Затея провалилась, и б
уквально под влиянием момента Ц я знал, что Эрнест на Кубе, Ц я оказался
в Гаване. Прилетел коммерческим авиарейсом.
КЛИФФОРД: И вот с этого момента поподробнее, если можно. Не надо слишком сп
ешить.
ХОВАРД: Я все прекрасно помню. Сначала пошел во "Флоридиту", тот бар, так как
знал, что Эрнест проводит в нем много времени. Но его там не было. На тот мом
ент в баре вообще никого не оказалось. Где-то около обеда, в общем, день. Так
что я поймал такси и поехал в его finca. He помню названия поместья, а тогда не зн
ал даже, что это называется finca. Просто сел в машину и сказал водителю: "Хемин
гуэй". А он мне ответил: "О, папа!" Я возразил: "Мне не нужен никакой папа, мне ну
жен Хемингуэй". Парень заладил: "Si, si, Papa". А я ему: "Мне нужен сеньор Хемингуэй", а т
от как попугай: "Si, si, Papa, Papa". Ну, к тому времени мы уже, естественно, давно были в пу
ти, и в результате выяснилось, что водитель имел в виду именно Эрнеста. Нав
ерное, он в тот момент не работал. Меня впустили в дом без всяких церемоний
. Горничная у двери даже не спросила моего имени. Хемингуэй сидел около ба
ссейна, рядом с ним еще несколько человек, и помню, я подошел... Не было време
ни переодеться, на мне был деловой костюм. Я успел снять только галстук, за
сунул его в карман. Подхожу, а Эрнест сидит, пузо отвисло, и смотрит на меня
поверх очков, а потом говорит: "Не стой так, не загораживай солнце, не могу р
азглядеть твоего лица, а это ужасно раздражает. Пройди немного вот туда". Я
послушно отошел, куда мне велели. Хемингуэй посмотрел на меня с таким мра
чным выражением, вроде: а это вообще кто? Но потом неожиданно его лицо озар
ила большая красивая улыбка, и он воскликнул: "Черт побери, Джордж, рад вид
еть тебя, добро пожаловать!" Я был на седьмом небе от счастья. Не от теплоты
приема, но от того, что этот великий человек узнал меня после стольких лет
. И действительно был рад меня видеть. Эрнест умел встречать людей, а такое
качество встречается редко. В общем, в его доме было вечно полно народу, н
е считая членов семьи. Там была жена, ну или какая-то женщина, которая пост
оянно суетилась, мне показалось, что это его супруга. Еще молодая блондин
ка, которая, как мне помнится, очень не нравилась жене. Кучка слуг и нескол
ько детей Ц его и других людей. Какие-то студенты из Штатов. Они пришли в д
ом и просто набросились на него со своими рукописями, ожидая бог знает че
го, Ц может, что он купит их опусы и опубликует их. Но Эрнест действительн
о все читал, с большим терпением. Помню, один из них уже уходил, а потом подо
шел к Хемингуэю и попросил у него денег, так как у парня не было даже цента
на проезд. Тот улыбнулся и дал бедолаге сотню или две баксов. Вот такой чел
овек.
КЛИФФОРД: А ты все еще был Джорджем Гарденом?
ХОВАРД: Просто боялся открыть ему свое настоящее имя, боялся, что оно все и
зменит. А у нас были такие хорошие отношения, не хотелось подвергать их ри
ску. Мы просто ходили по дому, сидели, разговаривали. О чем? Сейчас уже и не в
спомнить. Эрнест хотел знать, чем я занимался все эти годы, пришлось выдум
ать пару историй Ц в известном смысле, основанных на фактах моей собств
енной биографии. События могли быть и другими, но сущность, содержание бы
ло одно и то же, так что я не лгал ему, ну, по крайней мере, не слишком много.
КЛИФФОРД: Ты остановился у него дома?
ХОВАРД: Да, в первый день остался, и он уговорил меня поехать с ним на рыбал
ку.
КЛИФФОРД: Нет, я имею в виду, ты был его гостем?
ХОВАРД: Нет, ничего подобного. Я остановился в одном из этих больших отеле
й в Гаване. Кажется, "Нэшнл". Да, точно. "Нэшнл". Но большую часть времени мы про
водили в его доме, если не считать рыбалки, конечно. Это случилось то ли на
второй, то ли на третий день. Необычный эпизод, Клиффорд, он стоит у меня пе
ред глазами, как будто это было только вчера. Эрнест всегда... Я прокатил ег
о на самолете, а он в свою очередь хотел показать мне настоящее рыболовно
е судно. Так сказать, его хобби. Я был спортсменом, в том смысле, что хорошо и
грал в гольф, стрелял неплохо, но никогда не охотился и не рыбачил просто т
ак, для удовольствия, поэтому не знал, чего ожидать. Меня захватили враспл
ох с самого начала... и... тут выяснилось, что Эрнест уже сидит на борту, и мы вы
шли из дока, а на нас нет ничего, кроме плавок. Больше ничего.
КЛИФФОРД: А еще кто-нибудь на борту был? Женщины, например.
ХОВАРД: Только пара кубинцев-помощников, вот и все. Один стоял за штурвало
м, другой подносил напитки. Но Эрнест тогда уже знал, что я не пью, специаль
но для меня припас на леднике бутылку молока, и каждый раз, наливая себе... н
е помню, что конкретно он пил, то ли текилу, то ли дайкири, точно не скажу, но
у него было несколько термосов спиртного, и каждый раз, когда Хемингуэй р
ешал выпить, то кричал бармену: "Принеси молока сеньору Жардену!" А потом р
азражался бурным смехом. Его страшно веселило, что я пью молоко. Просто не
имоверно. Но вот рыбалка не задалась. Эрнест сказал, что это из-за танкеро
в, торпедированных немецкими подлодками во время войны... дрянь, вылившая
ся из них, убила почти всю крупную рыбу, на которую стоило обращать вниман
ие. Он стонал, ругался, а потом стало жарко, и Хемингуэй заявил, что у него от
плавок все чешется, и снял их. А потом сказал мне: "Давай, Джордж, ты наверня
ка уже помираешь от жары. Потницу заработаешь. Снимай одежду". Я вспомнил в
се, что слышал о сексуальных привычках великого писателя, его половой жи
зни, решил, что я в безопасности, и стянул с себя нижнее белье. Всегда стесн
яюсь наготы, что с мужчинами, что с женщинами, не важно. Вроде бы и какой-то
большой причины нет. Не знаю почему, но когда я играл в гольф, в раздевалке
все мужчины шли в душ вместе, а я ждал, пока они закончат, и только потом мыл
ся. Забирался в самый угол раздевалки, только там менял одежду. Не знаю, по
чему я такой стеснительный. Причина в детстве, думаю, я рос высоким, неуклю
жим, но настоящую причину подобного поведения определить не могу. Короче
говоря, через какое-то время Эрнест решил пойти искупаться. Мы вместе ныр
нули. Для меня это был совершенно экстраординарный опыт, потому что... мне
трудно это тебе объяснить. Вот мы, взрослые люди. Мне тогда уже сорок восем
ь лет исполнилось, а Эрнест и того старше, мы были в воде, а Хемингуэй стал и
грать, уходил под воду, подныривал под меня, щекотал под коленками. Он хоте
л поиграть в рыб. Один должен был быть акулой, другой Ц марлином, или рыбо
й-меч, и мы устраивали бой. Вопили, кричали, угрожали друг другу Ц "берегис
ь, я иду". Плескались, как дети. Все было просто замечательно. Стоял удушлив
о-жаркий день, а мы, два взрослых, уже пожилых человека, купались в Мексика
нском заливе. Этот случай позволил мне по-другому взглянуть на Эрнеста. Я
увидел в нем то общее, что есть у всех гениев и великих людей. Это способно
сть к игре, желание оставаться в каком-то отношении детьми до самой старо
сти. К сожалению, у меня этой особенности нет и никогда не было. Вот эта про
стота, естественность, которая есть у тех, кто не стыдится себя, того, что п
рячется у них в глубине души. Полное отсутствие самомнения. И это был прек
расный день, замечательный день. С Эрнестом мне было гораздо лучше, чем со
всеми, кого я знал всю свою жизнь... Мы просто принимали друг друга такими, к
акие мы есть, и... Я был поражен. И собой в том числе. Пойми, тогда я многого не
осознавал. Большинство этих мыслей пришло ко мне потом, ведь обычно так с
транно я себя не вел. А теперь был счастлив. И тут, прямо на лодке, совершил б
ольшую ошибку. Подумал, что между нами теперь установились такие прекрас
ные отношения, ну, стыдился того, что обманываю Эрнеста, выдавая себя за Дж
орджа Гардена. Мне показалось это постыдным, и я сказал ему: "Ты знаешь, я не
должен был... Мне нужно тебе кое-что сказать. Мое имя не Джордж Гарден". Он за
смеялся, глотнул спиртного и спросил: "Какого черта, ты кто?" Я ответил: "Бизн
есмен. Меня зовут Ховард Хьюз". На секунду мне показалось, что он... но он про
сто посмотрел на меня с минуту, допил остатки и воскликнул: "Черт побери! С
укин сын! Я должен был знать, догадываться. Вот почему ты так хорошо летаеш
ь. Я должен был понять". И я расслабился, подумал, что все будет хорошо.
КЛИФФОРД: Он сразу тебе поверил?
ХОВАРД: Да, он поверил мне тут же, хотя случалось всякое. В моей жизни многи
е люди не хотели верить, что я Ц Ховард Хьюз. В том числе и тогда, когда я по
падал в беду. Как-то пришлось даже провести ночь в тюрьме Шривпорта Ц нап
омни потом, чтобы я рассказал об этом, Ц потому что мне не поверили. А одна
жды выгнали из мотеля по той же самой причине. Но Эрнест поверил сразу. А е
сли у него и были какие-то сомнения, то я развеял их, напомнив, что встречал
его пару раз в Голливуде как Ховард Хьюз еще в тридцатых годах, напомнил о
бстоятельства встреч, время, место, и это все решило. Хемингуэй не сомнева
лся. Для него все сразу встало на свои места. Но я совершил ошибку. Не надо б
ыло этого говорить. Неуловимо, но его отношение ко мне поменялось, сразу. В
о-первых, Эрнест решительно настроился узнать все обо мне именно как о Хо
варде Хьюзе. Он задал мне кучу вопросов, вот тогда у нас были долгие разгов
оры о полетах, что я испытывал, через что прошел, и здесь все было в порядке.
Но потом он начал задавать мне те же самые вопросы, которые мне так надоел
и, которые постоянно, годами задаются репортерами. В то время, стоило мне и
х услышать, я сразу же замыкался в себе, становился грубым. Вот и тогда слу
чилось то же самое. Мы поплыли обратно к дому, и я попросил Эрнеста: "Пожалу
йста, прошу тебя, не рассказывай никому, кто я такой, иначе это все разруши
т. Люди сразу начинают относиться ко мне совершенно иначе, и это ужасно". О
н все понял. Даже заметил, что сам хотел бы иногда оставаться неизвестным,
но его лицо слишком хорошо всем знакомо, белая борода, ну и все в этом духе.
Сейчас я не особо верю тем словам, но именно так он мне ответил тогда. Все ж
е отношение Хемингуэя поменялось... очень трудно объяснить. Его всегда оч
аровывали богатые люди, он сказал мне об этом, а потом начал говорить о ден
ьгах. Ну, это, разумеется, не тот предмет, которого я стесняюсь, но я не хотел
говорить о них с этим человеком, не хотел, чтобы Эрнест приставал ко мне с
расспросами о деньгах: сколько их у меня, как я их заработал, ну и всю чепух
у в таком духе. И чем больше я говорил... наверное, я говорил о миллионе долла
ров так, как большинство людей говорят о сотне... И Хемингуэй стал относить
ся ко мне чуть ли не почтительно. Был просто в благоговейном ужасе от всег
о этого. Но самым худшим моментом было то, что, когда я ушел, он сам осознал,
почувствовал эту несвойственную ему почтительность. Ведь Эрнест был во
сприимчивым человеком, отдавал отчет своим чувствам как никто. И как тол
ько его осенило, что он благоговел... я даже что-то такое сказал ему, не хоте
л оскорбить, ни в коей мере, но сказал: "Слушай, не надо так ко мне относиться
, у меня предостаточно всяких лизоблюдов", Ц а Хемингуэй почувствовал се
бя пристыженным. И он стал... отдалился... повернулся ко мне спиной. Нет, это н
е совсем так, он не повернулся ко мне спиной, но стал угрюмым, трудным в общ
ении... Правда, когда я уходил, был очень приятный момент. Эрнест обнял меня
и сказал: "Ховард, мне наплевать, Ховард ты или Джордж. Я просто рад, что знак
ом с тобой, и хочу, чтобы ты приехал ко мне снова. С нетерпением жду момента,
когда опять увижу твою тощую задницу" Так что, когда я уходил, все пришло в
норму.
КЛИФФОРД: Ты вернулся? Увиделся с ним снова?
ХОВАРД: Я выждал порядочно. На самом деле, даже слишком порядочно, потому ч
то, в общем-то, у нас сложились хорошие дружеские отношения, и если бы все п
родолжалось в том же духе, то, возможно, все сложилось бы к лучшему. Эрнест
мог быть именно тем другом, в котором я нуждался. Совершенно непохожим на
меня, но не думаю, чтобы это стало для нас каким-то... препятствием.
КЛИФФОРД: А почему ты не вернулся?
ХОВАРД: В те годы я был ужасно занят, постоянно какие-то дела... я тонул. Гово
рил уже, тонул в деталях, сделках, меня засасывала эта трясина исков, контр
исков, финансирований Ц вся эта ужасная история с "Транс уорлд эйрлайнз".
КЛИФФОРД: Вы переписывались?
ХОВАРД: Нет. Он не писал, и я не писал. Но мы снова повстречались где-то спус
тя пять лет.
КЛИФФОРД: Минуточку. Пять лет спустя. То есть во время революции? Кубинско
й революции?
ХОВАРД: Нет. Революция к тому времени уже почти завершилась. Может, через ш
есть лет. Где-то в пятьдесят девятом году. И в этот раз, понимаешь, я намерен
но полетел повидать его. Других дел во Флориде у меня не было. Я прямо поех
ал на Кубу повидать Эрнеста, потому что... такое время в моей жизни, когда я б
ыл сыт по горло... ну, я был сыт по горло всем, но об Эрнесте у меня не осталось
ничего, кроме хороших воспоминаний о часах, проведенных вместе. Тогда я г
орько пожалел, что мы мало общались. Такое совершенно спонтанное решение
. Я прочитал в газетах, что Хемингуэй вернулся на Кубу, Ц и сразу все понял
. И захотел уехать. Я ведь не на пару дней собирался. Ничего подобного. Я пол
етел Ц и на том этапе своей жизни, как и несколько раз позже, хотел сжечь з
а собой мосты. Как я уже говорил, мы, по моему мнению, действительно были то
варищами, а могли стать близкими друзьями, а я умирал от одиночества, мне б
ыл нужен хороший верный друг. Настоящий человек. Так что я поехал к нему на
Кубу, хотел там остаться. Возможно, на всю жизнь. В голове я себе пределов н
е ставил. Ни минимума, ни максимума.
КЛИФФОРД: Ты тогда был женат на Джин Питерс. То есть вы с Джин хотели вмест
е поехать на Кубу?
ХОВАРД: Я не знаю, что случилось бы. Тогда... отношения между нами уже стали н
е очень хорошими. Думаю, если бы у меня... ну, не забудь, это всего лишь фантаз
ия, как выяснилось, я расскажу тебе все очень коротко. Я был на Кубе всего д
ва дня, но если бы остался, а такая возможность была, то послал бы свою так н
азываемую индустриальную империю куда подальше. Или, может... в общем, я пр
иехал, пришел в его дом и страшно разочаровался. Так печально, это окончат
ельно меня подкосило. Все изменилось. Эрнест состарился. Я не имею в виду ф
изически, с виду, Ц он тогда носил длинную белую бороду. Из него ушли жизн
енные силы и... ну, мне бы не хотелось говорить плохо о Хемингуэе, но из него
ушла интеллектуальная честность. Он стал капризным, своенравным, и в пер
вый день, когда я к нему приехал, добрая часть разговора была посвящена си
гарам, так как Кастро только совершил свою революцию, а Эрнест... не помню, к
урил ли он сигары сам, но вот своим американским друзьям раздавал их напр
аво и налево... и единственное, о чем он беспокоился, Ц что Фидель национал
изирует сигарную промышленность и у них уже не будет того качества. А пот
ом сказал мне: "Ховард, почему бы тебе не купить остров и не заняться табач
ным бизнесом?" И начал со всех сторон обсасывать эту тему. Я хотел поговори
ть с Эрнестом, ну, ты понимаешь, о моей жизни, моей душе, возможной перемене
всего, а он продолжал говорить об этих сигарах. "Сигары уже не будут прежни
ми, если их не будут сворачивать кубинские девушки на своих горячих бедр
ах. Ты можешь заключить хорошую сделку с Кастро. Купить весь остров милли
онов за сто, а что для человека в твоем положении значит такая сумма, а, Хов
ард?" А я-то приехал не бедра кубинских женщин и качество сигар обсуждать.
Так что я провел там, как уже говорил, всего два дня. На второй день ситуаци
я осталась такой же паршивой. Я так и не смог поговорить с Эрнестом наедин
е. Он поздно просыпался, вокруг него вилась куча посетителей... мы перекуси
ли в каком-то кафе, а там была целая куча кубинских офицеров, политиков вс
ех мастей. Слава богу, он хоть представил меня как Джорджа Гардена. Все еще
уважал мое стремление к уединению. Но Хемингуэй и эти люди, офицеры, полит
иканы, весь день ожесточенно проспорили, говоря только по-испански. Врем
я от времени Эрнест останавливался и бросал две или три фразы мне, вроде к
ак переводил, Ц не помню ни единого слова. Я ужасно заскучал. И, да, вот она.
Политика. Все, что мне запомнилось. А когда наступил вечер и все ушли, Хеми
нгуэй уже надрался, как свинья. Лежал с ногами на столе. Мне было так стыдн
о за него. Человек получил Нобелевскую премию, великий писатель, а я вмест
о этого увидел ну не то чтобы постыдное, но грустное, жалкое зрелище. Видет
ь человека его мощи, его благородства духа в таком унизительном положени
и. Причем по собственной воле. Я не хотел быть этому свидетелем. И уехал.
КЛИФФОРД: То есть и в этот раз ты не остался в его поместье?
ХОВАРД: Нет, остановился в отеле. В одном из этих огромных гаванских отеле
й.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
уквально под влиянием момента Ц я знал, что Эрнест на Кубе, Ц я оказался
в Гаване. Прилетел коммерческим авиарейсом.
КЛИФФОРД: И вот с этого момента поподробнее, если можно. Не надо слишком сп
ешить.
ХОВАРД: Я все прекрасно помню. Сначала пошел во "Флоридиту", тот бар, так как
знал, что Эрнест проводит в нем много времени. Но его там не было. На тот мом
ент в баре вообще никого не оказалось. Где-то около обеда, в общем, день. Так
что я поймал такси и поехал в его finca. He помню названия поместья, а тогда не зн
ал даже, что это называется finca. Просто сел в машину и сказал водителю: "Хемин
гуэй". А он мне ответил: "О, папа!" Я возразил: "Мне не нужен никакой папа, мне ну
жен Хемингуэй". Парень заладил: "Si, si, Papa". А я ему: "Мне нужен сеньор Хемингуэй", а т
от как попугай: "Si, si, Papa, Papa". Ну, к тому времени мы уже, естественно, давно были в пу
ти, и в результате выяснилось, что водитель имел в виду именно Эрнеста. Нав
ерное, он в тот момент не работал. Меня впустили в дом без всяких церемоний
. Горничная у двери даже не спросила моего имени. Хемингуэй сидел около ба
ссейна, рядом с ним еще несколько человек, и помню, я подошел... Не было време
ни переодеться, на мне был деловой костюм. Я успел снять только галстук, за
сунул его в карман. Подхожу, а Эрнест сидит, пузо отвисло, и смотрит на меня
поверх очков, а потом говорит: "Не стой так, не загораживай солнце, не могу р
азглядеть твоего лица, а это ужасно раздражает. Пройди немного вот туда". Я
послушно отошел, куда мне велели. Хемингуэй посмотрел на меня с таким мра
чным выражением, вроде: а это вообще кто? Но потом неожиданно его лицо озар
ила большая красивая улыбка, и он воскликнул: "Черт побери, Джордж, рад вид
еть тебя, добро пожаловать!" Я был на седьмом небе от счастья. Не от теплоты
приема, но от того, что этот великий человек узнал меня после стольких лет
. И действительно был рад меня видеть. Эрнест умел встречать людей, а такое
качество встречается редко. В общем, в его доме было вечно полно народу, н
е считая членов семьи. Там была жена, ну или какая-то женщина, которая пост
оянно суетилась, мне показалось, что это его супруга. Еще молодая блондин
ка, которая, как мне помнится, очень не нравилась жене. Кучка слуг и нескол
ько детей Ц его и других людей. Какие-то студенты из Штатов. Они пришли в д
ом и просто набросились на него со своими рукописями, ожидая бог знает че
го, Ц может, что он купит их опусы и опубликует их. Но Эрнест действительн
о все читал, с большим терпением. Помню, один из них уже уходил, а потом подо
шел к Хемингуэю и попросил у него денег, так как у парня не было даже цента
на проезд. Тот улыбнулся и дал бедолаге сотню или две баксов. Вот такой чел
овек.
КЛИФФОРД: А ты все еще был Джорджем Гарденом?
ХОВАРД: Просто боялся открыть ему свое настоящее имя, боялся, что оно все и
зменит. А у нас были такие хорошие отношения, не хотелось подвергать их ри
ску. Мы просто ходили по дому, сидели, разговаривали. О чем? Сейчас уже и не в
спомнить. Эрнест хотел знать, чем я занимался все эти годы, пришлось выдум
ать пару историй Ц в известном смысле, основанных на фактах моей собств
енной биографии. События могли быть и другими, но сущность, содержание бы
ло одно и то же, так что я не лгал ему, ну, по крайней мере, не слишком много.
КЛИФФОРД: Ты остановился у него дома?
ХОВАРД: Да, в первый день остался, и он уговорил меня поехать с ним на рыбал
ку.
КЛИФФОРД: Нет, я имею в виду, ты был его гостем?
ХОВАРД: Нет, ничего подобного. Я остановился в одном из этих больших отеле
й в Гаване. Кажется, "Нэшнл". Да, точно. "Нэшнл". Но большую часть времени мы про
водили в его доме, если не считать рыбалки, конечно. Это случилось то ли на
второй, то ли на третий день. Необычный эпизод, Клиффорд, он стоит у меня пе
ред глазами, как будто это было только вчера. Эрнест всегда... Я прокатил ег
о на самолете, а он в свою очередь хотел показать мне настоящее рыболовно
е судно. Так сказать, его хобби. Я был спортсменом, в том смысле, что хорошо и
грал в гольф, стрелял неплохо, но никогда не охотился и не рыбачил просто т
ак, для удовольствия, поэтому не знал, чего ожидать. Меня захватили враспл
ох с самого начала... и... тут выяснилось, что Эрнест уже сидит на борту, и мы вы
шли из дока, а на нас нет ничего, кроме плавок. Больше ничего.
КЛИФФОРД: А еще кто-нибудь на борту был? Женщины, например.
ХОВАРД: Только пара кубинцев-помощников, вот и все. Один стоял за штурвало
м, другой подносил напитки. Но Эрнест тогда уже знал, что я не пью, специаль
но для меня припас на леднике бутылку молока, и каждый раз, наливая себе... н
е помню, что конкретно он пил, то ли текилу, то ли дайкири, точно не скажу, но
у него было несколько термосов спиртного, и каждый раз, когда Хемингуэй р
ешал выпить, то кричал бармену: "Принеси молока сеньору Жардену!" А потом р
азражался бурным смехом. Его страшно веселило, что я пью молоко. Просто не
имоверно. Но вот рыбалка не задалась. Эрнест сказал, что это из-за танкеро
в, торпедированных немецкими подлодками во время войны... дрянь, вылившая
ся из них, убила почти всю крупную рыбу, на которую стоило обращать вниман
ие. Он стонал, ругался, а потом стало жарко, и Хемингуэй заявил, что у него от
плавок все чешется, и снял их. А потом сказал мне: "Давай, Джордж, ты наверня
ка уже помираешь от жары. Потницу заработаешь. Снимай одежду". Я вспомнил в
се, что слышал о сексуальных привычках великого писателя, его половой жи
зни, решил, что я в безопасности, и стянул с себя нижнее белье. Всегда стесн
яюсь наготы, что с мужчинами, что с женщинами, не важно. Вроде бы и какой-то
большой причины нет. Не знаю почему, но когда я играл в гольф, в раздевалке
все мужчины шли в душ вместе, а я ждал, пока они закончат, и только потом мыл
ся. Забирался в самый угол раздевалки, только там менял одежду. Не знаю, по
чему я такой стеснительный. Причина в детстве, думаю, я рос высоким, неуклю
жим, но настоящую причину подобного поведения определить не могу. Короче
говоря, через какое-то время Эрнест решил пойти искупаться. Мы вместе ныр
нули. Для меня это был совершенно экстраординарный опыт, потому что... мне
трудно это тебе объяснить. Вот мы, взрослые люди. Мне тогда уже сорок восем
ь лет исполнилось, а Эрнест и того старше, мы были в воде, а Хемингуэй стал и
грать, уходил под воду, подныривал под меня, щекотал под коленками. Он хоте
л поиграть в рыб. Один должен был быть акулой, другой Ц марлином, или рыбо
й-меч, и мы устраивали бой. Вопили, кричали, угрожали друг другу Ц "берегис
ь, я иду". Плескались, как дети. Все было просто замечательно. Стоял удушлив
о-жаркий день, а мы, два взрослых, уже пожилых человека, купались в Мексика
нском заливе. Этот случай позволил мне по-другому взглянуть на Эрнеста. Я
увидел в нем то общее, что есть у всех гениев и великих людей. Это способно
сть к игре, желание оставаться в каком-то отношении детьми до самой старо
сти. К сожалению, у меня этой особенности нет и никогда не было. Вот эта про
стота, естественность, которая есть у тех, кто не стыдится себя, того, что п
рячется у них в глубине души. Полное отсутствие самомнения. И это был прек
расный день, замечательный день. С Эрнестом мне было гораздо лучше, чем со
всеми, кого я знал всю свою жизнь... Мы просто принимали друг друга такими, к
акие мы есть, и... Я был поражен. И собой в том числе. Пойми, тогда я многого не
осознавал. Большинство этих мыслей пришло ко мне потом, ведь обычно так с
транно я себя не вел. А теперь был счастлив. И тут, прямо на лодке, совершил б
ольшую ошибку. Подумал, что между нами теперь установились такие прекрас
ные отношения, ну, стыдился того, что обманываю Эрнеста, выдавая себя за Дж
орджа Гардена. Мне показалось это постыдным, и я сказал ему: "Ты знаешь, я не
должен был... Мне нужно тебе кое-что сказать. Мое имя не Джордж Гарден". Он за
смеялся, глотнул спиртного и спросил: "Какого черта, ты кто?" Я ответил: "Бизн
есмен. Меня зовут Ховард Хьюз". На секунду мне показалось, что он... но он про
сто посмотрел на меня с минуту, допил остатки и воскликнул: "Черт побери! С
укин сын! Я должен был знать, догадываться. Вот почему ты так хорошо летаеш
ь. Я должен был понять". И я расслабился, подумал, что все будет хорошо.
КЛИФФОРД: Он сразу тебе поверил?
ХОВАРД: Да, он поверил мне тут же, хотя случалось всякое. В моей жизни многи
е люди не хотели верить, что я Ц Ховард Хьюз. В том числе и тогда, когда я по
падал в беду. Как-то пришлось даже провести ночь в тюрьме Шривпорта Ц нап
омни потом, чтобы я рассказал об этом, Ц потому что мне не поверили. А одна
жды выгнали из мотеля по той же самой причине. Но Эрнест поверил сразу. А е
сли у него и были какие-то сомнения, то я развеял их, напомнив, что встречал
его пару раз в Голливуде как Ховард Хьюз еще в тридцатых годах, напомнил о
бстоятельства встреч, время, место, и это все решило. Хемингуэй не сомнева
лся. Для него все сразу встало на свои места. Но я совершил ошибку. Не надо б
ыло этого говорить. Неуловимо, но его отношение ко мне поменялось, сразу. В
о-первых, Эрнест решительно настроился узнать все обо мне именно как о Хо
варде Хьюзе. Он задал мне кучу вопросов, вот тогда у нас были долгие разгов
оры о полетах, что я испытывал, через что прошел, и здесь все было в порядке.
Но потом он начал задавать мне те же самые вопросы, которые мне так надоел
и, которые постоянно, годами задаются репортерами. В то время, стоило мне и
х услышать, я сразу же замыкался в себе, становился грубым. Вот и тогда слу
чилось то же самое. Мы поплыли обратно к дому, и я попросил Эрнеста: "Пожалу
йста, прошу тебя, не рассказывай никому, кто я такой, иначе это все разруши
т. Люди сразу начинают относиться ко мне совершенно иначе, и это ужасно". О
н все понял. Даже заметил, что сам хотел бы иногда оставаться неизвестным,
но его лицо слишком хорошо всем знакомо, белая борода, ну и все в этом духе.
Сейчас я не особо верю тем словам, но именно так он мне ответил тогда. Все ж
е отношение Хемингуэя поменялось... очень трудно объяснить. Его всегда оч
аровывали богатые люди, он сказал мне об этом, а потом начал говорить о ден
ьгах. Ну, это, разумеется, не тот предмет, которого я стесняюсь, но я не хотел
говорить о них с этим человеком, не хотел, чтобы Эрнест приставал ко мне с
расспросами о деньгах: сколько их у меня, как я их заработал, ну и всю чепух
у в таком духе. И чем больше я говорил... наверное, я говорил о миллионе долла
ров так, как большинство людей говорят о сотне... И Хемингуэй стал относить
ся ко мне чуть ли не почтительно. Был просто в благоговейном ужасе от всег
о этого. Но самым худшим моментом было то, что, когда я ушел, он сам осознал,
почувствовал эту несвойственную ему почтительность. Ведь Эрнест был во
сприимчивым человеком, отдавал отчет своим чувствам как никто. И как тол
ько его осенило, что он благоговел... я даже что-то такое сказал ему, не хоте
л оскорбить, ни в коей мере, но сказал: "Слушай, не надо так ко мне относиться
, у меня предостаточно всяких лизоблюдов", Ц а Хемингуэй почувствовал се
бя пристыженным. И он стал... отдалился... повернулся ко мне спиной. Нет, это н
е совсем так, он не повернулся ко мне спиной, но стал угрюмым, трудным в общ
ении... Правда, когда я уходил, был очень приятный момент. Эрнест обнял меня
и сказал: "Ховард, мне наплевать, Ховард ты или Джордж. Я просто рад, что знак
ом с тобой, и хочу, чтобы ты приехал ко мне снова. С нетерпением жду момента,
когда опять увижу твою тощую задницу" Так что, когда я уходил, все пришло в
норму.
КЛИФФОРД: Ты вернулся? Увиделся с ним снова?
ХОВАРД: Я выждал порядочно. На самом деле, даже слишком порядочно, потому ч
то, в общем-то, у нас сложились хорошие дружеские отношения, и если бы все п
родолжалось в том же духе, то, возможно, все сложилось бы к лучшему. Эрнест
мог быть именно тем другом, в котором я нуждался. Совершенно непохожим на
меня, но не думаю, чтобы это стало для нас каким-то... препятствием.
КЛИФФОРД: А почему ты не вернулся?
ХОВАРД: В те годы я был ужасно занят, постоянно какие-то дела... я тонул. Гово
рил уже, тонул в деталях, сделках, меня засасывала эта трясина исков, контр
исков, финансирований Ц вся эта ужасная история с "Транс уорлд эйрлайнз".
КЛИФФОРД: Вы переписывались?
ХОВАРД: Нет. Он не писал, и я не писал. Но мы снова повстречались где-то спус
тя пять лет.
КЛИФФОРД: Минуточку. Пять лет спустя. То есть во время революции? Кубинско
й революции?
ХОВАРД: Нет. Революция к тому времени уже почти завершилась. Может, через ш
есть лет. Где-то в пятьдесят девятом году. И в этот раз, понимаешь, я намерен
но полетел повидать его. Других дел во Флориде у меня не было. Я прямо поех
ал на Кубу повидать Эрнеста, потому что... такое время в моей жизни, когда я б
ыл сыт по горло... ну, я был сыт по горло всем, но об Эрнесте у меня не осталось
ничего, кроме хороших воспоминаний о часах, проведенных вместе. Тогда я г
орько пожалел, что мы мало общались. Такое совершенно спонтанное решение
. Я прочитал в газетах, что Хемингуэй вернулся на Кубу, Ц и сразу все понял
. И захотел уехать. Я ведь не на пару дней собирался. Ничего подобного. Я пол
етел Ц и на том этапе своей жизни, как и несколько раз позже, хотел сжечь з
а собой мосты. Как я уже говорил, мы, по моему мнению, действительно были то
варищами, а могли стать близкими друзьями, а я умирал от одиночества, мне б
ыл нужен хороший верный друг. Настоящий человек. Так что я поехал к нему на
Кубу, хотел там остаться. Возможно, на всю жизнь. В голове я себе пределов н
е ставил. Ни минимума, ни максимума.
КЛИФФОРД: Ты тогда был женат на Джин Питерс. То есть вы с Джин хотели вмест
е поехать на Кубу?
ХОВАРД: Я не знаю, что случилось бы. Тогда... отношения между нами уже стали н
е очень хорошими. Думаю, если бы у меня... ну, не забудь, это всего лишь фантаз
ия, как выяснилось, я расскажу тебе все очень коротко. Я был на Кубе всего д
ва дня, но если бы остался, а такая возможность была, то послал бы свою так н
азываемую индустриальную империю куда подальше. Или, может... в общем, я пр
иехал, пришел в его дом и страшно разочаровался. Так печально, это окончат
ельно меня подкосило. Все изменилось. Эрнест состарился. Я не имею в виду ф
изически, с виду, Ц он тогда носил длинную белую бороду. Из него ушли жизн
енные силы и... ну, мне бы не хотелось говорить плохо о Хемингуэе, но из него
ушла интеллектуальная честность. Он стал капризным, своенравным, и в пер
вый день, когда я к нему приехал, добрая часть разговора была посвящена си
гарам, так как Кастро только совершил свою революцию, а Эрнест... не помню, к
урил ли он сигары сам, но вот своим американским друзьям раздавал их напр
аво и налево... и единственное, о чем он беспокоился, Ц что Фидель национал
изирует сигарную промышленность и у них уже не будет того качества. А пот
ом сказал мне: "Ховард, почему бы тебе не купить остров и не заняться табач
ным бизнесом?" И начал со всех сторон обсасывать эту тему. Я хотел поговори
ть с Эрнестом, ну, ты понимаешь, о моей жизни, моей душе, возможной перемене
всего, а он продолжал говорить об этих сигарах. "Сигары уже не будут прежни
ми, если их не будут сворачивать кубинские девушки на своих горячих бедр
ах. Ты можешь заключить хорошую сделку с Кастро. Купить весь остров милли
онов за сто, а что для человека в твоем положении значит такая сумма, а, Хов
ард?" А я-то приехал не бедра кубинских женщин и качество сигар обсуждать.
Так что я провел там, как уже говорил, всего два дня. На второй день ситуаци
я осталась такой же паршивой. Я так и не смог поговорить с Эрнестом наедин
е. Он поздно просыпался, вокруг него вилась куча посетителей... мы перекуси
ли в каком-то кафе, а там была целая куча кубинских офицеров, политиков вс
ех мастей. Слава богу, он хоть представил меня как Джорджа Гардена. Все еще
уважал мое стремление к уединению. Но Хемингуэй и эти люди, офицеры, полит
иканы, весь день ожесточенно проспорили, говоря только по-испански. Врем
я от времени Эрнест останавливался и бросал две или три фразы мне, вроде к
ак переводил, Ц не помню ни единого слова. Я ужасно заскучал. И, да, вот она.
Политика. Все, что мне запомнилось. А когда наступил вечер и все ушли, Хеми
нгуэй уже надрался, как свинья. Лежал с ногами на столе. Мне было так стыдн
о за него. Человек получил Нобелевскую премию, великий писатель, а я вмест
о этого увидел ну не то чтобы постыдное, но грустное, жалкое зрелище. Видет
ь человека его мощи, его благородства духа в таком унизительном положени
и. Причем по собственной воле. Я не хотел быть этому свидетелем. И уехал.
КЛИФФОРД: То есть и в этот раз ты не остался в его поместье?
ХОВАРД: Нет, остановился в отеле. В одном из этих огромных гаванских отеле
й.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49