.. Шахматные задачки!.. Кто кого сломит: Богин Базанова или Базанов Богина? А что значит «сломит»?.. Уничтожит, выкинет со стройки или перевоспитает? Что значит перевоспитать Богина?.. Сафаров предупреждал: всегда и во всем будь политиком — мудрым и зрелым, — на тебя все смотрят, твое слово как золото, а уж поступку и вообще цены нет — миллион раз отмерь, прежде чем отрежешь...
А не боишься ли ты Богина? - многократно спрашивал себя Глеб. Или не хочешь выносить сор из избы? Может, не очень уверен в себе, Ашоте, Яковлеве, Сладкове, Глонти и всех других членах парткома, не уверен в коммунистах и поэтому не решаешься начать атаку?
И, возвращаясь к этим мыслям, отвечал себе: нет, уверен, не боюсь. Я должен, обязан показать всем и самому Богину, что партийная организация, а не я и не он - первый хозяин стройки, что с этим придется считаться. Шемякина поддерживает Богин. За грехи Шемякина должен отвечать Богин, даже если Степан и рта не раскроет: поймет и свои ошибки, сделает и для себя выводы - умный. Итак, тактический ход. Итак, Шемякин. Пусть отчитывается. А Богин пусть на ус мотает... Пусть делают для себя надлежащие выводы и Прокопенко, и Мостовой - защитники Богина. И их заставим быть принципиальнылш, если вилять начнут.
Спустя несколько дней после памятного вечера Богин сам позвонил в партком, попросил Надежду Витальевну позвать Базанова и, поздоровавшись, сказал:
— Я вот обдумал. Оба мы зря погорячились, Глеб Семенович. Давай забудем. Так и волки будут сыты, и овцы целы.
Богин временно отступал. Решил дать внезапный морской поворот «все вдруг». И это он умел. Базанов спросил:
— А кто у нас волки, кто овцы, Степан Иванович?
— Ладно, ладно! Считайте, два - ноль в вашу пользу.
— А когда же один — ноль было?
— Давно. На партконференции еще.
— Помните?
— Так устроен.
— Сомневаюсь в счете.
— Да?! — запальчиво возразил Богин. — Я считаю точно!
— Остается договориться, в какую игру мы с вами играем. В футбол? Шахматы? Теннис?
— Э, не будем считаться!
— Хорошо, не будем.
— Слышал, вы комиссию какую-то создавать собираетесь? — Богинский голос звучал ровно. И вопрос его прозвучал так, между прочим.
— Нет, не комиссию, но есть решение парткома: самоотчет Шемякина, — ответил Глеб.
— Сигналы? Что-то конкретное?
— Я же говорю — отчет коммуниста Шемякина.
— Предлагаю компромисс: подождите. Перенесите этот отчет на месяц, а? Собственно, на три недели уже.
— Я доложу парткому о вашей просьбе.
— Спасибо.
— Итак, счет? Ничья? Во что же мы играем, товарищ Богин?
— Бокс. У нас профессиональный бокс, Базанов... А вы молодчина! Стойкий, хорошо держите удары. — И вдруг засмеялся: — Дайте этому Богину! Бейте его в морду! Я его знаю!..
Вечером, как случалось это довольно часто в последнее время, Базанов был зван к Глонти на чай. Тетушка старалась по возможности опекать Глеба, а Феликс Иванович неизменно оказывался добрым хозяином и милым собеседником, не сухарем-технарем, каким он был в своем инженерном кабинете, а человеком, любящим порассуждать со знанием дела об искусстве, особенно живописи, которую он знал отменно, ибо уже многие годы являлся ярым филокартистом и, несмотря на далекие стройки, куда забрасывала его жизнь, ухитрялся переписываться с десятками коллекционеров из разных городов и вести с ними обмен открытками-репродукциями.
Стараниями тетушки половина балка таллинского производства значительно отличалась от комнаты Глеба. Все здесь было сделано домовито, с любовью, по-хозяйски. Обе лишние верхние койки сняты, зеленый
линолеум на полу заменен покрытием «под паркет», письменный стол и кресла — на половине Феликса Ивановича, шкаф, сервант и обеденный стол под накрахмаленной белой скатертью в столовой у тетушки превращали стандартный передвижной вагончик в уютную городскую квартиру, по крайней мере частично, при определенной доле воображения.
И если уж выдавался редкий свободный вечер, Глеб с неизменным удовольствием проводил его на половине Глонти за стаканом чая в массивном серебряном подстаканнике и разговорами на разные темы.
Но разговоры разговорами, а дела делами. Помня половинчатое выступление главного инженера на парткоме по поводу Лысого, Глеб несколько раз пытался повернуть их разговор на Богина, но Глонти все уходил от этой темы, наивно хитрил, пытался острить и даже чуть раздражался — насколько ему позволяли такт и положение хозяина дома. И вдруг сегодня они разговорились. Феликс Иванович потребовал от Базанова изложения его позиции, а потом, не таясь, четко изложил свою. И сказал с неожиданным апломбом:
— Признаюсь, я рад, что работаю под руководством Богина. Сердцем я принимаю все, что вы говорите о его отрицательных качествах. Конечно, они имеют место. Но Степан Иванович — деловой человек, поймите! Он знает дело и видит в нем свое призвание, он — инженер! Он стоит на уровне любой современной технической проблемы. И это для нас с вами великое благо. Ведь были у меня начальники, которые ничего, простите, не тумкали, как принято нынче выражаться. Дважды два — у них пять получалось! А он жесткий, работать заставляет, он неудобен, конечно, мы его боимся, но я за Богина! Глядя, как он красиво решает производственные проблемы, я аплодирую ему, я ему готов простить все, все! Вот вам моя позиция, Глеб Семенович.
— Что ж, позиция приемлемая, — улыбнулся База-нов. — И я за то, чтобы стройками руководили знающие люди. И я за делового человека. Псевдоромантики на стройках государству в копеечку влетают. Но партия не может допустить, чтобы свой прагматизм он осуществлял за чужой счет. Я не против Богина. Феликс Иванович, я хочу, чтоб он человечным стал.
— Вы за души людей, за души? Но это ведь... как бы помягче... несколько идеалистическое представление — душа. Чья? Коллективная, стройки? Или того прораба, которого Богин действительно по-хамски выгнал? Я упрощаю, вероятно. Но для техника всюду точные формулы: Богин со знаком плюс, Богин со знаком минус. Мы считаем, чего больше — плюсов или минусов. Мне представляется — плюсов. А вы его критикуйте как хотите. Я вам доверяю...
В этот момент кто-то требовательно постучал в стенку вагончика. Вошла Надежда Витальевна Красная. Многозначительно шепнув, что есть дело, увела Глеба, сказала повышенно бодрым голосом:
— Танцуй немедленно!
— Что? — не понял Базанов.
— Танцуй! Сразу три письма тебе! Принесли в партком уже после твоего ухода. Танцуй!—Технический секретарь была несколько старомодна. У нее имелись и старые привычки, от которых, как и от гвоздиков-папирос, и от костюмов своей юности, она не хотела отказываться.
Глеб знал: Красная не отстанет. Он обнял старушку и, подпевая невесть что, бережно начал кружить ее.
— Ну тебя, — сказала Надежда Витальевна. — Закружилась совсем. Пошла я.
— Идемте к Глонти чай пить с вареньем, — предложил Глеб.
— Поздно.
— Тогда у меня давайте. И конфеты есть, шоколадные.
— Поздно, — повторила Надежда Витальевна непреклонно. — Да и тебе не чаи гонять, а письма читать хочется. Не ломайся, я пошла...
Одно письмо было от Зыбина. На конвертах второго и третьего — почерк незнакомый.Зыбин писал коротко, торопливо, бегущими вправо и подскакивающими вверх буквами о том, что недавно утвержден в новой должности первого заместителя главного редактора, что помнит о своем обещании прислать хорошего очеркиста в Солнечный для прославления нового города, кандидатура намечена и утвержде-
на, и товарищ привезет Глебу новые сердечные препараты — они весьма эффективны и помогут ему жарким летом, пусть принимает их регулярно, как и он, по три раза в день после еды — это придаст крепость сосудам, улучшит ритм сердца, следовательно, поможет и поднятию всей партийно-воспитательной работы на стройке в пустыне...
Не смог не съязвить друг-инфарктник! Второе письмо, к радостному удивлению Базанова, было от Морозовой из Ленинграда. Наталья Петровна писала:
«Может быть, я буду потом сама удивляться, что вдруг, внезапно решила поговорить с вами, Глеб Семенович. Но это желание так сильно сейчас, что я не могу противиться ему.
Страшно скучаю о Солнечном, о стройке. Это не слова. Поняла, что многие годы лишала себя Азии и иной, незнакомой жизни. Спасибо вам.А Ленинград без вас нахмурился, помрачнел. Что ни день — лупят дожди. Лето! И Кировский проспект поблек и обезлюдел. И в кино, куда мы с вами ходили, ни живой души. Покупай билеты хоть на весь ряд...
У вас, наверное, солнышко? И жара? Вот благо-то.В институте очередной аврал. И очередная схватка с Госстроем. Кирилл Владимирович после Москвы собирается навестить вас — воитель, надо бы ему еще при жизни поставить памятник в Солнечном. А?
Кончаю. Будьте здоровы и счастливы. Н. Морозова.Перечла утром. Не удивляйтесь, бога ради. Сумбур! Сейчас написала бы все иначе или совсем не написала бы. Но дело сделано, пусть письмо идет.
С уважением».И ни слова о том, когда приедет. И обратного адреса нет... Третье письмо оказалось короткой весточкой от... Лысого.«Мне тут друзья из Солнечного сообщили, как вы из-за меня хлопотали, искали меня и с начальником строительства товарищем Богиным — чтоб ему икалось! — сражались,— писал Лысой.— «Зря это он так, Базанов»,— подумал я сначала. А потом решил, что не
зря. Вы ведь, Глеб Семенович, не только из-за меня старались, вы ведь мозги Богину и на будущее вправляли, правда? Если так, то и у меня меньше угрызений совести будет...
Живу я далеко от вас. Загнала меня судьба и характер мой неуживчивый на Север, в Усть-Илим, на стройку не легче вашей. Работаю я прорабом. Строим дома, но куда им до наших! Стандарты!.. Пока я справляюсь — так говорят. Так что индивидуальная ваша воспитательная работа, считайте, даром не прошла. Шучу, конечно. Уж простите ради бога: настроение хорошее.
Очень хотелось бы поговорить. Но когда это может случиться? Когда на пенсии будем и где-нибудь в Сочи встретимся!
Здоровья вам, здоровья, успехов.Крепко жму руку. Ваш Василий Лысой».
Прочитав письма, Базанов посмотрел на часы. К Глонти возвращаться было уже поздно, конечно. Так и не кончился ничем их разговор. Но зато все письма были радостными. Друзья не забывали его — Зыбин, Лысой... и Морозова, Морозова!.. Вдруг письмо... Ему захотелось написать ей, сейчас же позвонить в Ленинград. Но куда? Позвонить в институт? В Ленинграде сейчас поздний вечер. И что сказал бы он ей?..
Лето, как и предсказывали синоптики, оказалось на редкость жарким. Каждый день — выше сорока, и не отпускает. Рано утром еще человеческие условия, но уже через час-полтора — адова температура, на открытое солнце страшно выйти. И так до захода светила. Не живешь — мучаешься. Ждешь не дождешься, когда солнце исчезнет. Вечером и прохлада, и ветерок невесть откуда берется. Не Рижское взморье, конечно, но вполне сносно. Воды вот опять нет, стройка задыхается от маловодья. Все глаза — на водовод. Каждый день люди друг у друга спрашивают: «Ну, как там дела? Тянут? Строят? Сколько еще до сбойки осталось?» А уж если
кто-нибудь с водовода в Солнечный приезжал, проходу не давали, окружали, будто Льва Яшина болельщики. Самые популярные личности! Ничего не попишешь.
Строительство водовода было объявлено ударным. Все внимание к нему. Ненаевское СМУ шло с опережением графика, но Базанов знал: люди работают на последнем пределе сил, каждый метр траншеи стоит неимоверных усилий.
...Глеб и Сергей Ненаев ехали по трассе, уходящей от станции Дустлик. Собственно, трассы уже видно не было, ее засыпали. О водоводе рассказывала дорога, проложенная параллельно трассе. По бетонке шли МАЗы с прицепами, на которых лежали трубы. Движение было довольно интенсивным. «Газику» приходилось лавировать. Он напоминал шустрого барбоса, попавшего в стадо быков.
Ненаев объяснял на ходу:
— Трубы — главное. Только и слышишь: «Трубы кончаются! Давай трубы!» Вырыть траншею — четверть дела. Промедлили малость, трубу в нее не кинули — стенки осыпаются, копай снова! Или ветер песочек понес, подлый здесь ветер. Там, где зарыто плохо, — разроет, где открытое место — обязательно занесет. Добавляет нам работенки!
Дорога кончилась. «Газик» миновал вагончики отряда строителей, потом их работающую технику — бульдозеры и грейдеры, утюжившие пески, — вильнул вправо, уже на бездорожье, и Базанов сразу увидел траншею. Еще не зарытая, она стрелой уходила на юг. На фоне белесого, выцветшего неба, раскаленного добела солнца и песка, залитого этим солнцем, вспыхивали огоньки сварки. А еще дальше, впереди, грохотал канавокопатель. И почти не видно было людей. Попрятались они, что ли?
Как только «газик» остановился плотное душное облако охватило его. Глеб вылез из машины и привычно определил: градусов под пятьдесят — никак не меньше. К ним подошли прораб и бригадир. Доложили Ненаеву, как положено. И сразу о нуждах — о сегодняшних, завтрашних. А о жаре — скромно, с извинительными интонациями: трудно, жара мешает работать. Особенно достается сварщикам.
И тут Глеб увидел незабываемую картину. Неподалеку одевался какой-то парень. Поверх свитера он натянул телогрейку, стеганые штаны, ноги сунул в неизвестно каким образом появившиеся в здешних местах валенки, на голову — вязаную лыжную шапочку. Парень взял щиток и изготовился, ожидая. В этот момент из траншеи выволокся человек, на котором одежек тоже было что листьев на капустном кочане. Он выполз из них, как змея, меняющая кожу. И недвижимо полежал на одеяле. А потом глотнул воды из фляги спекшимися губами и сказал как ни в чем не бывало:
— Личный рекорд, Колюня. Запиши: с лучшим в Африке временем. Ни фига тебе столько не сварить — не высидеть!
Второй парень опустил на лицо щиток и кинулся в трубу.
— Сварщики, — пояснил Ненаев, — соревнуются. Снаружи пятьдесят, Глеб Семенович, а в стальной трубе представляете сколько?
— Герои ребята, — сказал Глеб. — Молодцы!
— У нас все сварщики такие, — вставил прораб.
— С южным отрядом соревнуются. Кто первым на отметку сто семьдесят восемь выйдет и красный шов заделает, — добавил Ненаев.
— Я за соревнование, — сказал Глеб. — Но не увлекайтесь рекордами, братцы. И где у вас медицина? Есть поблизости ?
— Народ крепкий, — опять вставил прораб. — Выдюжит.
— Все мы крепкие до поры. Хоть медсестру сюда вызовите. Мало ли что — жара дикая. Днем варить нельзя. Производительней используйте ночь, утренние и вечерние часы.
— Приходится круглосуточно, товарищ парторг,— сказал мрачно бригадир.
— Иначе плана не будет,— добавил прораб.
— И Богин головы нам всем поотрывает,— закончил Ненаев.
— С двенадцати до четырех в такую жару я работу запрещаю, — твердо сказал Базанов. — Смотри, Ненаев, проверю. И никакой Богин тебе не поможет.
Вскоре в центральной газете появился большой очерк и несколько фотографий: котлован, стены первой обогатительной фабрики, здания второго, ленинградского, микрорайона. Как писал зыбинский сотрудник, искренне восхитившийся увиденным в пустыне, стройка уверенно набирала темпы, рос замечательный, не похожий ни на какой другой город...
Вечером Базанову позвонил Богин. Сказал, как показалось Глебу, сердито и чуть виновато: хотел, видно, скрыть некоторое замешательство:
— Добрый вечер. Чем занимаешься?
— Книжку читаю.
— Хорошая хоть книжка?
— Хорошая.
— А газету читал?
— Читал.
— Здорово! Молодец приятель твой! Прославил на весь мир.
— Это мы молодцы.
— Мы молодцы. — Богин помолчал и вдруг добавил:-—Хочу тебя в гости позвать. А?
— Событие какое-нибудь?
— Нет. Так просто — на костерок, давно не беседовали.
— Хоп, — согласился Глеб. — Приду.
Богин жил в трехкомнатной квартире-общежитии для приезжего начальства, занимал две комнаты. Таких квартир-общежитий со всеми удобствами в городе было пять, и распоряжался ими сам Степан Иванович.
Один он решал, кто достоин жить там и пользоваться всеми благами цивилизации и комфортом, относительным, конечно. Богину предлагали квартиру в личное пользование, но он отказался, сказал: построим первый девятиэтажный дом, привезу жену — тогда займу трехкомнатную. А пока жил один в общежитии, где о быте за него думали другие.
— Вот и я, — сказал, входя, Базанов. - Как солдат, по первому приказу начальства.
— Тебе прикажешь, — усмехнулся Богин. Оба чувствовали какую-то неловкость.
— Так что обсуждаем? — спросил Глеб, осматриваясь.
— Разберемся. Так сразу и о делах?.. А я и выпью с удовольствием. Дай похозяйствовать. — Он открыл холодильник, стал извлекать оттуда колбасу, сыр, жареное мясо, минеральную воду, бутылку коньяка, овощи, расставлять все на столе. Достал из полированного серванта рюмки, фужеры с золотым ободком, мельхиоровые вилки и ножи, бумажные салфетки.
— Здорово ты устроился!
— Апартаменты шикарные. Но тут все не мое. И даже идея шемякинская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88