- Я лечу! Лечу!
- Не поднимайся слишком высоко! - крикнул Дедал. - Ты растопишь воск!
Икар захохотал. И вдруг смех оборвался. И полетел в грохочущее море.
Дедал отчетливо увидел, как отчаянно машущий руками Талое падает на камни.
"Вот так! - подумал он. - Никому не суждено подняться к солнцу!
Никому!"
Он продолжил полет и вздрогнул, когда рядом вдруг послышался ликующий
голос.
- Отец! Я потерял крылья, но Космос держит меня. Он не дает рухнуть
мне в море! - Юноша захлебывался от восторга. - Я разгадал тайну полета. Я
подарю ее людям. Я научу их парить в небе!
- Как же, сынок? - крикнул Дедал, подлетая поближе к парящему под ним
юноше.
- Сердце, отец! Нужно иметь доброе, бесстрашное серд...!
Долото, заткнутое доселе за поясом, вонзилось в затылок Икара.
Потеряв равновесие, Мастер едва не последовал вслед за рухнувшим в море
сыном, но у самой кромки воды сумел выровнять полет.
Мгновение спустя, он ровно махал крыльями над бушующим морем.
Встало солнце.
Губы Мастера шептали:
- Я назову это море Икарийским. В память о твоей мечте о свободном
полете. Несбыточной мечте. Я спрячу свои крылья и лишь легенда поведает
людям о Мастере, покорившем небо. Легенда. Легенда...
Ветер разносил его шепот во все стороны, рождая легенду.
Солнце уже было в зените, когда Дедал приземлился на острове,
именуемом ныне Сицилией. Он снял истрепавшиеся в полете крылья и бросил их
в море. А потом захохотал, представив, как Минос страдает от его коварного
подарка и долго не мог разогнуться от смеха.
И в его воображении уже не представал Талое, летящий головой на
камни. Лишь тихо звучали слова:
- Ну как, придумал?
- Да, отец.
- Как же, сынок?
- Серд...!
А ветер разносил по земле легенду.

8. ОСТРОВ КРИТ
Мыс Малея, что на южной оконечности Пелопоннеса, сплошь изрыт
солеными штормами. Царь Леонид стоял на краю высокой скалы, у подножия
которой глухо ворчало море. Задиристый ветер звонко свистел в уши и играл
складками пурпурного трибона [трибон - короткий спартанский плащ]. Вот он
поднатужился, разметал тучи, и появилась луна. Ее белый щербатый лик
осветил поверхность моря, заставив маслянисто блестеть лениво
перекатывающиеся волны. Лакедемонянин пристально, до боли в глазах
всматривался в ночную даль. Где-то там должны были появиться два крохотных
светлячка - сигнальные огни триеры, плывущей с Крита. Он сядет на нее, а к
утру будет на острове, где ждут друзья, от чьей помощи во многом зависит,
быть или не быть Элладе. Свободной Элладе.
Не от хорошей жизни он пробирался на остров ночью, по-воровски. Меры,
предпринимаемые царем для защиты отчизны, не устраивали многих. Очень
многих, в том числе и силы, бороться с которыми было фактически
невозможно. Эти силы желали властвовать над миром, а царь из рода Агиадов
препятствовал их планам.
Враги знали, что он великий воин и что его очень трудно убить, но все
же они пытались это сделать. Дважды за последнее время Леонид чудом уходил
от мечей наемных убийц. В первый раз это были илоты - числом десять,
отлично вооруженные. Весьма странно, когда илот размахивает мечом
лидийской выделки, которых от роду не видывали в Спарте. И еще, им неплохо
заплатили. У каждого из убитых царь обнаружил вместительный мешочек с
серебряными монетами. Дарики, отчеканенные в Сузах. И наверняка им
пообещали, что где-нибудь в Ферах или Ласе будет ждать корабль.
Второй случай был еще серьезнее. На него напал один из "ста" ["сто" -
отряд отборных воинов, выполнявший функции телохранителей спартанского
царя], которому он верил как себе. Это означало, что гниль предательства
проникла и в царское окружение. На свою беду убийца недооценил реакцию
царя. Леонид успел увернуться, и меч, просвистев в дюйме от его груди,
вонзился в деревянную стену. Второго удара покушавшийся нанести не успел.
Царь сломал ему руку.
Понимая, что покушение провалилось, предатель-спартиат раскусил
спрятанный во рту шарик с отравой и тут же умер. Спустя несколько
мгновений, тело его приняло зеленый оттенок. Леониду прежде приходилось
сталкиваться с подобным ядом, и он знал о его потайных эффектах. По
приказу царя обезображенный труп немедленно бросили в костер. Чтобы
предотвратить нежелательные слухи, спартиатам объявили, что их товарищ
погиб, случайно напоровшись на меч.
Поневоле приходилось быть осторожным. Поэтому, собравшись на Крит,
Леонид не отплыл на корабле из Герийона, как поступил бы в обычной
ситуации. В Критском море пиратствовали финикийские флотилии, и никто не
мог поручиться, что предупрежденные о намеченном путешествии царя пираты
не поджидают спартанское судно где-нибудь возле Киферы. Леонид решил
действовать иначе. Распространив слух, что отправляется в Аргос, он
действительно отправился по северной дороге, но вскоре отделился от
спутников, велев им следовать дальше, а сам повернул в противоположную
сторону - на юг Пелопоннеса. Друзья на Крите были заранее уведомлены о его
планах и должны были прислать корабль.
Его-то и дожидался царь этой ночью, пристально вглядываясь в темное
море.
Было уже около полуночи, когда за его спиной блеснула зарница. Леонид
обернулся. Погода была суха, ветер дул с гор и ничто не предвещало грозы.
Зарница блеснула еще, на этот раз ближе. Царю показалось, что в ярком
свете мелькнула какая-то масса, направляющаяся в его сторону. Затем
послышался собачий лай и топот копыт. Зловещие звуки постепенно
приближались.
И вот зарница блеснула совсем рядом. В ослепительной вспышке Леонид
успел различить мчащуюся по дороге колесницу, окруженную сворой огромных
фантасмагорических собак. Лошадьми управлял громадного роста воин с копьем
в руке.
Леонид был почти уверен, что узнал его, хотя они не виделись...
Трудно сказать точно, сколько же они не виделись. Прежде он был врагом, да
и сейчас вряд ли изменил свое отношение.
Копыта дробно стучали по камням. Обычная лошадь, а тем более
четверка, не смогла бы скакать по узкой, шириной не более, чем в шаг,
дороге, связывавшей плоскогорье с прибрежными скалами. Но то были особые
лошади - вороные с огненными глазами. Блеск, Пламя, Шум и Ужас - их легким
копытам не требовалась твердь. Они отталкивались от наполненного мраком
воздуха.
Но наверх они не смогут подняться. Тропинка, ведущая на скалу,
слишком крута даже для них. Это понимали и ехавшие на колеснице. Лошади,
судя по звуку, загарцевали на месте. Прибывшие сошли на землю. Запылали
три факела. Значит их трое.
Бряцая доспехами, незваные гости полезли на скалу, за их спинами
нетерпеливо повизгивали собаки. И вот на фоне звездного неба появился шлем
с высоким гребнем. В тот же миг Леонид бросил в него камешек. Шлем исчез,
послышались звуки падения тел и ругательства. Судя по всему, шедший первым
от неожиданности отпрянул и сбил с ног своих товарищей. Быстро
посовещавшись, враги решили послать в атаку собак.
То были огромные псы неведомой породы, каждый из них был Леониду по
грудь. Первый не успел даже вспрыгнуть на скалу и с визгом полетел вниз,
разматывая по склону кишки. Второму меч рассек голову. Еще два сумели
взобраться на вершину обходным путем. Рыча они бросились на спартиата и
ударили в него грудью, норовя сбить с ног. Но Леонид устоял. Блеснул меч,
и оскаленная голова третьего пса покатилась по камням. Его собрат
намеревался вцепиться в руку человека, но его встретил извлеченный из-за
пояса нож. Острое, словно бритва, лезвие рассекло нижнюю челюсть монстра
надвое, а удар меча оборвал жалобный визг.
Пока Леонид разбирался с псами, их хозяева вскарабкались на скалу.
Возглавлял троицу громадного роста воин в блестящих доспехах. Мускулистая
рука его сжимала не знающее пощады копье, другая была продета в ремни
массивного бронзового щита. Это был бог войны Арес, существо, порожденное
яростью и жестокостью Зевса, который не раз признавался, что порой
побаивается своего бешеного нравом сына. Чуть позади стоял облаченный в
серебряный панцирь Аполлон, вооруженный луком. Последним взобрался на
скалу Дионис.
Очутившись наверху, боги первым делом воткнули факелы в трещины в
скале. Порывы ветра раздули пламя, три мечущихся клубка огня вырвали из
оков ночи часть скалы, на которой стояли противники.
Щурясь в узкие прорези медной личины, Арес долго рассматривал
сжимающего окровавленный меч Леонида, а затем глухо сказал:
- Вы не солгали. Это действительно Диомед. Сейчас я поквитаюсь с ним.
Аполлон был настроен не столь решительно.
- Может быть, мне лучше всадить в него стрелу?
- Не-е-ет, - с жестоким сладострастием протянул бог войны. - Я хочу
сам разделаться с ним. И наш поединок будет честным - один на один.
Боги не решились возражать Аресу, зная, сколь легко он впадает в
бешеную ярость.
Постукивая наконечником копья о щит, бог войны стал приближаться к
Диомеду. Тот казался внешне спокойным, но в тусклом свете было отчетливо
видно, как перекатываются огромные мускулы готовых нанести удар рук. Арес
не изменил своим старым привычкам. Сблизившись со своим противником, он
размахнулся и метнул копье. Увернуться на таком расстоянии было
невозможно, но Диомед сделал большее, чем увернулся. За мгновение до
броска он переложил меч в левую руку, а правой поймал летящее в его живот
копье. Острие лишь слегка коснулось защищенного чешуйчатым доспехом бока.
В этом месте мгновенно выступила кровь. Немудрено - ведь копья Аресу ковал
хромоногий Гефест, знавший секреты таких сплавов, перед которыми не могли
устоять ни медь, ни бронза, ни железо.
Не успели боги опомниться, как Диомед метнул копье обратно. Но метил
он не в Ареса, того надежно прикрывал массивный щит, а в Аполлона,
извлекавшего из колчана стрелу. Бог света успел сделать движение в
сторону, но острие все же зацепило его и вырвало порядочный кусок мяса из
плеча. Вскрикнув, Аполлон покатился вниз по крутому склону.
Отчаянно ругаясь, Арес выхватил меч и бросился в атаку. Даже без
копья он имел преимущество, так как отбивал удары противника щитом, но
зато Диомед был более быстр, что позволяло ему легко уходить от выпадов
Ареса. Оба бойца яростно махали мечами, кружа на освещенном факелами
пятачке скалы. Дионис не проявлял горячего желания помочь своему товарищу,
а вскоре и вовсе исчез, отправившись на поиски раненого Аполлона.
Вскоре Арес стал задыхаться. Тяжесть щита и доспехов давила на него,
отнимая силы. Диомеду пару раз удалось прорваться сквозь его оборону и
нанести чувствительные уколы. Сообразив, что в столь тяжелом вооружении
ему долго не продержаться, Арес бросил на землю щит, а затем и шлем.
Теперь он двигался намного быстрее. Бойцы перемещались по очерченной тенью
окружности, внимательно следя за действиями друг друга. То Арес, то Диомед
совершали короткие выпады, которые, как правило, не достигали цели, и тут
же уходили в глухую оборону.
Так продолжалось довольно долго. Чрезвычайно трудно было победить
Ареса, который был великолепным фехтовальщиком и свободно орудовал мечом
как правой, так и левой рукой. Вот и сейчас он перекидывал клинок из руки
в руку, надеясь сбить противника с толку. И уж почти невозможно было
победить Диомеда, лучшего бойца среди людей, свободно владевшего всеми
видами оружия, будь то короткий ксифос или кельтский цельт.
Время играло на Ареса. Бог войны ожидал, что его товарищи вот-вот
появятся вверху и придут ему на помощь. Диомед прекрасно понимал, на что
надеется его противник, поэтому поспешил ускорить развязку. Зная, что Арес
неважно видит в темноте, воин сделал шаг назад и сшиб один из факелов.
Света стало ровно на треть меньше. Арес яростно закричал. Заставив его
двигаться по сузившемуся кругу, Диомед сшиб еще один факел. В тот же миг
бог набросился на него, нанося беспорядочные удары. Он рассчитывал
ошеломить натиском, но явно забылся, с каким противником имеет дело.
Хладнокровно отразив все выпады, Диомед ударил ногой третий факел, и тот
упал вниз.
Стало темно. Луна прятала свой лик за набежавшими тучами, и лишь
редкие звезды бросали тень на ломкие очертания камней. Едва упал факел,
как Диомед исчез. Арес опасливо топтался на месте, прислушиваясь и пытаясь
понять, бежал ли его противник или просто притаился за камнем. Наконец, он
робко двинулся в сторону, противоположную шуму моря. Но не успел бог
сделать и двух шагов, как могучая рука Диомеда сжала его запястье, а
другая обхватила железным кольцом горло. Арес захрипел. Изо всех сил
напрягая мышцы, он попытался освободиться из захвата. Когда это не
удалось, бог стал бить своего врага локтем в бок, но лишь ушибся о
бронзовые пластины доспеха, Диомед неотвратимо толкал его в сторону моря.
Арес пытался закричать, призвать на помощь Диониса, но не мог. В голове
его помутилось, и он даже испытал облегчение, почувствовав, что летит
вниз.
Мгновение спустя, он шлепнулся в море. Отплевываясь от соленой воды,
бог подгреб к берегу и не без труда вскарабкался на скалу. Диомеда уже и
след простыл. Вместе с ним исчезли кони, которые, как считал Арес,
послушны лишь его руке. На том месте, где он оставил колесницу, сидели
понурые Аполлон и Дионис. Бог света скулил, жалуясь на боль в плече, а
Дионис вливал в себя килик за киликом из бочки, извлеченной из ничто.
Смотрелся он тоже далеко не блестяще. Аресу ничего не оставалось, как
присоединиться к нему. Боги не могли воспользоваться световыми потоками и
не умели левитировать, а значит, были обречены провести остаток ночи у
моря, над которым развлекался Борей. У Северного ветра был скверный
характер, он не желал смилостивиться даже над попавшими в беду богами.
Чтобы согреться, им оставалось только пить. За этим занятием их и встретил
рассвет.
Очутившись, наконец, в Олимпийском дворце, мертвецки пьяный Арес
внезапно сказал Дионису:
- А знаешь, я совершенно перестал злиться на этого Диомеда. По
крайней мере, он поступил благородно и воспользовался моей слабостью ровно
настолько, чтобы выпутаться из беды. А ведь любой из нас поступил бы на
его месте иначе! - И Арес провел тыльной стороной руки по своей шее,
демонстрируя, как бы он поступил.
Дионис хмыкнул.
Чудные наступили времена, если даже злопамятный Арес соглашался
забыть о обиде, нанесенной ему человеком.
Чудные!

То было славное время, и весла кораблей пенили воду. Сотни скользких,
медноклювых рыбин, срывающих пену с барашков волн. Они бороздили морские
просторы, подобно стаям акул хищно налетая на встречные суда. И с треском
разлетались борта, ломались, словно соломинки, весла, падали мачты с
разодранными в клочья парусами. И лилась кровь.
То было славное время...
Талассократия. Слово скользкое и рычащее, подобное свирепой коварной
мурене. Оно означает владычество над морем. Владычество безраздельное и
непоколебимое.
Идея талассократии в древности была равносильна идее мирового
господства. Их было много, кто мечтал владеть морем. Ведь центром мира
было море, а значит, владеющий миром владел морем.
И более других эта идея властвовала над умами критян, издревле
зарекомендовавших себя умелыми моряками. Критские эскадры подобно
многощупальцевому спруту охватывали все уголки моря, топя суда и собирая
дань с приморских городов.
Это время принято называть эпохой Миноса, хотя правильней было б
сказать - Миносов. Ведь царей, носящих это имя, было несколько. Наверно
они отличались друг от друга, но легенды слили их в единый образ, ведь все
они верили лишь в двух богов - в Зевса, громогласного и дикого,
размахивающего двухлезвийным топором-лабрисом, и синеокого Посейдона,
влекущего по морским волнам быстродонные корабли. И все они верили в то,
что сама судьба предначертала им владеть морем.
Во имя этой веры сходили со стапелей суда, чьи корпуса напоминали
узкие веретена. Ведь очень многое решала скорость, которая была нужна,
чтобы победить, и вдвойне, чтобы догнать и покорить уже побежденного.
Грохотали деревянные молоты, обивавшие форштевни тонкими листами меди,
отчего те делались похожими на острые мечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137