— Иной тон, иные отношения с подчиненными вы не считаете возможными? — чувствуя, что злость растет, но сдерживаясь, спросил Глеб.
— То есть? — притворно удивился Матвей Васильевич.
— Скажем, дружеские, уважительные, человеческие отношения?
— Почему же ? Я не бюрократ. — Шемякин приосанился. — В неслужебное время. Кого хотите, спросите. Тут я готов и пулечку расписать по малой, и поохотиться с коллективом, и хоть на свадьбе чьей поприсутствовать. А на производстве для меня сначала план, потом люди, простите за прямоту. Может, я недопонимаю что, укажите.
— Недопонимаете основного, — сухо сказал База-нов. — То, что план делают люди. И пока вы не поймете этого, вам трудно будет руководить коллективом.
— Так я ведь не сам себя на руководящую должность назначил, — сказал Шемякин весьма самоуверенно и безбоязненно.
«Мудрый карась, — мелькнула у Базанова мысль. — Чует богинскую поддержку, вот и не крутится, не ловчит даже: не свои, богинские мысли излагает. Возьми его за хвост, подсеки и вытащи сачком. Черта с два! Он ведь на коне: план выполняет, прогрессивку людям аккуратно выплачивает и переходящее знамя поди отберет. С помощью Богина и, главное, его именем Шемя-
кин многое может наворотить, прав был Азизян — надо придерживать этого выскочку...»
Три дня провел Базанов на промплощадке, и за это время мысль эта укрепилась, хотя Матвей Васильевич не давал никаких, казалось бы, поводов для недовольства: был ровен с парторгом, внимателен, но без услужливости, не лез, не набивался больше в гиды, но был всегда рядом, когда требовался, готов ответить на любой вопрос, хорошо знал, сколько вырабатывает любой бетонщик или сварщик. Он действительно умел подстегивать людей и давить на них. Для дела, для плана... И немножко для себя, вероятно, для карьеры. Шемякин справлялся с должностью шутя. В одном из разговоров с Базановым он, будто обмолвившись, отчетливо дал понять, что мог бы командовать и соединением побольше и что плох тот солдат, который, как известно, не мечтает быть генералом. И пошутил: подучиться малость, он и стройкой мог бы руководить...
Вернувшись в управление строительства, Базанов доложил обр всем виденном начальнику.
— Насколько я понимаю, на промплощадке тебя все устраивает, кроме Шемякина? — с неприкрытой иронией спросил Богин.
— Не все, а Шемякин вот не устраивает — точно.
— Придираешься! — весело отмахнулся Богин. — На его месте вентилятор хорошо бы работал: поворачивайся только! План дает? Ты обрати внимание на Пятое СМУ, вот где собрались слюнтяи и бездельники! Надо бы их продрать с песочком, да все руки не доходят. Съездил бы ты туда, мобилизовал коммунистов.
«С песочком», «слюнтяи» — вот из чьего лексикона брал свои словечки Шемякин.
— Я был там, — возразил Базанов. — И накачки не требуется: выправляют положение.
Богин заметил:
— Начальник всегда прав, когда хорошо трудится. И всегда виноват, если смотреть на него с точки зрения работяги-лоботряса, которому главное с утра до обеда время как-то провести, а потом ужина дожидаться. Шемякин на стройке — находка. И придется принимать его таким, какой есть, каким родился. — И тут же попра-
вился, добавил примирительно: — Оставь его в покое. Давай не станем портить себе настроение, Семеныч. Береги свое здоровье. И мое береги...
Сложным механизмом был Степан Богин.Словно стальную, отлично закаленную пружину загнали в этого отнюдь не атлетического сложения человека. За все он брался сам, все помнил сам, всем руководил сам. Богин говорил: «Я грохнул еще бетонный завод», «Я открыл баню», «Увеличил вдвое мощность ДСК», «Я пустил авторемонтный завод». Или: «Я прогнал взашей ворюгу повара из столовой на Бесаге», «По вине слесаря-охламона сутки простоял бульдозер на карьере. Я снял и ремонтника, и начальника смены — он разгильдяй, безынициативный».
Мелочей для Богина не существовало. С одинаковым азартом кидался он доставать запчасти к кранам, встревал в геодезическую разбивку новых домов, руководил закладкой фундамента под какую-нибудь фабрику (промплощадка, правда, всегда оставалась для него на первом, самом главном месте!). Богин не просто вмешивался, он неизменно давал правильный совет, принимал решение, брал на себя всю ответственность. Он хорошо знал дело, был неутомим, и этому можно было позавидовать.
Богин редко повышал голос, одинаково спокойно давал выговориться и правому, и виноватому. И тут же демонстрировал наплевательское отношение к людям, подчиненным ему, независимо от поста, который они занимали. Он был пунктуален до педантизма. Летучки, планерки, пятиминутки, диспетчерские совещания проводились точно в назначенное время, несмотря ни на что, даже на звонки из Ташкента или Москвы. По Степану Богину можно было проверять часы: он заходил последним и закрывал двери. Опоздавшие не допускались ии при каких обстоятельствах. По этому поводу много разных баек ходило по стройке. А свидетелем одного комического эпизода Глеб стал сам.
Произошло это на собрании начальников строительно-монтажных управлений, назначенном на семнадцать ноль-ноль. Зная точность Богина, почти все уже заняли места в физкультурном зале (недавно была построена первая новая школа, а в старую, одноэтажную, переехало пока что управление строительства), и лишь два
заядлых курильщика, разговаривая у входа, никак не могли расстаться с сигаретами, досмоленными уже до ногтей. Без одной минуты семнадцать Богин, не глядя по сторонам, промчался коридором. Поздоровавшись, курильщики вежливо пропустили начальника строительства. Богин, не ответив на приветствие в воспитательных целях (за одну минуту до совещания все обязаны были уже сидеть на местах) или потому, что задумался и просто не заметил строителей с Бесаги, проскочил в зал, не забыв закрыть за собой двери на задвижку. Так в угоду точности была наказана вежливость...
Пожалуй, одного Шемякина и любил Богин. Остальных он недолюбливал, считал: всегда могут сделать больше, чем делают, придуриваются, прикрываются разными объективными причинами. Готовы, чтобы как-то оправдаться, валить один на другого, с больной головы на здоровую.
Общаясь с ними, Богин проговаривал обычно такой текст:
— Считаете, у вас трудности? И самые большие? А у других их нет? Ошибаетесь - есть! И не меньше, чем ваши, потому что и вы, и они не умеете создать четкую организацию. Организация - это план, задание, график, ответственность и жесткий контроль за исполнением. Организацию создает коллектив. Только так! Нет четкой организации - значит, нет коллектива!
И от Базанова требовал:
— Ты партийный руководитель, я от тебя одного жду: ты мне настоящий, спаянный отряд создай, крепкий, мобильный, как современная десантная дивизия. Она - кулак! Ночь, полночь - поднял по тревоге и бросай куда хочешь! Ты же солдат бывший, понимать должен!
Базанов возражал:
— Десантную дивизию из строителей я тебе вряд ли составлю: и ты не генерал, и мы не солдаты. И экспериментировать с людьми нечего. Они ведь понятливые. Большинство по велению сердца, по своей охоте приехали. С ними просто поговорить надо по-человечески, по-доброму.
— Чего это на немецкий тебя потянуло? Знаешь язык ?
— Знал. Забыл основательно.
— Мольтке какого-нибудь цитируешь? Бисмарка?
— Из Толстого, из Льва Николаевича.
Богин хлопнул себя по коленям, резко встал, будто перочинный нож раскрылся, сказал обескураженно:
— Тьфу, черт, забыл!
Он ведь, Богин, всерьез считал, что обязан и всю русскую литературу назубок помнить, по крайней мере классическую. Верил искренне, что такие, как он, призванные руководить массами, могут и обязаны при необходимости возглавить любой ответственный участок не только строительства, но и экономики, науки, культуры — любой отрасли, одним словом...
Шло время, и стройка росла. И количество наиважнейших объектов все возрастало и возрастало. Транспортные коммуникации растягивались. И количество нерешенных проблем все увеличивалось. Богин начинал сбиваться с темпа, «троил», как говорят автомобилисты. Он сократил время своего сна и отдыха, выбил для себя персональный самолет АНТ-10, завтракал на ходу, а обедал в полете, как утверждали остряки.
Скованная им же инициатива руководителей на объектах требовала его постоянного вмешательства, его присутствия, его команд. Без этого зачастую вся цепь останавливалась. Какая-то мелочь ломала порой график объекта, тот — другие графики, он путал еженедельные сводки, снижал показатели по стройке в целом. Стройка становилась плохо управляемой. Что-то крутилось по инерции, но Богин знал: надо срочно искать выход, надо что-то придумывать.
И он придумал: он нашел, как ему казалось, верное решение — слил диспетчерскую службу и усиленную службу информации. Следующим этапом был подбор нескольких крепких заместителей по разным вопросам. «Крепкий» в его представлении — значило лишь очень преданный ему человек, у которого все прочие деловые качества, черты характера и образ действий могли быть какими угодно.
И тут, уже в который раз, случайно под рукой оказался Матвей Васильевич Шемякин, заместитель начальника СМУ. Поразительной способностью обладал Шемякин: напоминать о себе вовремя, оказываться в нужный момент в сфере действий большого начальства, там, где он мог понадобиться. Шемякин становился все более необходимым Богину.
Однажды Богин пришел в партком — такое в последнее время случалось нечасто — и предложил Ба-занову вместе съездить на промплощадку. Глеб согласился.На Бешагаче все вроде бы шло по плану: продолжались вскрышные работы, шло бетонирование фундаментов, началось сооружение подземных тоннелей — трубопроводов и подземных коммуникаций.
По промплощадке их вновь сопровождал Шемякин. Начальника СМУ словно и не существовало вовсе. Упредив вопрос, Шемякин сообщил, что начальник после гриппа добился от врачей отпуска и уехал не то в Сочи, не то в Кисловодск, в райские края словом, и вернется через две недели загорелый и здоровый, чтобы руководить своим управлением как положено.
Богин похмьживал. Ему нравилась грубоватая и напористая простота Шемякина, его наивность, которой он — для дураков — маскировал свою деятельность. Знал ведь, что начальник с парторгом к нему поехали, доложил кто-то из своих людишек, предупредил, вот Матвей Васильевич вперед и забежал, приготовился... А докладывает как? Любую мелочь знает и помнит, все назубок вызубрил...
— Так что скажешь о Шемякине? — торжествуя, спросил на обратном пути Богин. — Нужный он стройке человек или как?
— Старается, — согласился Глеб. — Меняю в чем-то свое мнение о нем, и в лучшую сторону.
— Ну, спасибо! Это как подарок мне. Учись нужных людей находить!
— Многие от него «по собственному желанию» сбежали. Это тоже характерно.
— Строг — вот и сбежали!
— Людей много достойных, доверяй и им, а не одному Матвею Шемякину.
— Интересно, а кого ты достойным считаешь? Конкретно. Или вообще разговор?
— Конкретно. Присмотрись к бригадиру Лысому.
Хватит его в бригадирах муторить: он инженер. Пора на ноги ставить, самостоятельный участок давать, в производителях работ он вполне потянет.
— Да ты что?! Урку на ответственный участок?
— Какой он урка? Ты же знаешь. Крепкий мужик, я за него готов поручиться.
Богин нахмурился:
— Шемякин, Лысой... Учись подниматься над своими личными симпатиями и антипатиями, парторг. — И тут же смягчился, сказал доверительно, но достаточно твердо, как о решенном и согласованном: — Знаешь, ты кое в чем, пожалуй, и прав. Возникла мысль — перевожу Шемякина от людей подальше. Пусть бумагами командует, на железобетоне горло тренирует. Думаю, отдел материально-технического снабжения потянет. А? Твое мнение?
— Человек он ловкий, оборотистый.
— Такой мне и нужен. — И опять поправился: — На данном этапе, по крайней мере. — И совсем уж доверительно признался: — Устаю, разрываюсь.
— Зря разрываешься, — сказал Глеб вполне доброжелательно.
— Надо не сегодня-завтра приступать к организации СМУ водовода — тоже ведь непросто людей подобрать. — Богин стремился переменить тему: — Давай махнем по трассе?
— Давай. Так как с Лысым?
— Не потянет.
— Потянет. Бригадир-то он отличный, все говорят.
— Ладно, посмотрим,— внутренне уже сдаваясь, сказал Богин. — Тебе и глухого уговорить ничего не стоит.
— Когда чую, что прав,— уговорю,— сказал Базанов...
Их «газик» подъезжал к Солнечному. Город виделся сквозь марево лёссовой пыли, сквозь сиреневую дымку, что стушевывала горизонт, квартал «милеш-кинских» домов, квартал вагончиков и заборы, прикрывающие тут и там новостройки, башенные краны, собирающие четырехэтажные блочные дома, и тонкие зеленые строчки первых бульваров, годовалые акации и карагачи, собранные в чахлые пока еще зеленые озерца — предвестники будущего тенистого парка.
Бетонная дорога незаметно переходила в асфальтированную улицу. Возле жестянки с надписью «Остановка автобуса Дустлик — город — промплощадка» усердно махала метлой средних лет женщина в зеленом комбинезоне. В клубах пыли гоняли на пустыре мяч разновеликие мальчишки лет от десяти до шестнадцати.
— Стадион, — сказал Богин. — Стадион нужен. Ты любишь футбол, Базанов?
— Как зритель. Сам никогда не увлекался.
— А я мечтал. Только ни в одной команде дальше скамейки запасных не продвигался, — признался начальник строительства и добавил мечтательно: — Команду соберу классную, все условия создам. Поболеем за Солнечный!
— Поболеем, — улыбнулся Глеб. — А разве ты не заметил, начальник, я давно уже болею за Солнечный.
— Ты о городе? Смотри, четырехэтажные дома — вполне. Милешкину, оказывается, критика на пользу пошла. Строителей за горло схватил, держит и своего требует. Вот все пристойно и выглядит.
— У ленинградцев лучше.
— У ленинградцев — еще бы!.. Но где они, твои друзья?
Глеб не отреагировал на богинскую иронию.
«Газик» миновал перекресток и свернул налево, к управлению. Справа осталась улица, образованная первыми привезенными сюда вагончиками. В тени за крайним торцовым домиком беззастенчиво целовалась парочка. Парень и девушка обнимались как полоумные, у всех на виду, точно расставались на всю жизнь.
— Осатанели и обнаглели, — сказал Богин.
— Ребят молодых занимать чем-то надо, начальник. В свободное время, конечно. Спортом, учебой, танцами хотя бы. Даже мы с тобой не против любви. А им,— кивнул он через плечо, — любовь и поэтами прописана.
— Любовь, судя по всему, еще не по твоей части.
— Я не о любви, Степан. О техникуме, курсах, а хочешь — и о филиале заочного института. Политехнического хотя бы. Кадры мы сами себе должны готовить. Поддержишь ?
— Я тебя во всем поддерживаю. Разве не так?
— Так, если и насчет Лысого мы договорились.
— Почти.
— Почему же почти?
— Он что: твой брат, сват, родственник? Побеседую с ним, тогда и скажу.
— А побеседуешь когда?
— Сегодня-завтра.
— Степан, — Базанов посмотрел с укоризной.
— Завтра утром вызову. Ну все! Ты к себе или дальше поедешь?
— Хотел на ДСК проскочить. Там проектной мощности у новой формовочной машины никак добиться не могут, технологический процесс не отлажен, много плит в брак идет.
— Знаю. Шляпы, поэтому и брак! Ты-то что? К формовочной машине станешь? Так туда я главного инженера завтра посылаю, пусть проект приказа готовит.
— Я, Степан, коммунистов соберу. Побеседовать хочу, так что ты уж подожди денек с приказами, а?
— Да не в идеологии тут дело! В технической безграмотности, Глеб Семенович, дорогой! Пойми!
— Понимаю: на формовочной машине люди виноваты, конкретные люди. Случайно? Нарочно? Что им мешает? Кто? Коммунисты не станут от меня скрывать, уверен. А если найдем причины, найдем и способ их устранить.
— Так что, не посылать на ДСК Глонти?
— Если у главного инженера стройки иных дел нет — посылай.
— Пошлю. Пусть он на формовочную машину поглядит.
— Значит, местным инженерам не доверяешь?
— Доверяешь, не доверяешь! Некогда разбираться, обидятся они там или не обидятся: меня эти многопустотные плиты без ножа режут! Целые бригады мертвый час из перекуров устроили, план горит!
— И все же было бы лучше, если бы они сами на месте во всем разобрались.
— В воспитательных целях?
— Точно!
— Слушай, геолог, откуда ты таким человекове-дом стал ? — засмеялся Богин. — Можно подумать, всю жизнь воспитатель.
— Меня всю жизнь другие воспитывали, а я к этим добрым людям присматривался и у них учился.
— Так и меня воспитывали — с детского сада, >в школе, в институте, на производстве.
— И тебя это, конечно, всегда тяготило. Поэтому-то и в начальники стал выбиваться. Угадал?
— Да ты провидец! Телепат! Психотерапевт! — воскликнул Богин уже с раздражением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88