мария.— Нервы побереги. Что тебе, пусть шныряют. Изголодались, ищут чем поживиться. На людей они не нападают. Ступай погрейся, отдохни. Все равно мне скоро заступать. Только фонарик оставь, свой второпях забыла. Ничего, я найду на них управу. Скоро луна взойдет.
— И на свидание прикатит Андрюша,— вставила Светлана.— Ну хотя бы одна машина проехала! Спроси, долго он собирается нас тут морозить?
— Нейдет Андрей у тебя из головы,— поддела ее
Мария. Я ему об этом доложу. Ну а теперь марш домой спать! Мешаете нести службу!
— За волками приглядывай! — на прощанье посоветовала Ольга.— Крадутся бесшумно, как кошки. Смотри не зевай!
— Ладно, идите! — торопила Мария и, когда подружки уже скрылись в темноте, крикнула вдогонку: — Света, не забудь сменить вовремя!
Шум шагов отдалялся, скрипнула дверца бани, с размаху ударившись о косяк, и — тишина. Только с опушки леса доносились скулеж и возня. Должно быть, раны зализывают, подумала Мария. Теперь так скоро не сунутся...
В глубине леса гудели моторы. Над макушками бора затеплились отблески фар. Фронт был далеко, автоколонна шла при огнях. Вон уже на повороте блеснули лучи. Может, Андрюша? Нет, грузовики... По натужному реву двигателей ясно: груз везут тяжелый — снаряды или бомбы. Волчья стая нехотя снялась с обочины, затрусила к лесу. Мария обрадовалась машинам: можно будет хоть словечком перекинуться с шоферами. Хорошо бы, сделали короткую остановку...
Мария вышла на середину дороги, подняла флажок. Остановилась первая машина, за ней другая. Шофер выключил перегревшийся двигатель. Из кабины вылез начальник колонны, старший сержант.
— Ты чего, девочка?
— Вам ехать вправо.
— Дорога там больно разбита. Прямо поедем.— Он вытащил планшетку, осветил фонариком карту.— Чуть дальше дороги сходятся.
— Нельзя! — сказала Мария.— Прямая дорога не разминирована.
— Глупости! — отмахнулся начальник колонны.— Быть этого не может! Уже трое суток, как разминировали.
— Никак нет, ваше благородие! — пошутила Мария.
— Ух ты, какая бедовая! — усмехнулся сержант.— Ну да ладно, ты нам голову не морочь, сами знаем, как нам ехать.
— По прямой дороге — ни шагу! — отрезала Мария, тронув локотком висевший на груди автомат.— Или вы, товарищ старший сержант, считаете, нас просто для потехи поставили здесь мерзнуть? Есть приказ, и поедете куда.
Из кабины выбрался и шофер — ноги поразмять. Вести тяжело груженную машину по разбитым дорогам дело не шуточное. Его примеру последовали остальные водители, все высыпали на дорогу. Похоже, колонна здесь постоит, подумала Мария.
— Ну что ты с нею будешь делать! — начальник колонны повернулся к своему водителю.— Говорит, прямо нельзя, дорога не разминирована.
— Женщин надо слушаться,— рассудительно заметил шофер.— Мало приятного в конце войны подорваться на мине. Передохнём немного да покатим дальше.
— Ну ладно, ладно,— смягчился старший сержант.— Разве я что говорю! — Он достал из кармана флягу, приложил ее к уху, встряхнул.— Тут немножко осталось. Не желаешь, девочка?
— Водку не пью,— ответила Мария.— Другое дело, вина бы предложил.
— Вина? Чего захотела! — рассмеялся старший сержант.— Вином будем угощаться в погребах у Гитлера в Берлине. Но до этого придется малость подождать. Выпей что есть!
— Сам пей на здоровье, я не хочу,— сказала Мария, но тут же пожалела о своих словах. Человек от души предложил... Еще обидится, возьмут и сразу уедут. И Мария, выхватив из рук сержанта флягу, поднесла ее к губам. Глотнула и поперхнулась, потом долго откашливалась под громкий смех водителей.
— Сразу видно, к такому питью непривычная,— заключил старший сержант.— Молоденькая еще...
— И на том спасибо,— через силу улыбнулась Мария, а потом спросила: — Не знаете, когда нас отсюда заберут?
— Скоро, красавица, теперь уже скоро,— успокоил старший сержант.— Наша колонна предпоследняя. Так что жди своего командира. А не назначить ли нам свиданье на новом месте? Что скажешь на это?
— Давай назначим! На опушке леса у кривой березы,— отшутилась Мария.
— А когда?
— В первую субботу после войны!
— Жди, приду! — рассмеялся старший сержант, потом повернулся к своим и громко скомандовал: — По коням, ребята!
Старший сержант с шофером сели в первый грузовик, зарычал мотор, и, просовывая на раскатанной колее,
машина тронулась с места. Сняв ушанку, старший сержант высунулся из кабины, и только тут Мария разглядела, что волосы у начальника колонны такие же рыжие, как у нее.
— Значит, условились, красавица,— кричал он,— на опушке леса, у кривой березы?
— Счастливо вам доехать! В первую субботу после войны...
Ее голос потонул в реве моторов, в синеватом бензиновом перегаре. Счастливые люди! Едут все дальше на Запад, к новым победам, подумала Мария, а я, как всегда, в глубоком тылу и, наверно, самой последней узнаю о капитуляции врага. Придет в Москву долгожданное зимнее, весеннее или летнее утро, репродукторы разнесут по городу радостную весть о разгроме немцев, отец с матерью будут любоваться огнями последнего салюта, а мне по-прежнему торчать на каком-нибудь пустынном перекрестке. В первую субботу после войны... Вспомнив эти слова, она улыбнулась в темноту. Интересно, где ее застанет этот день?..
Желтизна, понемногу разливавшаяся над черными макушками бора, предвещала восход луны. И вскоре она показалась — тусклая, красноватая, словно заплаканная. Темные поля обретали привычные очертания. На фоне посветлевшего неба чернели развалины дома, а из трубы над баней вверх тянулась отвесная струйка дыма, совсем как на довоенных новогодних открытках. Девочки, должно быть, подбросили в печку дров и теперь, как кошки, свернувшись клубочком, спят под своими полушубками, и каждая видит свой сон.
Мария вздрогнула от пронзительного визга, затем перешедшего в надсадный вой. Обернувшись, Мария на обочине дороги разглядела здоровенного волка с горящими глазами. Испугавшись ее резкого движения, волк поджал хвост и отбежал к березовой рощице.
Вожак, подумала Мария. Где-то ей приходилось читать, что в волчьей стае обязательно должен быть вожак. И только тут она обратила внимание, что реденький березняк при дороге так и кишит волками. Теперь она слышала, как под лапами изголодавшихся хищников снег, слышала их скулеж и приглушенное ворчание.
Что это они сегодня совсем остервенелые? Что им нужно? Может, следуют за автоколонной в надежде чем-то поживиться? Шоферы закусывают на остановках, объедки выбрасывают на обочину. Пустая консервная банка, корка хлеба, промасленная бумага... Больше им тут поживиться нечем. Нынче не только волки голодны — и люди голодают. Проклятая война...
На время позабыв про волков, Мария стала смотреть вдаль, где, выбираясь из леса, дорога делала поворот. Смотрела в надежде увидеть огни Андрюшиной машины, хотя понимала, что при луне их трудно разглядеть. И все же смотрела, ждала Андрюшу: он скоро должен приехать вместе с последней автоколонной и тогда посадит ее рядом с собой в машину и отвезет в чудесный польский городок...
Не блеснула ли фара? Не слышно ли гула мотора? Не скрипит ли снег под шинами? Да, на повороте вспыхнули два луча, зажглись две звезды надежды, прощай, одиночество, прощайте, унылые поля, впереди уютный польский городок... Андрюша уже близко!
Но странный шум опять заставил ее вздрогнуть. Из березняка к перекрестку во весь опор неслась огромная волчья свора. Звери фыркали, рычали, повизгивали, подвывали на ходу. Поверх летящей стаи в призрачном лунном свете вскипала, клубилась снежная пыль. Стиснув приклад автомата, Мария нажала на спусковой крючок. Бежавший впереди уже знакомый матерый волк взвыл и завертелся на снегу. Но обезумевшая свора, должно быть, ничего уже не слышала и не соображала. Лавиной неслась она вперед, со всех сторон обтекая Марию. Расстреляв диск до последнего патрона, она отбивалась прикладом, пока не потеряла сознание...
Машина лейтенанта Скворцова врезалась в самую гущу волчьей стаи. Ленивой трусцой хищники разбегались с дороги. Выскочив из машины, Андрей с шофером открыли пальбу. С воем, с визгом волки скрылись в придорожном березняке.
Андрей нагнулся, поднял с земли автомат. На ремешке его отчетливо обозначились следы волчьих зубов. Андрей узнал автомат Марии.
— Мария! — крикнул он, не узнавая собственного голоса.— Мария...
По дороге от бани бежали Светлана и Ольга.
— Андрюша, что случилось? Андрюша!
— Мария...— придушенным голосом сказал лейтенант.
Чтобы побороть волнение, он сел в машину, прижался головой к ветровому стеклу. Вокруг машины собирались
его спутники. Андрей по-прежнему сидел, закрыв лицо руками. Потом выпрямился, снял очки, протер глаза и спокойно сказал:
— Девушки... там все, что осталось... Мы ее похороним на городском кладбище Полчаса спустя автоколонна двинулась в путь. Луна
успела достичь зенита и теперь ярко освещала недавнее поле боя с запорошенными снегом траншеями. Радужно искрились снежинки, а лейтенант Андрей Скворцов, сидя рядом с шофером, ничего этого не видел. У него на коленях лежал автомат Марии со следами волчьих зубов на ремешке. Андрей до хруста пальцев сжимал холодный ствол автомата, как будто тот был главным виновником происшедшей трагедии.
НОЧНОЙ ЗВОН
Недавно я сделался невольным свидетелем странного и необычного происшествия.
Это произошло летом, во время моего отпуска, последние дни которого я проводил в небольшом курземском городке у своего друга Айвара Лициса. Друг радушно принял меня и посвятил мне весь свой досуг. Он был страстным рыболовом. Ни днем ни ночью не давали ему покоя славившиеся обилием рыбы окрестные озера и бегущие по узким долинам речки. Что касается меня, то, должен признаться, я никогда не увлекался рыбной ловлей, потому что был не в состоянии ни насадить червяка на крючок, ни тем более снять с него пойманную рыбу.
Но не только среди рыболовов есть любители посидеть на живописном берегу речки. Всякий, у кого в душе есть хоть капля романтики, кто чувствует и понимает природу, склонен к этому.
Ежедневно, как только у Айвара кончался рабочий день в прокуратуре, мы отправлялись в поход и до самого рассвета бродили вдоль речек и озер. И лишь последний вечер перед расставанием мы решили провести дома, чтобы еще раз в задушевной беседе перебрать далекие, но такие прекрасные воспоминания о полузабытых днях детства.
Около полуночи, когда мы собирались ложиться спать, вдруг загудел церковный колокол. По звону можно было судить, что колокол дергала неумелая рука.
— Что это значит? — спросил я.— Набат?
Айвар подошел к окну и всмотрелся в ночную тьму.
— Нет, это не набат.
— Но кто же так поздно звонит?
— Это какой-то необычный церковный звон,— сказал, пожимая плечами, Айвар.— Такое я слышу впервые. Я позвоню в милицию.— Он подошел к письменному столу и снял телефонную трубку.— Милиция? Говорит прокурор Лицис. Выясните, кто там звонит на колокольне, нарушает ночной покой! — Положив трубку, он засунул руки в карманы брюк и нервно заходил взад-вперед.— Кто бы это мог быть? Наверно, старый Витум сошел с ума.
— Кто это — старый Витум? — спросил я.
— Пономарь. Очень странный старик,— с откровенной неприязнью пояснил Айвар.— В прошлом подрядчик-строитель, по образованию архитектор.
— Архитектор — пономарь? — с недоверием переспросил я.
— Да,— подтвердил Айвар.— Когда-то, говорят, был хорошим специалистом. После войны махнул на все рукой, живет в домике пономаря и целыми днями играет на церковном органе.
— Почему ему не поручают работу по специальности? — спросил я.— Разве нам ничего не надо строить?
— Как же не надо! — воскликнул Айвар.— В прошлом году построили промышленный комбинат, большой магазин. Нынче осенью должна быть открыта вновь возведенная средняя школа, которую во время войны разбомбили. Хотели назначить Витума руководителем работ, но он и слышать не хочет. «Стар, говорит, надо в церкви убирать да и за могилой сына следить...»
— У Витума умер сын?
— Да. Погиб,— сказал Айвар и закурил. Заметно было, что он с неприязнью относится даже к родственникам старого пономаря
Меня это заинтересовало, и я решил допытаться, в чем дело.
— Когда он погиб? — спросил я.— Во время Отечественной войны?
— Сгорел в курземском котле. В конце войны, за несколько дней до капитуляции гитлеровцев...— пояснил Айвар. Глубоко затянувшись дымом сигареты и выпустив к потолку синюю струйку, он сел к письменному столу и продолжал: — Бывший шуцман, настоящий гитлеровский прислужник. Второй сын Витума — эсэсовец, служили здесь в тайной полиции. Местные жители говорят, что оба они были настоящими живодерами.
— А старый Витум? — спросил я.
— Жил спокойно. Строил себе и сыновьям дома. Мы их национализировали.
— Это его и озлобило,— заметил я, но Айвар был иного мнения.
— Ему не на что обижаться. Мы не тревожили его. Привез из лесу погибшего сына и похоронил здесь же, на кладбище у церкви. Второй сын сейчас в эмиграции, за границей. Присылает письма, посылки. Ему не на что обижаться...
Пока мы разговаривали, звон на колокольне прекратился.
— Перестал! — воскликнул Айвар, вставая.— Милиция, наверно, уже там. Может быть, поехать и нам?
— Съездим! — почти умоляюще проговорил я. Мне очень хотелось увидеть старого Витума.
Айвар сунул в карман электрический фонарик, мы вышли из дому.
Открыв гараж, я завел машину. Айвар сел рядом, и мы помчались по улицам затихшего городка к церкви, расположенной поодаль, у старого кладбища, и наполовину утопавшей в густой зелени деревьев. Улицы освещала яркая луна. Городок спал, лишь в некоторых окнах виднелся слабый свет и кое-где на перекрестках стояли запоздалые прохожие, обсуждая причину непонятного ночного звона.
— Витум и эту церковь строил,— рассказывал Айвар.— Во время войны в колокольню попала граната, и Витум своими руками починил повреждение. Люди болтали, что, мол, хотел бога задобрить за грехи сыновей. Так вот он со своей старой мадам и живет здесь как у Христа за пазухой, ненавидимый людьми и отвергнутый дьяволом.
Подъехав к воротам церкви, я затормозил. Мы выскочили из машины. Из тени деревьев вышли два милиционера.
— Товарищ прокурор,— сообщил один из милиционеров,— старый Витум не дает нам ключи от церкви.
— Почему? — спросил Айвар.
— Говорит, там ничего нет. Просто в веревке колокола запуталась сова. Он ее вынул и отпустил на волю,— объяснил второй милиционер.
— Наблюдайте за церковью! — приказал Айвар.— Мы сходим за ключами.
Милиционеры исчезли в тени деревьев. Мы с прокурором подошли к дверям домика пономаря и постучали. Послышался сердитый лай собаки, но никто не отозвался. Мы стучали еще и еще, но все безрезультатно, только исступленно лаяла и кидалась на дверь собака. Раздвинув покрытые густой росой кладбищенские цветы, мы вошли в огороженный косыми жердями палисадник и остановились у окна.
Лицис вытащил карманный фонарик и зажег его. Из-за стекла на нас смотрело расстроенное лицо мужчины с длинной седой бородой. Это был старый Витум. Позади него на полу на коленях стояла его жена. Видимо, она молилась.
— Гражданин Витум, с вами говорит прокурор Лицис. Возьмите ключи от церкви и сейчас же выходите сюда!
Мы вернулись назад к дверям. Лай собаки затих. Заскрежетал ключ, и старый Витум приоткрыл дверь, снабженную для безопасности цепочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Дело говоришь, давай приляжем,— согласилась Светлана.
И они легли на полок, прикрывшись полушубками. За обледенелым оконцем вскоре совсем стемнело. Поленья в печке прогорели, на прокопченных бревнах стены алел отсвет от груды углей... И вдруг с развилки дорог донесся треск автоматной очереди. Стреляла Ольга, это ясно. Но что случилось?
Подруги соскочили с лежанки, проворно влезли в непросохшие валенки, натянули полушубки, надели ушанки и, подхватив автоматы, со всех ног бросились к посту. Луна еще не взошла, темень — хоть глаз выколи.
Мария первой прибежала на перекресток и в темноте чуть не столкнулась с Ольгой.
— Ты стреляла? — силясь отдышаться, спросила Мария.
— Волки! — обронила Ольга, и в голосе ее был слышен страх.— Подкрались совсем близко, вроде бы напасть собирались. Не сдержалась, сыпанула несколько очередей...
— Ненормальная! До смерти нас перепугала,— попрекнула ее Светлана.— Посветила бы фонариком! Волки боятся огня.
— Фонариком их не отпугнешь,— возразила Ольга и для подтверждения своих слов засветила карманный фонарик. Бледный луч высветил горящие глаза переминавшихся в отдаленье тощих хищников.— Ну, теперь убедилась? Света они не боятся. Вот проклятущие! — И, вскинув автомат, дала по ним две короткие очереди.
— Успокойся! — сказала Мария.— Нервы побереги. Что тебе, пусть шныряют. Изголодались, ищут чем поживиться. На людей они не нападают. Ступай погрейся, отдохни. Все равно мне скоро заступать. Только фонарик оставь, свой второпях забыла. Ничего, я найду на них управу. Скоро луна взойдет.
— И на свидание прикатит Андрюша,— вставила Светлана.— Ну хотя бы одна машина проехала! Спроси, долго он собирается нас тут морозить?
— Нейдет Андрей у тебя из головы,— поддела ее
Мария. Я ему об этом доложу. Ну а теперь марш домой спать! Мешаете нести службу!
— За волками приглядывай! — на прощанье посоветовала Ольга.— Крадутся бесшумно, как кошки. Смотри не зевай!
— Ладно, идите! — торопила Мария и, когда подружки уже скрылись в темноте, крикнула вдогонку: — Света, не забудь сменить вовремя!
Шум шагов отдалялся, скрипнула дверца бани, с размаху ударившись о косяк, и — тишина. Только с опушки леса доносились скулеж и возня. Должно быть, раны зализывают, подумала Мария. Теперь так скоро не сунутся...
В глубине леса гудели моторы. Над макушками бора затеплились отблески фар. Фронт был далеко, автоколонна шла при огнях. Вон уже на повороте блеснули лучи. Может, Андрюша? Нет, грузовики... По натужному реву двигателей ясно: груз везут тяжелый — снаряды или бомбы. Волчья стая нехотя снялась с обочины, затрусила к лесу. Мария обрадовалась машинам: можно будет хоть словечком перекинуться с шоферами. Хорошо бы, сделали короткую остановку...
Мария вышла на середину дороги, подняла флажок. Остановилась первая машина, за ней другая. Шофер выключил перегревшийся двигатель. Из кабины вылез начальник колонны, старший сержант.
— Ты чего, девочка?
— Вам ехать вправо.
— Дорога там больно разбита. Прямо поедем.— Он вытащил планшетку, осветил фонариком карту.— Чуть дальше дороги сходятся.
— Нельзя! — сказала Мария.— Прямая дорога не разминирована.
— Глупости! — отмахнулся начальник колонны.— Быть этого не может! Уже трое суток, как разминировали.
— Никак нет, ваше благородие! — пошутила Мария.
— Ух ты, какая бедовая! — усмехнулся сержант.— Ну да ладно, ты нам голову не морочь, сами знаем, как нам ехать.
— По прямой дороге — ни шагу! — отрезала Мария, тронув локотком висевший на груди автомат.— Или вы, товарищ старший сержант, считаете, нас просто для потехи поставили здесь мерзнуть? Есть приказ, и поедете куда.
Из кабины выбрался и шофер — ноги поразмять. Вести тяжело груженную машину по разбитым дорогам дело не шуточное. Его примеру последовали остальные водители, все высыпали на дорогу. Похоже, колонна здесь постоит, подумала Мария.
— Ну что ты с нею будешь делать! — начальник колонны повернулся к своему водителю.— Говорит, прямо нельзя, дорога не разминирована.
— Женщин надо слушаться,— рассудительно заметил шофер.— Мало приятного в конце войны подорваться на мине. Передохнём немного да покатим дальше.
— Ну ладно, ладно,— смягчился старший сержант.— Разве я что говорю! — Он достал из кармана флягу, приложил ее к уху, встряхнул.— Тут немножко осталось. Не желаешь, девочка?
— Водку не пью,— ответила Мария.— Другое дело, вина бы предложил.
— Вина? Чего захотела! — рассмеялся старший сержант.— Вином будем угощаться в погребах у Гитлера в Берлине. Но до этого придется малость подождать. Выпей что есть!
— Сам пей на здоровье, я не хочу,— сказала Мария, но тут же пожалела о своих словах. Человек от души предложил... Еще обидится, возьмут и сразу уедут. И Мария, выхватив из рук сержанта флягу, поднесла ее к губам. Глотнула и поперхнулась, потом долго откашливалась под громкий смех водителей.
— Сразу видно, к такому питью непривычная,— заключил старший сержант.— Молоденькая еще...
— И на том спасибо,— через силу улыбнулась Мария, а потом спросила: — Не знаете, когда нас отсюда заберут?
— Скоро, красавица, теперь уже скоро,— успокоил старший сержант.— Наша колонна предпоследняя. Так что жди своего командира. А не назначить ли нам свиданье на новом месте? Что скажешь на это?
— Давай назначим! На опушке леса у кривой березы,— отшутилась Мария.
— А когда?
— В первую субботу после войны!
— Жди, приду! — рассмеялся старший сержант, потом повернулся к своим и громко скомандовал: — По коням, ребята!
Старший сержант с шофером сели в первый грузовик, зарычал мотор, и, просовывая на раскатанной колее,
машина тронулась с места. Сняв ушанку, старший сержант высунулся из кабины, и только тут Мария разглядела, что волосы у начальника колонны такие же рыжие, как у нее.
— Значит, условились, красавица,— кричал он,— на опушке леса, у кривой березы?
— Счастливо вам доехать! В первую субботу после войны...
Ее голос потонул в реве моторов, в синеватом бензиновом перегаре. Счастливые люди! Едут все дальше на Запад, к новым победам, подумала Мария, а я, как всегда, в глубоком тылу и, наверно, самой последней узнаю о капитуляции врага. Придет в Москву долгожданное зимнее, весеннее или летнее утро, репродукторы разнесут по городу радостную весть о разгроме немцев, отец с матерью будут любоваться огнями последнего салюта, а мне по-прежнему торчать на каком-нибудь пустынном перекрестке. В первую субботу после войны... Вспомнив эти слова, она улыбнулась в темноту. Интересно, где ее застанет этот день?..
Желтизна, понемногу разливавшаяся над черными макушками бора, предвещала восход луны. И вскоре она показалась — тусклая, красноватая, словно заплаканная. Темные поля обретали привычные очертания. На фоне посветлевшего неба чернели развалины дома, а из трубы над баней вверх тянулась отвесная струйка дыма, совсем как на довоенных новогодних открытках. Девочки, должно быть, подбросили в печку дров и теперь, как кошки, свернувшись клубочком, спят под своими полушубками, и каждая видит свой сон.
Мария вздрогнула от пронзительного визга, затем перешедшего в надсадный вой. Обернувшись, Мария на обочине дороги разглядела здоровенного волка с горящими глазами. Испугавшись ее резкого движения, волк поджал хвост и отбежал к березовой рощице.
Вожак, подумала Мария. Где-то ей приходилось читать, что в волчьей стае обязательно должен быть вожак. И только тут она обратила внимание, что реденький березняк при дороге так и кишит волками. Теперь она слышала, как под лапами изголодавшихся хищников снег, слышала их скулеж и приглушенное ворчание.
Что это они сегодня совсем остервенелые? Что им нужно? Может, следуют за автоколонной в надежде чем-то поживиться? Шоферы закусывают на остановках, объедки выбрасывают на обочину. Пустая консервная банка, корка хлеба, промасленная бумага... Больше им тут поживиться нечем. Нынче не только волки голодны — и люди голодают. Проклятая война...
На время позабыв про волков, Мария стала смотреть вдаль, где, выбираясь из леса, дорога делала поворот. Смотрела в надежде увидеть огни Андрюшиной машины, хотя понимала, что при луне их трудно разглядеть. И все же смотрела, ждала Андрюшу: он скоро должен приехать вместе с последней автоколонной и тогда посадит ее рядом с собой в машину и отвезет в чудесный польский городок...
Не блеснула ли фара? Не слышно ли гула мотора? Не скрипит ли снег под шинами? Да, на повороте вспыхнули два луча, зажглись две звезды надежды, прощай, одиночество, прощайте, унылые поля, впереди уютный польский городок... Андрюша уже близко!
Но странный шум опять заставил ее вздрогнуть. Из березняка к перекрестку во весь опор неслась огромная волчья свора. Звери фыркали, рычали, повизгивали, подвывали на ходу. Поверх летящей стаи в призрачном лунном свете вскипала, клубилась снежная пыль. Стиснув приклад автомата, Мария нажала на спусковой крючок. Бежавший впереди уже знакомый матерый волк взвыл и завертелся на снегу. Но обезумевшая свора, должно быть, ничего уже не слышала и не соображала. Лавиной неслась она вперед, со всех сторон обтекая Марию. Расстреляв диск до последнего патрона, она отбивалась прикладом, пока не потеряла сознание...
Машина лейтенанта Скворцова врезалась в самую гущу волчьей стаи. Ленивой трусцой хищники разбегались с дороги. Выскочив из машины, Андрей с шофером открыли пальбу. С воем, с визгом волки скрылись в придорожном березняке.
Андрей нагнулся, поднял с земли автомат. На ремешке его отчетливо обозначились следы волчьих зубов. Андрей узнал автомат Марии.
— Мария! — крикнул он, не узнавая собственного голоса.— Мария...
По дороге от бани бежали Светлана и Ольга.
— Андрюша, что случилось? Андрюша!
— Мария...— придушенным голосом сказал лейтенант.
Чтобы побороть волнение, он сел в машину, прижался головой к ветровому стеклу. Вокруг машины собирались
его спутники. Андрей по-прежнему сидел, закрыв лицо руками. Потом выпрямился, снял очки, протер глаза и спокойно сказал:
— Девушки... там все, что осталось... Мы ее похороним на городском кладбище Полчаса спустя автоколонна двинулась в путь. Луна
успела достичь зенита и теперь ярко освещала недавнее поле боя с запорошенными снегом траншеями. Радужно искрились снежинки, а лейтенант Андрей Скворцов, сидя рядом с шофером, ничего этого не видел. У него на коленях лежал автомат Марии со следами волчьих зубов на ремешке. Андрей до хруста пальцев сжимал холодный ствол автомата, как будто тот был главным виновником происшедшей трагедии.
НОЧНОЙ ЗВОН
Недавно я сделался невольным свидетелем странного и необычного происшествия.
Это произошло летом, во время моего отпуска, последние дни которого я проводил в небольшом курземском городке у своего друга Айвара Лициса. Друг радушно принял меня и посвятил мне весь свой досуг. Он был страстным рыболовом. Ни днем ни ночью не давали ему покоя славившиеся обилием рыбы окрестные озера и бегущие по узким долинам речки. Что касается меня, то, должен признаться, я никогда не увлекался рыбной ловлей, потому что был не в состоянии ни насадить червяка на крючок, ни тем более снять с него пойманную рыбу.
Но не только среди рыболовов есть любители посидеть на живописном берегу речки. Всякий, у кого в душе есть хоть капля романтики, кто чувствует и понимает природу, склонен к этому.
Ежедневно, как только у Айвара кончался рабочий день в прокуратуре, мы отправлялись в поход и до самого рассвета бродили вдоль речек и озер. И лишь последний вечер перед расставанием мы решили провести дома, чтобы еще раз в задушевной беседе перебрать далекие, но такие прекрасные воспоминания о полузабытых днях детства.
Около полуночи, когда мы собирались ложиться спать, вдруг загудел церковный колокол. По звону можно было судить, что колокол дергала неумелая рука.
— Что это значит? — спросил я.— Набат?
Айвар подошел к окну и всмотрелся в ночную тьму.
— Нет, это не набат.
— Но кто же так поздно звонит?
— Это какой-то необычный церковный звон,— сказал, пожимая плечами, Айвар.— Такое я слышу впервые. Я позвоню в милицию.— Он подошел к письменному столу и снял телефонную трубку.— Милиция? Говорит прокурор Лицис. Выясните, кто там звонит на колокольне, нарушает ночной покой! — Положив трубку, он засунул руки в карманы брюк и нервно заходил взад-вперед.— Кто бы это мог быть? Наверно, старый Витум сошел с ума.
— Кто это — старый Витум? — спросил я.
— Пономарь. Очень странный старик,— с откровенной неприязнью пояснил Айвар.— В прошлом подрядчик-строитель, по образованию архитектор.
— Архитектор — пономарь? — с недоверием переспросил я.
— Да,— подтвердил Айвар.— Когда-то, говорят, был хорошим специалистом. После войны махнул на все рукой, живет в домике пономаря и целыми днями играет на церковном органе.
— Почему ему не поручают работу по специальности? — спросил я.— Разве нам ничего не надо строить?
— Как же не надо! — воскликнул Айвар.— В прошлом году построили промышленный комбинат, большой магазин. Нынче осенью должна быть открыта вновь возведенная средняя школа, которую во время войны разбомбили. Хотели назначить Витума руководителем работ, но он и слышать не хочет. «Стар, говорит, надо в церкви убирать да и за могилой сына следить...»
— У Витума умер сын?
— Да. Погиб,— сказал Айвар и закурил. Заметно было, что он с неприязнью относится даже к родственникам старого пономаря
Меня это заинтересовало, и я решил допытаться, в чем дело.
— Когда он погиб? — спросил я.— Во время Отечественной войны?
— Сгорел в курземском котле. В конце войны, за несколько дней до капитуляции гитлеровцев...— пояснил Айвар. Глубоко затянувшись дымом сигареты и выпустив к потолку синюю струйку, он сел к письменному столу и продолжал: — Бывший шуцман, настоящий гитлеровский прислужник. Второй сын Витума — эсэсовец, служили здесь в тайной полиции. Местные жители говорят, что оба они были настоящими живодерами.
— А старый Витум? — спросил я.
— Жил спокойно. Строил себе и сыновьям дома. Мы их национализировали.
— Это его и озлобило,— заметил я, но Айвар был иного мнения.
— Ему не на что обижаться. Мы не тревожили его. Привез из лесу погибшего сына и похоронил здесь же, на кладбище у церкви. Второй сын сейчас в эмиграции, за границей. Присылает письма, посылки. Ему не на что обижаться...
Пока мы разговаривали, звон на колокольне прекратился.
— Перестал! — воскликнул Айвар, вставая.— Милиция, наверно, уже там. Может быть, поехать и нам?
— Съездим! — почти умоляюще проговорил я. Мне очень хотелось увидеть старого Витума.
Айвар сунул в карман электрический фонарик, мы вышли из дому.
Открыв гараж, я завел машину. Айвар сел рядом, и мы помчались по улицам затихшего городка к церкви, расположенной поодаль, у старого кладбища, и наполовину утопавшей в густой зелени деревьев. Улицы освещала яркая луна. Городок спал, лишь в некоторых окнах виднелся слабый свет и кое-где на перекрестках стояли запоздалые прохожие, обсуждая причину непонятного ночного звона.
— Витум и эту церковь строил,— рассказывал Айвар.— Во время войны в колокольню попала граната, и Витум своими руками починил повреждение. Люди болтали, что, мол, хотел бога задобрить за грехи сыновей. Так вот он со своей старой мадам и живет здесь как у Христа за пазухой, ненавидимый людьми и отвергнутый дьяволом.
Подъехав к воротам церкви, я затормозил. Мы выскочили из машины. Из тени деревьев вышли два милиционера.
— Товарищ прокурор,— сообщил один из милиционеров,— старый Витум не дает нам ключи от церкви.
— Почему? — спросил Айвар.
— Говорит, там ничего нет. Просто в веревке колокола запуталась сова. Он ее вынул и отпустил на волю,— объяснил второй милиционер.
— Наблюдайте за церковью! — приказал Айвар.— Мы сходим за ключами.
Милиционеры исчезли в тени деревьев. Мы с прокурором подошли к дверям домика пономаря и постучали. Послышался сердитый лай собаки, но никто не отозвался. Мы стучали еще и еще, но все безрезультатно, только исступленно лаяла и кидалась на дверь собака. Раздвинув покрытые густой росой кладбищенские цветы, мы вошли в огороженный косыми жердями палисадник и остановились у окна.
Лицис вытащил карманный фонарик и зажег его. Из-за стекла на нас смотрело расстроенное лицо мужчины с длинной седой бородой. Это был старый Витум. Позади него на полу на коленях стояла его жена. Видимо, она молилась.
— Гражданин Витум, с вами говорит прокурор Лицис. Возьмите ключи от церкви и сейчас же выходите сюда!
Мы вернулись назад к дверям. Лай собаки затих. Заскрежетал ключ, и старый Витум приоткрыл дверь, снабженную для безопасности цепочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76