Хрущев поступил в
соответствии с духом демократических веяний и поставил вопрос на Полит
бюро:
ездить с женами или без? Члены Политбюро высказывались осторожно! Есть, м
ол,
в этом свои плюсы и свои минусы. После этого Никита Сергеевич подвел итог
и
дебатам. Он сказал историческую фразу:
-- С волками жить -- по-волчьи выть!
И в очередную поездку вместо Булганина взял Нину Петровну, которой в
срочном порядке привезли несколько платьев из Парижа, Брюсселя и Рима. Т
ем
временем прогрессивное постановление было спущено ниже -- изучалось
заведующими отделов ЦК. Тут, видимо, не обошлось и без давления самих жен.
Намечался государственный визит в Великобританию. Тогда-то Игорь Иван
ович
вместо столовой ЦК неожиданно приехал обедать домой и заставил Зинаид
у
быстро написать автобиографию. Но решение вопроса взяла на себя супруг
а
Никиты Сергеевича.
-- Я-то еду по обязанности. А другим зачем отрываться от семей, да
государственные деньги швырять на ветер?
Исключение сделали только для супруги министра иностранных дел Громы
ко,
да и то ненадолго. Некоторые жены, правда, позже стали ездить в
туристические поездки за границу. Зинаида же особенно никуда не стремил
ась.
Биография ее осталась в служебном досье мужа.
Хотя Зинаида Андреевна этого никому, даже Игорю Ивановичу, никогда не
говорила, родилась она в семье графа Андрея Андреевича Жевнякова,
получившего великолепное образование в Сорбонне и Гейдельберге и имев
шего
угодья на юге России, подаренные его предкам императрицей Екатериной Вт
орой.
Молодой ростовский адвокат и землевладелец после революции потерял вс
е, что
ему принадлежало, титулы скрыл и пошел служить в суд, когда советской вла
сти
понадобились адвокаты. Защищая других, он сумел защитить и себя, чудом
уцелел, женился по любви на учительнице, но вскоре умер, оставив двух
дочерей.
Сестры выросли красавицами в умеренно-южных, смуглых тонах, но было
что-то холодное в их красоте. Мать потихоньку называла их графинюшками. Ж
или
в Ростове трудно, голодно. В войну попали в Среднюю Азию. Зина кончила
десятилетку и поступила в эвакуировавшийся туда медицинский институ
т.
Профессор Флейтман, читавший студентам курс общей терапии, сразу обрат
ил
внимание на красивую студентку, к тому же интеллигентную. Жена Флейтман
а
погибла в самом начале войны. Она была хирургом и добровольно ушла на фро
нт.
Флейтман сделал Зине предложение, отказываться было глупо. Она окончил
а
институт, и профессор через коллегу, который тогда работал в Четвертом
управлении Минздрава, устроил ее в спецполиклинику.
Неожиданно профессор Флейтман заявил Зине: у него есть предчувствие,
что им лучше разойтись. Она ничего не поняла и гордо ушла от него. Уже
будучи женой Макарцева, Зинаида узнала, что Флейтман был отстранен от вс
ех
постов, а позднее посажен по делу врачей. Разведясь, профессор Флейтман с
пас
ее. Он ее любил.
Макарцев берег ее от неприятностей с той же тщательностью, что и первый
муж. Она давно оставила службу и больше к ней не возвращалась. О
благополучии ей тоже не приходилось думать: оно было всегда, даже когда
Макарцев был на волоске от гибели. Зинаида привыкла к трудной должности
жены
ответственного работника и мужественно несла это бремя. Хотя ей пошел с
орок
пятый год, время, казалось, не коснулось ее: лицо, фигура, походка -- все
было в полном порядке. Когда она шла, держа под руку сына, дистанция
чувствовалась, конечно, но не реальная. Игорь старел гораздо быстрей, а ве
дь
вполне могло бы быть наоборот.
Он гордился тем, что жена у него такая красивая, и радовался, если им
удавалось побывать где-нибудь вместе. Но это случалось редко. Едва она
начинала говорить, что соскучилась без природы, он отправлял ее на госда
чу;
едва намекала, что устала, он спустя час звонил ей и говорил, что заказал
для нее путевку. Она любила отдыхать в Грузии, в Ликани, в закрытом
санатории ЦК возле Боржоми. Старый дворец царей Романовых в сказочно
красивом лесу, мало людей, целебная вода. Семейное прошлое будто вставал
о
перед ее черными очами.
Санаторные нравы Зинаида Андреевна не принимала. Ее возмущала
невоздержанность мужчин и особенно женщин, легко сходящихся на один веч
ер. В
этом было что-то кошачье, она брезгливо морщилась, старалась не заводит
ь
знакомств, чтобы не слышать: "Выпили коньяку, а потом..." Иногда она
пыталась пожалеть этих женщин, понять их. Но тут же с брезгливостью думал
а:
"У нас с Гариком тоже ведь немало трудностей, но ни я, ни он не стали бы вот
так..."
Игоря Ивановича она поднимет, поправит, все сделает, чтобы он стал
здоров. Другие по два и по три инфаркта переносят, а работают, хоть бы хны!
Единственный, кто ускользал из ее логики жизни, был сын. Но, с другой
стороны, сейчас у всех с детьми проблемы. Боренька вырастет, поумнеет. Есл
и
бы муж помог, почаще вмешивался, и она нервничала бы меньше. А он полагалс
я
в этом вопросе на жену. Зинаида Андреевна не раз просила всерьез занятьс
я
сыном, проявить мужской характер. Макарцев обещал, подолгу собирался,
обдумывал, пытался это сделать, откладывал. А теперь, когда он заболел, он
а
думала: "Ну вот, теперь у Игоря Ивановича больше будет времени подумать о
сыне, а мальчик станет терпимее к отцу. И все наладится".
_33. ВСЕ РАВНО Я ТЕБЯ ПОЦЕЛУЮ!_
Сироткина была уверена, что теперь, когда Ивлев, хотел он сам того или
нет, а все же принадлежит ей и хоть изредка она обретает полную власть на
д
ним, -- она успокоится. Ведь ей от него ничего не надо, а то, что было надо,
получено. Любовь до тех пор приносит состояние дискомфорта, вычитала гд
е-то
Надя, пока эта любовь не удовлетворена. А теперь, поскольку уже все было, а
ничего большего не может быть, потому что это не входило в ее планы, интере
с
к спецкору Ивлеву должен пойти на убыль. Она уже отбыла свой срок в тюрьме
у
Ивлева. Но амнистия для Нади не наступила.
Пройдет, твердо говорила она себе. Достаточно будет его видеть, хотя бы
изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, -- пусть не ей,
другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но
какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мысля
х,
на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушал
а
его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было
кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что
долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игр
а.
Останавливало ее лишь то, что это отпугнуло бы его совсем. Она
металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит
в
кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к
целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались
второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в
коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой
неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегал
а
в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и
потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудел
и
ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткин
а
решилась.
-- Слушай, -- весело прощебетала она, как бы случайно остановив
Вячеслава в коридоре.
-- Привет!
Ивлев глядел на нее рассеянно и ждал, что она скажет дальше. А она
задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
-- Ты чего? -- удивленно спросил он.
Она сжимала кулаки. Длинные ногти впились в ладони. После паузы, такой
затянутой, она наконец вспомнила что заранее придумала сказать. Шепото
м,
медленно выдавливая слова и заставив себя опять беззаботно улыбнутьс
я,
Надежда произнесла:
-- Между прочим, я подсчитала: у меня сегодня юбилей.
-- Поздравляю? А какой?
-- Ровно три года, как мне вырезали аппендикс.
-- Надо сказать Рапу. Пусть напишет передовую.
-- Не надо. А вообще, если хочешь, можем отметить. Ну, например, сходим
в Дом журналиста... Деньги у меня есть.
-- Понимаешь... -- замялся он. -- Я ночью улетаю.
-- Куда?
-- В Новосибирск. Рап просил накатать статью секретаря обкома о
субботнике. Сам Paп в Сибирь не любит ездить -- надо же выручить старика.
-- Надолго?
-- Неделька.
-- А вечером?
-- Что -- вечером?
-- Ничего!
Надя вспыхнула, внезапно возненавидев его. Ей захотелось немедленно
резко ответить или ударить Ивлева, чтобы точка была поставлена. Но она
улыбнулась опять и ушла, стараясь шагать легко и независимо. День тянулс
я
нудно, как пленка в магнитофоне с подсевшими батареями. А вечером Сиротк
ина
взяла у Инны Светлозерской в машбюро перламутровую помаду, накрасила гу
бы и
поехала в Дом журналиста. Одна. С твердым намерением наперекор приличия
м
выпить за светлую память о своем аппендиксе.
Войти в ресторан Надя все же не решилась. Она взяла у стойки кофе и
рюмку коньяку. Сироткина высмотрела пустой столик у стены, заполненны
й
обертками от конфет. Она села спиной к проходу, чтобы никого не видеть.
После глотка коньяку стало тепло. Ивлев передумает и заедет сюда перед
отлетом на полчаса. Она глотнула еще, и Ивлев стал более расплывчатым.
Надежда вынула сигарету, рассчитывая, что остатки этого негодяя улетуч
атся
вместе с табачным дымом -- единственным (если не считать алкоголя)
наркотиком, почему-то разрешенным в ее родной стране. У нее не было спичек
,
она оглянулась.
-- Разрешите?
Худой и длинный парень в клетчатом свитере поднес к ее лицу красивую
иностранную зажигалку, ловко повернул ее пальцами и чиркнул, осветив е
е
чистый лоб. Сироткина прикурила.
-- А за это, -- спросил он, -- вы не дадите мне сигарету?
-- За это я ничего не дам. Просто так -- пожалуйста.
Без лишних церемоний он присел к ней и закурил. Мальчик был моложе
Надежды и никакого практического интереса не представлял. Надо было ср
азу
вежливо сказать ему, что сейчас к ней подойдет муж. Но Ивлев, оказалось, не
улетучился, и ей хотелось отомстить ему. На роль роковой соблазнительни
цы
Сироткина не годилась, но когда ее уговаривали отомстить, можно было
согласиться.
-- А я вас здесь уже не раз видел.
Он сказал то, что должен был сказать, и ничего другого.
-- У вас хорошая память, -- сказала Надя.
-- Это даже родители признают.
-- Почему "даже"?
-- Потому что их все во мне раздражает. Представляю, как мать
подпрыгнула бы, если бы узнала, что я хочу жениться.
-- Поздравляю! -- Надя произнесла это слово с интонацией Ивлева и
рассердилась сама на себя.
-- Спасибо!... Только невесты еще нет...
-- Ну, это не проблема!
-- Проблема! У меня жесткие требования: вес 45, рост 160, размер бюста
четвертый. В общем, похожа на вас.
"У меня размер третий", -- сказать это у Нади чесался язык.
Но она решила, что неприлично растлевать малолетку пошлостью, которой
в
нем и без ее поддержки достаточно. И она произнесла:
-- Вы прямо-таки восточный султан!
-- Давайте выпьем!
-- По чашке кофе.
-- И по коньяку!
-- Вы разве не пили?
-- А вы? -- удачно парировал он. -- Я всего четыре рюмки -- грамм
двести, не больше.
-- А можете сколько?
-- Семьсот пятьдесят пил, -- скромно сказал он. -- Больше не пробовал.
Попробуем?
"Не рассердятся ли папа с мамой?" -- могла бы спросить она.
Но не стала его унижать.
-- Нет, это слишком дорого. Но, по одной, малюсенькой...
Они выпили.
-- Вы мексиканскую водку пили? -- спросил он. -- У них к бутылке
привязан мешочек перца, а внутри плавает заспиртованный червяк. Он прид
ает
особый аромат, понимаете? На стол ставят лишнюю рюмку и на закуску червяк
а
целуют...
Выпили они еще по три рюмки, и Надя подумала, что уже одно то
обстоятельство, что она пьяна одна, без Ивлева, хорошая месть ему за его
эгоизм. Новый знакомый не очень ловко помог ей надеть шубу. При этом он ка
к
бы случайно прикоснулся к ее шее и волосам, а она как бы случайно
отклонилась. На улице он взял ее под руку и подвел к бежевому "Москвичу".
Остывший мотор долго не хотел запускаться, и похоже было, что не заведетс
я
вообще. Надежда сидела в холодной машине, уткнув нос в пушистый меховой
воротник. Мотор завелся, и ее новый знакомый, не грея двигателя, резко
выехал. Непрогретый мотор дергал, чихал. Машин, пешеходов и милиции на
Никитском бульваре было мало; падал легкий, сухой снежок, разбегающийся
от
машины по асфальту в разные стороны. Выскочив из тоннеля, "Москвич"
тормознул на перекрестке: горел красный свет.
-- Есть идея. Прокатимся в лес?
-- Ночью?!
-- Что мы -- дети? Погуляем.
-- В такой-то холод?
-- Печку включим, -- он сдвинул рычаг.
Вентилятор заверещал, гоня теплый воздух к ногам.
-- В другой раз, ладно? -- ласково сказала Сироткина. -- Отец ждет,
будет сердиться... Мне вот сюда.
-- Провожу.
-- Не надо, я сама.
-- Провожу! -- упрямо сказал он и вошел за ней в подъезд.
Лифтер внимательно оглядел его, но, поняв, что он с Надей, ничего не
сказал, только проследил за ними глазами, пока они поднимались по лестни
це.
-- А поцеловать? -- спросил он, когда она протянула ему руку.
-- Кого? -- она подняла удивленные глаза.
-- Тебя.
-- Не рано ли?..
Он неловко притянул ее к себе. Надя отвернулась и попыталась
освободиться.
-- Пустите, сэр. Я не мексиканский червяк. Нельзя!
-- Почему нельзя? -- он вдруг поглупел. -- Можно!
-- А я говорю -- нельзя!
Она наклонилась, прошмыгнула у него под рукой и стала искать в сумочке
ключ.
-- Когда же будет можно? -- спросил он, качнувшись.
Надежда пожала плечами и вставила ключ в дверь.
-- Давай еще постоим тут. Домой неохота...
-- Лучше в другой раз. Запомните телефон?
Он записал номер на пачке сигарет.
-- А может, прокатимся?
Но она уже отворила дверь.
-- Ты меня по телефону с другим Борисом не спутаешь? У тебя другого
знакомого Бориса нету? Я Макарцев. Макарцева знаешь, моего отца? Его все
знают.
-- Макарцева? -- переспросила она. -- Кто это?
-- А как же ты прошла в Домжур? Ты где учишься?
-- Я работаю, -- сказала она, -- в ателье. Портнихой. А в Домжур
знакомые провели...
-- Мне очень хочется тебя поцеловать.
-- Я же сказала: нет!
Она поспешно затворила за собой дверь. Он прижал рот к замочной
скважине и проговорил:
-- Все равно я тебя поцелую, вот увидишь! В губы!
Борис Макарцев запрыгал вниз по лестнице через пять ступенек сразу и
чуть не свалился на повороте. В последний момент он ухватил рукой перила.
_34. МАКАРЦЕВ БОРИС ИГОРЕВИЧ_
_ИЗ АНКЕТЫ ПОСТУПАЮЩЕГО В ВУЗ_
Родился 29 октября 1950 г. в Москве.
Русский. Беспартийный. Член ВЛКСМ.
Образование среднее. Окончил французскую спецшколу No 109
Ленинградского района Москвы. Аттестат зрелости No 9836457.
Специальности нет.
Знание иностранных языков: французский (читает, может объясниться).
Выполняемая работа с начала трудовой деятельности (включая учебу в
высших и средних специальных учебных заведениях, участие в партизанск
их
отрядах и работу по совместительству): не работал.
Ближайшие родственники: Макарцев Игорь Иванович -- отец, Макарцева
Зинаида Андреевна -- мать.
Военнообязанный призывного возраста. Приписное свидетельство
No 741374К, выданное Тимирязевским райвоенкоматом Москвы.
Состояние здоровья: практически здоров. Основание: справка
спецполиклиники Мосгорздравотдела для поступающих в вузы -- форма No 281.
Паспорт: VIII MX No 381014, выдан 63 о/м Москвы 11 ноября 1966 г.
Проживает: Петровско-Разумовская аллея, 18, кв. 84. Телефон 258-71-44.
_ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, СОПУТСТВУЮЩИЕ И МЕШАЮЩИЕ БОБУ_
Игорь Иванович не сомневался, что его сын, как все дети партработников
его положения, поступит в Институт международных отношений и посредств
енный
аттестат зрелости -- не столь уж существенный изъян при возможности нажа
ть
где надо. Одновременно Макарцеву хотелось, чтобы Бобочка тоже стал
журналистом, но никаких позывов у него в этой области не обнаруживалось
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
соответствии с духом демократических веяний и поставил вопрос на Полит
бюро:
ездить с женами или без? Члены Политбюро высказывались осторожно! Есть, м
ол,
в этом свои плюсы и свои минусы. После этого Никита Сергеевич подвел итог
и
дебатам. Он сказал историческую фразу:
-- С волками жить -- по-волчьи выть!
И в очередную поездку вместо Булганина взял Нину Петровну, которой в
срочном порядке привезли несколько платьев из Парижа, Брюсселя и Рима. Т
ем
временем прогрессивное постановление было спущено ниже -- изучалось
заведующими отделов ЦК. Тут, видимо, не обошлось и без давления самих жен.
Намечался государственный визит в Великобританию. Тогда-то Игорь Иван
ович
вместо столовой ЦК неожиданно приехал обедать домой и заставил Зинаид
у
быстро написать автобиографию. Но решение вопроса взяла на себя супруг
а
Никиты Сергеевича.
-- Я-то еду по обязанности. А другим зачем отрываться от семей, да
государственные деньги швырять на ветер?
Исключение сделали только для супруги министра иностранных дел Громы
ко,
да и то ненадолго. Некоторые жены, правда, позже стали ездить в
туристические поездки за границу. Зинаида же особенно никуда не стремил
ась.
Биография ее осталась в служебном досье мужа.
Хотя Зинаида Андреевна этого никому, даже Игорю Ивановичу, никогда не
говорила, родилась она в семье графа Андрея Андреевича Жевнякова,
получившего великолепное образование в Сорбонне и Гейдельберге и имев
шего
угодья на юге России, подаренные его предкам императрицей Екатериной Вт
орой.
Молодой ростовский адвокат и землевладелец после революции потерял вс
е, что
ему принадлежало, титулы скрыл и пошел служить в суд, когда советской вла
сти
понадобились адвокаты. Защищая других, он сумел защитить и себя, чудом
уцелел, женился по любви на учительнице, но вскоре умер, оставив двух
дочерей.
Сестры выросли красавицами в умеренно-южных, смуглых тонах, но было
что-то холодное в их красоте. Мать потихоньку называла их графинюшками. Ж
или
в Ростове трудно, голодно. В войну попали в Среднюю Азию. Зина кончила
десятилетку и поступила в эвакуировавшийся туда медицинский институ
т.
Профессор Флейтман, читавший студентам курс общей терапии, сразу обрат
ил
внимание на красивую студентку, к тому же интеллигентную. Жена Флейтман
а
погибла в самом начале войны. Она была хирургом и добровольно ушла на фро
нт.
Флейтман сделал Зине предложение, отказываться было глупо. Она окончил
а
институт, и профессор через коллегу, который тогда работал в Четвертом
управлении Минздрава, устроил ее в спецполиклинику.
Неожиданно профессор Флейтман заявил Зине: у него есть предчувствие,
что им лучше разойтись. Она ничего не поняла и гордо ушла от него. Уже
будучи женой Макарцева, Зинаида узнала, что Флейтман был отстранен от вс
ех
постов, а позднее посажен по делу врачей. Разведясь, профессор Флейтман с
пас
ее. Он ее любил.
Макарцев берег ее от неприятностей с той же тщательностью, что и первый
муж. Она давно оставила службу и больше к ней не возвращалась. О
благополучии ей тоже не приходилось думать: оно было всегда, даже когда
Макарцев был на волоске от гибели. Зинаида привыкла к трудной должности
жены
ответственного работника и мужественно несла это бремя. Хотя ей пошел с
орок
пятый год, время, казалось, не коснулось ее: лицо, фигура, походка -- все
было в полном порядке. Когда она шла, держа под руку сына, дистанция
чувствовалась, конечно, но не реальная. Игорь старел гораздо быстрей, а ве
дь
вполне могло бы быть наоборот.
Он гордился тем, что жена у него такая красивая, и радовался, если им
удавалось побывать где-нибудь вместе. Но это случалось редко. Едва она
начинала говорить, что соскучилась без природы, он отправлял ее на госда
чу;
едва намекала, что устала, он спустя час звонил ей и говорил, что заказал
для нее путевку. Она любила отдыхать в Грузии, в Ликани, в закрытом
санатории ЦК возле Боржоми. Старый дворец царей Романовых в сказочно
красивом лесу, мало людей, целебная вода. Семейное прошлое будто вставал
о
перед ее черными очами.
Санаторные нравы Зинаида Андреевна не принимала. Ее возмущала
невоздержанность мужчин и особенно женщин, легко сходящихся на один веч
ер. В
этом было что-то кошачье, она брезгливо морщилась, старалась не заводит
ь
знакомств, чтобы не слышать: "Выпили коньяку, а потом..." Иногда она
пыталась пожалеть этих женщин, понять их. Но тут же с брезгливостью думал
а:
"У нас с Гариком тоже ведь немало трудностей, но ни я, ни он не стали бы вот
так..."
Игоря Ивановича она поднимет, поправит, все сделает, чтобы он стал
здоров. Другие по два и по три инфаркта переносят, а работают, хоть бы хны!
Единственный, кто ускользал из ее логики жизни, был сын. Но, с другой
стороны, сейчас у всех с детьми проблемы. Боренька вырастет, поумнеет. Есл
и
бы муж помог, почаще вмешивался, и она нервничала бы меньше. А он полагалс
я
в этом вопросе на жену. Зинаида Андреевна не раз просила всерьез занятьс
я
сыном, проявить мужской характер. Макарцев обещал, подолгу собирался,
обдумывал, пытался это сделать, откладывал. А теперь, когда он заболел, он
а
думала: "Ну вот, теперь у Игоря Ивановича больше будет времени подумать о
сыне, а мальчик станет терпимее к отцу. И все наладится".
_33. ВСЕ РАВНО Я ТЕБЯ ПОЦЕЛУЮ!_
Сироткина была уверена, что теперь, когда Ивлев, хотел он сам того или
нет, а все же принадлежит ей и хоть изредка она обретает полную власть на
д
ним, -- она успокоится. Ведь ей от него ничего не надо, а то, что было надо,
получено. Любовь до тех пор приносит состояние дискомфорта, вычитала гд
е-то
Надя, пока эта любовь не удовлетворена. А теперь, поскольку уже все было, а
ничего большего не может быть, потому что это не входило в ее планы, интере
с
к спецкору Ивлеву должен пойти на убыль. Она уже отбыла свой срок в тюрьме
у
Ивлева. Но амнистия для Нади не наступила.
Пройдет, твердо говорила она себе. Достаточно будет его видеть, хотя бы
изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, -- пусть не ей,
другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но
какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мысля
х,
на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушал
а
его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было
кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что
долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игр
а.
Останавливало ее лишь то, что это отпугнуло бы его совсем. Она
металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит
в
кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к
целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались
второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в
коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой
неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегал
а
в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и
потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудел
и
ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткин
а
решилась.
-- Слушай, -- весело прощебетала она, как бы случайно остановив
Вячеслава в коридоре.
-- Привет!
Ивлев глядел на нее рассеянно и ждал, что она скажет дальше. А она
задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
-- Ты чего? -- удивленно спросил он.
Она сжимала кулаки. Длинные ногти впились в ладони. После паузы, такой
затянутой, она наконец вспомнила что заранее придумала сказать. Шепото
м,
медленно выдавливая слова и заставив себя опять беззаботно улыбнутьс
я,
Надежда произнесла:
-- Между прочим, я подсчитала: у меня сегодня юбилей.
-- Поздравляю? А какой?
-- Ровно три года, как мне вырезали аппендикс.
-- Надо сказать Рапу. Пусть напишет передовую.
-- Не надо. А вообще, если хочешь, можем отметить. Ну, например, сходим
в Дом журналиста... Деньги у меня есть.
-- Понимаешь... -- замялся он. -- Я ночью улетаю.
-- Куда?
-- В Новосибирск. Рап просил накатать статью секретаря обкома о
субботнике. Сам Paп в Сибирь не любит ездить -- надо же выручить старика.
-- Надолго?
-- Неделька.
-- А вечером?
-- Что -- вечером?
-- Ничего!
Надя вспыхнула, внезапно возненавидев его. Ей захотелось немедленно
резко ответить или ударить Ивлева, чтобы точка была поставлена. Но она
улыбнулась опять и ушла, стараясь шагать легко и независимо. День тянулс
я
нудно, как пленка в магнитофоне с подсевшими батареями. А вечером Сиротк
ина
взяла у Инны Светлозерской в машбюро перламутровую помаду, накрасила гу
бы и
поехала в Дом журналиста. Одна. С твердым намерением наперекор приличия
м
выпить за светлую память о своем аппендиксе.
Войти в ресторан Надя все же не решилась. Она взяла у стойки кофе и
рюмку коньяку. Сироткина высмотрела пустой столик у стены, заполненны
й
обертками от конфет. Она села спиной к проходу, чтобы никого не видеть.
После глотка коньяку стало тепло. Ивлев передумает и заедет сюда перед
отлетом на полчаса. Она глотнула еще, и Ивлев стал более расплывчатым.
Надежда вынула сигарету, рассчитывая, что остатки этого негодяя улетуч
атся
вместе с табачным дымом -- единственным (если не считать алкоголя)
наркотиком, почему-то разрешенным в ее родной стране. У нее не было спичек
,
она оглянулась.
-- Разрешите?
Худой и длинный парень в клетчатом свитере поднес к ее лицу красивую
иностранную зажигалку, ловко повернул ее пальцами и чиркнул, осветив е
е
чистый лоб. Сироткина прикурила.
-- А за это, -- спросил он, -- вы не дадите мне сигарету?
-- За это я ничего не дам. Просто так -- пожалуйста.
Без лишних церемоний он присел к ней и закурил. Мальчик был моложе
Надежды и никакого практического интереса не представлял. Надо было ср
азу
вежливо сказать ему, что сейчас к ней подойдет муж. Но Ивлев, оказалось, не
улетучился, и ей хотелось отомстить ему. На роль роковой соблазнительни
цы
Сироткина не годилась, но когда ее уговаривали отомстить, можно было
согласиться.
-- А я вас здесь уже не раз видел.
Он сказал то, что должен был сказать, и ничего другого.
-- У вас хорошая память, -- сказала Надя.
-- Это даже родители признают.
-- Почему "даже"?
-- Потому что их все во мне раздражает. Представляю, как мать
подпрыгнула бы, если бы узнала, что я хочу жениться.
-- Поздравляю! -- Надя произнесла это слово с интонацией Ивлева и
рассердилась сама на себя.
-- Спасибо!... Только невесты еще нет...
-- Ну, это не проблема!
-- Проблема! У меня жесткие требования: вес 45, рост 160, размер бюста
четвертый. В общем, похожа на вас.
"У меня размер третий", -- сказать это у Нади чесался язык.
Но она решила, что неприлично растлевать малолетку пошлостью, которой
в
нем и без ее поддержки достаточно. И она произнесла:
-- Вы прямо-таки восточный султан!
-- Давайте выпьем!
-- По чашке кофе.
-- И по коньяку!
-- Вы разве не пили?
-- А вы? -- удачно парировал он. -- Я всего четыре рюмки -- грамм
двести, не больше.
-- А можете сколько?
-- Семьсот пятьдесят пил, -- скромно сказал он. -- Больше не пробовал.
Попробуем?
"Не рассердятся ли папа с мамой?" -- могла бы спросить она.
Но не стала его унижать.
-- Нет, это слишком дорого. Но, по одной, малюсенькой...
Они выпили.
-- Вы мексиканскую водку пили? -- спросил он. -- У них к бутылке
привязан мешочек перца, а внутри плавает заспиртованный червяк. Он прид
ает
особый аромат, понимаете? На стол ставят лишнюю рюмку и на закуску червяк
а
целуют...
Выпили они еще по три рюмки, и Надя подумала, что уже одно то
обстоятельство, что она пьяна одна, без Ивлева, хорошая месть ему за его
эгоизм. Новый знакомый не очень ловко помог ей надеть шубу. При этом он ка
к
бы случайно прикоснулся к ее шее и волосам, а она как бы случайно
отклонилась. На улице он взял ее под руку и подвел к бежевому "Москвичу".
Остывший мотор долго не хотел запускаться, и похоже было, что не заведетс
я
вообще. Надежда сидела в холодной машине, уткнув нос в пушистый меховой
воротник. Мотор завелся, и ее новый знакомый, не грея двигателя, резко
выехал. Непрогретый мотор дергал, чихал. Машин, пешеходов и милиции на
Никитском бульваре было мало; падал легкий, сухой снежок, разбегающийся
от
машины по асфальту в разные стороны. Выскочив из тоннеля, "Москвич"
тормознул на перекрестке: горел красный свет.
-- Есть идея. Прокатимся в лес?
-- Ночью?!
-- Что мы -- дети? Погуляем.
-- В такой-то холод?
-- Печку включим, -- он сдвинул рычаг.
Вентилятор заверещал, гоня теплый воздух к ногам.
-- В другой раз, ладно? -- ласково сказала Сироткина. -- Отец ждет,
будет сердиться... Мне вот сюда.
-- Провожу.
-- Не надо, я сама.
-- Провожу! -- упрямо сказал он и вошел за ней в подъезд.
Лифтер внимательно оглядел его, но, поняв, что он с Надей, ничего не
сказал, только проследил за ними глазами, пока они поднимались по лестни
це.
-- А поцеловать? -- спросил он, когда она протянула ему руку.
-- Кого? -- она подняла удивленные глаза.
-- Тебя.
-- Не рано ли?..
Он неловко притянул ее к себе. Надя отвернулась и попыталась
освободиться.
-- Пустите, сэр. Я не мексиканский червяк. Нельзя!
-- Почему нельзя? -- он вдруг поглупел. -- Можно!
-- А я говорю -- нельзя!
Она наклонилась, прошмыгнула у него под рукой и стала искать в сумочке
ключ.
-- Когда же будет можно? -- спросил он, качнувшись.
Надежда пожала плечами и вставила ключ в дверь.
-- Давай еще постоим тут. Домой неохота...
-- Лучше в другой раз. Запомните телефон?
Он записал номер на пачке сигарет.
-- А может, прокатимся?
Но она уже отворила дверь.
-- Ты меня по телефону с другим Борисом не спутаешь? У тебя другого
знакомого Бориса нету? Я Макарцев. Макарцева знаешь, моего отца? Его все
знают.
-- Макарцева? -- переспросила она. -- Кто это?
-- А как же ты прошла в Домжур? Ты где учишься?
-- Я работаю, -- сказала она, -- в ателье. Портнихой. А в Домжур
знакомые провели...
-- Мне очень хочется тебя поцеловать.
-- Я же сказала: нет!
Она поспешно затворила за собой дверь. Он прижал рот к замочной
скважине и проговорил:
-- Все равно я тебя поцелую, вот увидишь! В губы!
Борис Макарцев запрыгал вниз по лестнице через пять ступенек сразу и
чуть не свалился на повороте. В последний момент он ухватил рукой перила.
_34. МАКАРЦЕВ БОРИС ИГОРЕВИЧ_
_ИЗ АНКЕТЫ ПОСТУПАЮЩЕГО В ВУЗ_
Родился 29 октября 1950 г. в Москве.
Русский. Беспартийный. Член ВЛКСМ.
Образование среднее. Окончил французскую спецшколу No 109
Ленинградского района Москвы. Аттестат зрелости No 9836457.
Специальности нет.
Знание иностранных языков: французский (читает, может объясниться).
Выполняемая работа с начала трудовой деятельности (включая учебу в
высших и средних специальных учебных заведениях, участие в партизанск
их
отрядах и работу по совместительству): не работал.
Ближайшие родственники: Макарцев Игорь Иванович -- отец, Макарцева
Зинаида Андреевна -- мать.
Военнообязанный призывного возраста. Приписное свидетельство
No 741374К, выданное Тимирязевским райвоенкоматом Москвы.
Состояние здоровья: практически здоров. Основание: справка
спецполиклиники Мосгорздравотдела для поступающих в вузы -- форма No 281.
Паспорт: VIII MX No 381014, выдан 63 о/м Москвы 11 ноября 1966 г.
Проживает: Петровско-Разумовская аллея, 18, кв. 84. Телефон 258-71-44.
_ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, СОПУТСТВУЮЩИЕ И МЕШАЮЩИЕ БОБУ_
Игорь Иванович не сомневался, что его сын, как все дети партработников
его положения, поступит в Институт международных отношений и посредств
енный
аттестат зрелости -- не столь уж существенный изъян при возможности нажа
ть
где надо. Одновременно Макарцеву хотелось, чтобы Бобочка тоже стал
журналистом, но никаких позывов у него в этой области не обнаруживалось
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68