Неожиданно для Базанова Богин попросил слова. Обнаруживая поразительное знание обсуждаемого вопроса, он указал на своевременность и актуальность мероприятия, проводимого парткомом и руководством строительства, которые, как видно, извлекли надлежащие уроки из ошибок, допущенных в первую зиму, а затем, взяв из рук Прокопенко его блокнот, внес более десятка конкретных предложений. И каждый удивился про себя: о безусловных вещах, о простых фактах, лежащих на поверхности, совершенно очевидных мероприятиях напомнил им начальник строительства. Он-то вот помнил, а они забыли. И Базанов, зачеркнув в тезисах своего выступления все, о чем говорил Богин, чтобы не повторяться, снова поразился умению Богина не только хранить в своей памяти все самое важное, но и умению эффектно извлекать это самое важное в нужный момент. Богин опередил его, отобрал несколько важных предложений. Что ж! Разве это плохо, когда начальник и парторг думают о многом одинаково? Жаль только, что не по всем вопросам у них такое единодушие. Глеб улыбнулся: вот и начало его выступления, и легкий и логичный переход к вопросу о Лысом.
Так он и начал. Его выступление, подводящее итоги обсуждения первого вопроса, одновременно задало тон и обсуждению второго вопроса. Он рассказал об эпизоде, происшедшем на строительстве детского сада, оценил действия прораба Лысого как правильные, а начальника строительства — как противозаконные и барские по форме, коротко сказал о Лысом как о человеке и специалисте, напомнил о его поведении во время селя и еще раньше, зимой, когда он вел колонну в Солнечный, и попросил членов парткома высказаться, потому как он, Базанов, считает, что партийный комитет должен дать соответствующую оценку действиям начальника строительства.
— А что вы предлагаете, Глеб Семенович? — задал вопрос Афанасий Прокопенко. — Мне не совсем ясно.
— Я вношу предложение: указать товарищу Богину на недопустимость подобных действий,— сказал Глеб, глядя на начальника строительства и вновь отмечая его поразительное умение владеть собой. — Это мое личное
предложение. Но я хотел бы услышать мнение коммунистов.
— Значит, вы за взыскание товарищу Богину? — не унимался Прокопенко.
— Я — да, за взыскание, которое должно послужить предупреждением Степану Ивановичу, — если члены парткома меня поддержат, разумеется.
Богин сидел непроницаемый, как истукан с острова Пасхи. Рисовал цветочки. И рука его чуть-чуть дрожала. Рука и выдавала его.
— Я — против! — Прокопенко быстро поднялся. — Я не вижу прецедента, товарищи. Лысой уволился по собственному желанию, его никто не прогонял со стройки. Обиделся на тон? На какие-то слова? Не верю я: мужик он тертый, а у нас стройка, а не тот... этот самый, ну?.. — Прокопенко оглядел собравшихся.
— Институт благородных девиц,— подсказал кто-то.
— Во, он самый! — обрадованно улыбнулся главный диспетчер. - Каждый из нас на своем рабочем месте, бывает, такое загнет — ого! Не так? Так. И дакайте не будем об этом. Что же остается? Одно остается: прораб не выполнил приказа начальника стройки. Тот приказал, он —не выполнил. А у нас армия, у нас — фронт, нам некогда дискуссии разводить по поводу и без повода. Что, если каждый прораб начнет под сомнение приказы начальства ставить? Клуб получится, палата депутатов перед роспуском на пасхальные каникулы! Барахолка, одним словом.
— А если приказ неправильный, несоответственный? — бросил с места Сладков, секретарь парторганизации СМУ города и член парткома, пожилой, могучего сложения мужчина, наделенный природой сиплым басом.
— Есть законные пути обжалования любого приказа! — быстро и горячо откликнулся Прокопенко. И добавил, заранее пресекая другие возможные вопросы: — Не перебивайте меня, товарищ Сладков. Не надо. Не согласны — выступайте!
— Товарищи! Товарищи! — повысил голос База-нов. — Давайте уж соблюдать порядок. Продолжайте, товарищ Прокопенко.
— Суммирую. Я против предложения Глеба Семеновича. Не вижу прецедента. Начальник строительства отлично справляется со своими обязанностями. План мы даем, по итогам соревнования всегда на одном из первых мест по министерству. Чего еще? За что мы должны выносить Богину порицание? Я считаю, не за что!
Вскочил Азизян. Отчаянно жестикулируя (он всегда жестикулировал, когда волновался), заговорил о том, что не следует думать, что здесь собрались дурачки, которые не понимают, где красное, где зеленое. Речь ведь идет не только о данном конкретном случае с увольнением прораба Лысого, который во имя штурмовщины отказался нарушать инструкцию по технике безопасности. Речь идет о большем, как он понимает. Говорить сегодня надо о том, что начальник строительства, которого он, безусловно, очень уважает за ряд его деловых качеств, занимает порой принципиально неправильную позицию по отношению к людям и в деле подбора и расстановки кадров.
— Сегодня здесь мы должны прямо говорить об определенном стиле руководства, который опасен для нас потому, что способствует и будет способствовать появлению такого же стиля и такого же отношения к людям у нижестоящих начальников. Один такой товарищ рождается на наших глазах. Я имею в виду Шемякина, начальника маттехснабжения. Он деловой товарищ, много сил и времени отдает стройке — так. Но товарищ Шемякин груб, заносчив, нетерпим к мнению своих работников и их критике. Кто такой Шемякин? Человек технически безграмотный, но волевой и хороший организатор. У него отсутствует слово «нет». «Будет сделано!» — говорит Шемякин начальству. Такой тип встречается. Кое-кто любит, больше всего ценит эти «Есть!», «Будет исполнено!», «Об исполнении доложить!». Эти технически малограмотные люди умеют «выжимать» из подчиненных выполнение задания любой ценой. Именно от них мы и получаем в наследство равнодушие к человеку, взгляд на него как на средство достижения своих целей. От них и микроб карьеризма! И пока Степан Иванович Богин не сделает соответствующих выводов из нашего разговора, не перестроятся и Шемякины. Я целиком поддерживаю нашего секретаря и его точку зрения — считаю необходимым указать товарищу Богину.
Слово взял Яковлев. Смущенно хекнув в кулак, сказал неожиданно твердо:
— Стройка передовая, товарищи. И я горжусь, что работаю здесь. И во всем она должна быть передовой и прогрессивной: и по технике, и по людям, и по всему. А у нас тут как раз и недоработки. Случай с Лысым — совсем из рук вон. И я прямо скажу, невзирая на лица. Вы, товарищ Богин, вели себя в этом случае как заводчик какой в старое время, — в книгах такое описывается. Да какое же вы имели право, не разобравшись, человека от дела отстранить и гордость его рабочую ногами при всех топтать? Никакого вы права не имели! А ну как происшествие, ЧП? Кто бы отвечал в первую голову? Лысой! Он — хозяин на данном объекте, он — производитель работ. — Яковлев оглядел собравшихся, и вид у него был такой, точно он сам себе удивляется. И закончил: — Кругом вы не правы, товарищ начальник строительства. Не к лицу вам такое поведение, простите. Я за то, чтоб указать. — И сел, вспотев даже. И уже с места, вспомнив, добавил: — И парторг наш товарищ Базанов проморгал хорошего человека. Это тоже бы надо отметить.
Итак, прозвучали два мнения.Степан Иванович сидел по-прежнему молчаливый, замкнутый, загадочный.
Мостовой, как всегда, был краток и поддержал Прокопенко прежде всего как юрист и опытный законник: увольнение произошло исключительно по желанию самого Лысого и с согласия начальника строительного управления, о чем у него, в отделе кадров, имеется соответствующий документ. Мостовой даже не встал, чтобы произнести свою короткую речь. Он только тяжело повернулся в сторону Базанова, говорил, роняя слова и адресуясь вроде бы лишь к нему. А закончил Мостовой так:
— Вопрос о руководителях всех рангов — большой и ответственный вопрос, товарищи коммунисты. Это понимать надо. Тут сто раз взвесить надо, обдумать, с товарищами посоветоваться. Подготовить, как положено, а потом на партком выносить. Иначе — промашка, дискредитация авторитета руководителя. Недодумал ты тут, Глеб Семенович, не подработал вопроса — факт. Да и вопроса тут никакого нет, как отмечалось.
И раздувать его нечего. Совсем о другом думать сообща тут надо: как единоначалие, как стиль этот самый укреплять повсюду. Вот наша задача.Сладков выступил за предложение Базанова. Он хоть и не видел столкновения с Лысым на объекте, но обстановку узнал доподлинно и свидетельствует, что начальник строительства, с какой стороны ни посмотри, был не прав и вел себя не как коммунист-руководитель, а как загулявший заводчик в прошлом, который свой верх обязательно взять хочет. Тут Яковлев правильно высказывался.
Феликс Иванович Глонти, когда до него очередь дошла, начал говорить путано и мудрено. И непонятно было, в какую сторону гнет и что предлагает. Кто-то с места кинул ему реплику: не техсовет тут, мол, допуски не нужны, а нужна определенность, пусть, мол, закругляется и мнение свое четко формулирует. И тогда Глонти, сморщившись, будто полный рот клюквы разжевал, сказал, что не понимает, при чем здесь техсовет, но предложение секретаря парткома ему ближе, потому как и он замечал порой резкость и неприятие чужих мнений со стороны Степана Ивановича.
Вслед за ним поднял неожиданно руку Богин, попросил слова, хотя и половина членов парткома еще не высказалась. Базанов объявил его выступление, Богин встал, сказал резко:
— Предлагаю прения прекратить. Вопрос ясен. С мнением секретаря парткома и выступающих согласен. Учту в своей дальнейшей практической работе.Решено было прекратить прения. Члены парткома проголосовали. Почти все за то, чтобы указать начальнику строительства на его ошибки в работе с кадрами. Двое воздержались — Прокопенко и Мостовой...
И вовсе не как свою победу расценил Глеб заседание партийного комитета. Прав был Мостовой: не подготовил он его, не продумал достаточно хорошо свою линию. Глеба не покидало ощущение, что вообще не он, а Богин провел тот партком, что его инициатива там главенствовала, а сам Базанов, если быть объективным, остался немножко в дураках: Богин смиренно принял пустяковую формулировку «указать», а на деле заткнул все уста.
...Задумавшись, Глеб сидел в своем кабинете.
— Холодный какой вечер сегодня, — поежившись, сказал он Красной.
— Весной и не пахнет,— согласилась Надежда Витальевна. — Зато лето будет жарким, изнурительным — попомните мои слова. Может, чаю? У меня и термос тут, только заваривала.
— Спасибо, не хочется.
— А как самочувствие — после всех словопрений? Да и атмосферное давление падает.
— Опять врут метеорологи.
— Мне метеорологи не нужны, я вам говорила — сама лет десять уже барометром работаю, Глеб Семенович. Вы устали, вижу. Идите отдыхайте.
Только посмотрю, что у меня на завтра. — Глеб придвинул календарь, перекинул страницу, сказал: — Двадцать шестое апреля наступает. Время летит, и ничего-то мы с вами не успеваем, Надежда Витальевна...
Телеграфное агентство Советского Союза передавало:
«26 апреля, в 5 часов 23 минуты по местному времени в городе Ташкенте произошло землетрясение силой в 7,5 балла».
Никто не знал ничего точно. Ташкентские телефоны не отвечали. Решение было принято — лететь немедля, и Базанов сообщил об этом Богину.
Богин ответил с участием:
— О чем говорить? Лети! И оставайся сколько потребуется. Кто вместо тебя? Азизян? Очень хорошо. Держи связь со мной.
В коридоре управления Базанов встретил Наталью Петровну. Они не виделись больше недели, и она показалась ему похудевшей и озабоченной. Лицо ее обветрилось, глаза запали, потускнели. Глеб хотел было спросить ее, почему она так плохо выглядит, но Морозова опередила его и первой спросила:
— Что с вами, Глеб Семенович? Вы просто белый.
— Землетрясение в Ташкенте.
— Я слышала. У вас там родные, друзья?
— Да.
— Вы надолго? — и, мучительно покраснев, спешно поправилась: — Нет, я хотела сказать вам... счастливо! Вы берегите себя там и про сердце не забывайте, — она резко повернулась, чтобы скрыть смущение, и зашагала прочь — очень прямая, напряженная и независимая...
Беспокойство Глеба нарастало. А в Бухаре на аэродроме оно еще больше усилилось: все вокруг говорили только о землетрясении, которое будто бы разрушило город, стерло его с лица земли. Глеб помнил о тех нескольких секундах, которые уничтожили Ашхабад, видел фильм о трагедии небольшого югославского города Скопле. А тут столица республики с миллионным населением.
Маленький ЛИ-2 болтало. Его подхватывали теплые и холодные воздушные потоки, поднимали ввысь, бросали на дно воздушных ям. У Глеба было ощущение, что крылья и фюзеляж то и дело ударяются обо что-то твердое. Самолетик дрожал. Сердце билось в горле. Полет был не из легких. Миленькую стюардессу тошнило, и она, стоя в хвосте, то и дело смущенно отворачивалась, склонялась над зеленым бумажным пакетом.
Наконец земля стала крениться и полезла на небо. Пилот заложил такой вираж, что Глебу показалось — ЛИ-2 скользнет сейчас на крыло и рухнет в пропасть. Но все обошлось: самолетик, снизившись довольно резко, пробил ватно-кисейное облако и стал заходить па посадку.
В иллюминатор Глеб увидел Ташкент. Город был виден весь: дымящие трубы заводов, и телевизионная башня, и одинаковые, как солдаты в строю, кварталы чиланзарских домов, и даже театр оперы и балета имени Навои. Ташкент, в котором, по сообщению ТАСС, произошло землетрясение силой в семь с половиной баллов, — очень сильное землетрясение! — казался совершенно целым. Это было какое-то наваждение. Глеб до рези в глазах всматривался в знакомые улицы, парки и площади до тех пор, пока самолет не упал еще ниже, пронесся над вспаханными полями и, твердо брякнув колесами о бетон, побежал по взлетно-посадочной полосе.
И здание аэровокзала, и все службы аэропорта тоже стояли целехонькие. Ни одного кирпичика не выпало! И толчея обычная. И очередь громадная на стоянке такси выстроилась. И лица у людей обычные, ни одного трагического. Будничные, спокойные лица. Самые взволнованные и глупые, вероятно, были у прилетевших.
Глеб встал в хвост очереди.Мимо очереди двигалось нагруженное пассажирами такси. Высунув из окошка бритую голову и вращая белками, шофер кричал: «На Алайский! Кому на Алай-ский базар? Одно место на Алайский!»
Решив, что сама судьба направляет его к Пира-довым, Базанов вскочил в такси и упал грудью на чье-то плечо. Ехали молча. Ехали по совершенно целому городу. И лишь где-то ближе к концу улицы Шевченко стали видны, трещины на стенах домов, отвалившиеся пласты штукатурки, осыпавшиеся углы одноэтажных домов.
Перед входом в Музей искусств атлант привычно и легко держал на плечах нашу грешную планету. Через земной шар змеилась еле заметная трещина.
— А где ж землетрясение-то? — не выдержав, спросил один из пассажиров, на коленях у которого стояла большая корзина.
— Землетрясение? — осклабился шофер. — Эпицентр как раз на Алайском базаре. Покарал аллах спекулянтов.
Расплатившись, Глеб вылез у сквера. Часы на башне не ходили. Стрелки показывали пять часов двадцать три минуты: часы остановились в момент толчка. Глеб двинулся по окружности сквера и, свернув на Пушкинскую улицу, сразу увидел следы, оставленные подземной стихией: рухнувшие стены, осевшие и перекосившиеся крыши, горы кирпичей и штукатурки. И людей, снующих среди развалин от порушенных домов на улицу, — людей, которые старались отрыть и найти то, что еще недавно было их книгами, их вещами, мебелью и посудой...
Дом Пирадовых пострадал, пожалуй, больше других. Пристройки и верандочки были смяты и раздавлены, как картонная коробка, попавшая под колесо машины. Одна кирпичная стена рухнула целиком, обна-
жив круглую комнату — бывший кабинет Пирадова, угол другой стены треснул. Крыша, точно шапка с головы, сползла набок, штукатурка лохмотьями свисала с потолка и стен, держась лишь на проводах. Двор и дом с улицы казались безлюдными. Базанов толкнул калитку, вошел. И сразу увидел хозяйку — Сильва Нерсесовна, хлопоча, словно наседка, без толку металась между домом и жалкой кучкой вещей, возле которой на стульях сидели ее толстенькие, курчавоволосые и бронзовощекие внуки, очень похожие на мать и чем-то — на умершего деда.
Старушка едва держалась на ногах. Она уже ничего не видела и не слышала. И Базанова не заметила, пока он не подошел, не обнял ее.
— Боже, Глеб! Само небо послало вас сюда, — сказала она, и плечи у нее мелко задрожали. — А я одна.
— А Ануш, Леонид — где они?
— Они все же разругались. Как вы всегда говорили — непрочный брак, разные люди. По острию ножа Ануш каждый день ходила.
— Но где они?
— Она в командировке, и Самарканде.
— А муж ее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88