Оглядываясь назад, я думаю, что необходи-
мость разрешить это противоречие была очень ценным
опытом, который я приобрел. В то время я чувствовал,
что нахожусь в двух совершенно разных мирах и <эти
двое никогда не встретятся>.

К концу интернатуры важно было получить работу,
чтобы поддержать мою растущую семью, хотя моя док-
торская диссертация и не была завершена. Вакантных
мест было немного, и я вспоминаю, какое чувство об-
легчения и радости охватило меня, когда я нашел рабо-
ту. Меня взяли психологом в Отдел изучения ребенка
Общества предотвращения жестокого обращения с
детьми в Рочестере, штат Нью-Йорк. В отделе было три
психолога, и моя зарплата составляла 2900 долларов в
год.

Сейчас я смотрю на эту должность с удивлением и

Термин переводится нами как <направляющая
помощь>. Она включает тестирование и личные беседы, в кото-
рых совместно с клиентом вырабатывается направление его
дальнейшего общеобразовательного, профессионального или
семейного развития. Существуют центры направляющей помо-
щи в школах и колледжах, агентства, которые оказывают на-
правляющую помощь в выборе профессии, а также консульта-
ции по проблемам семьи. Специалист, занимающийся направ-
ляющей помощью, имеет или образование консультанта по про-
блемам образования, или другое образование и опыт, позволяю-
щие ему давать консультации и оказывать направляющую по-
мощь. - .

К. Роджерс неточно цитирует строки из стихотворения
Р. Киплинга <Баллада о Востоке и Западе>:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
И с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей
На Страшный Господень Суд.



усмешкой. Причина моей радости заключалась в том,
что это был шанс заниматься тем, чем я хотел. Тот факт,
что при разумном рассмотрении это был профессио-
нальный тупик, что я буду профессионально изолиро-
ван, что зарплата была мала даже по стандартам того
времени, вспоминаю, кажется, не приходил мне в голо-
ву. Я думаю, что у меня всегда было такое чувство, что,
если мне дадут возможность заниматься тем, что мне
более всего интересно, все остальное как-нибудь ула-
дится.

Годы в Рочестере

Последующие 12 лет в Рочестере были для меня
чрезвычайно полезными. По крайней мере первые во-
семь лет я был полностью поглощен работой практиче-
ского психолога, проводя психотерапевтические бесе-
ды и занимаясь диагностикой и разработкой методов
помощи несовершеннолетним преступникам и детям из
малообеспеченных семей, которых присылали нам суд
и агентства. Это был период сравнительной профессио-
нальной изоляции, когда все было направлено на то,
чтобы работать с нашими клиентами как можно эффек-
тивнее. Мы должны были принимать и успехи, и неуда-
чи и в результате вынуждены были учиться. Выбирая
тот или иной метод работы с этими детьми и их родите-
лями, я задавался лишь одним вопросом: работает ли
этот метод, эффективен ли он? Я обнаружил, что начал
все более часто формулировать свою собственную по-
зицию, исходя из каждодневного рабочего опыта.

Я могу привести три примера из этого опыта, не-
больших, но очень важных для меня в то время. Мне
кажется, все они являются случаями разочарования -
в авторитете, материалах и в себе.

Готовясь к работе психолога, я был весьма увлечен
работами доктора Уильяма Хили, в которых утвержда-
лось, что в основе преступного поведения часто лежит
сексуальный конфликт и что, если этот конфликт будет
выявлен, преступное поведение прекратится. На вто-
ром или третьем году пребывания в Рочестере я очень
много работал с молодым пироманьяком, у которого бы-
ло необъяснимое стремление поджигать. День за днем,
беседуя с ним в камере предварительного заключения,



я постепенно выяснил, что его желание восходило к
сексуальным импульсам, связанным с мастурбацией.
Эврика! Проблема была решена! Однако, будучи услов-
но освобожден, он опять попал в ту же историю.

Я помню, какой это был для меня удар. Хили мог
ошибаться! Возможно, я узнал что-то, чего Хили не
знал. Почему-то этот случай заставил меня понять, что,
возможно, и в теориях авторитетов есть ошибки и что
можно открыть еще что-то новое.

Следующее мое наивное открытие было другого ро-
да. Вскоре после прибытия в Рочестер я проводил со
студентами дискуссию о технике беседы. У меня был
опубликованный почти дословный протокол беседы с
одним родителем, в которой психолог выглядел как про-
ницательный умный человек, быстро добравшийся до
источника трудностей. Я был счастлив, что мог исполь-
зовать этот протокол как пример хорошей техники ве-
дения беседы.

Несколько лет спустя, проводя подобное занятие, я
вспомнил про отличный материал. Я отыскал его, пере-
читал и был потрясен. Теперь беседа казалась мне ум-
ным юридическим допросом, который убедил родителя
в наличии у него неосознаваемых мотивов и вырвал
признание его вины. Сейчас я знаю из собственного
опыта, что такая беседа не принесет настоящей пользы
ни родителю, ни ребенку. Этот случай заставил меня
прийти к выводу, что я должен отказаться от любого
подхода, который является принудительным или подтал-
кивающим клиента, причем не из теоретических сооб-
ражений, но потому, что такие подходы только с виду
эффективны.

Третий случай произошел несколько лет спустя. Я
научился более тонко и терпеливо интерпретировать
клиенту его поведение, стараясь удачно выбрать время
для этого и делать это так мягко, чтобы моя интерпре-
тация была принята. Я работал с очень интеллигентной
матерью, у которой сын был маленьким чудовищем.
Причина, очевидно, лежала в ее отвержении мальчика
в прошлом, но на протяжении многих бесед я не мог
помочь ей осознать это. Я старался привлечь ее внима-
ние к этой теме. Я мягко приближал ее к тем обстоя-
тельствам, о которых она мне сама рассказала, с тем
чтобы она увидела их смысл. Но все было напрасно.
Наконец я сдался. Я сказал ей, что, кажется, мы оба

старались, но потерпели неудачу и что нам лучше всего
расстаться. Она согласилась. На этом мы завершили бе-
седу, попрощались, и она пошла к двери. Затем она
обернулась и спросила: <А взрослых вы консультируе-
те?> Когда я ответил утвердительно, она сказала: <Хо-
рошо, тогда помогите мне>. Она подошла к стулу, с ко-
торого только что встала, и начала выплескивать свое
отчаяние по поводу замужества, запутанных отношений
с мужем, своего смятения и неудач. Все это так отлича-
лось от стереотипной <истории болезни>, которую она
преподнесла ранее! Тогда и началась настоящая психо-
терапия, и в конечном счете она была очень успешной.

Этот случай был одним из многих, которые помогли
мне ощутить, а потом и осознать, что именно клиент
может знать, что его беспокоит, в каком направлении
надо идти, какие проблемы являются для него сущест-
венными, какой жизненный опыт находится у него в
глубинах сознания. Мне стало ясно, что до тех пор, пока
у меня не будет необходимости демонстрировать свои
ум и знания, в процессе психотерапии лучше опираться
на клиента, когда выбираешь, куда двигаться и что де-
лать.

Психолог или... ?

В это время я начал сомневаться, психолог ли я.
Психологи Рочестерского университета дали мне по-
нять, что то, что я делаю, - это не психология; они
также не были заинтересованы в моем преподавании на
отделении психологии. Я посещал заседания Американ-
ской психологической ассоциации и обнаружил, что до-
клады там в основном касались процессов научения у
крыс и лабораторных экспериментов, не имеющих ни-
какого отношения к тому, что я делал. Социальные ра-
ботники - психиатры, казалось, говорили на моем язы-
ке, поэтому я стал проявлять интерес к профессии со-
циального работника, работая в местных и даже в об-
щенациональных отделениях. Только тогда, когда была
образована Американская ассоциация по прикладной
психологии, я стал действительно активно работать в
качестве психолога.

Я начал читать лекции в университете на отделении
социологии о том, как понимать трудных детей и обра-

щаться с ними. Вскоре отделение образования также
признало, что эти курсы относятся к психологии обра-
зования. (Перед тем как я уехал из Рочестера, отделе-
ние психологии также испросило разрешения занести
их в программу, таким образом, я был признан психо-
логом.) Только теперь, описывая эти события, я начи-
наю осознавать, как упорно я шел своим собственным
путем, не заботясь о том, иду ли я в ногу с представи-
телями моей профессии или нет.

Недостаток времени не дает мне возможности рас-
сказать о том, как мной было открыто отделение Цент-
ра направляющей помощи в Рочестере, или о борьбе с
некоторыми психиатрами, которая также была частью
моей жизни в то время. Эти административные заботы
не имели особого отношения к развитию моих идей.

Мои дети

Период раннего детства моих сына и дочери совпал
с периодом моей работы в Рочестере. Их развитие нау-
чило меня гораздо большему, чем любое профессио-
нальное обучение. Мне кажется, в то время я не был
хорошим отцом, к счастью, у них была великолепная
мать - моя жена, благодаря которой я постепенно ста-
новился все более и более, понимающим родителем. Ко-
нечно, бесценным было то преимущество, которое я
имел в эти годы и позже, общаясь с двумя прекрасными
восприимчивыми душами, с их горестями и радостями
детства, с натиском и трудностями подросткового воз-
раста, с их взрослением и началом собственной семей-
ной жизни. Я думаю, что и моя жена считает одним из
самых лучших достижений, которое когда-либо мы име-
ли, то, что мы можем интимно, по-настоящему общаться
со своими взрослыми детьми и их супругами, а они -
с нами.

Годы в штате Огайо

В 1940 году я принял предложение преподавать в
государственном университете штата Огайо. Уверен,
что единственной причиной, по которой меня пригласи-
ли, была моя книга <Клиническое лечение трудного ре-
бенка>, которую я вымучил во время каникул и кратких

отлучек. К моему удовольствию и чего я совсем не ожи-
дал, мне предложили должность профессора. Я от всей
души рекомендую начинать свою карьеру в научном ми-
ре на этом уровне. Я часто чувствовал благодарность за
то, что не вступал в унижающее ученого соревнование
в продвижении <ступенька за ступенькой> по лестнице
карьеры на факультетах университета, участники кото-
рого усваивают лишь один урок - не высовываться.

Именно пытаясь научить студентов-выпускников
университета Огайо тому, что я узнал о лечении и кон-
сультировании, я, пожалуй, впервые начал понимать,
что на основе своего опыта сформировал совершенно
отличный от других взгляд на эти проблемы. Когда же
я постарался очертить контуры некоторых моих идей и
представить их в статье, опубликованной в декабре
1940 года в Миннесотском университете, реакция ок-
ружающих была очень бурной. В первый раз я почувст-
вовал, что моя новая теория, которая казалась мне бле-
стящей и полной великолепных возможностей, пред-
ставляла угрозу для других людей. То, что я очутился в
центре критики, доводов за и против, обескуражило ме-
ня и заставило задуматься. Несмотря на это, я чувство-
вал, что мне есть что сказать, и я написал рукопись
<Консультирование и психотерапия>, изложив в ней
то, что, по моему мнению, является более эффективным
направлением в психотерапии. И опять с некоторым
удивлением я сейчас осознаю, как мало я старался быть
практичным. Когда я представил рукопись, издатель
счел ее интересной и обладающей новизной, но хотел
знать, для какого курса и университета она предназна-
чается. Я ответил, что знаю только две возможности ее
использования - курс, где я преподавал, и еще один
курс в другом университете. Издатель думал, что я сде-
лал большую ошибку, не приспособив мой текст к со-
ответствующим университетским курсам. Он очень со-
мневался, сможет ли продать 2000 экземпляров книги,
что было необходимо, чтобы покрыть затраты на ее из-
дание. И только тогда, когда я сказал, что отдам книгу
в другое издательство, он решил вступить в игру. Я не
знаю, кто из нас был более удивлен - к настоящему
времени уже продано 70 000 экземпляров, и спрос
еще не удовлетворен.



Недавние годы

Я думаю, что с того времени по настоящее моя про-
фессиональная жизнь - 5 лет в штате Огайо, 12 - в
Чикагском университете и 4 года в Висконсинском уни-
верситете - очень хорошо отражена в тех книгах, ко-
торые я написал. Я кратко изложу некоторые итоги,
важные для меня.

Я научился входить во все более глубокие психотера-
певтические отношения со все увеличивающимся числом
клиентов. Это и сейчас, и в прошлом приносило мне боль-
шое удовлетворение. Временами и сейчас, и тогда было
очень тяжело, когда сильно страдающий человек, кажет-
ся, требует от меня большего, чем у меня есть, чтобы
удовлетворить его нужды. Психотерапия требует от тера-
писта постоянного личностного роста, а это иногда болез-
ненно, хотя в конечном счете приносит свои плоды.

Я бы также хотел отметить все возрастающую важ-
ность для меня исследовательской работы. Психотера-
пия - это опыт, в котором я могу быть субъективен.
Исследования - это опыт, в котором я отстраняюсь и
стараюсь рассмотреть богатый субъективный опыт объ-
ективно, применяя все элегантные методы науки, чтобы
определить, не обманываю ли я себя. Во мне растет убеж-
дение, что мы откроем законы личности и поведения, ко-
торые так же важны для прогресса человека и его пони-
мания, как закон тяготения или законы термодинамики.

На протяжении последних двух десятилетий я как-то
привык к борьбе, но все же меня удивляет ответная
реакция на мою теорию. Мне всегда казалось, что я
излагал свои мысли лишь как предположения, которые
могут быть приняты или отвергнуты читателями или уча-
щимися.

В различных местах в разное время мои идеи вызы-
вали чувства гнева, презрения, критику у психологов,
консультантов и педагогов. И как только у этих специ-
алистов страсти улеглись, они опять разгорелись среди
психиатров,, некоторые из которых чувствуют в моей
работе угрозу их наиболее оберегаемым и незыблемым
принципам. Волны критики нанесли мне, пожалуй, не
больший урон, чем тот, который нанесен некритичными
и нелюбознательными <учениками> - теми, кто взял что-
то новое из моей теории и пустился в баталии со всеми
без исключения, используя в качестве оружия и пра-

вильные, и неправильные интерпретации моей личности
и моих идей. Иногда мне бывает трудно понять, кто
больше нанес мне урона - мои <друзья> или мои враги.

Очевидно, частично из-за необходимости сражаться
я стал очень ценить возможность уйти от людей, уеди-
ниться. Мне кажется, самыми плодотворными в моей
работе были периоды уединения от других людей, их
мыслей, профессиональных контактов и каждодневных
требований, когда я мог увидеть перспективу своей ра-
боты. Мы с женой нашли глухие места в Мексике и на
берегу Карибского моря, где никто не знает, что я пси-
холог, и где моими главными занятиями являются живо-
пись, цветная фотография, плавание с аквалангом. Од-
нако именно в этих уголках, работая не более 2-4 ча-
сов в сутки, я достиг больших успехов, чем когда-либо
за последние годы. Я очень ценю преимущества уеди-
нения.

Некоторые существенные итоги
моего познания людей

В предыдущем очень кратком очерке я обрисовал
внешние вехи моей профессиональной жизни. Я бы хо-
тел раскрыть вам ее содержание, рассказать о том, че-
му я научился за тысячи часов, проведенных в интимном
общении с людьми, страдающими от личных проблем.

Мне бы хотелось, чтобы было ясно, что это итоги
познания, важные лишь для меня. Я не знаю, будут ли
они важны и для вас. У меня нет желания выдавать их
за путеводитель для кого-либо еще. Однако я обнару-
жил, что рассказы людей о своем внутреннем мире цен-
ны для меня, хотя бы потому, что позволили мне осоз-
нать свои отличия. Именно имея это в виду, я предлагаю
вам на последующих страницах результаты моего по-
знания. В каждом случае я думаю, что они стали частью
моих действий и внутренних убеждений задолго до то-
го, как я их осознал. Конечно, они несколько отрывоч-
ны и неполны. Надо лишь заметить, что они как в про-
шлом, так и в настоящем очень важны для меня. Я по-
стоянно изучаю их. Часто я терплю неудачу, используя
их, но все же прихожу к выводу, что лучше действовать
в соответствии с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67