Римское гражданство
получили сначала италики, а затем и прочие народы. Римляне утратили столь
хранимые прежде традиции предков и держава рассыпалась. Не уподобляясь
карточному домику, разваливающемуся на многочисленные народы и народности,
а рухнула под натиском варваров, прогнив от восточной роскоши.
Дикие сердцем варвары пришли от восхода солнца. Но они не были детьми
Востока, ибо их породили степи, лежащие вне пределов Ойкумены [Ойкумена -
обитаемый мир]. Они пришли под знаменами своих вождей, чьи умы не были
отягчены сильной верой, но чьи сердца были наполнены стальной страстью
наживы, пожаров и крови.
Варвары должны были дать новую подпитку западной идее, но в ход
истории вмешалась сила куда более грозная, чем Восток, хотя она и была
порождена Востоком. Имя этой силе - христианство.
ЭПИТОМА ПЕРВАЯ. КАМЕНЬ ПРОМЕТЕЯ
Дерзко рвется изведать все,
Не страшась и греха, род человеческий.
Сын Иапета дерзостный,
Злой обман совершив, людям огонь принес.
После кражи огня с небес,
Вслед чахотка и с ней новых болезней полк
Вдруг на землю напал, и вот
Смерти день роковой, прежде медлительный,
Стал с тех пор ускорять свой шаг...
Квинт Гораций Флакк,
"Ода к кораблю Вергилия"
Аргонавты уверяли, что стоны неслись именно с этой вершины. Они не
могли ошибиться. Хотя могли солгать. Однако разузнать поточнее было не у
кого. Хребты Кавказа дики и безлюдны. И безжизненны. Лишь изредка пробежит
мохнатый паук или зеленобрюхая ящерка, а однажды мелькнул серый обруч
рогатой гадюки, тут же исчезнувший под завалом из огромных каменных глыб.
Напрягая могучие мышцы, Геракл карабкался вверх по крутому склону.
Там, где это было необходимо, он помогал себе массивной дубиной,
вырезанной из дубового ствола и обитой бронзовыми конусообразными шишками.
Никто из смертных мужей не мог поднять это чудовищное оружие. Геракл
орудовал им с непостижимой легкостью. Впрочем, в бою он обычно рассчитывал
не на дубину, а на длинный меч, болтавшийся у левого бедра, или на лук,
подаренный Аполлоном. Дубина была своего рода символом, неизменным
атрибутом всех статуй и настенных изображений героя, так же, как и шкура
немейского льва, заменявшая сразу и панцирь, и плащ.
Геракл раскрутил дубину над головой и прыгнул вперед. Инерция
массивного оружия помогла ему перебросить тело через очередную расселину.
Спружинив ногами о влажную глину, он приземлился рядом с тихо журчащей
струйкой родника. От воды, как и от скал, веяло холодом. Меж тем, солнце
палило немилосердно. Герой приставил дубину к камню и опустился на колени.
Он напился воды, после чего окунул курчавую голову в источник. Ледяной
обруч перехватил дыхание и Геракл поспешно освободился из его тисков.
Усталость как рукой сняло, герой почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.
Набрав воды в небольшой бурдючок из козлиной кожи, он продолжил свое
восхождение наверх.
Теперь уже оставалось немного. Скоро он достигнет подножия самого
высокого пика, к каменной груди которого прикован великий бунтарь,
осмелившийся восстать против воли Крониона. Любой бунт сам по себе
абсурден, особенно если он обречен на провал. К чему ломать вековые устои,
целесообразность которых доказало время? Если мускулы ломит от переизбытка
сил, то сражайся с лернейской гидрой или отправляйся в поход на амазонок.
Стоп! Геракл застыл на месте. Два родника, исчезающие в буковой роще,
а меж ними ровная, будто отшлифованная скала. Судя по описаниям орла,
именно сюда он прилетает каждый день, чтобы клевать печень бунтаря. Геракл
окинул взором уходящую в облака скалу и озадаченно потер лоб. Никаких
свидетельств того, что где-то здесь прикован человек. Ни зловеще гремящих
цепей, ни вбитых в гранит бронзовых клиньев. Может быть, Ата вновь
набросила на его глаза пелену безумия и он сбился с пути?
- Ты пришел, куда следовало, Геракл.
Герой медленно повернул голову. Перед ним стоял высокий, могучего
телосложения человек. Крупная, красиво посаженная голова свидетельствовала
о благородстве, глаза были бездонны и мудры. Так как за мгновение до этого
на поляне никого не было, следовало предположить, что человек вышел из
рощи.
- Я ведь не ошибся? Ты Геракл?
Не дожидаясь ответа, человек добавил:
- Моя мойра [в ранней греческой мифологии судьба, получаемая
человеком при рождении; позднее мойрами называли трех богинь, определяющих
людскую судьбу: Лахесис ("дающая жребий"), Клото ("прядущая"), Атропос
("неотвратимая")] предсказала мне, что ты явишься именно сегодня перед
закатом солнца. Я как раз приготовил сытный ужин.
Человек замолчал, ожидая, какова будет реакция героя. Тот какое-то
время пребывал в замешательстве, затем спросил:
- А ты кто такой?
- Я? - переспросил человек. - Прометей.
Геракл в замешательстве открыл рот.
- Но... Но ведь я должен освободить тебя.
- Правильно. Вот сейчас отужинаешь, а потом освободишь. Иди за мной.
Не бойся.
Не бойся! Геракл хмыкнул и горделиво расправил плечи. Бояться? Ему?
Совладавшему с самим Танатосом!
- Ступай вперед! - велел герой и, на всякий случай, проверил, легко
ли выходит из ножен меч.
Идти пришлось совсем недолго. Вскоре Геракл с изумлением взирал на
небольшой аккуратный домик, сооруженный из дикого камня и буковых бревен.
По виду он напоминал жилище вполне обеспеченного земледельца, но никак не
обиталище мученика.
- Ты живешь здесь?
- Да. А почему бы и нет?
Геракл незаметно улыбнулся в бороду. Он все понял. Темный призрак,
посланный Герой [Гера - верховная греческая богиня, жена Зевса], морочит
ему голову, а настоящий Прометей, прикованный к скале, мучается
неподалеку.
- Ну хорошо, - изобразив широкую улыбку, сказал герой. - А где же
еда?
- Сейчас принесу. Трапезничать будем прямо здесь на поляне. Ночи в
этих краях удивительно мягки, а небо восхитительно глубоко.
Непостижимо! Геракл лишь сейчас обратил внимание на то, что его
обнаженные руки и ноги перестали мерзнуть, словно и впрямь потеплело.
Прометей тем временем сходил в дом и вернулся с корзиной, полной
разной снеди. Здесь были и мягкий пшеничный хлеб, и свежий сыр, и зелень,
и виноград, и бархатистые персики.
- Мясо я жарил на духовитых миртовых ветках, - сообщил титан.
Довершала это великолепие амфора, наполненная душистым вином.
Геракл вознес горячую молитву прародителю Зевсу, ожидая, что
наваждение в тот же миг исчезнет и он окажется на лысой, облизанной
ветрами скале, а вместо мяса и вина будет мшистый лишайник. Но все
осталось по-прежнему.
- Не стесняйся, - сказал Прометей. Он сел прямо на землю и первым
подал пример, вцепившись зубами в хорошо прожаренную баранью лопатку.
Геракл смотрел и ждал, что будет дальше. Но ни лопатка, ни Прометей
не исчезали. Точнее, лопатка исчезала, но постепенно и в желудке Прометея.
Тогда герой нерешительно взял кусок мяса.
Баранина была вполне реальной. Можно обмануть глаза - это во власти
Геры, - но нельзя обмануть желудок. Геракл отбросил сомнения и, чавкая,
стремительно поглощал снедь. Он был порядком голоден. Хозяин ел с не
меньшим аппетитом.
Доев последний кусок мяса, Геракл откинулся на спину и хлопнул себя
по животу. Тот ответил глухим бульканьем.
- Здорово, - сообщил герой. Орудуя мечом, словно столовым ножиком, он
счистил веточку и поковырялся ею в зубах. - Так говоришь - Прометей?
- Точно! - сверкая веселыми искорками в глазах, подтвердил титан.
Геракл хмыкнул и сплюнул на траву подальше от себя.
- Но все в один голос уверяли, что ты прикован к скале, а орел лично
сказал мне, что он ежедневно клюет твою печень.
- Если все так говорят, значит это кому-то нужно. - Прометей
усмехнулся и добавил:
- Путь от Эллады до Кавказа отнимет у орла не менее десяти дней. Это
при условии, что он будет махать крыльями день и ночь. Как же он может
быть ежедневно и здесь, и на Олимпе?
Геракл почесал голову.
- Я как-то об этом не подумал. Так выходит, тебя не приковали?
- Ты удивительно догадлив! - съязвил Прометей. - Меня не так-то легко
приковать. Я сам кого хочешь прикую.
- Но-но! - воскликнул Прометей, угрожающе поднимая руку. - Ты не
заносись перед Зевсом! Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку!
Прометей остался глух к этому замечанию. Он поднял глаза вверх,
любуясь красками умирающего дня, а затем внезапно спросил:
- Ты помнишь фреску в белой зале? Ту, что написана Артоиклом по
слоновой кости.
Гераклу было неведомо имя Артоикла, но изображение он помнил.
- Лев, задирающий быка?
- Да.
Геракл кивнул.
- Так вот, лев на этой фреске - это я. Артоикл сотворил свой шедевр,
когда не все еще было ясно. Он полагал, что победа будет на моей стороне.
За это он позднее поплатился жизнью.
- Почему же Зевс не уничтожит эту мазню? - пробормотал Геракл.
- Ну, во-первых, он хочет показать, что умеет ценить прекрасное. Да и
чем может быть опасна картина, сюжет которой мало кому понятен. А кто и
знает о нем, для того эта фреска служит постоянным напоминанием, что не
стоит заноситься слишком высоко.
Геракл хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и лишь
покачал головой. Из-за камня, лежащего неподалеку, высунулась рогатая
голова змеи. Прометей бросил ей крохотный кусочек сыра. Гадюка испуганно
зашипела и скрылась в своей норе.
- Не понимает, - прошептал Геракл. - Не понимает добра. И не ждет. -
Титан повернул голову к Гераклу. - Ты держишь путь с востока?
- Да.
- Как поживает брат мой Атлант? Все так же держит камень?
- О каком камне ты говоришь?
- О том, что взвалили ему на спину боги, внушив, что это небесный
свод.
- Но это и есть свод! - воскликнул герой. - Я собственными глазами
видел!
- И своими руками держал.
- Да.
- Тогда подними вон ту скалу, - предложил Прометей, указывая на
обломок гранита высотой в рост человека.
Геракл замялся.
- Вот видишь, ты не можешь поднять его, - удовлетворенно
констатировал Прометей. - А свод земной равен мириад раз мириаду мириадов
таких скал. Никто - ни бог, ни человек - не в состоянии удержать его.
- Кто же его тогда держит?
- Никто. Он держится сам. Как лежат эти скалы, как плещутся волны,
как рождается весной трава. Таков порядок жизни, установленный временем. -
Прометей вздохнул, лицо его стало задумчивым. - Боги назначили сыновьям
Иапета [Иапет - в греческой мифологии один из титанов, отец Атланта,
Менетия, Прометея и Эпиметея] страшную кару. Менетий заточен в Тартаре. Я
в изгнании. Лишь недоумок Эпиметей благоденствует в тиши дубовой рощи и
полон счастья оттого, что время от времени получает приглашение явиться на
Олимп, где боги смеются над ним. Но самая горькая участь выпала Атланту,
который держит на плечах камень, сгибаясь более не под его тяжестью, а под
грузом ответственности. Ведь боги заставили его поверить, что от него
зависит быть или не быть этому миру. Какая великолепная казнь - взвалить
на плечи поверженного невыносимую тяжесть, внушив ему, что он не вправе
распрямиться ни на секунду. Раб, чувствующий свою ответственность - самый
преданный раб. Раб, чувствующий свою причастность к великому - счастливый
раб. Но лучше бы он был несчастен!
- Ты ошибаешься, - не очень уверенно заявил Геракл. - Он и в самом
деле держит свод. Я испытал неимоверную тяжесть, когда взвалил этот груз
на свои плечи. Мои ноги ушли в землю по колено.
Прометей махнул рукой.
- Там влажная земля. - Титан перевернулся на живот и подпер
подбородок огромным кулаком. - Мой бедный брат. Менетий был отчаянным
безумцем. Ему все равно рано или поздно было суждено свернуть себе шею.
Атлант же был совсем другой. Он был вдумчив и даже робок. У него было
чистое сердце. Я как мог отговаривал его от намерения принять участие в
этой битве. Я знал, что титаны обречены проиграть. Их век уже минул, а
люди, поклонявшиеся им, умерли. Новые люди не хотели верить в суровых и
грозных богов, порожденных мощью земли. Их куда больше устраивали ветреные
кронионы, повадками и обличьем схожие с человеком. А кроме того, в руках
олимпийцев была сила звезд - наследство Урана [Уран - в греческой
мифологии божество неба; от брака с Геей произвел титанов, киклопов и
гекатонхейров], тайно переданное Зевсу Геей [Гея - в греческой мифологии
богиня животворящей земли]. Эта сила была в сто крат больше той, что
располагали титаны. Я сказал Атланту, лишь ему одному, он был моим любимым
братом, что они проиграют. Он ответил, что лучше сохранить честь, нежели
приобрести благорасположение победителя. Он словно хотел обвинить меня в
том, что я боюсь быть побежденным. Да, я никогда не скрывал того, что хочу
быть победителем. Но я и не боялся потерпеть поражение. Я лишь не хотел
проиграть столь нелепо.
О, это было грандиозное побоище! Титаны сокрушали своих врагов
дубинами и кидали в них огромные глыбы. Олимпийцы отбивали эти удары
щитами силовых полей, созданных колдовскими чарами Зевса, и швыряли в
Крона и его братьев огненные перуны. Титаны падали ниц, поверженные
мощными ударами и тут же поднимались вновь. Ведь они были бессмертны. И я
думаю, они б победили, если бы Зевс не призвал на помощь гекатонхейров
[гекатонхейры (сторукие - греч.) - сторукие и пятидесятиглавые гиганты
гиганты Бриарей, Гий и Котт]. Эти чудовищные порождения Геи оказались не
по зубам Крону. Титаны признали свое поражение. Я предсказал исход этой
битвы еще до того, как она началась.
- М-да, - неопределенно хмыкнул Геракл, не раз слышавший эту историю,
но в несколько ином изложении.
Прометей вздохнул и философски заметил:
- И слава Орфейской горы [Орфейская гора - место обитания титанов]
закатилась, и воссиял Олимп.
- Но почему пострадал ты? - притворяясь незнающим, спросил Геракл,
рассеянно поигрывая золотоострой стрелой.
- Я могу предсказывать будущее. Все началось именно с этого.
- Но и Аполлон, и некоторые другие боги обладают даром прорицания!
- Их дар не столь совершенен, как мой. Они могут предсказывать судьбу
людей, я же знаю судьбу богов. И судьбу всего мира. Зевсу было известно
это и потому я был для него опаснее всех титанов и гигантов вместе взятых.
Он пытался приручить меня, обещая сделать своим первым помощником. Но
зачем быть первым помощником, когда можно стать просто первым. Я отказал
ему в просьбе раскрыть его будущее. Он не решился поначалу расправиться со
мной, так как все еще рассчитывал, что я изъявлю покорность. А кроме того,
на моей стороне были многие боги. Меня поддерживали Океан, Аид, Аполлон,
Гефест. Меня поддерживала мать-земля Гея, рассердившаяся на Зевса за
жестокую расправу над титанами.
Смешно! - Прометей расхохотался. - Зевс подозревал, что опасность
подстерегает его с рождением могущественного сына. Одно время он даже был
готов, подобно Крону, глотать своих чад. Но олимпиец явно переоценил свои
возможности. Его семя не могло дать столь богатые всходы, как семя
прародителя Урана. Опасность грозила ему с другой стороны.
Люди, жившие в те времена на земле, были наивны и беспечны. Им были
неведомы зависть и раздоры, их жизнь проходила в благостной уверенности,
что судьба, дарованная им богами, прекрасна. И они поклонялись этим богам,
а любая власть держится прежде всего на поклонении. Я не видел надобности
устраивать тайные заговоры и не ставил целью овладеть олимпийским троном
путем переворота, хотя у меня была такая возможность. Я лишь дал людям
огонь.
Они восприняли его как благо. Ведь ночами бывало холодно, а их зубы
истерлись, пережевывая сырое мясо. А кроме того, огонь завораживал, он был
частью высшего, недоступного прежде человеку. Ведь прежде он принадлежал
бессмертным богам. А запретный плод так сладок! Первый, получивший этот
огонь, долго смотрел на его прыгающие язычки и вдруг прозрел. Он
потребовал плату со своего соседа, пришедшего приобщиться к теплу. С этого
мгновения кончился Золотой век. Люди лишились былой беспечности и поняли,
что мир несовершенен. И что незачем воздавать хвалу богам, создавшим столь
несовершенный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
получили сначала италики, а затем и прочие народы. Римляне утратили столь
хранимые прежде традиции предков и держава рассыпалась. Не уподобляясь
карточному домику, разваливающемуся на многочисленные народы и народности,
а рухнула под натиском варваров, прогнив от восточной роскоши.
Дикие сердцем варвары пришли от восхода солнца. Но они не были детьми
Востока, ибо их породили степи, лежащие вне пределов Ойкумены [Ойкумена -
обитаемый мир]. Они пришли под знаменами своих вождей, чьи умы не были
отягчены сильной верой, но чьи сердца были наполнены стальной страстью
наживы, пожаров и крови.
Варвары должны были дать новую подпитку западной идее, но в ход
истории вмешалась сила куда более грозная, чем Восток, хотя она и была
порождена Востоком. Имя этой силе - христианство.
ЭПИТОМА ПЕРВАЯ. КАМЕНЬ ПРОМЕТЕЯ
Дерзко рвется изведать все,
Не страшась и греха, род человеческий.
Сын Иапета дерзостный,
Злой обман совершив, людям огонь принес.
После кражи огня с небес,
Вслед чахотка и с ней новых болезней полк
Вдруг на землю напал, и вот
Смерти день роковой, прежде медлительный,
Стал с тех пор ускорять свой шаг...
Квинт Гораций Флакк,
"Ода к кораблю Вергилия"
Аргонавты уверяли, что стоны неслись именно с этой вершины. Они не
могли ошибиться. Хотя могли солгать. Однако разузнать поточнее было не у
кого. Хребты Кавказа дики и безлюдны. И безжизненны. Лишь изредка пробежит
мохнатый паук или зеленобрюхая ящерка, а однажды мелькнул серый обруч
рогатой гадюки, тут же исчезнувший под завалом из огромных каменных глыб.
Напрягая могучие мышцы, Геракл карабкался вверх по крутому склону.
Там, где это было необходимо, он помогал себе массивной дубиной,
вырезанной из дубового ствола и обитой бронзовыми конусообразными шишками.
Никто из смертных мужей не мог поднять это чудовищное оружие. Геракл
орудовал им с непостижимой легкостью. Впрочем, в бою он обычно рассчитывал
не на дубину, а на длинный меч, болтавшийся у левого бедра, или на лук,
подаренный Аполлоном. Дубина была своего рода символом, неизменным
атрибутом всех статуй и настенных изображений героя, так же, как и шкура
немейского льва, заменявшая сразу и панцирь, и плащ.
Геракл раскрутил дубину над головой и прыгнул вперед. Инерция
массивного оружия помогла ему перебросить тело через очередную расселину.
Спружинив ногами о влажную глину, он приземлился рядом с тихо журчащей
струйкой родника. От воды, как и от скал, веяло холодом. Меж тем, солнце
палило немилосердно. Герой приставил дубину к камню и опустился на колени.
Он напился воды, после чего окунул курчавую голову в источник. Ледяной
обруч перехватил дыхание и Геракл поспешно освободился из его тисков.
Усталость как рукой сняло, герой почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.
Набрав воды в небольшой бурдючок из козлиной кожи, он продолжил свое
восхождение наверх.
Теперь уже оставалось немного. Скоро он достигнет подножия самого
высокого пика, к каменной груди которого прикован великий бунтарь,
осмелившийся восстать против воли Крониона. Любой бунт сам по себе
абсурден, особенно если он обречен на провал. К чему ломать вековые устои,
целесообразность которых доказало время? Если мускулы ломит от переизбытка
сил, то сражайся с лернейской гидрой или отправляйся в поход на амазонок.
Стоп! Геракл застыл на месте. Два родника, исчезающие в буковой роще,
а меж ними ровная, будто отшлифованная скала. Судя по описаниям орла,
именно сюда он прилетает каждый день, чтобы клевать печень бунтаря. Геракл
окинул взором уходящую в облака скалу и озадаченно потер лоб. Никаких
свидетельств того, что где-то здесь прикован человек. Ни зловеще гремящих
цепей, ни вбитых в гранит бронзовых клиньев. Может быть, Ата вновь
набросила на его глаза пелену безумия и он сбился с пути?
- Ты пришел, куда следовало, Геракл.
Герой медленно повернул голову. Перед ним стоял высокий, могучего
телосложения человек. Крупная, красиво посаженная голова свидетельствовала
о благородстве, глаза были бездонны и мудры. Так как за мгновение до этого
на поляне никого не было, следовало предположить, что человек вышел из
рощи.
- Я ведь не ошибся? Ты Геракл?
Не дожидаясь ответа, человек добавил:
- Моя мойра [в ранней греческой мифологии судьба, получаемая
человеком при рождении; позднее мойрами называли трех богинь, определяющих
людскую судьбу: Лахесис ("дающая жребий"), Клото ("прядущая"), Атропос
("неотвратимая")] предсказала мне, что ты явишься именно сегодня перед
закатом солнца. Я как раз приготовил сытный ужин.
Человек замолчал, ожидая, какова будет реакция героя. Тот какое-то
время пребывал в замешательстве, затем спросил:
- А ты кто такой?
- Я? - переспросил человек. - Прометей.
Геракл в замешательстве открыл рот.
- Но... Но ведь я должен освободить тебя.
- Правильно. Вот сейчас отужинаешь, а потом освободишь. Иди за мной.
Не бойся.
Не бойся! Геракл хмыкнул и горделиво расправил плечи. Бояться? Ему?
Совладавшему с самим Танатосом!
- Ступай вперед! - велел герой и, на всякий случай, проверил, легко
ли выходит из ножен меч.
Идти пришлось совсем недолго. Вскоре Геракл с изумлением взирал на
небольшой аккуратный домик, сооруженный из дикого камня и буковых бревен.
По виду он напоминал жилище вполне обеспеченного земледельца, но никак не
обиталище мученика.
- Ты живешь здесь?
- Да. А почему бы и нет?
Геракл незаметно улыбнулся в бороду. Он все понял. Темный призрак,
посланный Герой [Гера - верховная греческая богиня, жена Зевса], морочит
ему голову, а настоящий Прометей, прикованный к скале, мучается
неподалеку.
- Ну хорошо, - изобразив широкую улыбку, сказал герой. - А где же
еда?
- Сейчас принесу. Трапезничать будем прямо здесь на поляне. Ночи в
этих краях удивительно мягки, а небо восхитительно глубоко.
Непостижимо! Геракл лишь сейчас обратил внимание на то, что его
обнаженные руки и ноги перестали мерзнуть, словно и впрямь потеплело.
Прометей тем временем сходил в дом и вернулся с корзиной, полной
разной снеди. Здесь были и мягкий пшеничный хлеб, и свежий сыр, и зелень,
и виноград, и бархатистые персики.
- Мясо я жарил на духовитых миртовых ветках, - сообщил титан.
Довершала это великолепие амфора, наполненная душистым вином.
Геракл вознес горячую молитву прародителю Зевсу, ожидая, что
наваждение в тот же миг исчезнет и он окажется на лысой, облизанной
ветрами скале, а вместо мяса и вина будет мшистый лишайник. Но все
осталось по-прежнему.
- Не стесняйся, - сказал Прометей. Он сел прямо на землю и первым
подал пример, вцепившись зубами в хорошо прожаренную баранью лопатку.
Геракл смотрел и ждал, что будет дальше. Но ни лопатка, ни Прометей
не исчезали. Точнее, лопатка исчезала, но постепенно и в желудке Прометея.
Тогда герой нерешительно взял кусок мяса.
Баранина была вполне реальной. Можно обмануть глаза - это во власти
Геры, - но нельзя обмануть желудок. Геракл отбросил сомнения и, чавкая,
стремительно поглощал снедь. Он был порядком голоден. Хозяин ел с не
меньшим аппетитом.
Доев последний кусок мяса, Геракл откинулся на спину и хлопнул себя
по животу. Тот ответил глухим бульканьем.
- Здорово, - сообщил герой. Орудуя мечом, словно столовым ножиком, он
счистил веточку и поковырялся ею в зубах. - Так говоришь - Прометей?
- Точно! - сверкая веселыми искорками в глазах, подтвердил титан.
Геракл хмыкнул и сплюнул на траву подальше от себя.
- Но все в один голос уверяли, что ты прикован к скале, а орел лично
сказал мне, что он ежедневно клюет твою печень.
- Если все так говорят, значит это кому-то нужно. - Прометей
усмехнулся и добавил:
- Путь от Эллады до Кавказа отнимет у орла не менее десяти дней. Это
при условии, что он будет махать крыльями день и ночь. Как же он может
быть ежедневно и здесь, и на Олимпе?
Геракл почесал голову.
- Я как-то об этом не подумал. Так выходит, тебя не приковали?
- Ты удивительно догадлив! - съязвил Прометей. - Меня не так-то легко
приковать. Я сам кого хочешь прикую.
- Но-но! - воскликнул Прометей, угрожающе поднимая руку. - Ты не
заносись перед Зевсом! Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку!
Прометей остался глух к этому замечанию. Он поднял глаза вверх,
любуясь красками умирающего дня, а затем внезапно спросил:
- Ты помнишь фреску в белой зале? Ту, что написана Артоиклом по
слоновой кости.
Гераклу было неведомо имя Артоикла, но изображение он помнил.
- Лев, задирающий быка?
- Да.
Геракл кивнул.
- Так вот, лев на этой фреске - это я. Артоикл сотворил свой шедевр,
когда не все еще было ясно. Он полагал, что победа будет на моей стороне.
За это он позднее поплатился жизнью.
- Почему же Зевс не уничтожит эту мазню? - пробормотал Геракл.
- Ну, во-первых, он хочет показать, что умеет ценить прекрасное. Да и
чем может быть опасна картина, сюжет которой мало кому понятен. А кто и
знает о нем, для того эта фреска служит постоянным напоминанием, что не
стоит заноситься слишком высоко.
Геракл хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и лишь
покачал головой. Из-за камня, лежащего неподалеку, высунулась рогатая
голова змеи. Прометей бросил ей крохотный кусочек сыра. Гадюка испуганно
зашипела и скрылась в своей норе.
- Не понимает, - прошептал Геракл. - Не понимает добра. И не ждет. -
Титан повернул голову к Гераклу. - Ты держишь путь с востока?
- Да.
- Как поживает брат мой Атлант? Все так же держит камень?
- О каком камне ты говоришь?
- О том, что взвалили ему на спину боги, внушив, что это небесный
свод.
- Но это и есть свод! - воскликнул герой. - Я собственными глазами
видел!
- И своими руками держал.
- Да.
- Тогда подними вон ту скалу, - предложил Прометей, указывая на
обломок гранита высотой в рост человека.
Геракл замялся.
- Вот видишь, ты не можешь поднять его, - удовлетворенно
констатировал Прометей. - А свод земной равен мириад раз мириаду мириадов
таких скал. Никто - ни бог, ни человек - не в состоянии удержать его.
- Кто же его тогда держит?
- Никто. Он держится сам. Как лежат эти скалы, как плещутся волны,
как рождается весной трава. Таков порядок жизни, установленный временем. -
Прометей вздохнул, лицо его стало задумчивым. - Боги назначили сыновьям
Иапета [Иапет - в греческой мифологии один из титанов, отец Атланта,
Менетия, Прометея и Эпиметея] страшную кару. Менетий заточен в Тартаре. Я
в изгнании. Лишь недоумок Эпиметей благоденствует в тиши дубовой рощи и
полон счастья оттого, что время от времени получает приглашение явиться на
Олимп, где боги смеются над ним. Но самая горькая участь выпала Атланту,
который держит на плечах камень, сгибаясь более не под его тяжестью, а под
грузом ответственности. Ведь боги заставили его поверить, что от него
зависит быть или не быть этому миру. Какая великолепная казнь - взвалить
на плечи поверженного невыносимую тяжесть, внушив ему, что он не вправе
распрямиться ни на секунду. Раб, чувствующий свою ответственность - самый
преданный раб. Раб, чувствующий свою причастность к великому - счастливый
раб. Но лучше бы он был несчастен!
- Ты ошибаешься, - не очень уверенно заявил Геракл. - Он и в самом
деле держит свод. Я испытал неимоверную тяжесть, когда взвалил этот груз
на свои плечи. Мои ноги ушли в землю по колено.
Прометей махнул рукой.
- Там влажная земля. - Титан перевернулся на живот и подпер
подбородок огромным кулаком. - Мой бедный брат. Менетий был отчаянным
безумцем. Ему все равно рано или поздно было суждено свернуть себе шею.
Атлант же был совсем другой. Он был вдумчив и даже робок. У него было
чистое сердце. Я как мог отговаривал его от намерения принять участие в
этой битве. Я знал, что титаны обречены проиграть. Их век уже минул, а
люди, поклонявшиеся им, умерли. Новые люди не хотели верить в суровых и
грозных богов, порожденных мощью земли. Их куда больше устраивали ветреные
кронионы, повадками и обличьем схожие с человеком. А кроме того, в руках
олимпийцев была сила звезд - наследство Урана [Уран - в греческой
мифологии божество неба; от брака с Геей произвел титанов, киклопов и
гекатонхейров], тайно переданное Зевсу Геей [Гея - в греческой мифологии
богиня животворящей земли]. Эта сила была в сто крат больше той, что
располагали титаны. Я сказал Атланту, лишь ему одному, он был моим любимым
братом, что они проиграют. Он ответил, что лучше сохранить честь, нежели
приобрести благорасположение победителя. Он словно хотел обвинить меня в
том, что я боюсь быть побежденным. Да, я никогда не скрывал того, что хочу
быть победителем. Но я и не боялся потерпеть поражение. Я лишь не хотел
проиграть столь нелепо.
О, это было грандиозное побоище! Титаны сокрушали своих врагов
дубинами и кидали в них огромные глыбы. Олимпийцы отбивали эти удары
щитами силовых полей, созданных колдовскими чарами Зевса, и швыряли в
Крона и его братьев огненные перуны. Титаны падали ниц, поверженные
мощными ударами и тут же поднимались вновь. Ведь они были бессмертны. И я
думаю, они б победили, если бы Зевс не призвал на помощь гекатонхейров
[гекатонхейры (сторукие - греч.) - сторукие и пятидесятиглавые гиганты
гиганты Бриарей, Гий и Котт]. Эти чудовищные порождения Геи оказались не
по зубам Крону. Титаны признали свое поражение. Я предсказал исход этой
битвы еще до того, как она началась.
- М-да, - неопределенно хмыкнул Геракл, не раз слышавший эту историю,
но в несколько ином изложении.
Прометей вздохнул и философски заметил:
- И слава Орфейской горы [Орфейская гора - место обитания титанов]
закатилась, и воссиял Олимп.
- Но почему пострадал ты? - притворяясь незнающим, спросил Геракл,
рассеянно поигрывая золотоострой стрелой.
- Я могу предсказывать будущее. Все началось именно с этого.
- Но и Аполлон, и некоторые другие боги обладают даром прорицания!
- Их дар не столь совершенен, как мой. Они могут предсказывать судьбу
людей, я же знаю судьбу богов. И судьбу всего мира. Зевсу было известно
это и потому я был для него опаснее всех титанов и гигантов вместе взятых.
Он пытался приручить меня, обещая сделать своим первым помощником. Но
зачем быть первым помощником, когда можно стать просто первым. Я отказал
ему в просьбе раскрыть его будущее. Он не решился поначалу расправиться со
мной, так как все еще рассчитывал, что я изъявлю покорность. А кроме того,
на моей стороне были многие боги. Меня поддерживали Океан, Аид, Аполлон,
Гефест. Меня поддерживала мать-земля Гея, рассердившаяся на Зевса за
жестокую расправу над титанами.
Смешно! - Прометей расхохотался. - Зевс подозревал, что опасность
подстерегает его с рождением могущественного сына. Одно время он даже был
готов, подобно Крону, глотать своих чад. Но олимпиец явно переоценил свои
возможности. Его семя не могло дать столь богатые всходы, как семя
прародителя Урана. Опасность грозила ему с другой стороны.
Люди, жившие в те времена на земле, были наивны и беспечны. Им были
неведомы зависть и раздоры, их жизнь проходила в благостной уверенности,
что судьба, дарованная им богами, прекрасна. И они поклонялись этим богам,
а любая власть держится прежде всего на поклонении. Я не видел надобности
устраивать тайные заговоры и не ставил целью овладеть олимпийским троном
путем переворота, хотя у меня была такая возможность. Я лишь дал людям
огонь.
Они восприняли его как благо. Ведь ночами бывало холодно, а их зубы
истерлись, пережевывая сырое мясо. А кроме того, огонь завораживал, он был
частью высшего, недоступного прежде человеку. Ведь прежде он принадлежал
бессмертным богам. А запретный плод так сладок! Первый, получивший этот
огонь, долго смотрел на его прыгающие язычки и вдруг прозрел. Он
потребовал плату со своего соседа, пришедшего приобщиться к теплу. С этого
мгновения кончился Золотой век. Люди лишились былой беспечности и поняли,
что мир несовершенен. И что незачем воздавать хвалу богам, создавшим столь
несовершенный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137