Парсы опомнились и наступила развязка. Бесчисленное множество озлобленных
варваров окружили поредевшую фалангу, началось избиение. К тому времени
феспийцы переломали копья и сражались мечами. Они бились столь яростно,
что вызвали восхищение у врагов, которые впоследствии никак не могли
поверить, что имели дело с горшечниками, плотниками и кузнецами, в грозный
для отчизны час взявшими в руки оружие. Обагряя землю алой кровью,
феспийцы пали. В числе последних был сражен отважный Демофил, имевший к
тому времени почти два десятка ран. Мидийское копье вонзилось стратегу
снизу под подбородок и вышло из темени. Его смерть была мгновенной.
Если феспийцами двигали отчаяние и удаль, то спартиаты и в этом
последнем бою полагались на воинское умение. Четко взаимодействуя между
собой, шесть пентекостий сбросили бессмертных с холма, загнав значительную
часть их в лощину, тянущуюся до оборонительной стены. В этой лощине нашли
свой конец многие варвары, в том числе брат царя Абраком, сраженный
прорицателем Мегистием.
Обозленный неудачей, Мардоний повел своих воинов в новую атаку. И
вновь их встретили мечи и копья спартиатов. И вновь бессмертные
откатились, понеся большие потери.
- Да они что, и вправду непобедимы?! - закричал в бешенстве Ксеркс,
обернувшись к Демарату, с волнением следившему за битвой. - Или они не
страшатся смерти?!
- Они уже мертвы, государь, - ответил изгнанник-спартиат. - А мертвым
нечего бояться Танатоса.
- Мои конники сомнут даже мертвых!
Приказав бессмертным расступиться, Ксеркс бросил в атаку бактрийских
и сакских всадников. Конная лава налетела на горстку алых воинов.
Заклубилась пыль, взбитая десятью тысячью копыт. Когда же она рассеялась,
Ксеркс застонал от ярости. Всадники спасались бегством, а непобежденные
спартиаты медленно возвращались на холм, откуда начали свою атаку.
- Все! Все! Уничтожить! - завизжал царь.
И все неисчислимое воинство устремилось вперед. Шли бессмертные
Мардония, Гидарна и Гиперанфа, шли лидийцы Артафрена и сирийцы Стаспа, со
стороны скалы поднимались тысяча ариев Сисамна.
- Уничтожить!
И пришло время умирать гвардии.

Плащи были изодраны, копья изломаны, мечи затуплены. С помятых
доспехов стекали струйки крови. Но они не запросили пощады. Они встретили
врагов, стоя плечо к плечу, и не было силы, способной разбить эту
бронзовую стену...
Бессмертные атаковали лакедемонян с яростью отчаяния. Их было
бессчетно много и эллинская сталь вдоволь напилась крови. Эллины поражали
врагов мечами, немногие - копьями, и сами падали на истоптанную землю.
Рухнул Алфей, упал сраженный арийской стрелой Марон, открывая спину
Гилиппа. Тот в это мгновение вонзал меч в облаченного в золоченый панцирь
вельможу. Через миг лидийский топор рассек эфору поясницу. Он умер не
сразу и до последнего вздоха хватал шагающих по нему врагов за ноги.
Ожесточенная схватка разгорелась в том месте, где бился Еврит,
принимаемый варварами за царя. Здесь атаковала первая тысяча под командой
Дитрава. Свежие, полные сил, варвары теснили спартиатов, стремясь поразить
прежде всего их предводителя. На Еврита обрушивались десятки ударов.
Какие-то он парировал сам, другие отбивали прикрывавшие юношу Диенек и
Креофил. Их бронзовые мечи с лязгом отбрасывали оружие врагов,
стремительно ныряли под щитами, со звоном опускались на шлемы. Варвары
отсекли отважную тройку от прочих лакедемонян и яростно атаковали ее.
Диенек получил множество ран, но держался. Когда же спартиат почувствовал,
что силы оставляют его, он прыгнул в толпу подступающих врагов и заколол
троих из них, прежде чем испустил дух, пронзенный множеством мечей и
копий.
Креофил бился без того блеска, что присущ искусным бойцам. Он более
защищался, нежели нападал. Но если противник терялся и делал ошибку,
спартиат был наготове. Быстрое движение мечом и очередной парс валился
наземь. Главной задачей Креофила было прикрывать спину Везунчика, богатые
доспехи которого привлекали множество врагов. И он справлялся со своим
делом с честью, не позволив ни одному варвару поразить спину товарища.
Евриту прежде не приходилось биться со столькими умелыми врагами. Его
атаковали одновременно пять или шесть парсов, причем на место павшего тут
же вставал новый. Юноша сражался поначалу по всем правилам, действуя щитом
и мечом, потом, убедившись в крепости доспехов, отбросил щит и поднял с
земли парсийский акинак. Он много раз бился с царем Леонидом таким образом
и достиг немалого мастерства. Теперь спартиату не грозили выпады не только
справа, но и слева. Клинки мелькали в руках гиганта с непостижимой
быстротой. То один, то другой парс падали замертво, хватая траву
скрюченными пальцами.
Тогда враги изменили тактику и стали бросать в спартиата копья. Еврит
отбил два из них, но третье вонзилось ему в бедро, нанеся серьезную рану.
Затем он получил еще один удар - на этот раз в бок. Броня и мощный пласт
мышц спасли от рокового исхода, а обидчику Еврит раскроил лицо рукоятью
меча.
И все же парсы достали его. Удар лидийской секиры сбил юношу с ног.
Сразу трое варваров бросились к нему, размахивая кольями. Но Креофил
опередил их. Стремительно повернувшись, он прикрыл лежащего Еврита щитом и
вонзил меч в шею прыткого врага. И тотчас же несколько копий впились в
спину спартиата. Креофил рухнул, но он подарил товарищу мгновение, чтобы
встать на ноги.
Это далось трудно, но Еврит встал. В иссеченном доспехе, без шлема, с
развевающимися по ветру волосами, он был величественен, словно мраморная
статуя. Враги замерли, завороженные прекрасным ликом юноши. Миг и двое из
них рухнули на землю. За ними последовали еще двое, один - с пробитой
грудью, другой - лишившись головы. Парсы исторгли яростный крик и
бросились на спартиата. Он успел нанести еще несколько ударов, прежде чем
в его могучее тело вонзились бронзовые острия. Последний, смертельный удар
нанес воин в золотой митре. Уже падая, Еврит сумел задеть его клинком по
правой руке. Воин, закричав от боли, выронил меч. Спартиат улыбнулся и
умер.
То был страшный бой. Лакедемоняне кололи врагов копьями, сломав
копья, пускали в ход мечи, избурив последние бились щитами, ножами,
стрелами, пускали в ход кулаки и даже зубы. Это была схватка невиданной
ярости, преисполненная бешенства и дикой злобы. Здесь резали, рубили,
пробивали головы топорами, отсекали конечности, разрывали глотки,
выдавливали пальцами глаза. Подобного не видел прежде ни один воин,
подобного он и не увидит.
Но постепенно сражение подходило к концу. Гвардия уже почти умерла.
Погибли лучшие из лучших, лишь два десятка бойцов продолжали вести свой
неравный бой. Среди них были Леонид и Мегистий. Как и в былых битвах, царю
не было равных. Но если прежде он сражался коротким и слишком легким для
него ксифосом, то сегодня в его руке был великий Разрушитель, выкованный
много веков назад Грогутом. Не было преграды, способной остановить этот
меч. Медь, бронза, железо разлетались под его натиском, словно стекло,
тела распадались подобно глиняным статуям. Там, где бился царь,
образовалась огромная гора изуродованных трупов. Сто, двести, триста
парсийских воинов нашли здесь свою смерть. И их не спасли ни пятистенные
щиты, ни медноплетеные сирийские шлемы, ни кованые лидийские доспехи, ни
мидийские чешуйчатые панцири. Не было преграды, способной остановить
Разрушителя. И не было оружия, какое смогло б пробить царский доспех.
Неисчислимое множество копий, мечей и стрел ударились в него и отскочили,
оставив едва заметные царапины. Дважды сакские витязи обрушивали на шлем
царя свои огромные сагарисы, но черная поверхность даже не дала трещины. И
вновь текла кровь, и расчлененные надвое тела падали на стонущую от боли
землю.
Рядом с царем бился Мегистий. Сначала он сражался своим похожим на
махайру мечом, отбивая удары небольшим лезейоном, но, взглянув на
прорицателя через несколько мгновений, царь поразился. В руках Мегистия
был огромный, двуручный, с искривлением посередине меч, под лохмотьями, в
которые превратили щегольской плащ, виднелась черная, с
серебристо-звездным рисунком, броня, а голову защищал матовый шлем с
сильно выдвинутым вперед забралом. Сражался акарнанец не хуже, а быть
может, и лучше царя. Массивный клинок мелькал в его руках, словно
невесомая игрушка, движения были нечеловечески стремительны. Был миг,
когда в душу Леонида закралось ужасное подозрение, и он хотел ударить
Мегистия мечом в спину, но прорицатель обернулся и крикнул:
- Ты ошибся, атлант! Я не из той истории!
Сказав это, он отвернулся и с непостижимой быстротой иссек целую
шеренгу пытавшихся достать его копьями лидийцев, а Леонид тем временем
расправился с тремя бессмертными.
А еще спустя миг на оставшихся в живых эллинов обрушилась туча стрел.
Это забравшиеся на горный карниз арии принялись избивать смельчаков из
луков. Ксеркс отдал им такое приказание, ибо понял, что оставшиеся в живых
воистину непобедимы и, ведя с ними равный бой, он рискует положить в
фермопильском ущелье добрую половину своей армии.
Как только полетели стрелы, прорицатель сотворил громадный черный щит
и прикрыл им себя и царя. Заглушая мерный грохот металлических
наконечников, он закричал, обернув лицо к Леониду:
- Мы выиграли этот бой, атлант! Нам пора уходить!
Спартиат покачал головой.
- Кто бы ты ни был, уходи! А я остаюсь. Мой бой еще не закончен. Он
завершится тогда, когда последний спартиат испустит дух!
- Ну, этого недолго ждать! - глухо захохотал Мегистий, кивая головой
в сторону кучки окровавленных лакедемонян. Все они были изранены и один за
другим опускались на землю, сраженные смертельным дождем.
- Ты не понял меня, прорицатель! - закричал в ответ Леонид. -
Последний спартиат это я!
Мегистий устремил на царя внимательный взгляд. Мгновение они
рассматривали друг друга - два облаченных в странные одежды пришельца из
иных миров, затем прорицатель выдавил:
- Мне жаль, что так вышло, атлант. Ты мог бы уйти со мной.
- Оставайся, - с равнодушным смешком предложил Леонид.
- Это не мой бой. Свой бой я уже выиграл. Сегодня над Олимпом всю
ночь сияло солнце. Прощай!
Прорицатель растворился в воздухе. А через мгновение бесследно исчез
щит, защищавший его и Леонида. Увидев это, варвары на мгновение
остолбенели, а потом с криком бросились на горстку еще стоящих на ногах
спартиатов. Те встретили их с мечами в руках, у кого не было мечей дрались
подобранными с земли бронзовоострыми стрелами. Все они умерли. Лишь воин в
черном продолжал петь свой гимн смерти, вновь и вновь устилая землю
мертвыми телами. Парсы, лидийцы, сирийцы и даже арии - все подступались к
нему и все они полегли у его ног. Последним упал Гиперанф, великий воин,
разваленный ударом меча надвое. Устрашенные смертью вельможи, варвары
отступили и вновь пошел смертельный дождь.
Стрелы поражали воина со всех сторон, отскакивали от панциря и шлема,
впивались в руки и голени. А он стоял, словно скала, и, казалось, нет
силы, способной повергнуть его на землю. Ведь он был великим воином.
А потом он упал. А быть может, это лишь показалось. Но арии не
прекращали своей смертоносной работы до тех пор, пока не насыпали курган
из стрел. И тогда они донесли царю, что великий воин в черных латах умер.
ВОИН умер. ГВАРДИЯ умерла.
И опустилась ночь.

Ночь.
Она была непохожей на остальные.
Над морем повисла блеклая ущербная луна, в горах рыдали волки. Над
полем битвы стояла невыносимая тишина, чуть нарушаемая мерным шорохом
волн, меж мертвых груд мелькали неясные тени. Одна из них, при тусклом
свете ночного светила оказавшаяся плечистым мужчиной с выразительным
тонким лицом, украшенным холеной бородкой, неторопливо, стараясь не
наступать на мертвецов, поднималась на холм, ставший местом последней
схватки спартиатов. Оказавшись на вершине, человек принялся осматривать
убитых, переворачивая их и пристально вглядываясь в обезображенные
предсмертной мукой лица. Занятие это трудно было отнести к разряду
приятных, но человек был привычен к подобного рода зрелищам и воспринимал
разрубленные надвое черепа и вспоротые животы без особых эмоций. Он даже
увлекся, настолько, что не расслышал как на холм поднялся еще один
любитель ночных прогулок. Лишь в самый последний миг тихий шорох,
раздавшийся прямо за спиной, заставил человека оставить мертвецов в покое
и быстро отпрыгнуть в сторону. Он еще не успел повернуться к тому, кто
нарушил его уединение, а в крепкой руке уже блеснул меч.
Это была женщина, невысокая и изящная, не выказывающая ко всему
прочему никаких враждебных намерений. Человек ослабил хватку и, словно
устыдившись своего невольного испуга, упер острие меча в землю. Но через
миг он узнал гостью и его мышцы превратились в пружинистые комки, словно
изготовясь к схватке с ужасным врагом.
- Л-леда? - неуверенно выдавил он.
- Угадал, - с коротким смешком ответила девушка. - Сколько лет! Я
полагала, Гиптий, тебя убили жрецы Черного Сета.
- Нет, напротив, они спасли мне жизнь, когда случилась катастрофа. Я
обязан им. Но как...
Леда не дала изумленному мужчине закончить.
- Сейчас нет времени для расспросов. Кроме того, я не обязана
отвечать тебе. А вот ты мне ответишь. - Девушка усмехнулась. - По старой
дружбе. Что ты здесь делаешь?
- Полагаю, то же, что и ты.
- Ищешь тело Воина?
- Да, я ищу воина.
- Зачем оно тебе?
- Странный вопрос, - заметил Гиптий, не без тайного спасения
всматриваясь в прекрасное лицо девушки. - Он мой друг.
- Понятно. Может быть, его унесли парсы?
Атлант покачал головой, не согласившись с подобным предположением.
- Нет, боги подсказывают мне, что он где-то тут.
- Боги?! - Леда вновь усмехнулась, на острых зубках мелькнули
отблески лунного света. - Должно быть, ты выжил из ума. Но меня это не
касается. Предоставим каждому распоряжаться своими мозгами по собственному
усмотрению. Боги! - Не выдержав, девушка рассмеялась, затем стала
серьезной. - Воин действительно где-то здесь. Но я получила эту информацию
не от богов. Варвары приволокли Ксерксу труп, облаченный в царские
доспехи. Я видела его. Это могучий мужчина, изуродованный до
неузнаваемости, но это не Воин. Тот спартиат не имеет и сотой доли шрамов,
что были у Воина. Кроме того, он молод. Я думаю, Воин просто отдал ему
перед боем свои доспехи, а сам дрался в керамопластиковом панцире. Гидарн
сказал при мне царю, что Гиперанфа, царского брата, зарубил один из
огромных черных воинов, явившихся на помощь эллинам, и будто этих воинов
не брали ни стрела, ни копье, ни меч, а в самом конце битвы оба они
исчезли. Варвары посчитали, что это были слуги Аримана.
- Царь не мог бежать! - воскликнул Гиптий.
- Я знаю это. Воевода ариев клялся, что одного из черных воинов убили
его лучники.
Гиптий задумался, затем неуверенно выдавил:
- Я кажется знаю, кто был облачен в царские доспехи.
- Кто?
- Это молодой спартиат, я не помню его имени, но он приходил ко мне с
посланием Воина. И он... - Атлант осекся, вдруг сообразив, что не имеет
понятия на чьей стороне в этой игре стоит Леда.
- Договаривай! - велела она и Гептий не осмелился ослушаться.
- Он... Он очень похож на Воина. Воин относился к нему как к сыну.
Быть может, несчастный юноша и вправду приходился ему сыном. Но кто был
второй воин в черном?
- Какая разница! Верно его и не было, у страха глаза велики, а если и
был, то он лежит где-то на этом холме. Ну что, попробуем отыскать Воина?
Гиптий утвердительно кивнул и они принялись растаскивать трупы. Им
попадалось немало бойцов в алых плащах, но куда больше было варваров. В
остекленелых глазах мертвецов были боль и удивление.
- Это рука Воина, - внезапно сказал Гиптий, показывая Леде кусок
человеческого тела. Ужасный удар, пришедшийся на левое плечо, развалил
лидийского воина наискось, отделив голову, верхнюю треть туловища и правую
руку. Гиптий продемонстрировал этот обрубок, подняв его за слипшиеся от
крови волосы, с невиданным хладнокровием, ненормальным для обычного
человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137