— Лучше говорить так: модернизированные типовые проекты, экспериментальные здания. Вы же дипломат, Степан Иванович. Вам же и жить станет легче.
— А вам? — уже значительно спокойнее сказал Богин. — Вы решили мою жизнь облегчить — благодарю. Принимаете огонь на себя?
— У проектов много защитников. В Москве — заместитель министра Тулин и начальник главка. В Ленинграде — директор нашего института Попов. Здесь — товарищ Базанов. Город еще Государственную премию по архитектуре получит. Тогда у него еще больше защитников будет, вот попомните.
— И все же я попросил бы вас, Наталья Петровна, подготовить мне объяснительную записку. — Богин уже сдавался. Базанов видел это.
— Объяснительная — звучит как оправдательная,— заметила Морозова. — Скажите, в чем мы должны перед вами оправдываться? Конкретно.
Теперь наступающей стороной стала она. Богин усмехнулся, посмотрел на Базанова: «Ну и баба! Смотри-ка, вывернулась!» — сказал улыбаясь:
— Конкретно? Люблю и сам это слово, Наталья Петровна. Значит, так: ближайшие новостройки. Начало работ, задания ДСК, новые их изделия, которые предстоит освоить, экономика — стоимость одного метра площади. И все преимущества. Коротенько и ясно. Цель? Хм... Ввести в курс дела начальника строительства полностью.
— Для жесткого контроля? Не доверяете нам?
— Что вы, что вы! Просто хочу все знать.
— Сроки?
— Ну, сколько вам дать?
— Сутки.
— Отлично! А вы молодец, товарищ начальник.
— Спасибо за комплимент, Степан Иванович. У вас есть ко мне еще вопросы ? Тогда до свидания, — и она вышла.
Богин проводил ее взглядом, сказал:
— Какая женщина! Был бы свободен — увлекся. Серьезно, увлекся. Хотя в любовницы такая не пойдет... Ведь не пойдет, как считаешь, Глеб Семенович?
— Ты что? — удивился Базанов.
— А что? Монахи мы здесь? И она ведь не замужем, Шемякин говорил.
— Шемякин, смотрю, у тебя всеми вопросами ведает. — Начавшийся разговор уже тяготил Базанова.
Богин хохотнул:
— Ему положено быть информированным.
— И снабжать начальство всем необходимым?
— Постой, а чего ты-то кипятишься? Может, и ты лицо заинтересованное? Так и скажи. Я отступлюсь.
Базанов встал, сказал непреклонно:
— Ну, все, Степан Иванович. Это не разговор, и я тебе не Шемякин!
— И все же королева! Представляешь, с такой на курорт съездить или в Москве появиться? В Главке паника начнется!
— Я таких разговоров не понимаю и не терплю! — сказал Глеб глухо. — Раз и навсегда.
— Договорились. - Богин еще не знал, как вести себя. Он сел и снова встал. И вдруг засмеялся: - Ну, Базанов! Ну, парторг! Откуда это в тебе? Вот не думал! Непримирим, как Галилей! Сердечник, черт бы побрал тебя совсем! — Успокоившись, он сказал недовольно: — Не хватало еще, чтоб мы с тобой и по женскому вопросу сражались.
— Именно!
— Но пойми — шутил я.
— Ну, понял.
— Забудем?
— Забудем, — согласился Глеб.
Богин протянул Глебу руку и вдруг опять рассмеялся.Разговор с Яновским и начальником строительства внезапно осложнил отношения Глеба с Морозовой. Он стал чувствовать себя зажатым, скованным. Ему каза-1 лось, десятки внимательных глаз наблюдают за ними, стоит им встретиться на улице, в коридоре управления или в столовой. Глеб удивлялся происходящему с ним и ругал себя, но ничего сделать не мог. Он избегал Наталью Петровну, а уж если и случалось им столкнуться так, что не разойдешься, предпочитал вопросов не задавать и отвечал односложно, будто с трудом. Позднее придумал поездку по всей стройке и чуть ли не на десять дней исчез из Солнечного.
Морозова почувствовала, конечно, перемену в его отношении к себе и попыталась при первой же возможности выяснить, что произошло. Базанов ответил, что ничего не произошло. И тогда Наталья Петровна обиделась. Обиделась всерьез, точно девчонка, и не стала скрывать этого от Базанова. И даже демонстративно
показывала ему свою обиду, вызывая у Глеба противоречивые чувства, из которых главным, как ни странно, было все усиливающееся раздражение.Что он мог сказать ей, себе? Он знал только одно — ему стало вдруг трудно общаться с ней, трудно, неудобно и от всего этого неприятно. Морозова — красивая, образованная женщина с гордым, независимым лицом — стала раздражать его без всяких на то оснований — он понимал это... Придумывая поездку за поездкой, бежал ли он от нее? Или от себя?.. И этого не знал Базанов, потому что все, что происходило с ним в то лето, происходило впервые. И опять ему не с кем было посоветоваться...
Спустя некоторое время Базанов вспомнил, что Морозова собиралась привезти в Солнечный сына еще в начале лета. И тогда он еще сказал, что ей необходима квартира или хотя бы комната в новом доме. Почему же она молчит? Что-то случилось и что-то изменилось в ее планах? И как он мог забыть это? Ругая себя за невнимательность, Глеб в первую же свободную минуту отправился в физкультурный зал школы, занятый ныне группой архитектурного надзора. Натальи Петровны не было — поехала с утра на ДСК посмотреть, как у Либеровского пошла новая серия, обещала после обеда вернуться.
Толя Бакулев, оставшись вместо Яновского заместителем Морозовой, повел Базанова вдоль столов и кульманов. Принялся показывать работу группы: типовую автобусную остановку, крытую легким бетонным навесом, одна стена которой была из матовых и вкрапленных асимметрично цветных стеклоплиток, другая — почти воздушной металлической решеткой; спортивные площадки и площадки для игры малышей; сушилки для белья из разноцветных деревянных реек.
Глеб спросил: а чем занимается сам Толя (иначе как по имени никому и в голову не приходило его называть).
Бакулев увлек Базанова в дальний угол к своему столу, развернул большой лист ватмана. На рисунке был изображен большой зал с одной хрустальной стеной. Мраморно блестел пол. Внимание Глеба привлекли мозаичные джейраны и большое мозаичное панно — геолог, буровик, рабочий, строитель.
— Некое дополнительное оформление интерьера кинотеатра, — опуская пронзительные голубые глаза, сказал, словно извиняясь, Толя. — Мазки на проекте. Панно из цветной керамики и мраморной крошки.
— Мне нравится,— сказал Глеб.
— Правда? Я рад,— без тени рисовки сказал Толя. — Знаете, товарищ Базанов, это будет дешевый интерьер. И панно мы с Зоей сами сделаем. Строительный материал под руками. На мраморном карьере крошку нам дадут, выпросим, а на мозаику вполне пойдут разбитые узбекские блюда-ляганы, горшки, пиалы, чайники — их за столовой сколько угодно собрать можно.
Глеб не сдержал улыбки и отвернулся, чтобы не смущать парня.
— У нас есть дополнительные мысли и по поводу озеленения и обводнения двух микрорайонов,— продолжал Толя. — Традиционные арыки — грязь. Нужна система: бассейны — фонтаны — бетонированные канавы. Нужно обязательно украшать глухие торцы зданий, тогда и они смотрятся. Сообщили в Питер... А еще мы думали, здорово было бы привезти в город валуны, хотя тут нет, наверное, валунов, ну большие обломки скал и набросать их где-то на улицах, площадях, в скверах. Есть у нас идеи и насчет столовой, но,— спохватился он,— о них, пожалуй, рано.
Глеб вспомнил: когда они сидели с Натальей Петровной в столовой, она сказала, что эту столовую вполне можно реконструировать и превратить в приличное сооружение. Значит, это не были слова, произнесенные впустую. Архитекторы продолжают думать об этом, хотя в обязанность архнадзора это и не входит. Работают интересно, умно, самозабвенно,— молодцы.
— Вам нравится здесь ? — спросил Глеб. — И вам лично, и другим вашим товарищам?
— После того как, окончив институт, я поступил на работу в проектный институт, определенное время я, конечно, рос. И Зоя тоже. Потом почувствовали: начались отсидки на работе, голое рабочее черчение. Архитектор должен быть связан со строительством, обязан мыслить шире даже, чем художник, потому что художник мыслит в двух плоскостях, а архитектор — в объеме... Услыхал я, что Попов набирает группу в Азию,
посоветовались мы с Зоей и попросились: никогда здесь не были — интересно, а кроме того, конечно, надоело смотреть на мертвые чертежи. А тут что хорошо? Сообразили мы с Зоей мозаичное панно, при случае сами и сделаем. Простор!
— Понимаю, — сказал Глеб. — Я сам когда-то так начинал.
Тут открылась дверь и вошла Морозова.
— Я зашел случайно и застрял. Толя стал знакомить меня с вашей работой, и мы увлеклись, — сказал Базанов.
Морозова кивнула и пошла к своему столу. Порывшись в ящике, достала какую-то бумагу и чертеж, положила в папку и сразу же поднялась, сказала сухо, не обращая внимания на Глеба:
— Я на школу, Анатолий Алексеевич. Вернусь часа в четыре. Если позвонит Либеровский, передайте: была у Богина, добро получено, пусть Швидко успокоится. Хоп?
— Хоп,— на узбекский манер ответил Бакулев. Глеб вышел сразу за Морозовой и догнал ее.
— Ваша группа действительно успела сделать массу полезного, — сказал он, переводя дыхание. — Я очень доволен.
— У вас по плану работы ознакомление с группой архитектурного надзора? — Наталья Петровна умела быть злой и ироничной. — Вы меня догоняли, чтобы сообщить это ? — Она не остановилась, и Глеб пошел рядом, примеряя свой широкий, неторопливый шаг к ее быстрой походке.— Я согласна: мы кое-чего добились. И даже Попов доволен. Так что зря здесь хлеб не едим.
— Несомненно, — согласился Глеб. — А теперь, если разрешите, у меня к вам вопрос личный.
— Извольте, я отвечу,— голос ее дрогнул, Морозова остановилась.
— Вы не хотите привезти сына, Наталья Петровна? Почему ?
— А какое вам, в сущности, дело до моего сына?
— Если не хочется, не отвечайте.
— Как ваши дела в Ташкенте?
— При чем тут Ташкент?
— Ни при чем... Да и у меня тут никаких тайн.
В Артек получил он путевку, а в середине лета отправлять его сюда, в духоту, мы с мамой просто не решились.
— Да, — сказал он. — Акклиматизацию лучше всего начинать у нас в начале мая.
— Вот видите, а мы упустили, — сказала она и тут же добавила: — А потом и смысла нет: до конца лета и осталось-то всего ничего.
— Почему до конца лета? — не сразу понял он.
— В конце лета кончается моя командировка, Глеб Семенович.
— А, конечно, конечно...
— Больше личных вопросов нет?
— Больше нет, Наталья Петровна. Желаю вам успехов.
— Спасибо, — равнодушно сказала Морозова, поворачивая в сторону третьего микрорайона.
«Иди-ка ты к черту! — подумал, осердясь, Базанов. — Иди к черту со всей своей красотой к капризами, — и в следующий момент мысленно сказал ей, приказал: — Ну, обернись же, обернись!»
Морозова обернулась и, увидев, что он стоит и смотрит ей вслед, еще быстрее зашагала по дороге.
Вскоре в управление строительства пришли сразу две телеграммы: замминистра Тулин и архитектор Попов срочно вызывали в Москву авторитетного представителя Солнечного: в Госстрое опять «затирало». На этот раз под ударом оказался дом-трилистник, задуманный как жилье для молодоженов, в котором были лишь одно- и двухкомнатные квартиры, а внизу — кафе, домовые кухни, комбинаты бытового обслуживания и спортивные помещения.
...Весна в пустыне уже перешла в лето.
Решили, что полетит Базанов. Заодно немного отдохнет от жары.
Провожая его, Богин сказал:
— Надо подключать печать, парторг. Иначе замучают нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Нужен материал о городе с фотографиями, в центральной газете — лучше всего. Какой-де хороший да замечательный город растет в пустыне. У тебя случаем нет в Москве знакомого журналиста?
— Вообще-то был, мы с ним в Ташкенте в одной палате лежали. Друг-инфарктник. Но где он, что — не знаю. Да и поможет ли?
— Поищи, поищи, попытай, раз летишь в столицу. — И повторил: — Иначе эти гаврики строить город нам не дадут.
И Базанов полетел в Москву.Первая встреча в Госстрое окончилась ничем. Каждая из заинтересованных сторон осталась при своем мнении. Госстроевцы во главе с Николаем Николаевичем, признавая успех всего сделанного ленинградцами и все несомненные достоинства проекта дома-трилистника, считали, однако, что возведение подобного сооружения в пустыне дорого, а главное, преждевременно, поскольку даже и в столицах среднеазиатских республик таких домов еще нет. Попов, Базанов и активно поддерживающий их Серафим Михайлович Тулин настаивали, убеждали цифрами, спорили до хрипоты, доказывали, как украсит четвертый микрорайон и административный центр города в целом эта запоминающаяся вертикаль, помогающая формированию эстетического облика Солнечного, как удобно и хорошо будет жить молодым людям в таком доме-общежитии, как этот новый быт поможет формированию подлинно социалистических отношений и воспитанию людей нового города.
Госстроевцы возражали: вместо трилистника за то же время и те же деньги (а может, и меньшие, поскольку ДСК не придется опять перестраиваться) следует построить три вполне пристойных типовых общежития на большее количество жильцов.
Спор затягивался. Выступающие начали повторяться. Все устали. В конце концов Николай Николаевич нашел третье решение: передать проект на авторитетную экспертизу, и с ним согласились все...
Освободившись, Базанов через справочную разыскал своего приятеля Зыбина и вечером позвонил ему домой.
— Андрей? — спросил он нарочито обыденно.— Это я, Глеб Базанов. Инфарктник. Помнишь такого? — Из трубки раздался радостный вопль, и Глеб улыбнулся. — Конечно, я из Москвы. Прекрасно устроился в гостинице. Что сказать? Нормально. Все нормально. Нет, ненадолго. Можем и сейчас. Мне приехать? Может, ты ко мне? Согласен, давай на нейтральной полосе. Дом журналистов? Знаю я Арбатскую площадь, конечно. Ну, договорились. Сейчас и поеду.
Через двадцать минут они встретились.
За два года, что прошли после их выписки из ташкентской больницы, Зыбин пополнел, лицо его округлилось, четко оформился грушевидный животик. Впрочем, Зыбин оставался Зыбиным. Расцеловав Глеба, он сказал напористо:
— Ну, давай рассказывай! — точно они расстались час назад и Глеб прервал свою исповедь на полуслове. — Как ты?
— А ты?
— Хвастать нечем. Присох к столу — ответственный секретарь. Никуда не езжу, ничего не пишу. Правлю чужую жвачку. Тоска. Зато сердчишко работает ритмично, под академическим наблюдением. А как все же твои дела, друг-инфарктник ?
— Что интересует тебя в первую очередь?
— Все! — агрессивно сказал Зыбин. — Все, что произошло после больницы. Ты не ответил на письмо, сукин ты сын, лентяй несчастный!
— Давай свалим на почту!
— Ты занятой и руководящий, так? Базанов сказал:
— Все олл раит! Я счастлив, здоров. С геологией покончено. Занимаюсь воспитанием масс на большом строительстве.
— А почему мы торчим здесь? Сколько у нас времени ?
— Весь вечер.
— Тогда поедим и поговорим спокойно, а? Иди за мной.
Фасад Центрального дома журналистов напоминал богатую помещичью усадьбу начала века. Дом был несколько отодвинут от улицы. От суетного бульвара его отделяла решетка и пятачок заасфальтирован-
ного двора, на котором росли кусты и несколько деревьев.Глеб потянул на себя массивную дверь, и тотчас перед ним воздвиглась крупногабаритная фигура швейцара, одетого, как екатерининский вельможа. Швейцар молча закрыл проход, ожидая каких-то действий от Глеба.
— Со мной, Евгеньич, — небрежно сказал Зыбин, и крупногабаритная фигура тут же отступила, исчезла, растворилась, точно в фантастическом фильме.
В вестибюле было полным-полно народа. Все гомонили, перемещались с места на место, толпились группками, курили и смеялись, разговаривали по телефонам. Слева в холле торговали книгами и билетами на вечерние киносеансы; справа за низкими столиками сидели шахматисты с окостеневшими от раздумий лицами. Рядом гремел большеэкранный телевизор. Перед ним в удобных креслах малочисленные зрители. Каждый второй встречный раскланивался с Зыбиным, жал ему руку, некоторые обнимали, хлопали по плечу.
— Ну, популярность, — заметил Глеб. — Не ожидал.
— Издеваешься? А я, между прочим, тридцать лет в газет.
— Гордыня погубит тебя, Андрей сын Петров.
— Ладно, ладно! Идем, покажу тебе нашу хату. Они прошли мимо кафетерия. В низких мягких креслах и на высоких, суживающихся кверху табуретках у стойки сидели в основном молодые представители журналистики; густо пахло молотым кофе; над головами недвижно висело спрессовавшееся табачное облако. Зыбин увлек Базанова вниз, в пивной бар. Здесь и яблоку негде было упасть и стоял галдеж, как возле билетных железнодорожных касс в самый разгар курортного сезона.
— Хочешь пива без очереди? - спросил Зыбин.
— Ты пьешь пиво?
— Нет.
— И я нет.
— А водку?
— Только коньяк, и то в лечебных дозах.
— Бережешь сердчишко-то, страхуешься?
— Страхуюсь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— А вам? — уже значительно спокойнее сказал Богин. — Вы решили мою жизнь облегчить — благодарю. Принимаете огонь на себя?
— У проектов много защитников. В Москве — заместитель министра Тулин и начальник главка. В Ленинграде — директор нашего института Попов. Здесь — товарищ Базанов. Город еще Государственную премию по архитектуре получит. Тогда у него еще больше защитников будет, вот попомните.
— И все же я попросил бы вас, Наталья Петровна, подготовить мне объяснительную записку. — Богин уже сдавался. Базанов видел это.
— Объяснительная — звучит как оправдательная,— заметила Морозова. — Скажите, в чем мы должны перед вами оправдываться? Конкретно.
Теперь наступающей стороной стала она. Богин усмехнулся, посмотрел на Базанова: «Ну и баба! Смотри-ка, вывернулась!» — сказал улыбаясь:
— Конкретно? Люблю и сам это слово, Наталья Петровна. Значит, так: ближайшие новостройки. Начало работ, задания ДСК, новые их изделия, которые предстоит освоить, экономика — стоимость одного метра площади. И все преимущества. Коротенько и ясно. Цель? Хм... Ввести в курс дела начальника строительства полностью.
— Для жесткого контроля? Не доверяете нам?
— Что вы, что вы! Просто хочу все знать.
— Сроки?
— Ну, сколько вам дать?
— Сутки.
— Отлично! А вы молодец, товарищ начальник.
— Спасибо за комплимент, Степан Иванович. У вас есть ко мне еще вопросы ? Тогда до свидания, — и она вышла.
Богин проводил ее взглядом, сказал:
— Какая женщина! Был бы свободен — увлекся. Серьезно, увлекся. Хотя в любовницы такая не пойдет... Ведь не пойдет, как считаешь, Глеб Семенович?
— Ты что? — удивился Базанов.
— А что? Монахи мы здесь? И она ведь не замужем, Шемякин говорил.
— Шемякин, смотрю, у тебя всеми вопросами ведает. — Начавшийся разговор уже тяготил Базанова.
Богин хохотнул:
— Ему положено быть информированным.
— И снабжать начальство всем необходимым?
— Постой, а чего ты-то кипятишься? Может, и ты лицо заинтересованное? Так и скажи. Я отступлюсь.
Базанов встал, сказал непреклонно:
— Ну, все, Степан Иванович. Это не разговор, и я тебе не Шемякин!
— И все же королева! Представляешь, с такой на курорт съездить или в Москве появиться? В Главке паника начнется!
— Я таких разговоров не понимаю и не терплю! — сказал Глеб глухо. — Раз и навсегда.
— Договорились. - Богин еще не знал, как вести себя. Он сел и снова встал. И вдруг засмеялся: - Ну, Базанов! Ну, парторг! Откуда это в тебе? Вот не думал! Непримирим, как Галилей! Сердечник, черт бы побрал тебя совсем! — Успокоившись, он сказал недовольно: — Не хватало еще, чтоб мы с тобой и по женскому вопросу сражались.
— Именно!
— Но пойми — шутил я.
— Ну, понял.
— Забудем?
— Забудем, — согласился Глеб.
Богин протянул Глебу руку и вдруг опять рассмеялся.Разговор с Яновским и начальником строительства внезапно осложнил отношения Глеба с Морозовой. Он стал чувствовать себя зажатым, скованным. Ему каза-1 лось, десятки внимательных глаз наблюдают за ними, стоит им встретиться на улице, в коридоре управления или в столовой. Глеб удивлялся происходящему с ним и ругал себя, но ничего сделать не мог. Он избегал Наталью Петровну, а уж если и случалось им столкнуться так, что не разойдешься, предпочитал вопросов не задавать и отвечал односложно, будто с трудом. Позднее придумал поездку по всей стройке и чуть ли не на десять дней исчез из Солнечного.
Морозова почувствовала, конечно, перемену в его отношении к себе и попыталась при первой же возможности выяснить, что произошло. Базанов ответил, что ничего не произошло. И тогда Наталья Петровна обиделась. Обиделась всерьез, точно девчонка, и не стала скрывать этого от Базанова. И даже демонстративно
показывала ему свою обиду, вызывая у Глеба противоречивые чувства, из которых главным, как ни странно, было все усиливающееся раздражение.Что он мог сказать ей, себе? Он знал только одно — ему стало вдруг трудно общаться с ней, трудно, неудобно и от всего этого неприятно. Морозова — красивая, образованная женщина с гордым, независимым лицом — стала раздражать его без всяких на то оснований — он понимал это... Придумывая поездку за поездкой, бежал ли он от нее? Или от себя?.. И этого не знал Базанов, потому что все, что происходило с ним в то лето, происходило впервые. И опять ему не с кем было посоветоваться...
Спустя некоторое время Базанов вспомнил, что Морозова собиралась привезти в Солнечный сына еще в начале лета. И тогда он еще сказал, что ей необходима квартира или хотя бы комната в новом доме. Почему же она молчит? Что-то случилось и что-то изменилось в ее планах? И как он мог забыть это? Ругая себя за невнимательность, Глеб в первую же свободную минуту отправился в физкультурный зал школы, занятый ныне группой архитектурного надзора. Натальи Петровны не было — поехала с утра на ДСК посмотреть, как у Либеровского пошла новая серия, обещала после обеда вернуться.
Толя Бакулев, оставшись вместо Яновского заместителем Морозовой, повел Базанова вдоль столов и кульманов. Принялся показывать работу группы: типовую автобусную остановку, крытую легким бетонным навесом, одна стена которой была из матовых и вкрапленных асимметрично цветных стеклоплиток, другая — почти воздушной металлической решеткой; спортивные площадки и площадки для игры малышей; сушилки для белья из разноцветных деревянных реек.
Глеб спросил: а чем занимается сам Толя (иначе как по имени никому и в голову не приходило его называть).
Бакулев увлек Базанова в дальний угол к своему столу, развернул большой лист ватмана. На рисунке был изображен большой зал с одной хрустальной стеной. Мраморно блестел пол. Внимание Глеба привлекли мозаичные джейраны и большое мозаичное панно — геолог, буровик, рабочий, строитель.
— Некое дополнительное оформление интерьера кинотеатра, — опуская пронзительные голубые глаза, сказал, словно извиняясь, Толя. — Мазки на проекте. Панно из цветной керамики и мраморной крошки.
— Мне нравится,— сказал Глеб.
— Правда? Я рад,— без тени рисовки сказал Толя. — Знаете, товарищ Базанов, это будет дешевый интерьер. И панно мы с Зоей сами сделаем. Строительный материал под руками. На мраморном карьере крошку нам дадут, выпросим, а на мозаику вполне пойдут разбитые узбекские блюда-ляганы, горшки, пиалы, чайники — их за столовой сколько угодно собрать можно.
Глеб не сдержал улыбки и отвернулся, чтобы не смущать парня.
— У нас есть дополнительные мысли и по поводу озеленения и обводнения двух микрорайонов,— продолжал Толя. — Традиционные арыки — грязь. Нужна система: бассейны — фонтаны — бетонированные канавы. Нужно обязательно украшать глухие торцы зданий, тогда и они смотрятся. Сообщили в Питер... А еще мы думали, здорово было бы привезти в город валуны, хотя тут нет, наверное, валунов, ну большие обломки скал и набросать их где-то на улицах, площадях, в скверах. Есть у нас идеи и насчет столовой, но,— спохватился он,— о них, пожалуй, рано.
Глеб вспомнил: когда они сидели с Натальей Петровной в столовой, она сказала, что эту столовую вполне можно реконструировать и превратить в приличное сооружение. Значит, это не были слова, произнесенные впустую. Архитекторы продолжают думать об этом, хотя в обязанность архнадзора это и не входит. Работают интересно, умно, самозабвенно,— молодцы.
— Вам нравится здесь ? — спросил Глеб. — И вам лично, и другим вашим товарищам?
— После того как, окончив институт, я поступил на работу в проектный институт, определенное время я, конечно, рос. И Зоя тоже. Потом почувствовали: начались отсидки на работе, голое рабочее черчение. Архитектор должен быть связан со строительством, обязан мыслить шире даже, чем художник, потому что художник мыслит в двух плоскостях, а архитектор — в объеме... Услыхал я, что Попов набирает группу в Азию,
посоветовались мы с Зоей и попросились: никогда здесь не были — интересно, а кроме того, конечно, надоело смотреть на мертвые чертежи. А тут что хорошо? Сообразили мы с Зоей мозаичное панно, при случае сами и сделаем. Простор!
— Понимаю, — сказал Глеб. — Я сам когда-то так начинал.
Тут открылась дверь и вошла Морозова.
— Я зашел случайно и застрял. Толя стал знакомить меня с вашей работой, и мы увлеклись, — сказал Базанов.
Морозова кивнула и пошла к своему столу. Порывшись в ящике, достала какую-то бумагу и чертеж, положила в папку и сразу же поднялась, сказала сухо, не обращая внимания на Глеба:
— Я на школу, Анатолий Алексеевич. Вернусь часа в четыре. Если позвонит Либеровский, передайте: была у Богина, добро получено, пусть Швидко успокоится. Хоп?
— Хоп,— на узбекский манер ответил Бакулев. Глеб вышел сразу за Морозовой и догнал ее.
— Ваша группа действительно успела сделать массу полезного, — сказал он, переводя дыхание. — Я очень доволен.
— У вас по плану работы ознакомление с группой архитектурного надзора? — Наталья Петровна умела быть злой и ироничной. — Вы меня догоняли, чтобы сообщить это ? — Она не остановилась, и Глеб пошел рядом, примеряя свой широкий, неторопливый шаг к ее быстрой походке.— Я согласна: мы кое-чего добились. И даже Попов доволен. Так что зря здесь хлеб не едим.
— Несомненно, — согласился Глеб. — А теперь, если разрешите, у меня к вам вопрос личный.
— Извольте, я отвечу,— голос ее дрогнул, Морозова остановилась.
— Вы не хотите привезти сына, Наталья Петровна? Почему ?
— А какое вам, в сущности, дело до моего сына?
— Если не хочется, не отвечайте.
— Как ваши дела в Ташкенте?
— При чем тут Ташкент?
— Ни при чем... Да и у меня тут никаких тайн.
В Артек получил он путевку, а в середине лета отправлять его сюда, в духоту, мы с мамой просто не решились.
— Да, — сказал он. — Акклиматизацию лучше всего начинать у нас в начале мая.
— Вот видите, а мы упустили, — сказала она и тут же добавила: — А потом и смысла нет: до конца лета и осталось-то всего ничего.
— Почему до конца лета? — не сразу понял он.
— В конце лета кончается моя командировка, Глеб Семенович.
— А, конечно, конечно...
— Больше личных вопросов нет?
— Больше нет, Наталья Петровна. Желаю вам успехов.
— Спасибо, — равнодушно сказала Морозова, поворачивая в сторону третьего микрорайона.
«Иди-ка ты к черту! — подумал, осердясь, Базанов. — Иди к черту со всей своей красотой к капризами, — и в следующий момент мысленно сказал ей, приказал: — Ну, обернись же, обернись!»
Морозова обернулась и, увидев, что он стоит и смотрит ей вслед, еще быстрее зашагала по дороге.
Вскоре в управление строительства пришли сразу две телеграммы: замминистра Тулин и архитектор Попов срочно вызывали в Москву авторитетного представителя Солнечного: в Госстрое опять «затирало». На этот раз под ударом оказался дом-трилистник, задуманный как жилье для молодоженов, в котором были лишь одно- и двухкомнатные квартиры, а внизу — кафе, домовые кухни, комбинаты бытового обслуживания и спортивные помещения.
...Весна в пустыне уже перешла в лето.
Решили, что полетит Базанов. Заодно немного отдохнет от жары.
Провожая его, Богин сказал:
— Надо подключать печать, парторг. Иначе замучают нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Нужен материал о городе с фотографиями, в центральной газете — лучше всего. Какой-де хороший да замечательный город растет в пустыне. У тебя случаем нет в Москве знакомого журналиста?
— Вообще-то был, мы с ним в Ташкенте в одной палате лежали. Друг-инфарктник. Но где он, что — не знаю. Да и поможет ли?
— Поищи, поищи, попытай, раз летишь в столицу. — И повторил: — Иначе эти гаврики строить город нам не дадут.
И Базанов полетел в Москву.Первая встреча в Госстрое окончилась ничем. Каждая из заинтересованных сторон осталась при своем мнении. Госстроевцы во главе с Николаем Николаевичем, признавая успех всего сделанного ленинградцами и все несомненные достоинства проекта дома-трилистника, считали, однако, что возведение подобного сооружения в пустыне дорого, а главное, преждевременно, поскольку даже и в столицах среднеазиатских республик таких домов еще нет. Попов, Базанов и активно поддерживающий их Серафим Михайлович Тулин настаивали, убеждали цифрами, спорили до хрипоты, доказывали, как украсит четвертый микрорайон и административный центр города в целом эта запоминающаяся вертикаль, помогающая формированию эстетического облика Солнечного, как удобно и хорошо будет жить молодым людям в таком доме-общежитии, как этот новый быт поможет формированию подлинно социалистических отношений и воспитанию людей нового города.
Госстроевцы возражали: вместо трилистника за то же время и те же деньги (а может, и меньшие, поскольку ДСК не придется опять перестраиваться) следует построить три вполне пристойных типовых общежития на большее количество жильцов.
Спор затягивался. Выступающие начали повторяться. Все устали. В конце концов Николай Николаевич нашел третье решение: передать проект на авторитетную экспертизу, и с ним согласились все...
Освободившись, Базанов через справочную разыскал своего приятеля Зыбина и вечером позвонил ему домой.
— Андрей? — спросил он нарочито обыденно.— Это я, Глеб Базанов. Инфарктник. Помнишь такого? — Из трубки раздался радостный вопль, и Глеб улыбнулся. — Конечно, я из Москвы. Прекрасно устроился в гостинице. Что сказать? Нормально. Все нормально. Нет, ненадолго. Можем и сейчас. Мне приехать? Может, ты ко мне? Согласен, давай на нейтральной полосе. Дом журналистов? Знаю я Арбатскую площадь, конечно. Ну, договорились. Сейчас и поеду.
Через двадцать минут они встретились.
За два года, что прошли после их выписки из ташкентской больницы, Зыбин пополнел, лицо его округлилось, четко оформился грушевидный животик. Впрочем, Зыбин оставался Зыбиным. Расцеловав Глеба, он сказал напористо:
— Ну, давай рассказывай! — точно они расстались час назад и Глеб прервал свою исповедь на полуслове. — Как ты?
— А ты?
— Хвастать нечем. Присох к столу — ответственный секретарь. Никуда не езжу, ничего не пишу. Правлю чужую жвачку. Тоска. Зато сердчишко работает ритмично, под академическим наблюдением. А как все же твои дела, друг-инфарктник ?
— Что интересует тебя в первую очередь?
— Все! — агрессивно сказал Зыбин. — Все, что произошло после больницы. Ты не ответил на письмо, сукин ты сын, лентяй несчастный!
— Давай свалим на почту!
— Ты занятой и руководящий, так? Базанов сказал:
— Все олл раит! Я счастлив, здоров. С геологией покончено. Занимаюсь воспитанием масс на большом строительстве.
— А почему мы торчим здесь? Сколько у нас времени ?
— Весь вечер.
— Тогда поедим и поговорим спокойно, а? Иди за мной.
Фасад Центрального дома журналистов напоминал богатую помещичью усадьбу начала века. Дом был несколько отодвинут от улицы. От суетного бульвара его отделяла решетка и пятачок заасфальтирован-
ного двора, на котором росли кусты и несколько деревьев.Глеб потянул на себя массивную дверь, и тотчас перед ним воздвиглась крупногабаритная фигура швейцара, одетого, как екатерининский вельможа. Швейцар молча закрыл проход, ожидая каких-то действий от Глеба.
— Со мной, Евгеньич, — небрежно сказал Зыбин, и крупногабаритная фигура тут же отступила, исчезла, растворилась, точно в фантастическом фильме.
В вестибюле было полным-полно народа. Все гомонили, перемещались с места на место, толпились группками, курили и смеялись, разговаривали по телефонам. Слева в холле торговали книгами и билетами на вечерние киносеансы; справа за низкими столиками сидели шахматисты с окостеневшими от раздумий лицами. Рядом гремел большеэкранный телевизор. Перед ним в удобных креслах малочисленные зрители. Каждый второй встречный раскланивался с Зыбиным, жал ему руку, некоторые обнимали, хлопали по плечу.
— Ну, популярность, — заметил Глеб. — Не ожидал.
— Издеваешься? А я, между прочим, тридцать лет в газет.
— Гордыня погубит тебя, Андрей сын Петров.
— Ладно, ладно! Идем, покажу тебе нашу хату. Они прошли мимо кафетерия. В низких мягких креслах и на высоких, суживающихся кверху табуретках у стойки сидели в основном молодые представители журналистики; густо пахло молотым кофе; над головами недвижно висело спрессовавшееся табачное облако. Зыбин увлек Базанова вниз, в пивной бар. Здесь и яблоку негде было упасть и стоял галдеж, как возле билетных железнодорожных касс в самый разгар курортного сезона.
— Хочешь пива без очереди? - спросил Зыбин.
— Ты пьешь пиво?
— Нет.
— И я нет.
— А водку?
— Только коньяк, и то в лечебных дозах.
— Бережешь сердчишко-то, страхуешься?
— Страхуюсь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88