Под ним были личные апартаменты
Громовержца. Таинственный гость уже прибыл. Он и хозяин сидели за столом
друг против друга и негромко беседовали. Судя по выражению лица Зевса,
разговор был не из приятных. Увидеть лицо гостя мешал пепельный шар,
подвешенный под потолком.
Томительно тянулись мгновения. Аполлон уже начал терять терпение, но
в этот момент таинственный гость потянулся к кубку, и его лицо на какой-то
миг явилось взору Аполлона. Всего миг, но этого было вполне достаточно,
чтобы бог света придушенно вскрикнул.
Напротив Зевса сидел Тесей.

Это было на веселом празднике в Аркадии. Они старались быть
неузнанными. Но как трудно оставаться неузнанным тому, кого знает вся
Эллада. И как трудно быть неузнанной той, чья красота сводит с ума. И все
же они ухитрялись оставаться неузнанными, хотя встречные невольно
провожали их взглядами, восклицая:
- Смотрите, похоже сам могучий Геракл посватался к прекрасной Елене!
А он был сильнее Геракла, его меча опасались даже боги. А она была
несравнимо прекрасней вздорной красавицы из Спарты.
- Куда мы теперь?
Леонид заглянул в аквамариновые глаза своей возлюбленной.
- Туда, где солнце. И мягкая, словно шелк, трава.
- И где нет людей?
Спартиат нежно прижал прекрасную головку к своей груди и рассмеялся:
- Точно!
- Ты неисправим. - Афродита притворно вздохнула.
- Ой ли?
Красавица взглянула на своего возлюбленного и, не удержавшись, тоже
рассмеялась.
- Ладно, - шепнула она. - Я знаю здесь одно прелестное местечко, где
нам никто не помешает.
- Так чего же мы стоим? Вперед!
Они выбрались с запруженной разноцветной толпой площади и двинулись
по кривой улочке, убегавшей вниз. Путь их лежал через кварталы
ремесленников - грязные, скверно пахнущие и небезопасные ночью. Вытащив из
складок легкой туники пропитанный благовониями платочек, Афродита поднесла
его к носу и на всякий случай покрепче ухватилась за локоть своего
могучего спутника. Из ее груди вырвался вздох облегчения, когда они вышли
за крепостную стену.
- Ну и гнусные взгляды у этих мантинейцев! - вслух поделилась она
волновавшей ее мыслью.
- Да? А я не заметил ничего особенного.
- Если не считать того, что каждый норовил залезть глазами под мой
подол...
- Так ведь только глазами, - насмешливо протянул Леонид. Афродита
взглянула на него и фыркнула.
- Конечно, тебе легко об этом рассуждать. Ведь они лезут не к тебе.
- Их отпугивает мой меч. - Афродита ответила на это невольно вышедшее
двусмысленным замечание смехом - звонким и легким, как она сама. Леонид
понял, о чем она подумала и сказал ту же фразу, что услышал от нее
несколько мгновений назад. - Ты неисправима.
- Извини. - Она вновь наполнила воздух серебристыми веселыми
колокольчиками. - Кстати, мы уже пришли.
- Здесь? - удивленно спросил Леонид, осматриваясь.
Они стояли на ровной зеленой лужайке всего в стадии от каменной
скорлупы мантинейских стен.
- Да. А что, это место тебе не нравится?
Спартиат пожал могучими плечами.
- В общем местечко ничего, если не обращать внимания на то, что
отсюда открывается великолепный вид на городскую стену.
- Однако прежде ты не был столь стеснительным.
- Я думал прежде всего о тебе, но если богиню это мало волнует, -
Леонид снял плащ и расстелил его на траве. - Прошу!
- Ты забываешь о том, что я богиня любви, а кроме того, я не
собираюсь поступать с каждым увидевшим мое тело как Афина с Тиресием.
[Тиресий - мифический слепой прорицатель из Фив. Единственный человек,
которому по воле судьбы довелось быть и мужчиной и женщиной. Призванный
разрешить спор Зевса и Геры, кому любовь приносит больше наслаждения -
женщине или мужчине, Тиресий ответил, что на долю мужчины приходится лишь
одна десятая того наслаждения, что испытывает женщина. За это разгневанная
Гера ослепила его, а Зевс наделил даром прорицателя. Согласно другому
мифу, Тиресий случайно увидел купающуюся Афину, за что был ослеплен ею.]
- Мне говорили, что слепота Тиресия связана совсем с другой историей,
- с невинным видом заметил спартиат.
- Это уж слишком, верить в подобные нелепые байки! - выдохнула
Афродита. - Тебе не кажется, что будь в этой истории хоть доля правды, я
умерла бы от наслаждения?
- Ты принижаешь меня в собственных глазах! - придав лицу оскорбленное
выражение, шутливо воскликнул спартиат.
- Напротив, - ответила богиня и поспешила закончить эту затянувшуюся
дискуссию. Нежные, покрытые золотистым загаром руки обняли шею
возлюбленного, влажноватые губы скользнули по щеке, нашли рот. Как уже
бывало не раз, время вдруг замедлило свой бег, а потом и вообще перестало
существовать. Устал и медленно опустился в камыши ветер, замерли на месте
редкие облака, забылись во сне цветы и деревья. Лишь солнце по-прежнему
посылало свои жаркие поцелуи, обволакивавшие кожу знойной пленкой.
В мире существуют лишь две вещи, способных изменить бег времени -
ярость и любовная страсть. Когда эти чувства переполняют душу, время
умирает, чтобы возродиться вновь уже в другой точке. Эти мгновения и есть
потерянное время, о котором столь часто сожалеют моралисты. Эти и никакие
другие. Но разве не стоит сладкая ярость нескольких бренных мгновений
вечности; ведь она зажигает тлеющее сердце. И разве не стоит этого любовь,
останавливающая время сразу для двоих.
Чувство, возникшее между богиней и героем, носило в себе черты и
ярости и любви. Это была яростная любовь, которая случается всего раз в
жизни, хотя возлюбленные думали иначе. Афо считала это увлечением.
Серьезным увлечением, стоявшим много выше, чем обыкновенная интрижка, но
все же увлечением. Леонид же полагал, что нашел женщину, которая наскучит
ему не столь быстро, как остальные.
Она ошибалась, и уже было близко время, когда она должна будет понять
свою ошибку. Ошибался и он, ибо повстречал не просто прекрасную женщину,
он повстречал саму любовь. Любовь, в телесном облике сошедшую с
олимпийских круч. Женщину, в которой воплотилась эманация любви. Не было в
мире губ более сладких, чем эти, не было рук более нежных и ласковых, не
было бедер столь сладострастных. И не могло быть глаз столь глубоких.
Трепет охватывал душу, когда она постигала глубину этих аквамариновых
глаз, затягивавших жертву в свои сети и не отпускавших уже никогда. И
Леонид смотрел в эти глаза, мечтая лишь о том, чтобы вновь повторилось
любовное безумие. В эти мгновения он осознавал, что действительно
существует любовь, ради которой можно пожертвовать всем, за исключением
лишь одного - чести. И он купался в волнах этой любви.
Афо испытывала похожее чувство. Впервые она встретила мужчину под
стать своей красоте - сильного и уверенного в своей силе. То был мужчина,
способный защитить от всех опасностей. Не просто заслонить грудью от
вражеских стрел - подобных немало. Да и много ли для этого требуется,
подставить грудь под стрелы. Чуть-чуть отваги, чуть больше благородства и
перехлестывающее через край отчаяние, которое многими принимается за
отчаянную храбрость. Царь Спарты или кто он был на самом деле - Афо так и
не смогла допытаться об этом - не просто защищал, жертвуя собой. Он
защищал, но так, чтобы остаться в живых и поразить своего врага, а чрез
мгновенье встретить нового. Это был воин, чье предназначенье лишь в одном
- быть воином. Именно на таких людях держится мир.
Красавица любила своего воина, воин любил красавицу. Они старались
использовать для встреч каждое свободное мгновенье. А это было нелегко. За
Афо следило множество ревнивых глаз, у Леонида было много забот и врагов.
Но препятствия лишь усиливают любовное влечение, порой даже думается: если
б их не было, их стоило создать. Любовь нуждается в препятствиях, подобно
тому как костру нужны еловые сучья; лишь препятствия могут поддержать жар
любовного огня.
Местом их встреч стали живописные рощи и городки Аркадии, где Леонида
мало кто знал в лицо и куда он мог быстро добраться. Афо прибывала в
условленное место по световому потоку, спартиата приносил горячий конь.
Ночь, день, еще ночь. Затем их ожидало расставание. Они расставались,
чтобы вскоре встретиться вновь. И вновь мягкая трава служила им постелью,
а тайно влюбленный в Афо Зефир укрывал обнаженные тела теплым воздушным
покрывалом. Захотев есть, Афо со смехом запускала руку в ничто, извлекая
оттуда кубки с вином и блюда, полные всевозможной снеди, принесенной в
жертву Зевсу, Дионису или Посейдону. Этому ее научил Дионис.
Был первый месяц года, первый месяц лета. Ведь год приходит тогда,
когда распускаются цветы. Это было время Афродиты, время яркой зелени,
время любви.
- Скоро осень, - внезапно сказал Леонид.
Афо лежала на спине, пряча лицо от солнечных лучей в тени сплетенных
над головой пальчиков. На ее коже поблескивали росинки пота, высокая грудь
размеренно вздымалась.
- Какая осень? - спросила она.
- Время, когда желтеет трава, окропленная солоноватой кровью.
- Тебя волнует эта война? - в беззаботном голосе Афо проскользнула
едва заметная нотка беспокойства.
- Нет, не война. Осень. Один человек проклял меня, сказав, что это
лето будет для меня последним.
- Еще не родился тот, кто сможет одолеть тебя.
- Хотелось бы верить. - Леонид ласково провел пальцами по шелковистой
коже. - Случается так, что смерть исходит не от вражеской руки, а как
результат обстоятельств.
- Смерть, война... Хочешь, я сделаю так, чтобы ее не было?
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался спартиат. - И как же ты это
сделаешь?
Афо чуть раздвинула пальцы и взглянула на Леонида. Ее спрятанные в
тени глаза мерцали почти космической темнотой. В бездонной глубине их
плясали золотистые огоньки, словно парные звезды в созвездии Псов. Леонид
в который раз поразился, насколько совершенна ее красота. Нужно было быть
великим творцом, чтобы создать подобную красоту. Он знавал прежде одну
женщину, чье лицо было как две капли воды похоже на это. Но та была
жестока и беспощадна, а ее аквамариновые глаза были наполнены огненным
льдом. Глаза Афо излучали красоту и нежность.
- Если хочешь, я поговорю с Громовержцем. Ведь он может предотвратить
эту войну.
Леонид чуть приподнял брови, что должно было означать: как знать.
- Не все в его силах, но он может очень многое.
- Тогда он сделает все, как я захочу. Я кажется не говорила об этом,
но он давно влюблен в меня. Мне достаточно лишь пообещать, что разделю с
ним ложе.
Афродита улыбнулась, влажно блеснут ослепительно белыми зубами.
Спартиат коснулся пальцами ее щеки, провел по мягко очерченной линии
подбородка.
- Он лепил тебя с нее. Он попытался сделать из дьявола ангела. И это
ему удалось. Вот только ангел вышел чуть легкомысленным и самоуверенным.
- О чем ты? - спросила Афо.
- Да так, о своем. Это было слишком давно. Так уж случилось, тому,
кого ты зовешь Громовержцем, всегда не везло с женщинами, как впрочем и не
только с ними. Все согласны принять его любовь, но никто не хочет дарить
свою.
- А за что его любить? - Афродита усмехнулась. - Он такой зануда! Он
все время думает лишь о делах. Мы же любим тех, кто забывает обо всем ради
любви.
- Да, ты права. Мир стал слишком равнодушен. В людях течет медленная
кровь. А любовь требует стремительного горного потока. Не проси его ни о
чем, не стоит.
- Почему?
- Я не хочу делить с ним такую красоту.
На лице Афо появилась счастливая улыбка.
- Я люблю тебя за это.
- Я тоже люблю тебя. - Леонид коснулся губами изящного носика
девушки. Она серьезно смотрела на него. - Да, я люблю тебя и, кроме того,
я воин и мое дело не предотвращать войны, а выигрывать их.
- Тогда вот что. - Афродита привстала и оперлась на локоть. - Убей
того, кто сказал, что ты умрешь.
- Я так и сделал. Он был уже мертв, когда мне перевели сказанные им
слова.
Женщина прижалась к огромной, рельефно-выпуклой, иссеченной
множеством шрамов груди.
- Ты чувствуешь приближение смерти?
- Пока нет. Но я слишком долго обманывал ее. Верно, ей уже надоело
гоняться за мной.
- Ты победишь ее! - убежденно шепнула Афродита. - Ведь ты победишь
ее?
- Конечно! Я побеждал ее в сотнях обличий. Я убивал смерть,
изрыгающую огненные лучи, я повергал ее, размахивающую мечом, потрясавшую
копьем и скакавшую на остротаранной колеснице. На этот раз она придет в
облике тучи стрел. Их будет слишком много. И одна из них найдет мое горло.
- Нет, - сдавленно шепнула Афо, и внезапная горячая слезинка обожгла
кожу Леонида.
- Да ты что?! - весело захохотал он. - Вытри немедленно! Не хватало
еще чтоб б я утешал плачущих богинь! Я пошутил.
Афо улыбнулась, робко и чуть обиженно.
- Дурак! - констатировала она.
- Конечно. - Спартиат заглянул в аквамариновые глаза. - Никакой
смерти не одолеть того, кого любит такая женщина!
Афродита радостно рассмеялась и потянулась к его губам. Даря любовь
она была великой богиней, желая любви она становилась обычной женщиной.
- Я люблю тебя, моя женщина! - прошептал спартиат.
Вечер и последовавшая за ним ночь принадлежала лишь им. Звезды
плясали колдовской хоровод, сплетаясь в причудливые ожерелья созвездий.
Первые лучи солнца осветили фигуру могучего всадника, скакавшего по
Тегейской дороге. Мгновением раньше они коснулись бархатистой щеки Афо,
разметавшейся на пушистом покрывале в своей опочивальне. Глухо каркнул
проснувшийся ворон Аполлона Пейр и тут же смолк, завороженный красотой
забывшейся в сладком сне женщины, чье лицо излучало красоту и счастье. Еле
слышно вздохнул Зефир, набрасывая легкое покрывало облаков на ослепительно
завистливое солнце.
- Тихо! - шепнул он Пейру. - Она устала. Она влюблена.
- По уши! - каркнул Пейр, славившийся своим несдержанным языком, и
улетел к трем дубам, в чьей коре водились необычайно вкусные червячки.

Он осмотрел этот узкий проход с вершины горы, затем не поленился
спуститься вниз, чтобы вымерять его шагами. Кожаные эндромиды по щиколотку
вязли в сухом, испещренном колючими веточками, песке, бронзовые доспехи
при каждом шаге сотрясали воздух звоном. Задумчиво почесывая мокрый от
испарины лоб, воин вернулся на вершину горы, где его ожидал розовощекий
крепкий мальчуган лет двенадцати, восседавший, свесив ноги на обитом
броней бортике четырехконной колесницы, невесть как попавшей на эту
скалистую вершину. Короткая туника паренька была бесстыдно задрана
спереди, а весь завернутый подол ее был доверху набит неспелыми яблоками.
Мальчуган с хрустом объел зеленый плод и влепил огрызком по увенчанному
высоким гребнем шлему воина. Тот хотел было одернуть шалуна, но, подумав,
решил не связываться.
- Ну что, воинственный чугунок? Что интересного ты обнаружил? -
спросил паренек, с кислой миной вгрызаясь в очередное яблоко.
"Воинственный чугунок" с плохо скрываемой неприязнью взглянул на
мальчугана. Как же трудно было взрослому сильному мужчине удержаться от
того, чтобы не дать хорошую взбучку этому нахальному мальчишке. Тем более,
если ты грозен как лев и от одного твоего крика трепещут целые армии.
Особенно, если ты бог войны и люди бледнеют, произнося твое имя, короткое
и стремительное, словно взмах меча - Арес. Жующий яблоко паренек был один
из очень немногих, кто не боялся Ареса. Напротив, скорей грозный бог
опасался этого несносного шалуна, готового в любое мгновенье устроить
мелкую пакость. С помощью лука, вечно болтающегося за его спиной, он мог
устроить и более серьезную неприятность, пронзив сердце любовной стрелой,
от которой нет спасения ни людям, ни даже богам. Этого несносного
мальчишку звали Эротом. Почему-то считалось, что он сын Афродиты и Ареса,
но кому как не самому Аресу было знать, что это не так - хотя бы уже
потому, что он никогда не занимался любовью с красоткой Афо.
- Все нормально, - ответил Арес, старательно изображая честную мину.
- Что нормально? - Эрот скривился, видно яблоко попалось слишком уж
неспелое, и с брезгливым видом швырнул надкушенный плод в гребень медного
шлема Ареса. Подобную наглость нельзя было больше оставлять безнаказанной.
- Паршивый недоносок! - Арес с угрожающим видом схватился за
золоченую рукоять меча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137