..
-- Чушь! Ты знаешь, мы -- люди пробойные. Времени в обрез, тебе
говорить нельзя. А суть? Можешь?
-- Меня опять будут бить, если скажу... Больно...
-- За что?
-- Просто так... Садисты...
-- Да кто?! Кто, старик?
-- Я искал такси...
-- Спешил к Инке?
-- Она сказала?
-- Она. Да Инка свой человек, последний кусок хлеба отдаст.
-- Я знаю... Не говори Наде...
-- Наде? Не скажу. Ты искал такси и...
-- Ага! На тротуаре милиционер. Я голосую, машины не останавливаются.
Он подходит: "Здесь остановка запрещена -- никто не остановится. Пройди
отсюда". Я рассердился: замерз, а он в валенках и ему делать нечего. Я
говорю: "Давай спорить. Если остановится -- червонец с меня, не остановится

-- с тебя! Сейчас остановится, вот увидишь!" А он говорит: "Точно!
Остановится!" Смотрю, прямо возле меня раковая шейка. В ней двое. "Садись!"
-- говорят мне. Я говорю: "Это мне не подходит, мне такси надо". -- "Садись,
говорят!" Меня за руку втащили и сразу поехали.
-- Куда?
-- В райотдел милиции. Но это я уже на другой день понял, потому что
бить они меня начали сразу, еще в машине, когда обыскали. Связали руки
ремнем и били... Они думали, грузин, денег много. А когда привезли в
милицию, к ним еще дежурный подключился. Я им: "Я не типичный грузин, я
нищий". "Будешь, -- говорит, -- знать, грузинская морда, как наших русских
баб хапать!" Они меня ногами били, и кастетами, и табуретку кидали из угла в

угол, она мне по голове задевала. И опять спрашивали, где я деньги прячу. А

когда я уже двигаться не мог, окружили и мочились на меня, все старались в

рот попасть. Я захлебнулся...
Саша прикрыл глаза, сморщился то ли от боли, то ли от воспоминаний.
-- Говорят, судить будут. А за что? Славик! Берегись их!
-- Да ты успокойся, Сашка. Теперь мы вмешались. Если что, Макарцева
попросим.
Дверь в палату открылась. Тощий хирург поманил пальцем Ивлева. Слава
погладил Какабадзе пальцами по лицу, собирая его слезы, и вышел.
-- Вы, значит, из "Трудовой правды"? -- капитан в милицейской форме
потянул Ивлева за рукав. -- Рад познакомиться, старший инспектор Утерин. Мн
е
поручено с вами побеседовать. Пресса о нас немало пишет, не жалуемся, да

только не все понимают нашу специфику. Давайте поднимемся ко мне...
Они прошли узким подвальным коридором под лампочками, закованными в

решетки, к лифту. Дважды у них проверили документы. В комнате Утерин указа
л
Вячеславу на стул.
-- Трудная у вас задача, -- Владимир Кузьмич перешел к сути. -- Сам я
делом этим не занимался, полковник поручил вам объяснить. Улики против

Какабадзе серьезные. У вас сомнения: дескать, в милиции его били. Между
нами, случается иногда, бьют -- люди разные у нас. Но тут драка. Свидетелей
у него нет...
-- Есть, -- сухо сказал Ивлев.
-- Нашли? -- искренне удивился Утерин. -- Вячеслав Сергеич, я насчет
вас Кашину звонил, справился. Он вас рекомендовал как умного и опытного

журналиста.
-- Спасибо!
-- Мы с вами оба -- люди подчиненные. У меня свое начальство, у вас
свое. С начальством лучше не ссориться, верно?
-- Точно.
-- Кстати, как там ваш Макарцев -- все еще в больнице? Вот не повезло:
инфаркт, а тут история с сыном. И рад бы найти смягчающие вину
обстоятельства -- так нет ничего! Мальчишке пятнадцать лет отсидеть -- это

будет конченый человек. Начальство считает, можно пойти друг другу
навстречу. Посоветуйтесь. Официально такого, конечно, никто не скажет,

понимаете?
-- Я вас понял, -- Ивлев поднялся.
Утерин тоже встал и виновато улыбнулся. Они крепко пожали друг другу
руки, как старые друзья.
По тротуару холодный ветер мел пыль, закручивая ее в воронки. На
Тверском бульваре дети играли между луж на сухих островках асфальта.

"Согласись!" -- скажет ему Раппопорт. "Никаких статей! -- заявит Ягубов. --
Критиковать милицию -- значит критиковать власть. Разоблачать -- дело
карающих органов. Мы -- пропагандисты". "Запашок в этой сделке есть, но это
частный случай, -- скажет Макарцев. -- Речь ведь идет о жизни. Представь,
что твой сын, Ивлев, попал в беду..." Интересно, а что скажет Полищук?


_45. ПОЛИЩУК ЛЕВ ВИКТОРОВИЧ_

_ИЗ АНКЕТЫ ПО УЧЕТУ РУКОВОДЯЩИХ КАДРОВ_

Социальное происхождение -- служащий. Дед, также Лев Викторович
Полищук, -- рабочий, участник трех революций, член партии с 1906 г.,
персональный пенсионер (из автобиографии).
Член КПСС с 1949 г., партбилет No 02692311. Ранее в КПСС не состоял.
Партийное взыскание (выговор с занесением в учетную карточку) снято го
д
назад в связи с безупречным поведением.
Образование высшее, инженер, окончил Высшее техническое училище имен
и
Баумана в 1955 г.
Имеет научные труды по социологии (статьи написаны в соавторстве).
За границей был в Швеции, Австрии, Саудовской Аравии, Бангладеше,
Кувейте, OAР, Корейской народной республике, Монголии (трижды), --
туристические поездки по "Спутнику" руководителем молодежных делегаци
й.
Женат, один ребенок, 6 лет.
Член партийного бюро редакции, зампред Общества монгольско-советско
й
дружбы.
Отношение к воинской обязанности -- майор запаса, политсостав,
спецучет.
Паспорт УП ФИ No 283452, выдан 21 о/м Москвы 8 января 1960 г. Прописан
постоянно по адресу: ул. Кондратюка, 10, кор. 3, кв. 67. Тел. 253-28-14.
Дополнение к анкете: рост 176 см, глаза зеленые, цвет волос -- темный
шатен, усы черные.

_ВИРАЖИ ПОЛИЩУКА_

В десятом классе Лев, человек целеустремленный, стал кандидатом в
мастера спорта по стоклеточным шашкам. Когда он поступал в Бауманское

училище, самая патриотическая кафедра института -- спортивная -- надавила
на
приемную комиссию, и Полищук был принят, хотя недобрал одного балла. На

втором курсе он стал мастером спорта и учился меньше, чем разъезжал по

соревнованиям. Как человека общительного его выбрали членом комитет
а
комсомола, а затем выдвинули на должность секретаря. Перед ним замаячил
а
сверкающая перспектива выхода в дамки. Получив диплом инженера, молодо
й
коммунист и румяный комсомольский лидер Лев Полищук, имеющий безукориз
ненную
анкету (никто не знал, что у него бабушка -- еврейка), был рекомендован
ответорганизатором в отдел науки ЦК ВЛКСМ. Он стал курировать молодежь
в
новых сибирских академгородках.
У Полищука был серьезный недостаток, который на студенческом уровне н
е
очень ему мешал, а после стал обжигать: он верил людям. И они его подвели.
Два раза он поддержал в Новосибирском академгородке нечто, похожее на

дискуссии. Однако дискуссии быстренько переросли из чисто научных в

социальные, и было дано указание закрыть комсомольско-молодежное кафе
.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов вызвал Полищука и кратко объяснил:
-- Стриптизов не будет.
Вслед за Семичастным и Шелепиным Павлов рвался в ЦК КПСС или, на худой
конец, в КГБ. Полищук, как и все ответработники комсомола, понимал, что
руководству страной требуется омоложение и лучшие кадры для этого ест
ь в
комсомоле, первом помощнике партии. Однако если Полищуку такое омоложе
ние
представлялось выходом из застоя, то для Павлова и его единомышленников
цель
была в том, чтобы взять свое. Так или иначе старейшины поняли, что стоит
только пустить в Большой дом одного комсомольского лидера -- за ним двину
тся
остальные, связанные веревкой, как альпинисты. И хотя оба серых здания ст
оят
напротив друг друга, между партией и комсомолом был построен прозрачны
й и
непреодолимый забор. Лев понял это окончательно, когда проворовавшего
ся
Павлова назначили Председателем спорткомитета, оставив ему спортивный
Олимп,
навсегда закрыв партийный. К этому времени Полищук и сам поостыл в
оргработе.
Друзья его лепили диссертации, жили веселее. Во время перетряски,
связанной со сменой руководства, Полищуку удалось уйти в институт, где п
осле
многолетнего перерыва возобновлялась социология. Но какую бы сторону ж
изни
ни взялись изучать социологи, о публикации результатов не могло быть и р
ечи,
поскольку они "не соответствовали". Руководство возило закрытые отчет
ы
наверх, но там они тоже не нравились. У Полищука уже была готова диссертац
ия
на тему "Стремления советской молодежи и их реализация", когда пришло
указание прекратить заниматься конкретной социологией. Впредь инсти
тут
должен был следовать заданиям, в которых указывалось, какие выводы нужн
о
получить.
К счастью, Лев Викторович уже прошел хорошую школу чутья и сумел до
оргвыводов перескочить в Институт международного рабочего движения, в
новый
сектор футурологии. Тут готовили для компьютера сложную программу, цел
ь
которой -- показать, как далеко уходит коммунизм по сравнению с загнивающ
им
капитализмом. Работа продвигалась успешно, были почти готовы нескольк
о
докторских и ряд кандидатских диссертаций. Компьютер работал в торжест
венной
обстановке, руководство института обещало верхам результаты к предсто
ящему
съезду партии. Однако неожиданно машина заявила, что международное раб
очее
движение не имеет существенного значения, коммунизм не уходит вперед,
а
капитализм не загнивает. Больше того, идеология, с точки зрения футуроло
гии,
не играет роли в развитии экономики. В некоей точке пути капитализма и

коммунизма сливаются. Временная роль идеологии в том, заявил компьютер
,
чтобы тормозить конвергенцию, мешать ей.
Наказать компьютер за антиленинский подход к науке было нельзя, но
сектор футурологии ликвидировали. Полищук метнулся в поисках другого м
еста
работы и замешкался. Тут-то его и настиг выговор с занесением в учетную

карточку за идеологическую халатность, хотя непосредственно с расчета
ми Лев
связан не был.
В это время Макарцев, озабоченный омолаживанием кадров "Трудовой
правды", подыскивал себе ответственного секретаря взамен старика Овсе
ева,
старого правдиста, которого с почетом проводили на пенсию. Макарцев пони
мал,
что, не найди он сам нейтрального человека, ему пришлют из ЦК и тот станет

усердно выполнять не его, Макарцева, волю, а тех, кто его посадил. Полищук,

рекомендованный через знакомых, сразу понравился, -- Макарцеву вообще ср
азу
нравились или не нравились люди.
В новом деле мастер спорта по стоклеточным шашкам скоро почувствовал

себя как рыба в воде. Весь прошлый организаторский опыт пригодился. Газе
тный
механизм увлек Льва. Опасная система верить людям, так до конца Полищуко
м не
изжитая, обеспечивала ему хорошие отношения со всеми сослуживцами.
Единственное, что для него было хуже горькой редьки, -- это частые поездки

наверх. К счастью, Макарцев любил это делать сам, а когда не мог, облегчал

его участь, посылая своих замов. К этому времени карьерные соображения Л
ьва
Викторовича еще раз полиняли. Он будто ощутил макушкой свой потолок.
Ягубов очень удивился, когда услышал, что Полищук ездит на работу в
метро с пересадкой на троллейбус, в то время как ему положена персональн
ая
машина, и обедает в закрытой столовой ЦК ВЛКСМ, куда его пускают по
привычке, а не в столовой Большого дома. Замечание Полищук выслушал без

возражений, признал правоту Ягубова, но ничего не изменилось. Когда Мака
рцев
отдал распоряжение печатать гневные отклики трудящихся на Солженицы
на,
Полищук, сказавшись больным, просил заменить его на посту дежурного
редактора и уехал. Номер подписал Игорь Иванович сам.
В кабинете у Полищука иногда собирались два-три человека поговорить. И

он, печально улыбаясь, высказывал мысль, что улицы в Москве переименовыв
ают
по фамилиям отечественных и зарубежных вождей, им ставят памятники, и го
род
становится похожим на кладбище коммунистов всего мира.
-- Однажды, когды мы были в Швеции, -- рассказывал он близким друзьям,
-- мэр Стокгольма бросился нас обнимать. "Я очень уважаю советских
журналистов. Они такие умные! Наши журналисты -- примитив по сравнению с

вами. Ведь при той цензуре, которая у вас в стране, вы еще ухитряетесь
что-то писать!"
Лев оставался в рамках, стараясь не делать гадостей. Чтобы идти
наперекор, надо быть героем, а он -- обыкновенный человек. Он будет делать

дело, стараясь не участвовать в подлостях и добровольно не подливать мас
ла в
огонь. Впрочем, и на мелкой честности он мог нажить большие неприятности.

Когда Сироткина в связи с отсутствием Ягубова принесла Полищуку
очередную пачку почты, тот просмотрел ее и некоторые слишком злые письм
а, а
также открытые письма в защиту политических заключенных вынул из стоп
ы,
порвал и бросил в корзину.
-- Ты ничего не видела!
Больше они на эту тему не говорили. В редакции у Полищука в друзьях
числилась Раиса Качкарева, редактор отдела литературы и искусства.
Поговаривали всякое. Энергии у Раисы имелось хоть отбавляй. Рая заходил
а за
сигаретой, оставалась, подолгу трепалась за жизнь, давала советы (как
правило, умные) с кем и как себя вести, где быть левее, а где воздержаться,
чтобы не погореть. Она понимала Полищука, как никто. Жена Полищука знала о
б
этой дружбе и, стараясь не показать виду, ревновала.
Бывшие коллеги по комсомолу пристроились в разных организациях. Как-т
о
начальник Полищука в ЦК ВЛКСМ, работавший теперь в органах, узнав, что Ле
в
Викторович стал журналистом, поговорил о жизни, а после предложил:
-- Слушай, не перейти ли тебе к нам? На два года -- в спецшколу: языки,
специальность. И поедешь от своей "Трудовой правды" или от другой газеты
в
загранку. Пошлем с семьей, не волнуйся. Будешь числиться корреспонденто
м и
собирать информацию, которая нам нужна. В современных условиях делать э
то
несложно.
-- Заманчиво! -- ответил Лев, но на другой день отказался: Райка
отговорила.
-- Ну и дурень! -- сказал Макарцев, когда ответсекретарь поведал ему
эту историю, хотя сам органы недолюбливал.
Однажды Полищук не на шутку обидел редактора, и будь тот чуть глупее,
не простил бы. Отдел информации подобрал подходящего парня и хотел взят
ь.
Газета хромала без хороших репортеров, нужны были оперативные материа
лы в
каждый номер, и парень охотно бегал и быстро писал, а Макарцев упирался,

ссылаясь на то, что парень беспартийный.
-- Примем его в партию, -- уговаривал Полищук.
-- Проще взять партийного, -- возражал Макарцев. -- К тому же мы не
детский сад, нам нужны люди из других газет, с опытом.
-- Но ведь по деловым качествам он подходит!
-- Да пойми ты, Лева: я за кадровую политику в целом отвечаю, а ты
отрываешь одни деловые качества!
-- Не знал я, что вы против пятого пункта! -- выходя, процедил Полищук.
-- Постой! -- крикнул Макарцев. -- Если так, нет уж, постой! Посмотри
что у нас в редакции делается! И сравни с другими... Анонимки, что у нас
слишком много евреев, на меня идут, а не на тебя! Знаешь что? Поезжай в ЦК и
там скажи, что я антисемит. Громко скажи. Они меня меньше попрекать будут!

-- Там не скажу, -- возразил секретарь. -- На том уровне этого,
возможно, и недостаточно. А тут...
-- Видали либерала? -- засмеялся вдруг Макарцев. -- Никак не пойму,
чему тебя в комсомоле учили? Ладно! Где заявление? Оформим!
Больше они к этой теме не возвращались, но холодок оставался. Макарцев

не злился. Просто неприятно, когда тебя обвиняют в том, чего в
действительности нет.


_46. ЗА СПИНОЙ ЯГУБОВА_

Ивлев не раздеваясь направился в кабинет ответсекретаря. У него с
Полищуком была служебная дружба. Вне редакции они не встречались, но тут
,
чувствуя общность в оценке ряда проблем, проникались друг к другу все

большим доверием, сближались и углублялись в такие дебаты, которые еще

недавно были невозможны.
-- Ну что там с Какабадзе? -- Лев накрыл ладонью кипу гранок на столе,
чтобы не разлетелись от сквозняка.
Вячеслав в пальто рухнул в кресло и кратко изложил ситуацию и
предложение Утерина.
-- Игоря Ивановича жалко, -- проговорил Полищук. -- Но плевать себе в
морду мы тоже не нанимались. Речь идет даже не о Какабадзе -- о газете. Я за
то, чтобы выступить. Иначе мы становимся такими же уголовниками, как эти и
з
МВД. Чего молчишь, Сергеич?
-- Предположим, воздержимся от статьи и их обоих выпустят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68