.. Касается как раз работников идеологического фронта. И п
о
ней судам запрещено рассматривать дела о неправильных увольнениях.
-- Подойдет! -- согласился Степан Трофимович. -- Приказ давай быстро. И
вот еще: проведи-ка все это числом, так, на неделю раньше. А то, выходит, мы
сами-то прохлопали, ждали, пока укажут...
Валентин уволочил свою отстающую ногу в дверь. Проводив его
снисходительным взглядом, Степан Трофимович сел за стол и вынул из бумаж
ника
сложенный вчетверо листок. На листке были написаны в два столбца фамили
и.
Над левым списком стоял знак минус, над правым плюс. Ягубов провел глазам
и
по левому столбику. Он начинался с Полищука. Возле этой фамилии стояли дв
а
вопросительных знака, их Степан Трофимович теперь уверенно вычеркнул. Д
алее
шли Раппопорт, Матрикулов (с вопросительным знаком), Ивлев, Качкарева (с
вопросительным знаком), Закаморный (уже вычеркнутый) и еще несколько
фамилий. Последним в колонке значился Макарцев. Ягубов вынул из карман
а
ручку, щелкнул, выпустив стержень, и аккуратно вычеркнул Ивлева.
После этого он прогулялся глазами по правой колонке со знаком плюс. Тут
стояли те надежные товарищи, которых он знал по старой работе, доказавши
е
свою преданность Ягубову единомышленники, на которых он мог опереться.
В
этом списке был вычеркнут Волобуев, поскольку его уже удалось перевест
и в
"Трудовую правду". Остальные работали в разных местах -- в райкомах, в
институтах, в органах, и с ними в принципе все уже было согласовано.
Большинство из них, правда, не имело дела с журналистикой, но в
организаторских способностях их сомневаться не приходилось.
Проглядев столбец, Ягубов поставил жирную точку возле фамилии Авдюхин
а.
Авдюхин работал инструктором в отделе агитации и пропаганды горкома, а
в
свое время был вместе с Ягубовым в Венгрии. Человек надежный,
немногословный. Информацию собирать умеет, а это для спецкора главное.
Вначале писать за него поручим Раппопорту, пусть поделится опытом с
товарищем. Продолжению этих размышлений помешал Кашин.
-- Порядок, Степан Трофимыч, -- он положил на стол приказ.
-- А мне он зачем? -- удивился Ягубов, убирая в бумажник листок с
фамилиями.
-- На подпись. Баба с воза -- кобыле легче.
-- Валя, дорогой! Я начинаю за тебя беспокоиться. Вызови Ивлева, пусть
подаст заявление по собственному желанию. После объясни ему насчет лич
ной
нескромности... Все оформи, как положено, тогда и на подпись.
Кашин молча взял приказ и смущенно вышел. Ягубов пожал плечами и стал
ходить по кабинету, додумывая ситуацию на ходу. Он похвалил себя за
смелость. Ведь редактора нет -- Ягубов взял на себя ответственность, хотя
Кашин и пытался напомнить, что Макарцев распорядился никаких кадровы
х
вопросов без него не решать. Но тут Игорь Иванович вряд ли возмутится.
Теперь у него рыльце в пушку, и придется ему эту пилюлю проглотить. В ЦК
Макарцева покрывали. Но если Политбюро получит данные, оргвыводы буду
т
сделаны сразу. Дело не в моей кандидатуре, подумал тут же Ягубов, вовсе не
в
моей! Дело в партийной принципиальности. Дубчек отстранен, а Игорь Ивано
вич
однажды положительно о нем отозвался.
Обдумав этот шаг, Ягубов прошел мимо Анны Семеновны в кабинет Макарцев
а
и по вертушке позвонил Шамаеву, референту Кегельбанова. Степан Трофимо
вич
полагал, что Егор Андронович, как только ему доложат о Ягубове, поймет, чт
о
по пустякам земляк его тревожить не станет. Шамаев отнесся к Ягубову
дружески, но на просьбу о личном приеме попросил изложить суть вопроса.
Степан Трофимович объяснил сжато и аргументированно, себя оставляя в
стороне. Сослался на мнение партбюро и редколлегии, исполнителем воли
которых он, Ягубов, является. Поколебался, не напомнить ли, что Макарцев
скрылся от органов в трудное для партии время, но решил, что этот факт
пригодится позже. Упомянул лишь сына Макарцева.
-- Записал? -- спросил, подождав, Ягубов.
-- Все записывается, -- успокоил Шамаев. -- Я доложу.
В приподнятом настроении Степан Трофимович вышел в приемную.
-- В ЦК, Леша! -- он слегка присвистнул.
Алексей вскочил и побежал впереди Ягубова, раскручивая ключи на
брелочке. Когда замредактора садился в машину, мотор уже работал. Двое
сотрудников вежливо раскланялись со Степаном Трофимовичем, и он им степ
енно
кивнул, подумав, что настанет время, когда шофер будет открывать перед ни
м
дверцу. Делается это для ранга не ниже завотделом ЦК. Впрочем, вопрос
несущественный, дверцу самому открыть нетрудно. В этом ощущается особы
й
демократизм.
Отъезд Ягубова Кашин наблюдал, стоя возле окна. За столом у него сидел
Ивлев.
-- На чье имя заявление?
-- Пиши на Макарцева. Как положено.
Он смотрел на Вячеслава с сочувствием.
-- Я ведь тут ни при чем. Сам понимаешь, я исполнитель. Приказали --
делаю. По мне бы -- работай ты у нас на здоровье хоть до пенсии...
-- Да видел я эту газету в гробу, Валентин! -- легко бросил Ивлев. --
Разве в этом дело?
-- Может, и устроишься где...
Не удержавшись, Кашин добавил от себя то, что не должен был говорить.
Статья, по которой Ивлев увольнялся, исключала такую возможность. Вячес
лав
этого не знал и не обратил внимания на последние слова завредакцией.
Вячеслав размашисто накатал заявление, расписался, протянул листок.
-- За трудовой книжкой попозже зайдешь, ладно?
В коридоре Ивлев остановился, заколебавшись. Он решил, что уйдет
побыстрей, чтобы ни с кем не встречаться, не объяснять, не выслушивать сло
в
сочувствия. Потом подумал, что скажет только Сироткиной. Но тут же убеди
л
себя, что и к Сироткиной лучше не заходить. Она узнает от других, когда его
уже не будет. У Якова Марковича тоже лучше не маячить. В результате заглян
ул
он к одному Полищуку.
-- Я сматываю удочки, Лев Викторыч. Привет!
-- В командировку? А почему я не знаю?
-- Видимо, Степан Трофимыч не изволил посоветоваться. Я совсем...
-- Что?! Да объясни же членораздельно! Ведь Макарцев запретил...
-- Это я слыхал, Лева... И вообще, поосторожней: я с хвостиком.
-- Чепуха! У них ничего не выйдет! -- Полищук включил селектор.
-- Анна Семеновна, Ягубов у себя?
-- В ЦК, Лев Викторыч. Будет часа через два...
-- Ясно, -- он нажал другой рычажок. -- Яков Маркыч, не могли бы вы
срочно зайти? Спасибо!
-- Я ушел, -- бодро сказал Ивлев.
-- Погоди!
-- Знаешь, настроения нет...
-- Но мы все переиграем, уверен!
Говорил он это в спину Вячеслава. Тот пожал плечами и быстро пошел к
лифту, чтобы не встретиться с Раппопортом.
Стол Полищука был заполнен материалами, подготовленными к 99-й
годовщине со дня рождения Ленина. Сегодняшний номер, целиком посвященн
ый
этой знаменательной дате, вместил малую толику. Теперь Полищук разбира
лся:
что не устареет до следующей, сотой годовщины, что надо пропускать
постепенно, по мере подготовки к юбилею, что вернуть обратно в отделы и
освежить новыми фактами, а что за полной непригодностью выбросить.
Ответсекретарь сдвинул в сторону неразобранные материалы, вытащил ном
ерной
телефонный справочник для служебного пользования и быстро листал его.
Взгляд Полищука уперся в Харданкина, с которым он вместе работал в ЦК
комсомола. Тот хотел быстро расти, радовался благам, которые можно получ
ить,
но на горло товарищам не наступал. Когда ему предложили перейти в органы,
он
основательно выяснил условия и согласился. Соединившись, Лев спросил со
вета.
Так и так, умный парень, жаль...
-- А мы дураками не занимаемся, -- серьезно ответил Харданкин. -- Для
этого есть милиция.
Спросив фамилию, он обещал навести справку. Просил позвонить дня через
три. Вошедшему Таврову Полищук, разведя руки, объяснил, что пытается хот
ь
что-нибудь выяснить.
-- Это шутки Ягубова, -- сказал Лев. -- Он ведь и на меня катит баллон.
Макарцев вернется -- отменит приказ.
-- Шутки бывают разные, -- посопев, философски заметил Яков Маркович.
-- Тут Ягубов вызывает меня и спрашивает: "Почему вы сами придумываете
почины? Ведь это искусственно. Почины-то народные! Их надо не сочинять, а
брать из жизни". "Это мысль! -- говорю я ему. -- Увидите -- берите!" С тех
пор он о починах молчит...
-- Дубина! -- процедил Полищук.
-- Вовсе нет! -- возразил Яков Маркович. -- Посмотри сегодня первую
полосу. Почин рабочих завода "Пламя революции" -- сэкономить столько стали
,
что ее хватит на статую Ленина высотой 25 метров. В действительности стал
ь
пойдет на новые танки, но это уже деталь. Подпись автора статьи,
небезызвестного Я.Таврова, Степан Трофимыч вечером вычеркнули и напис
али
Я.Сидоров. "Почему?" -- спрашиваю. "Одни и те же фамилии утомляют читателя,
-- объясняет мне Ягубов. -- К тому же фамилия Тавров напоминает о временах,
давно осужденных партией и забытых. Возьмите себе, Яков Маркович, новый
псевдоним". -- "Пожалуйста! Буду подписываться Раппопорт..." -- "Неуместный
юмор, -- говорит. -- Подписывайтесь Иванов или Петров -- мало ли на свете
фамилий?" Я думаю, Лева, это сигнал...
-- Сигнал?
-- Ну да! Раньше нашего брата печатали, если он подписывался русской
фамилией. Сейчас спрашивают: а как его настоящая фамилия? И -- не печатают!
Так что Ягубов, как я себе понимаю, стрелка барометра. А пружинка...
-- Но Ивлев-то! Без партбюро, без редколлегии...
-- Да, немножечко поторопились. А где же Ивлев?..
Выйдя из редакции, Вячеслав пошел медленно, ощущая как припекает
солнце. Он расстегнул плащ, потом снял его и повесил на руку. Он попытался
сосредоточиться, решить куда идти и как жить дальше. Мысли бежали по круг
у,
натыкались одна на другую, переступали друг через друга и таяли, возможн
о,
от жары. Ивлев решил, что пойдет домой пешком, сядет за стол и уж там
сосредоточится. И начнет новую жизнь. Обязательно новую. Еще не ясно, каку
ю,
но ясно, что не такую, как была. Это хорошо, что газета его отторгла от
себя. Трясина засасывала, а разорвать -- своей воли не хватило. "Писать в
газету, -- вспомнил он слова Якова Марковича, -- все равно, что испражняться
в море".
В центре на площадях и у гостиниц было полно интуристовских автобусов.
Иностранцы держали кинокамеры. Они улыбались прохожим, и Ивлев замедли
л
шаги, пытаясь уловить обрывки незнакомого говора. Он шел мимо своего
университета по проспекту Маркса. Тут народу было поменьше. Компания
молчаливых молодых людей догнала его. Когда они поравнялись, Ивлева
неожиданно прижали к ограде.
-- Только тихо, -- произнес голос над самым его ухом. -- Пройдите в
машину!
Правую руку ему вывернули, и он застонал от боли. Он напрягся,
сопротивляясь этой нелепости, грубости, принуждению.
-- Пустите! -- он рванулся и действительно вырвался на миг, но тут же
его схватили с обеих сторон.
-- Ах ты, паскуда!
-- Люди! -- что было сил крикнул Ивлев, и иностранцы, сначала не
замечавшие драки, стали приглядываться. -- Люди! Меня арестовывают, как пр
и
культе! Я не виноват! За что? Смотрите, это КГБ!
Он сразу ощутил, что ведет себя глупо, но последние слова спасли его.
Они разбежались, сделали вид, что непричастны. Машина отъехала. Вячесла
в
постоял, отряхнул от желтого мела рукав, которым его придавили к ограде,
и
побрел дальше. Теперь мысли его перестали быть вялыми и завертелись
хороводом. Надо немедленно исчезнуть, уехать, спрятаться... Куда? Домой --
нельзя. К приятелям -- тем более.
В напряженной растерянности Ивлев прошагал еще полквартала. Он решил
перебежать на другую сторону и сесть в такси. Удрать, пока он ничего не
придумал, удрать, чтобы потеряли его из виду. Он спустился в подземный
переход и побежал по нему.
Маркиз де Кюстин появился перед Ивлевым ниоткуда и распахнул руки,
готовый принять его в свои объятья. Чтобы не оказаться сбитым с ног, марки
зу
пришлось прислониться к грязной кафельной стенке между двумя книжным
и
лотками. На мгновенье Вячеслав приостановился. Растерянные глаза его
запечатлели странного человека, похожего на состарившегося мушкетера
или
актера, вышедшего в реквизите из какой-то старой пьесы. Они посмотрели др
уг
другу в глаза; мгновение то останется в памяти, и Ивлев будет долго потом
ломать голову, пытаясь понять, где он раньше встречался с этим человеком,
но
так и не вспомнит.
Он побежал дальше по переходу, а Кюстин, придерживая шпагу, устремился
за ним. Немногочисленные прохожие расступались и оглядывались, другие
не
обращали на них внимания. Молодые люди ждали Ивлева за поворотом, на
ступенях. Их было шестеро. Едва он появился, они окружили его плотным
кольцом и первым делом затолкали ему в рот теннисный мяч. Скулы свело,
Вячеслав захрипел от боли, но крикнуть уже не смог.
Они быстро проволокли его по лестнице до тротуара и бросили на заднее
сиденье черной "Волги", подогнанной вплотную к тротуару. Чтобы ликвидиро
вать
возможность несимпатичного зрелища, на него надели картонную коробку и
з-под
телевизора. Дверцы захлопывались и машина трогалась, когда маркиз де Кюс
тин,
задохнувшись, поднялся из перехода по ступенькам и добежал до нее. Голуб
ой
бант его сбился набок, прилизанные волосы растрепались. Кюстин выхвати
л
шпагу, готовый вступить в бой, но сражаться было уже не с кем.
-- Проклятье! -- процедил маркиз пыхтя. -- Я не вмешивался столетие
назад и покорно сношу все, что вижу теперь, но это уже слишком!
На бегу он в ярости воткнул шпагу в заднее колесо "Волги", вытащил и
снова воткнул.
Выдернув шпагу, Кюстин поглядел на нее. Она стала короче: отломанный
конец остался в покрышке. Машина отъехала, но раздалось сипение
вырывающегося из шины воздуха, а следом за ним глухой звук от ударов обод
а
колеса об асфальт. Маркизу следовало оглянуться, потому что сзади заскри
пели
тормоза и к нему бежали другие агенты. Через несколько секунд ему уже
выкручивали руки.
"Волга" с Ивлевым остановилась. Те, кто был в ней, высыпали наружу и
вызывали помощь по телефону. Не поднимая коробки от телевизора, Ивлева
перетащили на заднее сиденье второй "Волги", и она, включив сирену,
умчалась. Перед глазами Ивлева мутнела серая картонная стенка, удушающ
е
пахло лаком и синтетикой. Он не видел, что его везут в противоположную от
дома сторону -- в Лефортовскую тюрьму КГБ.
На тротуаре собралось некоторое количество зевак, и появился
милиционер, строго предлагая разойтись. Прохожие видели, как человека
в
странном наряде, более подходящем для прошлого века, двое в штатском пов
ели
к подкатившей третьей машине. Было похоже, что снимается кино.
Маркиз де Кюстин молча, без сопротивления сел в машину, а когда дверцу
за ним захлопнули, исчез. Не веря собственным глазам, агенты обшарили
автомобиль внутри: там никого не было.
_69. И ЭТО ПРОЙДЕТ_
-- Товарищ Раппопорт! Сейчас с вами будет говорить маршал бронетанковых
войк Михаил Ефимович Катуков.
-- Хорошо, -- вяло отозвался Яков Маркович. -- Слушаю.
-- Товарищ Раппопортов! -- произнес маршал. -- Хочу вам напомнить о
моей статье. Она должна быть напечатана ко Дню Победы.
-- Да, конечно, -- промямлил Тавров. -- Не волнуйтесь...
-- А я не волнуюсь, -- прорычал маршал. -- Если не будет -- учтите:
введу в редакцию танки!
Яков Маркович закрыл глаза. Статью Катукова он давным-давно выбросил.
Снова бросаться под танки с бутылками горючей смеси у него не было сил.
Телефон звонил опять. Раппопорт решил, что больше подходить не будет, он
устал. Но звонки не прекращались, и он раздраженно рванул трубку:
-- Ну!
-- Яков Маркыч, -- услышал он женский голос. -- Это Тоня...
-- Какая Тоня?
-- Тоня Ивлева...
-- А, конечно, я не сообразил! Простите!
Раппопорт понял, что Тоня что-нибудь прослышала о Наде и сейчас будет
просить его повлиять на мужа. Это только легко сказать! Разумеется, он
станет ее убеждать, что у Ивлева никого нет, все это сплетни. Если она
умная, она должна поддаться убеждению.
-- Я не знаю что делать, Яков Маркович. Не знаю к кому обратиться...
-- В чем дело, Тонечка? -- невинно и ласково спросил Раппопорт. --
Главное -- не волноваться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
о
ней судам запрещено рассматривать дела о неправильных увольнениях.
-- Подойдет! -- согласился Степан Трофимович. -- Приказ давай быстро. И
вот еще: проведи-ка все это числом, так, на неделю раньше. А то, выходит, мы
сами-то прохлопали, ждали, пока укажут...
Валентин уволочил свою отстающую ногу в дверь. Проводив его
снисходительным взглядом, Степан Трофимович сел за стол и вынул из бумаж
ника
сложенный вчетверо листок. На листке были написаны в два столбца фамили
и.
Над левым списком стоял знак минус, над правым плюс. Ягубов провел глазам
и
по левому столбику. Он начинался с Полищука. Возле этой фамилии стояли дв
а
вопросительных знака, их Степан Трофимович теперь уверенно вычеркнул. Д
алее
шли Раппопорт, Матрикулов (с вопросительным знаком), Ивлев, Качкарева (с
вопросительным знаком), Закаморный (уже вычеркнутый) и еще несколько
фамилий. Последним в колонке значился Макарцев. Ягубов вынул из карман
а
ручку, щелкнул, выпустив стержень, и аккуратно вычеркнул Ивлева.
После этого он прогулялся глазами по правой колонке со знаком плюс. Тут
стояли те надежные товарищи, которых он знал по старой работе, доказавши
е
свою преданность Ягубову единомышленники, на которых он мог опереться.
В
этом списке был вычеркнут Волобуев, поскольку его уже удалось перевест
и в
"Трудовую правду". Остальные работали в разных местах -- в райкомах, в
институтах, в органах, и с ними в принципе все уже было согласовано.
Большинство из них, правда, не имело дела с журналистикой, но в
организаторских способностях их сомневаться не приходилось.
Проглядев столбец, Ягубов поставил жирную точку возле фамилии Авдюхин
а.
Авдюхин работал инструктором в отделе агитации и пропаганды горкома, а
в
свое время был вместе с Ягубовым в Венгрии. Человек надежный,
немногословный. Информацию собирать умеет, а это для спецкора главное.
Вначале писать за него поручим Раппопорту, пусть поделится опытом с
товарищем. Продолжению этих размышлений помешал Кашин.
-- Порядок, Степан Трофимыч, -- он положил на стол приказ.
-- А мне он зачем? -- удивился Ягубов, убирая в бумажник листок с
фамилиями.
-- На подпись. Баба с воза -- кобыле легче.
-- Валя, дорогой! Я начинаю за тебя беспокоиться. Вызови Ивлева, пусть
подаст заявление по собственному желанию. После объясни ему насчет лич
ной
нескромности... Все оформи, как положено, тогда и на подпись.
Кашин молча взял приказ и смущенно вышел. Ягубов пожал плечами и стал
ходить по кабинету, додумывая ситуацию на ходу. Он похвалил себя за
смелость. Ведь редактора нет -- Ягубов взял на себя ответственность, хотя
Кашин и пытался напомнить, что Макарцев распорядился никаких кадровы
х
вопросов без него не решать. Но тут Игорь Иванович вряд ли возмутится.
Теперь у него рыльце в пушку, и придется ему эту пилюлю проглотить. В ЦК
Макарцева покрывали. Но если Политбюро получит данные, оргвыводы буду
т
сделаны сразу. Дело не в моей кандидатуре, подумал тут же Ягубов, вовсе не
в
моей! Дело в партийной принципиальности. Дубчек отстранен, а Игорь Ивано
вич
однажды положительно о нем отозвался.
Обдумав этот шаг, Ягубов прошел мимо Анны Семеновны в кабинет Макарцев
а
и по вертушке позвонил Шамаеву, референту Кегельбанова. Степан Трофимо
вич
полагал, что Егор Андронович, как только ему доложат о Ягубове, поймет, чт
о
по пустякам земляк его тревожить не станет. Шамаев отнесся к Ягубову
дружески, но на просьбу о личном приеме попросил изложить суть вопроса.
Степан Трофимович объяснил сжато и аргументированно, себя оставляя в
стороне. Сослался на мнение партбюро и редколлегии, исполнителем воли
которых он, Ягубов, является. Поколебался, не напомнить ли, что Макарцев
скрылся от органов в трудное для партии время, но решил, что этот факт
пригодится позже. Упомянул лишь сына Макарцева.
-- Записал? -- спросил, подождав, Ягубов.
-- Все записывается, -- успокоил Шамаев. -- Я доложу.
В приподнятом настроении Степан Трофимович вышел в приемную.
-- В ЦК, Леша! -- он слегка присвистнул.
Алексей вскочил и побежал впереди Ягубова, раскручивая ключи на
брелочке. Когда замредактора садился в машину, мотор уже работал. Двое
сотрудников вежливо раскланялись со Степаном Трофимовичем, и он им степ
енно
кивнул, подумав, что настанет время, когда шофер будет открывать перед ни
м
дверцу. Делается это для ранга не ниже завотделом ЦК. Впрочем, вопрос
несущественный, дверцу самому открыть нетрудно. В этом ощущается особы
й
демократизм.
Отъезд Ягубова Кашин наблюдал, стоя возле окна. За столом у него сидел
Ивлев.
-- На чье имя заявление?
-- Пиши на Макарцева. Как положено.
Он смотрел на Вячеслава с сочувствием.
-- Я ведь тут ни при чем. Сам понимаешь, я исполнитель. Приказали --
делаю. По мне бы -- работай ты у нас на здоровье хоть до пенсии...
-- Да видел я эту газету в гробу, Валентин! -- легко бросил Ивлев. --
Разве в этом дело?
-- Может, и устроишься где...
Не удержавшись, Кашин добавил от себя то, что не должен был говорить.
Статья, по которой Ивлев увольнялся, исключала такую возможность. Вячес
лав
этого не знал и не обратил внимания на последние слова завредакцией.
Вячеслав размашисто накатал заявление, расписался, протянул листок.
-- За трудовой книжкой попозже зайдешь, ладно?
В коридоре Ивлев остановился, заколебавшись. Он решил, что уйдет
побыстрей, чтобы ни с кем не встречаться, не объяснять, не выслушивать сло
в
сочувствия. Потом подумал, что скажет только Сироткиной. Но тут же убеди
л
себя, что и к Сироткиной лучше не заходить. Она узнает от других, когда его
уже не будет. У Якова Марковича тоже лучше не маячить. В результате заглян
ул
он к одному Полищуку.
-- Я сматываю удочки, Лев Викторыч. Привет!
-- В командировку? А почему я не знаю?
-- Видимо, Степан Трофимыч не изволил посоветоваться. Я совсем...
-- Что?! Да объясни же членораздельно! Ведь Макарцев запретил...
-- Это я слыхал, Лева... И вообще, поосторожней: я с хвостиком.
-- Чепуха! У них ничего не выйдет! -- Полищук включил селектор.
-- Анна Семеновна, Ягубов у себя?
-- В ЦК, Лев Викторыч. Будет часа через два...
-- Ясно, -- он нажал другой рычажок. -- Яков Маркыч, не могли бы вы
срочно зайти? Спасибо!
-- Я ушел, -- бодро сказал Ивлев.
-- Погоди!
-- Знаешь, настроения нет...
-- Но мы все переиграем, уверен!
Говорил он это в спину Вячеслава. Тот пожал плечами и быстро пошел к
лифту, чтобы не встретиться с Раппопортом.
Стол Полищука был заполнен материалами, подготовленными к 99-й
годовщине со дня рождения Ленина. Сегодняшний номер, целиком посвященн
ый
этой знаменательной дате, вместил малую толику. Теперь Полищук разбира
лся:
что не устареет до следующей, сотой годовщины, что надо пропускать
постепенно, по мере подготовки к юбилею, что вернуть обратно в отделы и
освежить новыми фактами, а что за полной непригодностью выбросить.
Ответсекретарь сдвинул в сторону неразобранные материалы, вытащил ном
ерной
телефонный справочник для служебного пользования и быстро листал его.
Взгляд Полищука уперся в Харданкина, с которым он вместе работал в ЦК
комсомола. Тот хотел быстро расти, радовался благам, которые можно получ
ить,
но на горло товарищам не наступал. Когда ему предложили перейти в органы,
он
основательно выяснил условия и согласился. Соединившись, Лев спросил со
вета.
Так и так, умный парень, жаль...
-- А мы дураками не занимаемся, -- серьезно ответил Харданкин. -- Для
этого есть милиция.
Спросив фамилию, он обещал навести справку. Просил позвонить дня через
три. Вошедшему Таврову Полищук, разведя руки, объяснил, что пытается хот
ь
что-нибудь выяснить.
-- Это шутки Ягубова, -- сказал Лев. -- Он ведь и на меня катит баллон.
Макарцев вернется -- отменит приказ.
-- Шутки бывают разные, -- посопев, философски заметил Яков Маркович.
-- Тут Ягубов вызывает меня и спрашивает: "Почему вы сами придумываете
почины? Ведь это искусственно. Почины-то народные! Их надо не сочинять, а
брать из жизни". "Это мысль! -- говорю я ему. -- Увидите -- берите!" С тех
пор он о починах молчит...
-- Дубина! -- процедил Полищук.
-- Вовсе нет! -- возразил Яков Маркович. -- Посмотри сегодня первую
полосу. Почин рабочих завода "Пламя революции" -- сэкономить столько стали
,
что ее хватит на статую Ленина высотой 25 метров. В действительности стал
ь
пойдет на новые танки, но это уже деталь. Подпись автора статьи,
небезызвестного Я.Таврова, Степан Трофимыч вечером вычеркнули и напис
али
Я.Сидоров. "Почему?" -- спрашиваю. "Одни и те же фамилии утомляют читателя,
-- объясняет мне Ягубов. -- К тому же фамилия Тавров напоминает о временах,
давно осужденных партией и забытых. Возьмите себе, Яков Маркович, новый
псевдоним". -- "Пожалуйста! Буду подписываться Раппопорт..." -- "Неуместный
юмор, -- говорит. -- Подписывайтесь Иванов или Петров -- мало ли на свете
фамилий?" Я думаю, Лева, это сигнал...
-- Сигнал?
-- Ну да! Раньше нашего брата печатали, если он подписывался русской
фамилией. Сейчас спрашивают: а как его настоящая фамилия? И -- не печатают!
Так что Ягубов, как я себе понимаю, стрелка барометра. А пружинка...
-- Но Ивлев-то! Без партбюро, без редколлегии...
-- Да, немножечко поторопились. А где же Ивлев?..
Выйдя из редакции, Вячеслав пошел медленно, ощущая как припекает
солнце. Он расстегнул плащ, потом снял его и повесил на руку. Он попытался
сосредоточиться, решить куда идти и как жить дальше. Мысли бежали по круг
у,
натыкались одна на другую, переступали друг через друга и таяли, возможн
о,
от жары. Ивлев решил, что пойдет домой пешком, сядет за стол и уж там
сосредоточится. И начнет новую жизнь. Обязательно новую. Еще не ясно, каку
ю,
но ясно, что не такую, как была. Это хорошо, что газета его отторгла от
себя. Трясина засасывала, а разорвать -- своей воли не хватило. "Писать в
газету, -- вспомнил он слова Якова Марковича, -- все равно, что испражняться
в море".
В центре на площадях и у гостиниц было полно интуристовских автобусов.
Иностранцы держали кинокамеры. Они улыбались прохожим, и Ивлев замедли
л
шаги, пытаясь уловить обрывки незнакомого говора. Он шел мимо своего
университета по проспекту Маркса. Тут народу было поменьше. Компания
молчаливых молодых людей догнала его. Когда они поравнялись, Ивлева
неожиданно прижали к ограде.
-- Только тихо, -- произнес голос над самым его ухом. -- Пройдите в
машину!
Правую руку ему вывернули, и он застонал от боли. Он напрягся,
сопротивляясь этой нелепости, грубости, принуждению.
-- Пустите! -- он рванулся и действительно вырвался на миг, но тут же
его схватили с обеих сторон.
-- Ах ты, паскуда!
-- Люди! -- что было сил крикнул Ивлев, и иностранцы, сначала не
замечавшие драки, стали приглядываться. -- Люди! Меня арестовывают, как пр
и
культе! Я не виноват! За что? Смотрите, это КГБ!
Он сразу ощутил, что ведет себя глупо, но последние слова спасли его.
Они разбежались, сделали вид, что непричастны. Машина отъехала. Вячесла
в
постоял, отряхнул от желтого мела рукав, которым его придавили к ограде,
и
побрел дальше. Теперь мысли его перестали быть вялыми и завертелись
хороводом. Надо немедленно исчезнуть, уехать, спрятаться... Куда? Домой --
нельзя. К приятелям -- тем более.
В напряженной растерянности Ивлев прошагал еще полквартала. Он решил
перебежать на другую сторону и сесть в такси. Удрать, пока он ничего не
придумал, удрать, чтобы потеряли его из виду. Он спустился в подземный
переход и побежал по нему.
Маркиз де Кюстин появился перед Ивлевым ниоткуда и распахнул руки,
готовый принять его в свои объятья. Чтобы не оказаться сбитым с ног, марки
зу
пришлось прислониться к грязной кафельной стенке между двумя книжным
и
лотками. На мгновенье Вячеслав приостановился. Растерянные глаза его
запечатлели странного человека, похожего на состарившегося мушкетера
или
актера, вышедшего в реквизите из какой-то старой пьесы. Они посмотрели др
уг
другу в глаза; мгновение то останется в памяти, и Ивлев будет долго потом
ломать голову, пытаясь понять, где он раньше встречался с этим человеком,
но
так и не вспомнит.
Он побежал дальше по переходу, а Кюстин, придерживая шпагу, устремился
за ним. Немногочисленные прохожие расступались и оглядывались, другие
не
обращали на них внимания. Молодые люди ждали Ивлева за поворотом, на
ступенях. Их было шестеро. Едва он появился, они окружили его плотным
кольцом и первым делом затолкали ему в рот теннисный мяч. Скулы свело,
Вячеслав захрипел от боли, но крикнуть уже не смог.
Они быстро проволокли его по лестнице до тротуара и бросили на заднее
сиденье черной "Волги", подогнанной вплотную к тротуару. Чтобы ликвидиро
вать
возможность несимпатичного зрелища, на него надели картонную коробку и
з-под
телевизора. Дверцы захлопывались и машина трогалась, когда маркиз де Кюс
тин,
задохнувшись, поднялся из перехода по ступенькам и добежал до нее. Голуб
ой
бант его сбился набок, прилизанные волосы растрепались. Кюстин выхвати
л
шпагу, готовый вступить в бой, но сражаться было уже не с кем.
-- Проклятье! -- процедил маркиз пыхтя. -- Я не вмешивался столетие
назад и покорно сношу все, что вижу теперь, но это уже слишком!
На бегу он в ярости воткнул шпагу в заднее колесо "Волги", вытащил и
снова воткнул.
Выдернув шпагу, Кюстин поглядел на нее. Она стала короче: отломанный
конец остался в покрышке. Машина отъехала, но раздалось сипение
вырывающегося из шины воздуха, а следом за ним глухой звук от ударов обод
а
колеса об асфальт. Маркизу следовало оглянуться, потому что сзади заскри
пели
тормоза и к нему бежали другие агенты. Через несколько секунд ему уже
выкручивали руки.
"Волга" с Ивлевым остановилась. Те, кто был в ней, высыпали наружу и
вызывали помощь по телефону. Не поднимая коробки от телевизора, Ивлева
перетащили на заднее сиденье второй "Волги", и она, включив сирену,
умчалась. Перед глазами Ивлева мутнела серая картонная стенка, удушающ
е
пахло лаком и синтетикой. Он не видел, что его везут в противоположную от
дома сторону -- в Лефортовскую тюрьму КГБ.
На тротуаре собралось некоторое количество зевак, и появился
милиционер, строго предлагая разойтись. Прохожие видели, как человека
в
странном наряде, более подходящем для прошлого века, двое в штатском пов
ели
к подкатившей третьей машине. Было похоже, что снимается кино.
Маркиз де Кюстин молча, без сопротивления сел в машину, а когда дверцу
за ним захлопнули, исчез. Не веря собственным глазам, агенты обшарили
автомобиль внутри: там никого не было.
_69. И ЭТО ПРОЙДЕТ_
-- Товарищ Раппопорт! Сейчас с вами будет говорить маршал бронетанковых
войк Михаил Ефимович Катуков.
-- Хорошо, -- вяло отозвался Яков Маркович. -- Слушаю.
-- Товарищ Раппопортов! -- произнес маршал. -- Хочу вам напомнить о
моей статье. Она должна быть напечатана ко Дню Победы.
-- Да, конечно, -- промямлил Тавров. -- Не волнуйтесь...
-- А я не волнуюсь, -- прорычал маршал. -- Если не будет -- учтите:
введу в редакцию танки!
Яков Маркович закрыл глаза. Статью Катукова он давным-давно выбросил.
Снова бросаться под танки с бутылками горючей смеси у него не было сил.
Телефон звонил опять. Раппопорт решил, что больше подходить не будет, он
устал. Но звонки не прекращались, и он раздраженно рванул трубку:
-- Ну!
-- Яков Маркыч, -- услышал он женский голос. -- Это Тоня...
-- Какая Тоня?
-- Тоня Ивлева...
-- А, конечно, я не сообразил! Простите!
Раппопорт понял, что Тоня что-нибудь прослышала о Наде и сейчас будет
просить его повлиять на мужа. Это только легко сказать! Разумеется, он
станет ее убеждать, что у Ивлева никого нет, все это сплетни. Если она
умная, она должна поддаться убеждению.
-- Я не знаю что делать, Яков Маркович. Не знаю к кому обратиться...
-- В чем дело, Тонечка? -- невинно и ласково спросил Раппопорт. --
Главное -- не волноваться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68