Но, странное дело, чем больше овладевал я геологической премудростью, тем отчетливее понимал, какое трудное предприятие — найти золото в пустыне. Предания об этом золоте пережили века, но есть ли там промышленное золото? Многие наши преподаватели сомневались.
Кафедрой динамической геологии заведовал в университете Григорий Валерианович Горьковой, ученик знаменитого профессора Никитина, исследователя сибирского золота и пионера изучения золота Средней Азии. Горьковой был блистательным ученым — глубокий ум, живое воображение, большие знания и практический опыт. Еще в тридцатые годы он работал начальником поисковых партий на Памире и в Красных Песках. И обнаружил там золото в кварцевых жилах, в шлихах, в рудном и россыпном проявлении. Но что это было? Месторождение или отдельные крохи? Ни Горьковой, ни первая среднеазиатская геологическая конференция по золоту — еще довоенная — не могли ответить на этот вопрос: требовались исследования, усилия многих поисковых партий. Ведь для установления промышленных запасов нужна, Андрей Петрович, проходка многокилометровых канав и шурфов, взятие проб, бурение скважин. Было ясно: небольшой группке с такими задачами не справиться.
А тут война. Все геологические силы Узбекистана и сам Горьковой брошены на разведку стратегического сырья — марганцевых, вольфрамовых, молибденовых руд, плавикового шпата, алюминиевого сырья. Но уже в то время складываются у Горькового новые представления о металлогении Узбекистана и всей Азии, ставшие позднее стройной и эффектной теорией. Григорий Валерианович рассказывал нам о ней на лекциях.
— ...Существует на земле гигантский золоторудный пояс Азии. От Урала тянется он к Тянь-Шаню, оттуда — на Северный Памир и Куэнь-Лунь. Апшеронский полуостров полого спускается в море — глубже и глубже, но не исчезает — он поднимается на восточном бе-
регу Каспия. Где-то он должен встретиться с Уралом, обязательно должен. И он встречается. Узбекские месторождения и есть, по мнению Горькового, то недостающее звено, которое замыкает азиатский золоторудный пояс. Здесь должно быть не просто золото, а целая золотоносная провинция — много, очень много золота!
Находку многих геологических месторождений безуспешно пытались объяснить связью с Востоком, говорил Горьковой. Теперь их можно легко объяснить Уралом. Недаром, видно, бытовала поговорка: «Урал — золотое дно, серебряная покрышка». Кончилась горная ветвь — покрышка, а дно осталось. Осталась подземная связь с Тянь-Шанем, Тянь-Шань — продолжение Урала, а Кызылкумы — его погружение. Их структуры идентичны. Ищите золото в Узбекистане. Ищите его в молодых — четвертичных галечных россыпях прежде всего, ищите в более древних отложениях — в третичных, мезозойских и даже в палеозойских, и добрый поиск обязательно преподнесет вам радостные и замечательные открытия!..
Так в мою жизнь вошел еще один человек, не просто веривший в золото Кызылкумов, но и теоретически обосновавший его существование. Я до сих пор считаю Григория Валериановича своим учителем, он сделал меня геологом. Для настоящего геолога что главное? — ноги, молоток, голова. Он «поставил» мне голову, как ставят голос певцам.
Все студенты, которым читал лекции Горьковой, были влюблены в него и с энтузиазмом принимали его теорию металлогении Средней Азии.
Азиатский золоторудный пояс — это ведь грандиозней сказочных богатств массагетов и Александра Македонского, сокровищ бухарских ханов! Многие из нас отправились в Кызылкумы с поисковыми партиями на золото — подтвердить теорию своего учителя ногами, на практике. К сожалению, мой собственный путь к золоту оказался не очень прямым, не очень простым и не очень быстрым.
— К вам,— сказала нянечка, пропуская в палату Ануш, — только на минуту: не время ноне, девушка.
Ануш чуть располнела, но никто не сказал бы, что ей под сорок: узкое оливковое лицо с припухлыми нежными губами было как у девчонки.
- Здравствуй, Базанов,- она обняла его и быстро поцеловала. — Ну, как же ты так?
- Нормально, - ответил Глеб. - Теперь нормально.
- Но ты должен быть осторожен. Первое время ни одного лишнего движения — это так важно.
- Первое время я лежал распятый, как Христос. Оно прошло.
- Знаю. Я только сегодня вернулась из Москвы — и к тебе. Ну?
- Ты не видела настоящих инфарктников. Я - сачок, обыкновенный сачок.
- Врешь ты все, Базанов.
- Я активно поправляюсь, и меня скоро выписывают.
- Он врет? — спросила Ануш Зыбина.
- Подвирает, - ответил Зыбин. - Поваляется еще. Я первый отсюда уйду.
- Это мы посмотрим! — воскликнул Глеб.
- Я вас на миг допустила, а вы вон как, - сказала с порога нянечка. - Из-за вашего интереса меня и уволить могут — запросто.
- Теперь я буду возле тебя, - шепнула Ануш. -Завтра приду. - И она вышла. Шаг у нее был широкий, легкий, летящий — совсем девчоночий.
Глеб улыбнулся, глядя ей вслед.
- Дочка Пирадова, - констатировал Зыбин. -Очень интересное лицо, и вообще красавица. Среди армянок такие не редкость. Наконец появилась женщина. Я же знал.
- Вы догадливы и наблюдательны, Зыбин.
- Профессиональное... Так что? Будете рассказывать, или задавать наводящие вопросы?
- Она как сестра, - сказал Глеб. - Это очень родной мне человек.
- Она замужем? Почему? А вы?
- У нас очень разные характеры.
- Общо, малоконкретно. Для романа о вас мне нужны детали.
- Придумайте. Или спишите у настоящих писателей.
- Вы любили друг друга? Можете и не отвечать, если не хотите: я все видел своими глазами. И сейчас это продолжается. Почему вы не вместе? Больше двадцати лет прошло! Это же трагедия, Базанов!
— Идите, пожалуйста, к черту, если вас это не затруднит.
— Мы же договорились — жить интеллигентно. Свободные диалоги без запрещенных приемов. Вы нервничаете?
— Нервничаю — следовательно, я существую, — обычной фразой парировал Глеб.
— Отрицательные эмоции не для нас. Не сердитесь.
— Не буду.
— Давайте читать. Как вам нравится роман, часть первая ?
— Примитив. А часть вторая, что вы задерживаете?
— Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете, хотя тоже не Конан Дойль.
Прозорливый Зыбин не угадал: между Глебом и Ануш никогда ничего не было. Пять лет учился Глеб в университете, чуть ли не ежедневно посещал дом на Пушкинской, и — надо же! — ни малейшего намека на любовь. Просто добрые, дружеские отношения. Даже в мыслях Ануш всегда существовала как сестра, как товарищ. Она понимала все, с ней можно было посоветоваться о любом деле, поделиться радостью или неудачами, и всегда она отвечала тем же. Они уравновешивали друг друга — темпераментная, порывистая Ануш и спокойный, даже чуть-чуть флегматичный Глеб. Им было всегда хорошо вместе, до тех пор, пока в ее жизни не появился Леонид Савин, археолог, аспирант.
Но еще до этого на Рубена Георгиевича Пирадова неожиданно свалилась беда, и все стало рушиться в этом милом и родном доме...
Началось с выступления Пирадова на собрании в Союзе писателей, которое именовалось дискуссией по поводу антинародного характера эпоса «Алпамыш». Накануне в газете один мало любимый всеми критик в соавторстве с незащитившимся аспирантом опубликовал статью. Статья доказывала: «Алпамыш» воспевает ханов и беков, прославляет братоубийственные войны,
национальную рознь и неуважительно говорит о простых людях. Эпос антинародный, а те, кто пропагандирует его, — националисты, их приспешники и подголоски.
Аспирант Шаюсупов, похожий на нахохлившуюся галку, темноскулый, с лицом, будто опаленным огнем, был, кажется, испуган. Он лишь дал материал вальяжному, большелобому и крупноголовому критику Влади-мову, с телом солидным, как купеческий буфет, и никак не рассчитывал на столь шумный резонанс. Владимов уловил момент — скандальная статья выводила его в «ведущие», делала имя. При этом, правда, он замахивался на талантливых людей — на исследователей и переводчиков, на писателей и драматургов, которые использовали в своих произведениях мотивы эпоса. Он шел на риск, но неожиданно нашел поддержку у тогдашних руководителей Союза писателей. Остальное, как говорится, было вопросом организации/Собрание и было хорошо организовано, выступающие подготовлены — один, другой, третий. Критические волны расходились с трибуны шире и шире, захватывая оперу и драматический театр, кино и изобразительное искусство. Назывались произведения, так или иначе связанные с «Алпамышем», под которыми, как говорили выступающие, мог бы подписаться любой буржуазный националист.
Но вот попросил слова Пирадов. Председательствующий не заметил его поднятой руки, не услышал настойчиво повторяемого: «Прошу слова»,— но Рубен был упорен, зал поддержал его, и он вышел на трибуну. Он произнес гневную и горькую речь о том, что еще никому никогда не удавалось улучшать или ухудшать историю, что эпос объективно отражает жизнь народа; что он, Пирадов, не понимает смысла дискуссии и тех отнюдь не литературных выводов, которые здесь пытаются делать люди, по странной случайности принадлежащие к Союзу писателей; что пройдет года два-три или десять, может быть, и всем сидящим в зале станет стыдно, что они были участниками столь позорного собрания. Лично он не хочет в этом участвовать. Пирадов спустился с трибуны и вышел из зала. Добрый гном оказался стойким и бесстрашным человеком.
Ответом на его выступление было несколько разгромных статей в русских и узбекских газетах, посвященных старой повести Пирадова о присоединении Средней Азии к России, изданной еще в конце сорокового года. Статьи находили в книге корень нынешних ошибок автора, подчеркивали, что Пирадов упорно стоит на своих прежних позициях, что он не разоружился.
На заседании кафедры современной истории университета говорили уже о порочной концепции Пирадова и о системе его ошибок.Рубен Георгиевич как-то очень тихо, словно невзначай, оказался выведенным из редакционного совета издательства, затем — из редколлегии литературного журнала. Его роман, принятый издательством, был возвращен на доработку с такой зубодробительной рецензией, что ни о какой правке говорить не приходилось: нужно было писать новый роман.
Рубен-мудрый стойко встречал удары судьбы и не падал духом. Во всяком случае, никто не замечал этого. Он занимался переводами с узбекского и таджикского, его переводы охотно печатали, и это давало семье кое-какие деньги на жизнь.
Критик Владимов, с которым Пирадов демонстративно перестал здороваться, защитил в это время докторскую диссертацию и был назначен деканом филологического факультета. Владимов считал, что факультет заражен гнилым, мелкобуржуазным либерализмом, многие курсы читаются плохо и неквалифицированно, дисциплина среди студентов хромает. Он говорил об этом часто и повсюду и даже выступил в университетской газете со статьей, где перечислялись необходимые меры оздоровления обстановки. Принятие этих мер не заставило себя ждать. Несколько педагогов «по собственному желанию» были вынуждены перейти в пединститут. Два студента-первокурсника и студентка со второго курса показательно исключены за академическую неуспеваемость и пропуск занятий. Было заменено руководство научным обществом, не обеспечившее должного научного и идеологического уровня студенческих работ.
Во главе группы студентов Ануш — тогда еще комсорг третьего курса — отправилась к декану выяснять отношения.Владимов не принял делегацию, назвав ее группой недомыслящих: он терпеть не мог групповщины.Ануш пробилась к нему в приемные часы. Он узнал, что она дочка Пирадова, и невзлюбил Ануш вдвойне.
Однажды в присутствии многих студентов Владимов незаслуженно обидел Ануш, а когда она попыталась оправдаться — оскорбил и довел до слез. Рубен Георгиевич узнал об этом от подруги Ануш и незамедлительно отправился на факультет.
Владимов с удовольствием повторил отцу все, что он думает о его дочери, не преминув заметить: яблоко-де падает недалеко от яблони.Пирадов, не сдержавшись, ответил ему дерзостью.Владимов разразился угрозами и выругался. Добрый и кроткий гном, дико вскрикнув, схватил со стола чернильницу и пустил ею в декана.
На улице Пирадову стало худо. Две девушки отвели его в сквер, усадили на скамейку. Услышав звонок на лекцию, он прогнал их от себя и умер тут же, на скамейке.
Произошло это в самом конце сентября. Сентябрь был еще жарким в тот год. И изобильным. Сады были полны плодов, ветви ломились под их тяжестью. На улицах продавали цветы. Цветов было очень много, просто море цветов. Успешно закончив студенческую практику, Глеб прилетел из Каракалпакии счастливый. Он торопился на Пушкинскую, только на пять минут забежал по пути обнять старого Тишу. Он ничего еще не знал...
А потом они с Ануш шли пешком с кладбища и говорили о нестаром Рубене, который мог бы жить и жить, быть рядом с ними, шутить, как он всегда шутил, рассказывать истории про историю, давать советы. Не верилось, что Рубен лежит в земле, что не выйдет, как обычно, из-за стола, отодвинув кресло, не обнимет, не раздастся его голос — всегда насмешливый, чуть с хрипотцой. Глеб и не пытался утешать Ануш. Возле сквера, у курантов, где умер Рубен Георгиевич, он купил Ануш охапку бульденежей. На их белых лепестках, образующих шар, как алмазы, переливались и поблескивали капельки воды.
Тогда он впервые и услышал от Ануш это имя — Леонид. Ануш сказала, что хочет познакомить его с очень способным археологом и интересным человеком. Но познакомились они позднее, уже зимой, на Новый год, который Пирадовы, по семейной традиции, встречали дома. На этот раз — впервые без Рубена Георгиевича.
Лил адский дождь. И темень была адская. Деревья зябко шумели листвой. Переполненные арыки пенились и, бурля, бежали вниз по улице со скоростью вполне приличного ручья. Сквозь дождевую пыль тускло, как слюдяные, светили лампочки в окнах домов.
Глеб столкнулся с Леонидом Савиным у калитки и сразу понял, что это он. Они потоптались, пропуская друг друга, рванулись вместе и столкнулись.
— Вы — Глеб, — сказал Леонид.
— А вы — Савин, — сказал Глеб.
Они улыбнулись друг другу и вместе вошли в комнаты.Глеб наконец рассмотрел археолога. Леонид был высок, плечист, русоволос. Широкое лицо с четкой линией скул", красивым изгибом полных губ и волевым подбородком излучало доброжелательность, хотя зеленоватые, глубоко посаженные под высоким лбом глаза смотрели внимательно и даже чуть-чуть холодновато. Он оказался остроумным собеседником, знающим и интересным. Но что-то настораживало в нем Глеба. Поначалу думал — явная влюбленность Ануш. Это не была ревность — так настораживается отец, когда дочь впервые приводит в дом своего избранника. Позднее чувство настороженности притупилось, Леонид делал все, чтобы доказать Глебу, что он хороший парень, чтобы завоевать дружбу, потому что Ануш была им завоевана окончательно, да и Сильва Нерсесовна души в нем не чаяла. На Пушкинской улице поговаривали о близкой свадьбе. А Глебу казалось диким, что Леонид может поселиться в этом доме, ходить по комнатам, как по своим, работать в круглом кабинете Рубена Георгиевича...
Весной Савин сделал предложение Ануш. Она дала согласие, но свадьбу решено было справить через год, после защиты диплома и конца траура. Ануш Пирадова могла спокойно закончить университет. После смерти
Рубена Георгиевича Владимов очень переменился к ней (услужливое внимание декана казалось ей еще противнее его хамства и мелочной придирчивости), а к началу следующего учебного года и вовсе уехал из Ташкента. Говорили, в Москву. Покатил выколачивать теплое местечко...
Весна пришла незаметно, поначалу прохладная и дождливая. А потом, в какой-то серединный апрельский день, ударила жарким солнцем по садам и паркам, по каждой ветке, по набухшей почке, по чахлой травинке. Словно волшебный луч прикоснулся к мертвой природе и оживил ее, окрасил черную картину в яркие цвета. Бело-розовое облако зацветших садов накрыло город. Пришло живительное тепло. Ташкент мылся, чистился, прихорашивался. По улицам носились голоногие и голопузые дети. В светлые платья и белые ко-ломянковые костюмы оделись взрослые. И небо над городом стало привычно голубым. И белоснежные вео-шины гор прорезались над театром Навои, на горизонте, и сияли, как хрустальные.
Майский праздник Ануш, Глеб и Леонид встречали в университетской компании. Было многолюдно, шумно и суматошно, каждый принес что смог. Поэтому выпивки оказалось более чем достаточно, а на закуску — лишь всякая зеленая мелочь, несколько селедок да огромный таз с винегретом, что соорудили девушки в последний момент. Хотели было затеять плов, рис и масло нашли, но мяса оказалось мало. После полуночи сварили кастрюлю маставы — супа из мяса, риса, томата. Нечего было и думать накормить им всю ораву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88