Увидев в журнале «Ботаз» («Мысли») мое первое опубликованное стихотворение, он обрадовался не меньше, чем я. Фрицис всегда радовался чужой радости и печалился из-за чужой беды.
Мы вместе с ним довольно часто посещали писательские вечера, театры, кино, концерты, оперу. Самое сильное впечатление оставляла у него музыка. Помню, однажды, попав на галерку оперного театра и прослушав Девя- тую симфонию Бетховена, мы потом всю ночь пробродили в тронутых осенью парках и никак не могли прийти в себя от волнения. Фрицис был настолько потрясен, что совсем притих. Когда я его о чем-то спросил, он сказал:
— Знаешь, поговорим-ка лучше со звездами.
— Так ведь на небе сегодня нет звезд,— ответил я. Ои, взглянув на осенние тучи, сплошь покрывшие
небо, грустно улыбнулся.
— Да, на нашем небе нет звезд.
Я понял, что он выразился в переносном смысле, имея в виду нашу тогдашнюю жизнь.
В буржуазной Латвии и в самом деле ночь была темной, а небо беззвездным.
Чтобы зажглись на небе звезды, чтобы жизнь угнетенных стала светлей, комсомолец Фрицис Гайлис пожертвовал своей молодой прекрасной жизнью.
Загадочные следы
В нелегком повседневном труде и общественной деятельности в стенах гимназии и за ее пределами созидалась личность Фрициса Гайлиса, быстро превратившегося в революционного вожака саркан даугавской молодежи.
Стремясь поскорей с ним расправиться, и днем и ночью преследовали его полицейские ищейки.
Однажды он появился в школе с опозданием и казался очень взволнованным; заметно было, что он запыхался от бега.
— За мной сейчас гнались шпики,— шепнул он мне на ухо.
Я понял, что ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы сбить их со следа.
Фрицис любил природу — речные заводи, сверкающую гладь озер, таинственную тишину лесов. Ему, неизменному участнику всех экскурсий, чрезвычайно нравилось быть в кругу своих товарищей, петь революционные молодежные песни, рассказывать, шутить. Это свойство его характера ценили друзья.
Как-то мы договорились в один из субботних дней отправиться в Цесис на экскурсию.
Фрицис знал, что у меня в это время было крайне скудно с деньгами, и вот на станции он уже ждал меня с железнодорожными билетами. Когда же я протянул ему деньги, он с улыбкой уклонился от моей протянутой руки.
— Я сегодня получил жалованье. Позволь мне заплатить...
До Цесиса мы, однако, не доехали, начался дождь: время было осеннее. Проехав какую-то часть пути вместе
с товарищами, мы с Фрицисом вернулись. С самого начала у нас была договоренность, что я заночую у него.
— Знаешь, а мы неженки,— сказал он мне на обратном пути.
— Почему неженки? — удивился я.
— Потому что не поехали на экскурсию. Раз уж приняли решение, должны были довести дело до конца, а там будь что будет.
Я выразил полное с ним согласие, и он радостно хлопнул меня по плечу.
— Прекрасно, тогда мы отправимся не домой, а в Межапарк пешком и проведем ночь на берегу Кишозера.
Я согласился, и мы через центр города зашагали к Межапарку. А дождь все шел.
На берегу озера под соснами соорудили мы шалаш из веток и собственных пиджаков и улеглись спать. Сон, однако, не шел, разговорились о школе, товарищах, о подпольной работе. Фрицис вдруг поскучнел.
— В последнее время у меня дома происходит нечто непонятное,— сообщил он.— Я заметил, что, когда вечерами возвращаюсь из школы, кто-то бродит под моими окнами, какой-то таинственный незнакомец. Стоит мне выйти наружу, как он исчезает, а позже снова появляется. Как-то я насыпал под окнами пепел. Утром обнаружил на нем отпечатки чьих-то следов.
— За тобой следят! — воскликнул я.
— Потому-то я и не мог пригласить тебя сегодня к себе ночевать,— хмуро добавил он.— Не то оба попадемся.
И все мне вдруг стало так ясно, так понятно... От этих таинственных незнакомцев комсомольцу Фрицису Гай-лису никогда, до самого смертного часа, не избавиться.
Кровь на булыжной мостовой
В 1932 году меня призвали в армию буржуазной Латвии. Я вынужден был на целый год расстаться со школой, учением, товарищами.
Помню, был холодный зимний день, открыл я свежую газету и застыл от ужаса. Через всю газетную полосу огромными красными буквами было напечатано: «В застенках политической управы убит юноша-рабочим Фрицис Гайлис».
Палачи зверски мучили его и, чтобы скрыть следы кровавого преступления, выбросили из окна верхнего этажа политической управы
Невинная кровь комсомольца Фрициса Гайлиса, пролившаяся на булыжную мостовую Риги, подняла невиданную до сих пор волну возмущения.
В день похорон комсомольца рижские рабочие, вся прогрессивная молодежь города вышли на демонстрацию. Улицы полыхали красными знаменами. Воздух сотрясали революционные песни и проклятия убийцам. Возникали стычки с конной полицией и шпиками.
Даже мертвого комсомольца убийцы не позволяли спокойно похоронить.
Нападение платных хулиганов во время похорон было отражено.
Могилу Фрициса Гайлиса, находившуюся вблизи от места упокоения великого Райниса, народ окружил плотной стеной. Звучали музыка, песни, пламенные речи.
В тот зимний день возле сосен, где в первую школьную осень Фрициса Гайлиса полыхал багряный дикий виноград, поднялась целая гора красных цветов.
Народ не забывает своих борцов. Народ помнит их сегодня и будет помнить вечно.
На темном небе, на темном, беззвездном небе вскоре загорелись первые яркие звезды надежды, и за ними вслед заполыхала утренняя заря свободы.
ГОРОХОВЫЙ МАРЦИС
Красновато-зеленое зарево, которое в эту августовскую ночь двигалось с запада на восток, понемногу становилось прозрачным как стекло.
В его блеклом, белесом свете вырисовывались окружающие предметы — сначала их очертания, а потом уж их природный, естественный вид.
Хвойный лес с левой стороны, чуть дальше, впереди,— пожелтевшее под августовским солнцем ржаное поле, еще дальше, с правой стороны,— луг и извилистый берег реки. Здесь вчера вечером рвались вражеские снаряды, строчили пулеметы и автоматы.
От невидимой за берегом и зарослями аира реки подымался легкий белый туман.
Эта картина еще больше усиливала впечатление глубокого покоя, царившего сейчас вокруг.
Трудно было представить, что маленькая речушка и жидкие пряди тумана разделяли два враждебных друг другу мира — советскую армию и гитлеровских захватчиков, солдат свободы и кровавых бандитов.
Андрей Целмс, до войны рижский учитель, а теперь батальонный командир латышского добровольческого полка, сидел у окна старой эстонской ветряной мельницы и наблюдал за полем боя, которое, это он доподлинно знал, скоро снова пробудится.
Во время вчерашней битвы он не раз спасал старую мельницу от вражеских мин и гранат. Толстые, выстроенные из валунов мельничные стены упорно сопротивлялись огневому натиску противника. Изгрызенные зубами времени крылья мельницы и крыша были растерзаны осколками. Изрешечены — просто дырка на дырке, но пока что держались.
Почти так же, как эта мельница, держатся мои ребята, думал Андрей Целмс. Его батальон состоял преимущественно из рижских рабочих и комсомольцев, которые еще не сменили гражданскую одежду на военную форму. Не обученные военному делу, эти люди тем не менее ни разу не посрамили частей советской армии, в составе которых сражались.
Потускневшее под горячим дыханием сражения мельничное окошко запотело, и Целмс протер его рукавом обтрепанного пиджака, чтобы лучше разглядеть поле боя.
Мельница — их так обычно строили — расположена была на взгорке, и отсюда все, происходящее вокруг, было видно как на ладони.
Где-то взорвалась вражеская мина, затем последовало несколько коротких пулеметных очередей. Наверное, возвращались с задания батальонные разведчики, подумал Андрей Целмс.
Недалеко от него, на трухлявом мельничном полу, лежали пять человек; адъютант, три ротных связиста и молоденький парнишка, совсем мальчик, Марцис Зирнис. Все в батальоне звали его Гороховым Марцисом, но он не обижался.
Они спали так крепко, как только могут спать на фронте усталые солдаты, и, если бы их никто не разбудил, думал Целмс, проспали бы до следующего вечера.
Однако занимался новый день, предстоял новый беспощадный бой, и командир волей-неволей должен был разбудить своих бойцов и послать на задание.
Гороховый Марцис пусть еще немного поспит, решил командир. Он самый молодой среди них, нет полных шестнадцати, а таким недозревшим маленьким горошинам сна требуется гораздо больше, чем закаленным, изведавшим военные тяготы мужчинам.
Марцис считался штабным связистом полка, но пока известий для передачи в штаб не было. Вот вернутся разведчики, тогда...
Андрей Целмс тихонько разбудил адъютанта и вестового, дал им задание и одного за другим отправил к ротным командирам. Адъютант поспешил на передовую линию фронта встречать разведчиков с новыми сведениями. Целмс опять приник к холодному оконцу. Он пытался разгадать тайный замысел врага. Вчера немцы на этом участке фронта пообломали себе зубы, думал Целмс, и потому вряд ли сегодня повторят то же самое. Наверное, сделают попытку обойти слева или справа стойких защитников Эстонии.
Здесь, позади них, расположен небольшой эстонский городок Козе, от которого лучами расходятся во все стороны дороги. Если немцам удастся обходной маневр, то части, защищающие берег, вынуждены будут отойти, чтобы избежать окружения. Но в каком же месте в случае надобности отойти?
Целмс достал из планшета карту фронта и тщательно обследовал окрестности. Ясно: враг пробивается прямо к Таллинну. Именно к Таллинну, и не иначе...
Гороховый Марцис забормотал во сне и, перевернувшись, лег навзничь — вероятно, отлежал себе бок.
Теперь взору полностью открылось мальчишеское лицо с совсем еще детским ртом. На Марцисе были поистрепавшаяся на фронте школьная форма и фуражка, которая сейчас съехала ему на затылок и обнажила взлохмаченные льняные волосы. Одной рукой паренек обхватил карабин. Он спал спокойно и тихо, совсем неслышно дышал: так спят только в родительском доме.
Удивительная встреча, подумал Андрей Целмс. Гороховый Марцис — его ученик и прибился к батальону не в Латвии, а в Эстонии. Мальчик гостил в Салацгриве у своего дяди-рыбака и в первые дни войны бежал от наступавших гитлеровцев в Эстонию.
По дороге туда он несколько раз натыкался на немцев. Задержав ненадолго, его отпускали. В одну из ночей, после боя, Гороховый Марцис перешел линию фронта и очутился в батальоне, которым командовал его учитель.
«Ну разве не удивительное совпадение,— думал Целмс.— Ах ты, мой Горошек! При первом удобном случае я отправлю тебя в тыл. Здесь на каждом шагу тебя подстерегает опасность. Связной полка — это, конечно, не такое уж трудное дело, не то что сражаться на передовой, но и его пуля не щадит. Отправлю я тебя, Горошек» в тыл при первой возможности отправлю... Я твой учитель и не могу допустить, чтобы ты рисковал жизнью. Не имею на это права...»
Гороховый Марцис зашевелился, встрепенулся, быстро сел на полу.
— Что?! Задание, учитель? — спросил он.— Проспал я, все ушли...
Андрей Целмс улыбнулся:
— Спи, спи. Нужно будет — подниму. Только не называй меня учителем. Здесь я командир.
— Товарищ командир, извините! А вас я прошу: не оберегайте меня. Я уже не ваш ученик, не школьник. Доверьте мне какое-нибудь дело, все исполню.
— Я тебе доверяю: не доверял бы — ты не стал бы моим связным. Шутка ли: связной, поддерживающий связь со штабом полка. Твой велосипед в порядке?
— Так точно, товарищ командир,— по-военному ответил Марцис.— Вчера вечером проверял, шины подкачал. Прикажете ехать?
— Вернется с задания адъютант, тогда,— ответил командир.— Но если уж ты проснулся, давай завтракать, чтобы потом не мешкать.
Марцис достал хлеб, открыл коробку консервов. Ели они молча, прислушиваясь к тому, как понемногу пробуждался фронт. На передовой начали рваться мины, залаяли пулеметы.
В толстые каменные стены мельницы ударило и со страшным грохотом взорвалось несколько артиллерийских гранат, с потолочных балок осыпалась целая туча обломков и.пыли. Марцис слегка вздрогнул, но продолжал есть, будто ничего не происходило. На его светлые волосы упал огромный паук, мальчишка брезгливо взял его двумя пальцами и сбросил на пол.
— Фу, мразь! Не люблю пауков,— сердито сказал он.
— Почему? — спросил командир.
— Мне они напоминают свастику на гитлеровских знаменах.,.
— Мне тоже,— командир улыбнулся.— Но пауки ни в чем не виноваты. Они уничтожают мух, а гитлеровцы убивают людей. Разница.
— Да, конечно, разница,— уплетая с чавканьем консервы, ответил Марцис.— Но пауков я боюсь.
Едва в проломленные двери мельницы проскочил адъютант, как снова каменные стены содрогнулись от взрыва. На этот раз снаряд, видимо, задел деревянную кровлю, сверху что-то полетело вниз, тяжко бухая и треща.
Адъютант сообщил, что ночью разведчики обнаружили перегруппировку противника. Правые фланги немцы перемещали влево. Это подтверждали и наблюдения самого Целмса: фашисты явно намереваются, пробравшись через лес, занять городок Козе, находившийся в нескольких километрах от мельницы, с тыла.
Об этом маневре врага необходимо немедленно сообщить в штаб полка.
Пока Гороховый Марцис готовился в путь, командир написал донесение начальнику штаба.
— Доставь его как можно быстрее,— приказал Целмс.— И тотчас возвращайся назад.
— Слушаюсь! — ответил Марцис и повторил приказ: — Донесение доставить как можно быстрее и тотчас возвращаться назад.
— Ладно, Горошек,— батальонный командир положил руку на плечо паренька.— Езжай! Мы ждем тебя.
Марцис вскинул на спину карабин, вывел из-под мельничного навеса велосипед, вскочил на него и пошел что есть мочи вертеть педали.
Совсем рядом, за его спиной, на дороге то и дело бухали снаряды, но Марцис мчался не оглядываясь. Казалось, его подгонял ветер — так стремительно несся его велосипед по дороге, которая петляла в желтом ржаном поле.
Достигнув большака, ведущего на Козе — Таллинн, Марцис остановился, чтобы взглянуть на карту местности и по возможности спрямить — лесом — путь и таким образом скорее выполнить задание.
Штаб полка находился по крайней мере в восьми километрах от сосновой рощицы у Перилов. Там же занимали позиции остальные два батальона.
Марцис отыскал на карте неширокую лесную дорогу,
но решил на этот раз по ней не ехать, оттого что лесные дороги обычно ухабисты и мокры. Он взял направление на Козе, так как туда вела хорошая дорога с наведенным через речушку мостом.
Солнечное утро было красивым и тихим. Если бы с передовой линии фронта время от времени не доносились пулеметные очереди и уханье минометов, если бы в кармане не лежало донесение командира, если бы не крайняя необходимость спешить, Марцис свернул бы к реке и вытащил вчера вечером поставленный там перемёт.
В такие ночи, как сегодняшняя, считал Марцис, славно ловятся щука и угорь. Не нагрянь фашисты и не застрели они дядю, он, Марцис, наверное, отправился бы с ним из Салацгривского порта в море ставить мережи на угрей, а дома, в Риге, мать в это время подавала бы отцу завтрак да следила, чтобы тот не опоздал на работу в типографию. На кой черт фашистам было лезть на нашу землю, спрашивал он у самого себя. Ведь уже почти всю Европу захватили.
Городок Козе изредка обстреливала немецкая артиллерия. Улицы его казались вымершими, то здесь, то там виднелись развалины домов.
С вражеской стороны нарастал мощный гул. Шли бомбардировщики, и Марцис стал еще сильней нажимать на педали велосипеда, только бы скорей миновать этот мрачный город Козе.
Едва успел добраться до реки, как позади него одна за другой разорвались смертоносные бомбы. Хорошо, что жители покинули эти места, подумал Марцис, не то здесь было бы немало жертв.
Проскочив мост, он сошел с велосипеда, напился теплой речной воды и ополоснул лицо. Под мостом шныряли стайки окуней и плотвы: взрывы растревожили рыбу. Марцис давно приметил, что под мостами ее водится больше, чем в иных местах. Отчего так, неизвестно. Жаль, война, а то сюда бы с удочкой нагрянуть, вот было бы здорово! Но тут парнишка спохватился: он ведь торопиться должен. Выбравшись на берег, оседлал велосипед и помчал по галечной дороге. До штаба оставалось километров пять...
Вручив донесение, он получил ответный приказ командира полка и тут же повернул обратно на старую мельницу. Что там сейчас происходит у учителя? То есть командира, а не учителя, поправил он себя мысленно. Какое же счастье, что он встретил этого человека. Разве
кто другой доверил бы ему такое ответственное поручение? Разумеется, нет...
Хотя под шинами велосипеда хрустела галька и взгляд Марциса был прикован к дороге, все-таки ухо уловило: на передовой произошли какие-то перемены.
По грохоту выстрелов можно было судить, что бой идет уже вблизи Козе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76