А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

нужны, как вы выразились, факты. Концепции, или схемы, по-вашему, придумывать действительно не требуется. Они уже существуют. Они именно как готовые формулы в математике: они — объективная реальность.
— Субъективная, — возразил Глеб. — И зачастую вовсе не реальность, а плод наших, как бы помягче сказать... приспособленческих, вот именно — приспособленческих стараний. «Чего изволите-с» — так это в старину называлось.
— Ну, вы загибаете, Базанов. Зачем же так, с перехлестом?
— Да разве я только про вас? Я и про себя, и про Рахимова, и про других. Я вам случай расскажу. Не очень свежий, лет ему примерно пятнадцать, но характерный для тех лет. Друг мой Юлдаш Рахимов — знаете его, он ведь крупный археолог, и уже тогда таковым всеми признавался: труды, ученики, печатные работы,
раскопки в Пянджикенте. И вдруг встречаемся внезапно в Караташе.
— Каким ветром занесло вас сюда, Юлдаш-ака? У вас же разворот раскопок под Самаркандом?
— Пришлось законсервировать, — отвечает. — Только на этот сезон, — и словно извиняется, чувствует, что я все понимаю, но как истый археолог готов забуриться где угодно, хоть у тещи на огороде. — Знаешь, здесь очень интересная организация водоснабжения — целая ирригационная система, построенная древними.
Я слушаю. Хорошо, увлекательно рассказывает Юлдаш Рахимович. Любого, даже самого незаинтересованного человека ему ничего не стоит превратить в восхищенного слушателя. Уж обо мне и говорить нечего: я и университет успел окончить, но так и остался по-прежнему восторженным почитателем его рассказов. — Северо-западнее Караташа, — продолжает Рахимов, — было озеро. Сначала, видимо, огромное, гигантское, потом почему-то стало мелеть, высыхать — ступени его обмеления и теперь видны отчетливо — возможно, из-за ухода реки, питающей озеро.
Но система древнего орошения из озера была действительно системой. На север, восток и юг веерообразно расходились каналы. Вода поднималась с помощью чигирей — больших колес с черпаками. Чигири отстояли друг от друга метров на сто. Каналы были самотечными. Выдумка древних состояла в том, что вода в каналах текла даже не горизонтально, а с некоторым уклоном вниз к каждому чигирю. Она крутила чигирь, поднималась метра на полтора и бежала к следующему. И так на двадцати километрах поднималась более чем на пятнадцать метров. Разве не насосная станция, а?! Как все просто! И какую гигантскую площадь орошала система эта, подумай!..
Или водоснабжение с такыров. Такыр пересекался канавками, канавки сходились к широкому, облицованному кирпичом желобу. Тот вел в цистерну — семиметрового диаметра, высотой в четыре метра, врытую в землю. Так наши предки собирали и хранили воду. Неподалеку от караван-сарая мы раскопали печь, в которой обжигался кирпич для таких цистерн. Печь наполнена сырцом и замурована. Была подготовлена к обжигу и брошена. Почему? Кочевники ли налетели,
чума ли опустошила в тот год поселки и стойбища — кто знает? Раскопы говорят о панике, с какой бежали отсюда люди, бросая имущество. Может, это было землетрясение, смещение тектонических слоев, какая-то гигантская метеорологическая катастрофа, повернувшая течение полноводной реки, потерявшей силу и начавшей уходить в пески. А может, ворвались в цветущий край дикие монгольские всадники на коротконогих, гривастых и длиннохвостых лошадях, в треугольных высоких шапках, отороченных огненно-рыжим лисьим мехом, и растоптали, уничтожили все окрест. И в первую очередь — оросительные каналы. Лишенные воды, пришли в упадок и города... Это не первая и не тысячная загадка истории.
— Да вы-то при чем здесь? — не удержался я. — Почему вы бросили Самарканд и прилетели сюда?
Замялся:
— Ваша стройка теперь так актуальна, так модна. Каждая организация обязана как-то помочь ей. И даже плакат выпущен, знаешь: «Чем ты помог?» Ну и меня вызвали в Академию и разбомбили за план полевых работ, за то, что он, мол, от жизни оторван — недостаточна связь археологии с сегодняшним днем. Собрали ученый совет, ошибки исправили, договор на содружество заключили — и сюда...
Базанов замолчал, подмечая, какое впечатление произвел его рассказ на Зыбина. Зыбин улыбнулся, сказал:
— Так годы какие? Конец сороковых — начало пятидесятых ?
— Конечно, все задним умом крепки. О многом я узнал спустя несколько лет, но и тогда мне казалось, что что-то не клеится на этом самом караташском строительстве.
— Расскажи. Ведь столько раз обещал.
— Уговорил. Ложись поудобней: рассказ будет долгим, смотри и слушай. Все это схематично, конечно. Море, река. Вот здесь Караташ, столица будущей стройки. Пески, русло древней реки. На юге — граница республики: это тебе для ориентации. Да. Тут, северо-западнее Караташа, впадина — то самое бывшее озеро, о котором я уже говорил,— оно так вот протянулось, и обрати внимание: будет очень важно для последую-
щих событий и всей истории канала, названного Первомайским. Теперь все. — Сделав «самолетик», он ловко метнул его на кровать Зыбину.
— Наглядно, — посмотрев, сказал Зыбин. — Начинай.
— Во-первых, будем справедливыми. Строительство большого самотечного канала в условиях пустыни являлось для наших гидротехников делом совершенно новым, беспрецедентным. Геологи и изыскатели кинулись на трассу. Отряды топографов начали привязку. Поселок Караташ громко стал именоваться в газетах «штабом наступления на пески» и «штабом покорителей пустыни». Он менялся на глазах. Проект будущего города, во всех деталях изображенный на фанерном щите, встречал каждого, кто приезжал сюда, как встречал каждого новый массивный пивной ларь-сруб, установленный предприимчивым ОРСом на границе песков, где был принят жестокий сухой закон, и Кара-таша, где для любителей хоть чем прополоскать горло всегда было поистине «море разливанное».
Проект — проектом, но жизнь — жизнью. На стройку приезжали люди. Их надо было где-то селить. Ставили большие медсанбатовские палатки, списанные из армии после войны, сооружали фанерно-дощатые бараки. Прибыло начальство, отделы проектного института, разные службы. Для них сооружались более капитальные и благоустроенные помещения. Начала поступать техника. То тут, то там вырастали склады и гаражи. Росло здание электростанции, заканчивалось сооружение насосной. Караташ вырастал из архитектурного проекта, как годовалый ребенок из первых чепчиков и распашонок. Он застраивался стихийно — земли вокруг сколько угодно, где хочешь, там и строй, как хочешь, так и строй! Дома расползались по песку на все четыре части света, расстояние между отдельными районами все увеличивалось и увеличивалось, на окраинах роились неизбежные спутники каждой стройки — странные сооружения из проржавевших листов кровельного железа, фанеры, досок и брезента, принадлежавшие индивидуальным застройщикам и называемые в народе «шанхаями», «ниццами» и «градами ките-жами».
Впрочем, кто-то из начальства вспомнил, видно, и о модных в начале пятидесятых годов архитектурных проектах. Началось создание и оформление центра Ка-раташа. Ко всеобщей радости покорителей пустыни, в центр «воткнули» первый двухэтажный кирпичный жилой дом, за полкилометра от него — другой, третий. Вышедшие на воскресник караташцы заложили между ними сквер, собственноручно вылепили из цемента трехметровую чашу будущего фонтана, готового функционировать — после того как подведут воду, разумеется. ..
Но что бы там ни говорили остряки, центр поселка действительно стал преображаться темпами, невиданными в пустыне. Были заселены кирпичные дома. Построен обширный ресторан с зимним садом и большой верандой под полосатым, как матрац, тентом; отличная театральная площадка на триста мест с вращающейся сценой, занавесом, похожим на громадный текинский ковер, и открывающейся-закрывающейся крышей, новое здание стройуправления с двумя приземистыми, точно ножки грибов-боровиков, неистребимыми белыми колоннами у главного входа. Не очень впечатляющий архитектурный силуэт центра дополняли два стандартных дома из кирпича, отданные под надзор однорукого Митрича, который занимал весьма важную должность коменданта домов для приезжих.
К моменту сдачи в эксплуатацию театрально-концертного зала, ресторана и особенно гостиницы стройка канала в пустыне стала известной, популярность ее в республике быстро росла (трудности, песок, жара, экзотика!), и в Караташ зачастили представители газет, радио, кинематографа, артисты, целые концертные бригады и, уж конечно, командированные, ибо добрая сотня предприятий работала для будущего канала.
С южным участком трассы канала все казалось ясным: вода пропускалась по руслу древней, исчезнувшей в песках реки. Берега ее протянулись чуть ли не на сто километров, и правый отчетливо возвышался над серповидными барханами. Северный участок требовал особо тщательных изысканий: на запад и юго-запад от Караташа лежали места малоизученные и труднодоступные. Похоже, даже караванные тропы не проходи-ли здесь в ближайшие полвека, а может, и больше.
И тут в Москве заинтересовались проектом канала. Начальник строительства Музычук затребовал его от своих, стал жать и давить на них. Ему привезли проект недоработанный, весьма неточный в северной части. Он благосклонно выслушал руководящих работников, говоривших больше о том, что даст краю уже построенный канал и сколько пустынных земель он превратит в цветущие поля, чем о том, как трудно будет возводить его. Музычук, хотя и имевший опыт работы на крупнейших гидротехнических стройках страны, поверил им. Но северный участок трассы ему не понравился: крутит, петляет. Он взял красный карандаш и провел от реки и Караташа прямую жирную линию на юго-запад. Он любил решительные и прямые линии. И никто, конечно, ему не возразил, не сказал ни слова. А может, и сказал: «Как это здорово, как замечательно!» История об этом умалчивает. Проект ушел в Москву. И вскоре повсюду — в республиканских газетах, и в книгах, и на красивых плакатах — незамедлительно и в разных видах появилась эта жирная красная линия, смело перерезавшая пустыню от реки на юго-запад...
Отступать было некуда — стройка стала разворачиваться. Да еще как — с размахом! Рос Караташ. Обрастало все новыми и новыми отделами управление строительства канала. Все что-то делали. И только несколько человек во главе с начальником этого уже громадного хозяйства знали: строить пока что, в сущности, нечего, надо искать трассу северного участка, максимально приближенную к красной линии.
Музычук вырвал для себя еще одну геологическую экспедицию и кинул ее на север.И пока наш брат геолог ползал по пескам на пузе, Музычук с блеском и видимой всем широтой занялся подготовительными работами. Он верил в свою звезду. На берегах реки начался монтаж уникального, купленного в Германской Демократической Республике кабель-крана. Он должен был полностью заменить паром и обеспечить перевоз грузов и людей через своенравную реку. Строили бетонный завод, тянули железнодорожную ветку и ЛЭП. Параллельно будущей трассе сооружали асфальтовую дорогу. Она уходила от Караташа на юго-запад, и о каждом проложенном километре ее
с гордостью писала организованная на стройке многотиражная газета.Музычук был неутомим. Он появлялся сразу в нескольких местах и будто не спал вовсе. Про него ходили легенды. Этот коренастый, немолодой уже человек с широким приятным лицом крепко стоял на земле, упираясь в нее короткими и сильными ногами. Он был тертый калач, Музычук, и не всякая буря могла повалить его, сбросить с руководящего кресла. Бурь этих он пережил не одну. Привык к борьбе, знал сотни приемов атак и ловких отступлений, умел все, короче говоря. Он не очень-то был силен в технике. Всеми техническими вопросами ведал главный инженер строительства Иристов — утверждали, что он из старинного грузинского рода князей Иристави. Интеллигент до мозга костей, специалист опытный и знающий, Иристов очень страдал из-за того, что пришлось ему ходить под началом Музычука, который, правда, отлично командовал людьми, умел зажигать их и заставлять работать, но в глазах Григола Ивановича Иристова оставался существом совсем иного, чем он и его друзья-инженеры, порядка, зараженным к тому же неистребимой склонностью к авантюризму. Авантюристов, которые пытались распоряжаться техникой, Иристов ненавидел. Музычук почувствовал это сразу. В инженерные дела не вмешивался, пытался расположить к себе Григола Ивановича. Тот не пошел на сближение, но все равно должен был тянуть в одной упряжке с начальником; и Иристов присутствовал при отправке липового проекта в Москву и промолчал, не посмел возразить Му-зычуку. Впервые в жизни поступился своей инженерной совестью и проклинал .себя, что поступился, и оправдывал: все лишь поддакивали да кивали. Зачем ему, ординарному, в сущности, гидротехнику, выступать со своим мнением?! Авось все и образуется. Музычук вот уверен, что образуется. Скорей бы кончали свои изыскания геологи.
Пока что Иристов разрабатывал с главным энергетиком строительства Минцем оригинальный проект. Мощные экскаваторы роют пионерную траншею по трассе будущего канала, и в нее сразу пойдет вода. Следом двинутся земснаряды. Два, может быть три — уступом. Они расширят и углубят русло. Питать зем-
снаряды будут энергопоезда, без больших переделок установленные на баржах. Не хватит мощности земснарядам — на берегу возникнет временная линия электропередач с переносными опорами, и земснаряды будут цепляться к ней.
Иристов и Минц рассчитали все: как расположить на двух баржах энергопоезд; как и где монтировать энергопоезда, прибывающие в разобранном виде на далекую пока еще от Караташа станцию железной дороги; как доставлять уголь для паровых турбин, вращающих генераторы энергопоездов; насколько убыстрится сооружение канала при таком методе строительства, если ростовский земснаряд имеет плановую производительность триста кубиков в час, при хорошем грунте намывает более пятисот и за смену сможет пройти десять-двенадцать метров... Учли все. И это был действительно точный, оригинальный и красивый инженерный проект. Иристов и Минц не могли учесть лишь одного — сроков, когда геологи закончат свои изыскательские работы и когда проектировщики скажут: «Тут, тут и тут. Можете начинать строительство...»
Но время шло, а проекта северного участка трассы все не было. Зато ежедневно появлялись все новые и новые, самые неожиданные трудности, с которыми руководителям строительства приходилось бороться. На это уходила масса средств, времени и энергии. Подобная суетня, с подъемом описываемая вашим братом журналистом, и выдавалась за строительство Первомайского канала.
— Ну, а конкретно — какие трудности? — перебил Зыбин. — У меня вообще возникло представление, что многие стройки начинаются с трудностей. Потом все утрясается и образуется. Строители уверены: каждая новая стройка — самая тяжелая. Может, конечно, дилетантски сужу, я ведь на стройках гость редкий, мое дело — пары да озимые.
— И все же сооружение канала в пустыне пятнадцать лет назад было делом очень сложным,— возразил Глеб. — Даже не считая самой главной трудности — отсутствия проекта северного участка, о котором я говорил. Посуди: бездорожье, безводье, суровый климат с большими суточными перепадами температур, с дикой жарой летом и морозами зимой, частыми сильными ве-
трами, достигающими двенадцати — пятнадцати метров в секунду. Просто никто и никогда не возводил крупных гидросооружений в таких условиях. Как, например, будет вести себя в подобных условиях бетон? Можно ли использовать местные засоленные суглинки для производства сырцового кирпича? Откуда взять гравий? И еще сотни «почему» и «как».
— Ну понятно, понятно! — Зыбин поднял руки, показывая, что сдается и готов к продолжению беседы.
— Или вот еще — уж слушай! В одно прекрасное осеннее утро загорелась верхушка опоры электропередачи неподалеку от Караташа. Затушили. Вскоре загорелась другая, третья. И все утром! Что это? Случайность, диверсия? Агенты иностранных разведок в пустыне?.. Стали наблюдать — и установили: виновата пыль. Местная солончаковая пыль, которая толстым слоем покрывала изоляторы и траверсы. Во время утренней росы образовывалась цепь тока, и верхушки опор горели, как свечи. Один из вызванных научных авторитетов Посоветовал сменить изоляторы, поставить тарельчатого типа. Не помогло. В первый же воскресный день главный энергетик Минц во главе полка своих орлов кинулся мыть и протирать изоляторы на временных линиях и менять их на постоянные. Вообще эта лёссовая и солончаковая пыль давала прикурить не только энергетикам, но и каждому, кто имел дело с машинами и какими-либо механизмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88