— Если вам не хочется отвечать на мой вопрос, я могу подождать, пока вы меня вызовете.
— Считайте, что я вас вызвал, для того чтобы сказать все, что думаю о вашем стиле работы. Лично я — коммунист Базанов, а не секретарь парткома База-нов. Чтоб говорить как парторгу, мне пришлось бы подробнее и обстоятельнее ознакомиться с вашей работой. Вы — человек осведомленный и уже, конечно, знаете, что говорили о вас на семинаре секретарей первичных организаций. Так вот, Матвей Васильевич, мое мнение. Вы поверили в то, что начальник строительства всегда и везде будет вас защищать, захмелели от его похвал и поблажек, переоценили свои возможности. Я не понимаю, откуда что взялось. Этот ваш непререкаемый вид, ваш хамский тон е подчиненными. У вас есть хватка. Я не хочу думать, что за вашим поведением кроются корыстные интересы, хотя корысть ваша ясна — вы надеетесь, как говорится, сделать карьеру. Вы уверены в Богине, хотите стать для него незаменимым и на его плечах вылезти на более высокие посты. Я человек не честолюбивый, но честолюбивых понимаю и не осуждаю, если они идут к цели дозволенными путями. Простите за резкость и прямоту.
Шемякин слушал с удивительным спокойствием. Легкая улыбка не сходила с его лица, глаза с прищуром смотрели внимательно. И только на скулах орехами катались желваки. Он вздохнул, осуждающе покачал головой и сказал:
— Нет, вы меня плохо знаете, Глеб Семенович, совсем плохо. Ошибки есть. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А моя деятельность знаете чем определяется? Богинским «давай, давай!». Для него слов «нет», «невозможно», «нельзя» не существует. А я снабженец, хозяйственник, мне положено вытягивать, добывать, крутиться.
— Хотите, послушаем вас на парткоме? Вот и расскажете о трудностях, а мы о своих к вам претензиях.
— Когда же?
— Известим вас заранее.
— Копаете, значит? Обиженных всегда собрать можно: вокруг тех, кто руководит, всегда обиженные найдутся.
— Зачем же так? Вы считаете линию своего руководства верной?
— В настоящих условиях — да.
— Что за условия, если не секрет?
— Пустыня, сроки, обилие объектов, коммуникаций, подрядчиков и субподрядчиков. Необходимость лавировать, давать поблажки. Хозяйственника могут судить только хозяйственники.
— Среди членов парткома есть и хозяйственники. Хотя, я надеюсь, вы нам популярно все объясните.
— Да уж постараюсь!
— А пока учтите, что я вам сказал. Мы строим комбинат и город, но...
— И я строю комбинат и город! — горячо воскликнул Шемякин.
— Да, вы строите комбинат и город, — спокойно возразил Базанов. — Но при этом разваливаете отношения между людьми.
— Это еще надо доказать!
— Об этом многие говорят, Матвей Васильевич.
— Мало ли что говорят! Вот и о вас, к примеру, говорят: соперника Базанов сплавил. Я же не верю! И борюсь с такими подлыми слухами.
«Началось,— на мгновение цепенея от неожиданности удара, подумал Базанов. — Может, Шемякин и распространяет эти подлые слухи? Дать ему в морду? Но он только и ждет моего срыва, надеется на него».
— Хорошо, товарищ Шемякин, — сказал он устало. — Мы еще поговорим.
— Так уж это наверняка. Встретимся, — нахально ответил Шемякин, спокойно кивнул и вышел...
Пронзительно и глубоко, точно от укола длинной иголкой, заболело сердце. Еще укол, еще... И вдруг боль прошла, осталась испарина на лбу, крупные капли холодного пота. А день, как и вчера, и позавчера, предстоял душный, невыносимо жаркий — по утру видно. Уже дышать нечем. Глеб посидел в кресле не двигаясь, прислушиваясь к тому, что происходило внутри него. Боль не повторялась. Глеб встал, взял соломенную шляпу и вышел. Он шел несуразно длинным коридором управления, здоровался со всеми встречными, и ему казалось: они тоже думают, что он специально отправил Яновского в Ленинград.
Бригадира Яковлева Базанов нашел в прорабской. На довольно плотном теле с широкими плечами и четко обозначившимся под рубахой навыпуск животом сидела голова известного актера Эраста Гарина. Стуча кулаком в дощатую перегородку, Яковлев говорил по телефону такими словами, которые начисто исключали его принадлежность к высокому миру искусства и как-то даже уменьшали сходство с популярным артистом театра и кино.
— Ну зачем же вы так, товарищ Яковлев? — с упреком сказал Базанов.
— Так ведь что получается, товарищ секретарь,— ответил тот, — то раствора нет, машины есть, то наоборот, а у меня люди без дела сидят. И у самого от такой работы глотка болит. Организация труда на обе ноги хромает. Вот матерные слова и выскакивают. Одно такое слово целую докладную заменяет. А их я писал — тысячу!
— А мат помогает, выходит?
— Да не очень, — признался бригадир. — Зато себе разрядка, инфаркта не будет, — и улыбнулся, стал вновь похожим на Эраста Гарина. — Американцы, читал, для этой цели специальную посуду выпускают, чтоб об пол ее. А мы уж по старинке — матом.
— И зря.
— Так где ж ее, посуды, напасешься в наших условиях ?
— Плохой пример подчиненным подаете. Вы с ними тоже при помощи дурных слов объясняетесь, чтоб не говорить лишнего?
— Бывает, конечно. Эти слова поганые из души никак не вытравить.
— Но я к вам по делу, насчет идеи хозрасчетной бригады. Расскажите подробнее.
— Все просто, товарищ партсекретарь, многим я об этом уже рассказывал, но толку пока мало... Собираю бригаду. Собственно, бригада есть, подбираю недостающих специалистов. И заключаю с администрацией договор. У каждой стороны свои права и обязанности, взаимные. Я беру на себя: сроки сдачи объекта, качество работ, сохранность материалов, умное-использова-
ние машин и механизмов. Вы, начальство, бесперебойно обеспечиваете меня материалами, машинами, техническим руководством. А расчет рублем. Простоял у меня, к примеру, автокран какой без дела сутки, язви его в душу, — бригада платит по взаимно утвержденному прейскуранту. Зато сэкономили — гони грош в бригадную копилку, тоже по прейскуранту. Бригаде что выгодно? Объект сдать побыстрей и покачественней, чтоб подряд на новый объект заключить. И зарплата у нас будет выше, и каждый из нас головой думать станет, инициативу проявлять: где сэкономить, что усовершенствовать, рационализировать. А тут просто умом и не возьмешь, тут каждому учиться придется, во как! И государство, значит, в накладе не останется. Строить начнут быстрее, дешевле, качественней. Только, думаю я, не подошло еще время моей идейке. Слушают все, радуются. А потом плечами пожимать начинают: шабашничество, мол, собственнические настроения, язви их так!.. И на этом кончается. Нет, идейка — дело будущего. Два года от силы пройдет, посмотрите, где-нибудь на другой стройке появится и внедрят.
— Так почему же на другой, а не у нас?
— У нас не созрело.
— Давайте подумаем, что надо для такого эксперимента. Когда мы сможем поговорить?
— Да что говорить? Есть у меня тетрадка заветная. Там все выверено, подсчитано. Ознакомьтесь, если желаете.
— Давайте, если с собой.
— Она всегда со мной. — Яковлев достал из стола аккуратно обернутую общую тетрадь и с каким-то внезапно возникшим сомнением и настороженностью спросил: — А не потеряется часом? Документов у вас там навалом. Или передадите кому? Копий у меня нет, черт их задери!
— Не беспокойтесь. Из рук не выпущу. Сам прочту, кое с кем из экономистов и инженеров посоветуюсь, соберемся все вместе не откладывая. Вам я сообщу, товарищ Яковлев.
— Буду ждать, — оттаяв, сказал бригадир. — Будьте здоровы, товарищ Базанов.
— До скорой встречи, — сказал Глеб. И, уже уходя из прорабской, услышал, как Яковлев снова начал кричать в трубку, требуя автокран и две недоданные ему с утра бортовые машины. Разговоры разговорами, но он был чистой воды прагматиком, этот бригадир. Надо отдать ему должное — человек дела...
Через несколько дней, вернувшись с Бешагача, Ба-занов узнал, что в партком поступил новый сигнал о Шемякине: оскорбил начальника станции Дустлик во время выгрузки автомашин.
— А вы что? — спросил Глеб.
— Мы? — удивился Азизян, смущенно запустив руку в густые волосы и почесывая затылок. — Ждали твоего приезда. Знали, сегодня-завтра появишься.
— Очень здорово! Ну а если я умру?
— Перестань говорить глупости, — всерьез обиделся Азизян. — А как ты думаешь реагировать?
— Прежде всего пойду к Богину.
— Вот видишь! И я пошел, а он меня не принял.
— Послушай, какой ты, к черту, заместитель секретаря парткома!
— Наверное, плохой.
— Между прочим, Богин коммунист и член нашей организации.
— Богин есть Богин, — уклончиво сказал Ашот.
— Ты что, боялся, поддержки не найдешь? Или за должность свою диспетчерскую испугался?
— Этот Шемякин... Что конкретно? У нас же нет документов, — слабо защищался Ашот.
— Документов ? — изумился Глеб. — А семинар ?
— Я имею в виду нечто такое, чтобы можно было создать комиссию.
— Ну, ты даешь, Азизян! Бумажкой от Богина хочешь закрыться. Я-то, дурень, по стройке мотаюсь, секретарей первичных организаций наставляю. А мне с заместителя работу начинать надо! — и Глеб, рассерженный и огорченный, направился к Богину.
Путь ему неожиданно преградила новая секретарша. Эта тридцатилетняя миловидная женщина, появившаяся в Солнечном недавно, приехавшая из Ташкента (Азизян утверждал: Шемякин ее и привез), отличалась потрясающей безвкусицей. Ее туалеты были пестры
и вульгарны. Какие-то немыслимо яркие, облегающие кофты, блестящая бижутерия в ушах, на руках и шее. Впрочем, многие говорили, что дело свое она знает, исполнительна и память у нее отличная... Вот она и продемонстрировала знание дела — преградила путь База-нову, сказала льстиво, но достаточно твердо, что начальник просил к нему никого не пускать: разговаривает с Москвой.
— Доложите, — твердо сказал Глеб. Секретарша скрылась за двумя дверьми и, не сразу появившись обратно и не позволив себе улыбнуться, сказала: «Товарищ Богин ждет товарища Базанова» — таким тоном, словно это она уговорила начальника принять секретаря парткома.
Глеб зашел в кабинет. Напротив Богина сидел Шемякин. Он встал и с чувством пожал руку Глебу, будто говоря: видите, мы оба нужны начальнику строительства, чего нам делить — забудем недоразумения, простим взаимные обиды, станем друзьями.
— Садись, — сказал Богин. — Сейчас начальнику кап-строительства министерства докладывал. Квартал завершаем неплохо. Что у тебя? Что-нибудь срочное?
— Срочное.
— Понятно. А может, вечерком у костерка поговорим?
— Разговор важный.
— Понятно, — повторил Богин, хмыкнул и приказал : — А ну, выйди, Шемякин. — Они остались вдвоем, и Богин спросил добродушно, хотя уже чувствовал, вероятно, с чем пришел Базанов: — Ты по поводу этого ?
— Именно.
— Так партком же не предлагает мне другой кандидатуры.
— Но сдерживать его мы обязаны. Этого люди требуют.
— Люди — громко сказано. И потом, если честно: мне на это наплевать. Я за дело должен быть спокоен.
— Да, стройка идет... Но люди? Их облик, отношения, отношение к нам, руководителям, — разве это не входит в понятия: «строим», «строим комбинат», «строим город» ? Что подумают о нас коммунисты, критиковавшие недавно Шемякина?
— Послушаем.
— Покровительство — явление не безобидное. Защищать Шемякина — за какие заслуги ?!
— Шемякин — хороший хозяйственник! — повысил голос Богин.
— А всегда ли правильно он хозяйствует?
— Если успешно, то правильно!
— Хозяйственники такого типа, пусть и обеспечивающие план, не имеют морального права руководить людьми. А те, кто им покровительствует, ведут себя беспр инципно.
— Это я веду себя беспринципно?!
— Вы.
— Решили подорвать авторитет начальника стройки?
— А в чем он, ваш авторитет? В непреодолимой дистанции между вами и подчиненными, в секретарше, личной машине, самолете? Так это авторитет должности, поста, на который вас поставила партия... Что только не делают с вашим авторитетом — укрепляют, поднимают, защищают, неустанно призывают всех это делать. И мы это делали с первого дня стройки, товарищ Богин. Но ведь этот монумент очень хрупкий. Один шаг, неверный поступок — и все вдребезги. Все, что создавалось годами. Истории известны подобные факты. Не знаю, правда, описаны ли они в книгах по руководству, которые вы коллекционируете, но они общеизвестны. Не отгораживайтесь от коллектива Шемякиными, и вам не придется думать об укреплении своего авторитета.
— Спасибо за популярную лекцию, товарищ парторг.
— Не стоит, — сказал Базанов.—Я очень надеялся, что мы и в этом вопросе найдем общий язык.
— Да, нам трудно будет работать вместе.
— Вы думаете, я стану переводиться?
— Не мне же искать новую стройку? Вот пущу комбинат — тогда пожалуйста.
— И я подожду, — сказал Базанов. — Это не моя компетенция.
— Подождите. Я же вас не гоню. Я просто говорю: нам будет трудно вместе работать.
— Меня это не пугает.
— Отлично! Вы только старайтесь не подменять хозяйственных руководителей. У вас достаточно широкий круг обязанностей.
— Помню, вы очерчивали его при одной из наших первых встреч: я пишу летопись стройки и не мешаю вам, а вы меня на руках носите, создавая все условия для отдыха.
— Не помню.
— А я коммунист, товарищ Богин. Я ответствен перед партией и перед каждым человеком. Этого не забывайте. — Глеб поднялся и вышел из кабинета.
Назавтра днем, мимоходом, Базанов зашел посмотреть, как идут дела у «киношников» — так называли в городе всех занятых на этом объекте.
По правде говоря, думал встретить там Морозову. Давно ее не видел, — когда, и забыл уже! — хотелось поговорить. Но Морозовой в фойе не оказалось. Ему нашли Толю. Его трудно было узнать в шортах, заляпанной известью рубахе и пилотке, сложенной из газеты и надетой на голову. Бакулев принялся рассказывать, как он с Зойкой отправился на мраморный карьер за бросовой крошкой, как с трудом выпросил автомашину, но сторож на территорию их не пустил, тупарь оказался: отношение прочитал, а потом начал палить вдруг из берданы, требуя, чтоб они немедля убрались, пришлось отъехать, а потом, когда стемнело, мраморную крошку эту воровать и мешками до машины волочить. Бакулев начал говорить и о том, что мраморный карьер разрабатывается варварски, современной техники нет, отличный мрамор добывают взрывами. И хотя карьер подчиняется не стройке, а узбекскому министерству, Базанов обязан вмешаться. Глеб пообещал, а потом, решившись, спросил, где сегодня Наталья Петровна. Как показалось Глебу, Бакулев посмотрел на него ошарашенно и ответил, что Морозова неделю назад уехала в Питер. Попов ее вызвал по дому-трилистнику и другим объектам, да она и сама рвалась сына повидать, очень скучала о сыне в последнее время. Толя немного помялся и спросил вдруг: — А правду ли говорят, и вы уезжаете, Глеб Семенович, по состоянию здоровья?
— Нет, Толя, неправда, — ответил Базанов.
Весть о том, что «главный» здорово поругался с партийным секретарем, каким-то образом стала сразу известна всей стройке. Похоже, кто-то заботился об этом специально. Подобно Толе Бакулеву, Глеба спрашивали об этой ссоре и на промплощадке, и на станции Дустлик самые разные люди, порой и малознакомые.
Глеб делал вид, что ничего не произошло. Что значит поругались начальник стройки с секретарем партийного комитета? Не зять с тещей! Не муж с женой, что имущество взялись делить при разводе. Тут работа, общее дело. Не сошлись во мнениях — бывает, разберемся.
Вероятно, такие же вопросы задавали и Богину.Интересно, что он отвечал? Глеб анализировал линию своих отношений с Богиным с момента их знакомства. Была ведь и определенная система борьбы с ним: сдерживание, беседы «у костерка», партком по поводу увольнения Лысого... Неужели настало время, когда пора немедля открывать огонь из главного калибра?.. И этот разговор в кабинете?.. Как это? Конфликт Базанов — Богин достиг апогея? Пора бить в барабаны и открыто ставить вопрос о самодуре начальнике в соответствующих партийных инстанциях?.. Так, именно так поступают парторги в иных фильмах. А что бывает в итоге, когда два главных руководителя не срабатываются? Что произошло на Каракумском канале, когда возник сыр-бор между начальником строительства Сердюком и секретарем парткома Зайцевым ? Потом забыли, кажется, с чего и началось, кто «новатор», а кто «консерватор» и кто первый сказал «а» — тракторами приходилось их растаскивать. Й как это сказалось на стройке, нужно ли это было стройке? Нет, не нужно это было никому, и стройке не нужно было, групповщина началась, борьба мелких страстей, погубившая в конечном итоге и Сердюка, и честолюбивого Зайцева, который под конец забыл, с каких позиций и во имя чего, с какими лозунгами он шел в первые атаки.
Конфликт... Апогей... Белые начинают и через три хода выигрывают. Драматургия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88