- Куда? - спросил Тесей.
- В Тартар! - захохотал Пирифой.
Он явно был безумцем. Но кто из них не был безумцем, когда дело
касалось женщины. Не в правилах Тесея было отказаться от данной другу
клятвы. Он надел чистый хитон и отправился в дорогу.
И вскоре они вошли в Мрак.
Харон долго отказывался перевозить их на другой берег Ахерона. Кося
мутноватым глазом, он пояснял, что сюда нет пути живым. Кончилось все тем,
что побратимы набили Харону рожу. Выходя из лодки, Пирифой небрежно
засунул две золотые монетки за небритую щеку перевозчика и пожелал ему
хоть раз в жизни хорошенько напиться.
Они преодолели стигийские болота, наполненные всякими гадами, и
омылись в реке Стикс, вода которой будто бы делает тело человека
неуязвимым. Переплыв реку забвения Лету, друзья попали на асфоделевые
[асфодель - тюльпан] луга, по которым бродили тени. Топча блеклые
тюльпаны, они шли мимо этих прозрачных слепков с людей, время от времени
замечая знакомые лица. Так им попались навстречу два Плантида, некогда
споривших с Тесеем за афинский престол, а разбойник Дамаст снимал с плеч и
вновь надевал отрубленную голову, корчившую гнусные рожи.
Здесь же были и тени многих чудовищ, истребленных богами и героями.
Сциллы двувидные тут и кентавров стада обитают,
Тут Бриарей сторукий живет, и Дракон из Лернейской
Топи шипит, и химера огнем врагов устрашает,
Гарпии стаей вокруг великанов трехтелых летают...
[Вергилий "Энеида" 6, 286-290]
Персефону они нашли в бесплодном саду Аида. Нужно было хватать ее и
уносить ноги, но Пирифою вздумалось объявить о своем намерении владыке
Тартара. Все же он был дерзким безумцем. Как не отговаривал Тесей друга от
этой идеи, царь лапифов стоял на своем.
Аид принял их неласково, но достаточно вежливо. Выслушав речь
Пирифоя, он предложил гостям присесть на мраморную скамью. Как только
бедра Тесея коснулись хладного камня, он понял, что им не подняться. Понял
это и Пирифой.
Скамья притягивала к себе, не давая оторвать ног. Скорей всего в ее
основание был вделан мощнейший гравитатор. Аид полюбовался на застывшие в
неподвижности фигуры и ушел.
Неведомо сколько времени, они провели без пищи и воды. Пирифой был
слабее и умер первым. Тесей с горькой усмешкой следил за тем, как тень его
друга покидает тело. Ей даже не потребуется вновь пересекать Ахерон,
Пирифой уже позаботился о плате.
Но друг остается другом даже после смерти. Тень Пирифоя направилась к
черному креслу Аида. Видно побратим успел заметить, что делал владыка
Тартара в тот миг, когда они намертво приросли к скамье. Невероятным
усилием воли тень сдвинула потайной рычаг и Тесей почувствовал, что
свободен. Упав на колени, он отполз от скамьи, а затем с трудом поднялся
на онемевшие от долгого сидения ноги. Тень подошла к нему.
- Спасибо, брат! - с чувством произнес Тесей, кладя руку на плечо
тени. Рука провалилась внутрь эфемерного образования, - Сейчас я сниму со
скамьи твое тело.
- Не надо, - промолвила тень Пирифоя. Она с грустью смотрела на свою
бренную оболочку, в которую уже никогда не суждено вернуться. - Я хочу,
чтобы Аид подумал, что ты оказался сильней его чар. Пускай позлится. А
теперь перережь мне горло и включи магическую силу.
Тесей заколебался.
- Режь! - велела тень. - Пусть он считает, что я предпочел смерть от
руки друга.
Герой выполнил эту просьбу, залив пол черной кровью. Тень была
удовлетворена.
- А сейчас уходи. И прости, что я вовлек тебя в эту глупую авантюру.
- Прости меня, - ответил Тесей, - что мне не довелось умереть первым.
Тень усмехнулась.
- Ты всегда любил быть первым. Но в другом. Иди.
- Прощай, Пирифой.
- Прощай.
И Тесей покинул Тартар. Он был первый, кому довелось вернуться к
солнцу. Ведь:
...в Аверн спуститься нетрудно,
День и ночь распахнута дверь в обиталище Дита.
Вспять шаги обратить и к небесному свету пробиться -
Вот что труднее всего?
[Вергилий "Энеида" 6, 127-130]
[Аверн - латинское название Тартара;
Дит - латинский аналог Аида]
Харон не слишком удивился, когда Тесей выскочил из кустов и прыгнул в
его челн.
- Вернулся? - спросил он, почесав заросшую сизым волосом шею.
- Как видишь.
- А приятель - нет?
- Ему повезло меньше. - Тесей потянул из ножен меч и поинтересовался:
- Повезешь или мне взять весло самому?
- Повезу.
- Тогда держи. - Тесей протянул перевозчику душ монетку.
- Не надо. Твой друг уже оплатил проезд в оба конца.
На середине реки он вдруг пожаловался:
- Мне здорово попало от Аида.
Тесей не отреагировал на эти слова. Очутившись на противоположном
берегу, он кинул Харону предмет, который до этого прятал под полой плаща.
- Отдашь своему хозяину.
Это была голова чудовища Эмпуса, выпивавшего у людей кровь. На беду
свою Эмпус переоценил силенки, напав на Тесея.
Харон вдруг рассмеялся. Ему понравилось, что шатающийся от голода и
усталости, чудом оставшийся в живых человек все же нашел в себе силы
досадить могущественному Аиду.
- Эй, приятель! - крикнул он вслед удаляющемуся Тесею. - Хочешь
бесплатный совет?
Воин обернулся.
- Валяй!
- Тебе лучше исчезнуть.
- Я так и сделаю.
Он действительно так и поступил. Он насолил слишком многим, в том
числе и доброй половине олимпийцев. Слишком многие желали его смерти. И
ожидания их были удовлетворены.
Вскоре прошел слух о смерти великого героя. Его будто бы сбросил со
скалы в море царь Скироса Диомед.
Тело, конечно, не нашли, а значит Аид не мог отыскать тень Тесея в
Тартаре. Должно быть, она страдала на берегу Ахерона, ибо никто не предал
земле бренные останки героя.
Минули века. Память о дурных поступках Тесея канула в Лету, а число
подвигов, совершенных им, сказочно умножилось. Право быть родителем героя
стали оспаривать Зевс и Посейдон.
Спустя триста лет со дня первых Олимпийских игр [спустя 300 лет со
дня первых Олимпийских игр, т.е. в 476 году до н.э.], афиняне порешили
перенести останки героя на родину. На Скиросе были раскопаны кости воина
огромного роста. При нем нашли нетронутые временем копье и меч.
Ареопаг объявил, что это останки Тесея, и они были торжественно
погребены в центре города.
Был ли это в самом деле Тесей или какой-то безвестный богатырь, но
Аид так никогда и не обнаружил тени героя на асфоделевых лугах. А тень
Пирифоя загадочно улыбалась.

2. АФИНЫ. АТТИКА
Круг плавно вращался, подгоняемый мерными ударами ноги. Влажная
глиняная лепешка постепенно принимала коническую форму, пока не
превратилась в изящный лекиф [древнегреческий сосуд для масла
цилиндрической формы]. Лиофар смочил в плошке с водой чуть липкие пальцы и
сгладил стенки так, что они жирно заблестели в тусклом свете скупо
проникающих в мастерскую полуденных лучей. Затем он умело скатал тонкую
глиняную колбаску, чуть расплющил ее края и соединил ею горлышко и тулово
лекифа.
Сосуд был готов. Лиофар подозвал к себе раба-финикийца Тердека и
знаком показал ему, что изделие следует отправить в печь. Раб поклонился,
ножом аккуратно срезал лекиф с гончарного круга и установил его на медную
доску, где красовались еще два сосуда. При этом он мычал какую-то грустную
мелодию - наверно тосковал по родине. Тердек попал к нему совсем недавно.
Лиофар купил его на распродаже пленных с двух захваченных афинскими
триерами купеческих судов, Болван никак не мог выучиться хотя бы азам
эллинского языка, объясняться с ним приходилось жестами.
Второй раб, Врасим, жил у Лиофара уже давно. Он был куплен еще
мальчиком и долгие годы пользовался особой благосклонностью хозяина.
Сейчас он уже не интересовал Лиофара, но тот сохранил к рабу доброе
отношение. Врасим был занят тем, что расписывал вазы и покрывал их лаком.
Получалось это у него очень здорово. Недаром многие мастера завидовали
Лиофару и предлагали за умелого раба большие деньги. Но горшечник не
соглашался продать своего помощника, понимая, что в этом случае ему
придется разрисовывать лекифы самому, а глаза его были уже не те.
Лиофар подошел к столику, за которым сидел Врасим и взял в руки уже
готовый сосуд. Тонкими кистями раб изобразил на нем сцену битвы. Пять
гоплитов в шлемах с гребнем бились над телом смертельно раненного воина.
Ослабев от боли, тот пал на одно колено, а из бока его обильно текли
струйки крови, мастерски изображенные Врасимом киноварью. Покупатели любят
подобные сцены, и лекифы не залеживались на прилавке.
Лиофар пощелкал по стенке сосуда пальцем, а затем провел ладонью. Ни
трещинки, ни неровности. Добрая работа. Прослужит лет десять, не меньше. А
если он попадет в кенотаф [надгробный памятник или могила умершего,
останки которого захоронены на чужбине] павшего на чужбине воина, то будет
служить вечно. Хорошая работа!
- Молодец, Врасим! - похвалил Лиофар своего помощника. - Закончишь
работу, можешь отправляться на агору щупать девок. Проследи только, чтобы
лентяй Тердек прибрал мастерскую.
- Хорошо, хозяин.
Теперь Лиофар мог без волнения оставить мастерскую. Врасим очень
добросовестный раб и сделает все как нужно. Через небольшой внутренний
дворик горшечник прошел в свой дом. Это скромное по афинским меркам жилище
состояло из четырех комнат. В одной из них, самой большой, жил Лиофар,
другую занимали подмастерья-рабы, а третью - кухарка Фиминта, к которой
прежде Лиофар был не прочь залезть под подол. Эллин прошел в четвертую
комнату, служившую сразу кухней и столовой.
Фиминта, толстая и крикливая баба, колдовала над жаровней. Та нещадно
чадила, клубы дыма собирались под потолком и улетали в специально
проделанную щель. "Опять опрокинула горшок с водой на угли", -
неприязненно подумал Лиофар. Фиминта славилась своей безалаберностью. И
вообще, она была никудышней хозяйкой, и Лиофар время от времени подумывал
о том, чтобы избавиться от нее, но все не решался это сделать. Она
досталась ему в качестве приданого жены, которая умерла несколько лет
назад при родах. Терпеливое отношение к неряшливой кухарке было своего
рода данью памяти ушедшей в царство мертвых Полимнии.
Подавив зевоту, Лиофар бросил:
- Дай чего-нибудь пожрать!
- Успеешь! - буркнула в ответ кухарка.
Как уже имел возможность не единожды убедиться Лиофар, спорить было
бесполезно. Фиминта давно свыклась с мыслью, что хозяин позволяет помыкать
над собой. Она по-прежнему неторопливо шевелилась у жаровни и, наконец,
швырнула на стол две миски. В одной была рыба, в другой оливки и кусочек
ячменной лепешки.
- А вино? - спросил Лиофар, подозрительно принюхиваясь к рыбе.
- Сейчас.
Фиминта подала ему вместительный килик. Горшечник немедленно
продегустировал вино. Как и обычно, оно было разбавлено сильнее, нежели
следовало. Но такой уж скверный характер был у Фиминты. Она старалась
выгадать на всем, а прежде всего на своем хозяине. В очередной раз
вздохнув, Лиофар принялся за еду. Рыба была пересоленной. Наверняка
скупердяйка купила дешевую кефаль, что привозят в бочках из Боспора, и
забыла вымочить ее. "Что б тебя в Тартаре всю жизнь кормили только этой
рыбой!" - подумал Лиофар, торопливо сглатывая последний кусок. Затем он
допил вино, отставил от себя килик и не говоря ни слова, вышел из
столовой.
Очутившись в своей комнате, он стал рыться в сундуке, пытаясь найти
новый хитон. Но под руку попадались лишь старые, в которых перед любимым
было стыдно показаться. Отчаявшись обнаружить нужную вещь, Лиофар заорал:
- Фиминта!
Ему пришлось подождать, прежде чем кухарка явилась на зов.
- Что тебе?
- Где мой новый пурпурный хитон, что я купил у торговца-милетянина?
- С золотой каймой по подолу?
- Да! Да! - заорал горшечник, досадуя на тупоумие рабыни. Как будто у
него десять пурпурных хитонов!
Фиминта хмыкнула.
- Он еще спрашивает! Да ты же сам его изгваздал на симпосионе
[симпосион, симпосий - попойка, организуемая после совместной трапезы].
Залил вином и финиковым соком. Мне пришлось выстирать его, сейчас он
сушится на улице.
Лиофар помянул Лернейскую гидру и прочие порождения Ехидны. Затем
вновь заорал:
- Что же мне делать?!
- Надень что-нибудь другое.
Горшечник расстроился.
- Я не могу пойти к Педариту в старом хитоне.
- Ничего, сойдешь и так. Тебе на нем не жениться!
Отмахнувшись от злоязыкой бабы, Лиофар выбрал хитон поприличнее и
переоблачился. Он побрызгал волосы благовониями и тщательно вычистил грязь
из-под ногтей. После этого горшечник придирчиво осмотрел себя. Жаль
конечно, что на нем не пурпурный хитон, но смотрелся он вполне прилично.
Велев Фиминте приготовить нормальный - он подчеркнул - нормальный! - ужин,
Лиофар отправился на свидание.
Педарит должен был ждать в гимнасионе [гимнасион, гимнасий -
первоначально помещение для физического воспитания, позднее высшее учебное
заведение] на Киносарге [Киносарг - холм близ Афин, где находился
гимнасион, посещать который могли люди, не имеющие афинского гражданства].
В последнее время гимнасионы вошли в моду и их стали посещать не только
аристократы, но и простые граждане, и даже незаконнорожденные. Юноши
развивали здесь свою силу, граждане постарше беседовали да любовались
стройными телами своих молодых друзей.
Чинно здороваясь с знакомыми, Лиофар направился вокруг окруженного
колоннами двора для занятий. Находившиеся здесь юноши бегали, метали копье
и диск, боролись друг с другом. Обнаженные тела, увлажненные потом, жирно
блестели на солнце. Педарита здесь не было. Горшечник отправился дальше к
бассейнам с ключевой водой.
Его любимец стоял у перевитой плющом беседки и разговаривал с
каким-то мужчиной. Незнакомец был высок и плечист, тело его облегал
дорогой белый хитон, на плечи был небрежно наброшен пурпурный фарос
[парадный плащ]. Он что-то, горячась, доказывал Педариту, нежно держа его
за локоть.
С трудом сдерживая раздражение, Лиофар подошел к беседующим. Мужчина
бросил на него недобрый взгляд. Педарит подарил улыбку, невинную, как у
ребенка.
- Здравствуй, Педарит, - ласково сказал Лиофар своему любимцу.
- Здравствуй, Лиофар. - Юноша обвел чуть лукавым взглядом вызывающе
разглядывающих друг друга мужчин. - Позволь тебе представить - Клеодул,
гость из Абдеры. А это Лиофар, афинский гражданин.
Лиофар и Клеодул дружно кивнули.
- О чем вы здесь с таким живым интересом разговариваете? -
полюбопытствовал горшечник.
- Да вот Клеодул рассказывает мне о тех бедах, которые постигли его в
последнее время.
- И что же произошло с уважаемым абдеритом?
- Представлять, к их городу подошли мидяне, переправившиеся через
Геллеспонт. Это так ужасно, так ужасно!
- Точно так, мой мальчик, - подтвердил Клеодул. - Мне пришлось спешно
собрать все свое добро и бежать прочь, чтобы не попасть в руки этих
варваров.
Лиофар, которого очень раздражал покровительственный тон чужеземца и
особенно то, что он назвал Педарита "Мой мальчик" с ехидцей спросил:
- И много было добра?
- Я не смог взять все. У меня под рукой были лишь три судна. Погрузил
золото, статуи и картины, а также запас дорогих тканей и благовоний. Все
остальное пришлось оставить на разграбление мидянам.
Упоминание о трех кораблях, груженых золотом и серебром, словно нож
полоснуло по сердцу горшечника. Но он постарался вынести этот удар судьбы
достойно.
- А велика ли сила мидян?
Клеодул понизил голос.
- Я сам не видел и не могу поручиться, но люди говорили, что их
неисчислимая тьма. Будто одних коней они ведут пятьдесят раз по сто сотен,
а на каждого конного приходится по пять пеших воинов.
Горшечник покачал головой.
- Врут, - сказал он не очень уверенно.
- Наверно, - согласился купец. И добавил с кривой усмешкой.
- У меня не возникло желания проверить.
Абдерит посмотрел на горшечника, словно вопрошая, остались ли у того
какие-либо вопросы. У Лиофара их не было. Вместо этого, он обратился к
Педариту:
- Я пришел, как мы и договаривались.
- Хорошо, - протянул тот. - Идем. А ответ на твое предложение,
Клеодул, я дам сегодня вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137