Он взял ее. Но без блеска в глазах, без той дрожи, которая пенит
кровь.
У них были дети. Двое: мальчик и девочка. И дети стали большими.
Однажды он спросил ее:
- В чем ты видишь смысл своей жизни?
- В любви к тебе, - как само собой разумеющееся ответила она. - А ты?
- Знаешь, а ведь когда-то давно я любил девушку. Любил до безумия.
Она являлась ко мне во всех моих снах. Она грезилась мне наяву.
- Она бросила тебя?
- Подожди. Я знал, что она неспособна любить. Я был горд, я не хотел
ползать у ее ног, и я заставил себя казаться равнодушным. - Она молчала. -
Я был холоден и скептичен. Мои чувства отдали свою силу моему уму. И сила
их была такова, что моя мысль превзошла все, бывшее когда-либо на этом
свете. Но мое сердце стало холодным. Я добился чего хотел. Она стала моей.
Она бросила все ради меня. Но в этой борьбе я потерял главное - свою
любовь. Я не способен любить. Я люблю не сердцем, а разумом.
Она молчала. И он спросил:
- Ты бросишь меня?
Вместо ответа она погладила его волосы. Счастлив человек, дарящий
свою любовь. Она любила безмерно. Она улыбнулась своему отражению в
матовом мире зеркала. Нежная рука стерла крохотную морщинку с прекрасного
лба. Она спросила:
- Так есть ли во мне изюминка?
Он не ответил, но она поняла.
"Есть. В твоей любви".
Банально, но, увы, они умерли в один день.

4. ТЕНИ МЕРТВОГО ГОРОДА
Устранившись мира, не прикасайся к нему;
ибо страсти удобно опять возвращаются.
Св.Иоанн Лествичник
Как и обещал хозяин, купец Раммера, в назначенном месте Ардета ждала
лодка. Точно у трех причудливо сросшихся пальм, что виднелись неподалеку
от дороги. Дороги в никуда.
Когда-то, сотни лет назад, здесь был мост, соединивший берега бурной
реки. Время подточило каменные опоры, настил из тиковых бревен рухнул в
воду, а ветер довершил разрушение. И теперь дорога обрывалась в речной
бездне.
Путаясь в стеблях осоки, Ардет спустился к воде. Угрюмый косматый
лодочник молча указал ему на носовую банку. Как только финикиец сел, тот
опустил в воду весло и начал грести. Он намеревался причалить у остатков
быка исчезнувшего моста, поэтому ему приходилось грести против течения.
- Как поживает твоя семья? - спросил финикиец, когда молчание стало
невыносимым.
Лодочник не ответил. Но Ардет не отчаялся.
- Как тебя зовут?
- Хумут-Табал! - буркнул лодочник [Хумут-Табал - в шумеро-аккадской
мифологии демон, перевозящий души мертвых через "реку, которая отделяет от
людей" - границу между миром живых и миром мертвых].
Ардет вздрогнул. Мрачная внешность собеседника вполне соответствовала
шутке. Разговаривать сразу расхотелось.
Наконец лодка причалила к берегу. Лодочник молча ткнул рукой,
указывая куда надо идти. Но в его подсказках не было нужды. С приречного
холма город был как на ладони.
То был печально известный Дур-Шаррукин, некогда столица
могущественного государства, а теперь обиталище призраков и злых демонов.
Основанный некогда великим ассирийским царем Саргоном, вскоре после смерти
владыки город был брошен жителями. Время не пощадило его, но, даже и
спустя столетие, город производил величавое, а, точнее говоря,
величаво-жуткое впечатление.
Безвестный ассирийский Гипподам [Гипподам - известный греческий
архитектор (5 в. до н.э.)] спланировал его со свойственной всему
ассирийскому четкостью. Город представлял собой правильный
четырехугольник. С востока в него была врезана цитадель - огромная, мощно
укрепленная платформа, на которой находились царский дворец и храмы.
Раммера предупредил Ардета, что нужный человек будет ждать его в верхней
зале зиккурата [зиккурат - культовая башня ярусного типа в Шумере или
Вавилоне], что высился на западной оконечности платформы. Проверив, легко
ли выходит из ножен кривой меч, финикиец направился к городу.
Ардет не считал себя трусом, но по доброй воле он ни за что на свете
не взялся бы за выполнение подобного поручения. Но он был слишком многим
обязан купцу Раммера, а кроме того, тот обещал заплатить сразу после
возвращения пятьдесят полновесных дариков - огромные деньги! Было бы глупо
от них отказаться.
Размышляя таким образом, финикиец подошел к городским воротам.
Заваленные грудами песка они были приотворены ровно настолько, чтобы Ардет
мог без труда проникнуть внутрь.
Вблизи город производил еще более гнетущее впечатление. Время почти
не тронуло сложенных из массивных каменных глыб стен домов и башен.
Казалось, жители оставили его только вчера и в любой момент могут
вернуться. Ардет живо представил себе бородатых ассирийцев с окропленными
кровью копьями в руках, память о невероятной жестокости которых продолжала
жить даже спустя столетия, и его кожа покрылась холодными пупырышками.
Шаги гулко отдавались в каменном безмолвии, создавая иллюзию ирреальности
происходящего. Их звук был подобен стуку маятника, он невольно
зачаровывал.
Но ничего ужасного по пути не встречалось, и Ардет постепенно
успокоился. С любопытством поглядывая по сторонам, он пересек весь город и
подошел к цитадели. Попасть на платформу можно было двумя путями - по
широкой многоступенчатой лестнице или по пандусу, который предназначался
для царских колесниц. Ардет выбрал пандус.
Цитадель была создана с таким расчетом, что для того чтобы попасть в
любой из трех храмов, прежде нужно было выйти на дворцовую площадь, к
которой вел узкий проход, замкнутый по бокам высокими стенами. Финикиец
вполне оценил мудрость строителей города. Даже ворвавшись в цитадель
врагам нужно было пролить немало крови, чтобы проникнуть в центр
комплекса. Ведь им пришлось бы двигаться под непрерывным огнем ассирийских
лучников, а выход из прохода мог защитить небольшой отряд воинов.
Отсюда Ардет вышел к центральному фасаду царского дворца. Это было
грандиозное и некогда, очевидно, роскошное сооружение. Но за многие
столетия дворцовые сокровища были разграблены - сначала преемниками
Саргона, а затем алчными ворами. От былого великолепия остались лишь
роскошные, искусно выложенные из цветного кирпича барельефы, да огромные
шеду - каменные изваяния добрых духов в облике быков с человеческими
головами. Каждый из шеду имел по пять ног, и поэтому, глядя на них,
казалось, что изваяния движутся. Ардет никогда не видел столь мастерски
выполненных шеду даже в Вавилоне. Он стоял и рассматривал изваяния, как
вдруг его плеча коснулась чья-то рука. Ардет вскрикнул и обернулся,
выхватывая меч. И в тот же миг устыдился своего испуга.
Перед ним стояла невысокая женщина, одетая в старомодную, длиной до
щиколоток, рубаху, в уши ее были вдеты массивные золотые серьги в форме
полумесяцев. Подобную одежду и украшения можно было встретить лишь на
старинных мозаиках. Черные глаза женщины были полны неги, а губы дышали
страстью.
- Кто ты? - спросил Ардет.
- Я здесь живу, - сказала женщина.
- А я полагал, этот город давно заброшен.
- Да, почти. - Женщина медленно растянуло губы в улыбку. - Какая
нужда привела сюда такого красавчика?
- Мне нужно передать послание.
- Кому?
- Тому, кто ждет на вершине башни.
Ардету показалось, что в глазах незнакомки мелькнуло сожаление.
- А, отшельнику...
- Ты знаешь его?
Женщина кивнула головой.
- Да.
- Проводи меня к нему.
- Хорошо, идем.
Она легкими шагами двинулась вперед. Ардет шел следом, невольно
заглядываясь на округлые бедра, зазывно покачивающиеся при ходьбе. Они
были столь соблазнительны, что могли совратить даже импотента. За всю
дорогу он и его спутница не перемолвились и словом. И лишь когда они
очутились у подножия гигантской каменной пирамиды, она сказала:
- Надеюсь, мы еще увидимся.
- Я тоже надеюсь, - поспешно произнес Ардет.
- Иди наверх. Отшельник живет там.
Время зиккуратов уже минуло. Впрочем, как и время пирамид. Карабкаясь
на вершину огромной рукотворной горы, Ардет задавался вопросом: что за
цель преследовали люди, воздвигая эти каменные монстры? Жаждали познать
неведомое? Хотели возвыситься над богами? Или то была лишь прихоть владык?
Но что бы ни двигало их помыслами, эти величественные и необъяснимые в
своем стремлении ввысь сооружения будут вызывать восторженное недоумение
потомков.
Преодолев три стоступенчатых яруса, Ардет достиг самого верха
каменной башни и огляделся вокруг. От вида, представившегося его глазам,
захолонуло дух. Город лежал как на ладони.
Идеально правильная планировка улиц, жилых кварталов, оборонительных
сооружений создавала впечатление, что Дур-Шаррукин создан не людьми, а
какими-то высшими силами, внезапно отрекшимися от своего детища.
В вершины зиккурата были великолепно видны и окрестности. Песок,
сплошь песок. Трудно было поверить, что здесь некогда была плодородная
равнина, покрытая посевами пшеницы и цветущими садами. Заброшенный город
со свистящими унылым ветром желобами улиц, земля, поглощенная барханами и
солнцем, создавали ощущение неестественности. Подобных мест - мертвый
город в оправе из мертвого песка - в этом мире вообще не должно было
существовать. Но вопреки божьему помыслу и здравому смыслу они были, в чем
Ардет мог убедиться лично.
С трудом оторвав взгляд от завораживающего зрелища, Ардет двинулся по
каменному карнизу, опоясывавшему вершину зиккурата. Где-то здесь должен
был быть вход в святилище. А вот и он. С отчаянно бьющимся сердцем Ардет
нырнул в неширокий проем и очутился в сумрачном помещении.
Должно быть это была единственная часть мертвого города, где не
властвовали безысходность и запустение. Пол был чисто подметен, стены
поблескивали свежей краской. Посреди помещения располагался мраморный
стол, вид которого породил у финикийца смутные воспоминания. Ардет
присмотрелся повнимательнее и понял, что не ошибся, - этот стол некогда
был жертвенником, о чем вполне определенно свидетельствовали четыре узких
желоба для стока крови. Теперь на нем стояли медная чаша и расписанный
цветами кувшин. Более в комнате ничего не было. И никого.
Ардет кашлянул. Из ниши, скрытой выступом стены, показался человек.
Он был высок, а его худобу не мог скрыть даже просторный плащ с капюшоном,
надвинутым на лицо.
- Где письмо? - спросил он без всяких предисловий.
- Я должен отдать его отшельнику, - робко заметил финикиец.
- Я и есть отшельник. Давай его сюда.
Ардет достал из-под плаща сверток и вложил его в худую жилистую руку
хозяина башни. Тот проверил, на месте ли печати, затем вскрыл защитный
чехол и извлек табличку. Для того, чтобы ознакомиться с ее содержанием,
ему потребовалось лишь мгновение.
- Пойдем! - велел он Ардету.
- Куда? - осведомился тот, недоверчиво поглядывая на загадочного
человека.
- В мою обитель. Раммера просит, чтобы я оказал тебе гостеприимство.
- Но я думал сразу отправиться обратно.
- Успеешь. Я должен написать ответ.
По длинному извилистому ходу хозяин повел финикийца вглубь башни.
Вскоре они очутились в зале, мало смахивающей на жилище отшельника. Скорее
это были покои сказочно богатого владыки. Мрамор и серебро, шелковые
занавесил статуэтки из слоновой кости, золото, сверкающее повсюду. У
Ардета перехватило дыхание.
- Нравится? - спросил отшельник.
Финикиец сглотнул и кивнул головой.
- Так оставайся у меня и все это будет твоим. Мне нужны верные слуги.
Что и говорить, это внезапное предложение было очень заманчивым. Даже
небольшой толики этих сокровищ было достаточно, чтобы скупить половину
торгового флота Сидона. Но Ардет тут же вспомнил о холодном дыхании душных
улиц Мертвого города и покачал головой.
- Нет, не могу. Меня ждут.
- Как знаешь. По крайней мере, присядь.
Гость не возражал и устроился на удобном ложе, покрытом драгоценной
эмалью.
- Вино? Фрукты? - спросил отшельник.
"Откуда здесь могут быть фрукты?" - подумал Ардет и ответил:
- Нет, спасибо.
- Как знаешь, - вновь сказал отшельник. Он подошел к свисающей с
потолка медной цепи и потянул ее вниз. В одной из стен образовался проем,
давший путь солнечному свету. Вместе с ним в залу ворвался ветер,
заигравший пламенем укрепленных на стенах факелов. Отшельник устроился в
кресле неподалеку от Ардета.
- Расскажи мне, что происходит в мире. Твой хозяин слишком скуп на
слова, а я не получал никаких известий вот уже два года.
- Да я не так уж много знаю, - пробормотал Ардет.
- Рассказывай о том, что знаешь.
- Ну, наша торговля идет успешно...
- С кем сейчас торгует Финикия?
- Со всем миром, но мой хозяин более имеет дело с карфагенскими
купцами.
- Жемчужина Африки все процветает?
- Да, Карфаген становится богаче и богаче.
- Пуны не собираются устремить свои взгляды на север или восток?
Ардет поперхнулся.
- Но ведь на востоке владения парсийской империи.
- Ну и что? У пунов великое будущее. Они еще потрясут основы и более
великой державы. Что происходит там, где заходит солнце?
- Великая Греция процветает. Особенно Сиракузы.
- Как поживает философ Эмпедокл?
- Я не знаю такого.
- Жаль. Я когда-то был с ним знаком. Когда-то... Так парсы собираются
на Элладу?
- Пока непонятно. Говорят, царь под давлением хазарапата выступает
против похода.
- Соберутся. Заратустра заставит Ксеркса сделать так, как хочет он. Я
его слишком хорошо знаю. - Отшельник замолчал и погрузился в раздумье.
Внезапно он резко поднял голову, солнечные лучи упали на его лицо, и Ардет
содрогнулся. Оно было безжизненным, словно стены Мертвого города.
- Ты когда-нибудь слышал об Арии?
Финикиец задумался, а затем промолвил:
- Так, кажется, звали какого-то волшебника.
- Какого-то! Коротка же людская память! - с горечью в голосе произнес
отшельник. - Ты мне нравишься и я расскажу тебе одну историю, а за то, что
ты выслушаешь меня, я позволю тебе взять любую из приглянувшихся вещей.
В глазах Ардета зажглись алчные огоньки.
- Я слушаю тебя.
Отшельник устроился поудобнее и начал:
- Земля не всегда была такой, какой ее знаешь ты. Она меняла свой
облик подобно тому, как змея скидывает каждый год выцветшую кожу. Исчезают
горы, иссекают реки, осушаются целые моря. А в других местах вдруг
вырастают высокие каменные кряжи, бьют фонтанами рожденные землей
источники, речные струи заполняют водой провалы. Так было всегда, так есть
и сейчас, только человеческая жизнь слишком коротка, чтобы это заметить.
Жизнь эта подобна судьбе озер или гор. Жизнь одного человека
скоротечна. Она не дольше мимолетного взора. Жизнь народа сопоставима с
жизнью реки. Она зарождается, питает влагой луга и поля и потом иссякает.
Но на это требуются сотни мгновений. И река оставляет после себя русло. А
народ - память. Жизнь человечества - вот что нельзя измерить. Невозможно
сказать, когда она зародилась и никому не суждено назвать день ее смерти.
Ведь человечество бессмертно. Оно как море. Да что там море! Моря ведь
иссякают под натиском горных разломов. Жизнь человечества сравнима с
солнцем, звездами, космическим эфиром. Она не умирает, а переходит в иное
состояние и в нем продолжается. Как жаль, что человеку не дано окинуть ее
взором. Должно быть, это было бы очень занятно.
Я раздумывал над этим долгие годы. Годы, проведенные в одиночестве и
безмолвии. И я многое понял. Я понял, зачем рождается и живет человек.
Зачем? Ради богатства, власти, наслаждений? Все это суета и это не есть
определение сути его существования. Человек живет ради того, чтобы
изменить мир, сбить его с предопределенного роком пути. Нельзя обвести
вокруг пальца рок? Но как этого хочется!
Я обманывал судьбу множество раз. Я разжигал вражду между кровными
братьями, но выяснялось, что рок уже прежде меня предопределил
неизбежность их ссоры. Я созывал под знамена племена и вел их на цветущие
богатые страны. Но получилось, что эти страны насквозь прогнили своей
роскошью и давно требовали подпитки свежей кровью. Сотни тысяч людей,
прельщенных моей силой, прорывали тоннель сквозь горы, чтоб по нему
устремилась чистая вода. Но судьба уже назначила этим скалам быть прорытым
насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137