Но он был далек от того, чтобы обращать внимание на жирные пятна,
ложащиеся на дубовую поверхность.
- Сила и мудрость, - задумчиво вымолвил он. - Некогда я полагался на
мудрость и проиграл. Выиграл он, чьим кличем была силы. - Аскет кивнул на
своего товарища. - Затем я поставил на тайную силу и победил. Мир, сам о
том не подозревая, лежал у моих ног. Но и это не принесло мне ни счастья,
ни удовлетворения. Я чувствовал неутоленную страсть, словно сжигаемый
похотью инкуб.
- Тебе не хватает...
- Погоди! - прервал Эмпедокла тот, что был соткан из противоречий. -
Он верно сказал. Я поставил на явную силу. И удача долго сопутствовала
мне. Я не нуждался в мудрости, ибо в душе был мудр, а тех, кем я
повелевал, интересовала лишь сила. Но я проиграл, проиграл человеку, много
более слабому по своим возможностям, чем я; человеку, которого я мог
раздавить одним пальцем, человеку, который отказался от того, чтобы все
разрешать силой. Сила оказалась ничем. Что ты скажешь на это?
- Друзья мои! - Было видно, что признания гостей взволновали
философа. - Вы забыли о гармонии. Не мудрость и сила, а гармония и
мудрость - вот что движет миром. На первое место я ставлю мудрость, но
лишь потому, что она помогает мне осмысливать гармонию. Мудрость - это
глубоко личное, присущее лишь немногим. И эти немногие должны править
миром.
- Я ставил на мудрость, - сказал аскет. - А когда-то мы ставили на
нес все вместе.
- Нет. - Противоречивый усмехнулся. - Что до меня, скажу честно, я
всегда руководствовался лишь силой.
- Верно! - воскликнул философ. - Мы все руководствовались силой, лишь
полагая, что нами движет разум. И потребовались долгие годы, чтобы я
понял: то, чего мы хотим, возможно достичь лишь опираясь на мудрость и
гармонию. И я отказался от силы, Я перестал есть кровавое мясо. Я прозрел
власть - самое сладкое из всех наслаждений, - что мне бросали к ногам.
Править может лишь мудрый, но он достаточно мудр, чтобы не править.
- Ты отказался от власти? - усмехнулся аскет.
- Да. Точнее говоря я отказался от той силы, как не понимают люди.
Мне отвратительны блеск золота, рев труб и коленопреклоненные. Я
властитель, но властвую лишь над умами людей. Я хочу наполнить их души
гармонией. Гармония - вот чего нам всегда не хватало. Мы должны найти ту
грань между Человеком и Вселенским Логосом, которая очистит мир от
скверны.
- И что тогда? - спросил аскет.
Эмпедокл пожал плечами.
- Не знаю.
- Меня вовсе не прельщает перспектива посвятить жизнь поискам того, о
чем я не знаю. Слишком коротка она, эта жизнь. Всего тридцать тысячелетий,
разделенные на пятьсот перерождений. Так тебе сейчас шестьдесят? - спросил
он у Эмпедокла.
- Считается, что да.
- Самый момент, чтобы уйти.
- Я не уйду с теми, кто поклоняется силе, - упрямо повторил Эмпедокл.
- Так ты полагаешь, что грань между Человеком и Логосом заключена в
гармонии. Но что есть гармония для тебя? - Сила духа, презирающая жаждущую
мяса и развлечений чернь. Точнее, полагающая, что презирает. Но не ты ли
внимал рукоплесканиям этой черни? Не ради ли этих рукоплесканий ты творил
чудеса и пророчествовал? Может быть, это и есть твоя гармония?
Философ нахмурился.
- Я не совершил ничего такого, за что мне было бы стыдно.
- Конечно. А я и не стыжу тебя.
Аскет замолчал, заговорил скроенный по принципу домино.
- Мы сейчас держим свой путь на север в нетронутые пороком
девственные земли. Мы попытаемся еще раз создать мир, где будет править
добро. Мы пришли за тобой. Или предпочтешь славу великого фигляра в
Элладе?
- Но сила?
- Мы отказались от нее. По крайней мере в том виде, в каком принимали
прежде, - сказал сотканный из противоречий. - Попытаемся найти грань между
разумом, силой и гармонией.
Внезапно аскет рассмеялся, заставив товарищей взглянуть на себя.
- А знаете, ведь кое-кто ее уже нашел!
- Кто? - спросил Философ.
- Кто? - спросил сотканный из противоречий.
- Тот, кто сейчас сидит в таверне и запивает вином мясо. Он не шел к
людям с силой, он не пытался преподнести им разум и гармонию. Он вообще не
любит забивать свою голову подобной чепухой и терзаться над разрешением
вселенских проблем. Он просто отдал им себя. Человека. Очистительная
жертва во имя нового. Человеческого мира.
- День очищения, - прошептал философ и решительно вскинул голову. -
Идем! Я полагаю, сегодня Этна вполне раздула свою огненную печь.
- Учитель! - воскликнул Павсаний, о котором позабыли.
Эмпедокл посмотрел на своих гостей.
- А что делать с ним?
Скроенный по принципу домино усмехнулся.
- Он никому не расскажет.
- Только никакой крови!
- Ты странного мнения обо мне. Я вообще не переношу вида крови и
никогда не проливал ее, если в этом не было особой необходимости. Спи! -
велел он Павсанию и тихо добавил:
- И пусть тебе приснятся горы, лев и орел...
Павсаний уронил голову на стол и уснул.
- Он обо всем забудет. Обо всем, кроме слов своего учителя о кратере
Этны. А теперь идем.
- Постойте! - Эмпедокл вышел из комнаты, чтобы вернуться с парой
модных сандалий.
- Ты предусмотрителен, - заметил аскет. - Эта обувка выдержит не одну
тысячу парасангов.
- Я и не собираюсь одевать их. Я лишь брошу одну из этих сандалий у
кратера. Ведь не может же философ исчезнуть бесследно.
Сотканный из противоречий улыбнулся, а аскет сказал:
- Ты прав. Это прекрасно, когда смерть превращает жизнь человека в
легенду. Философ Эмпедокл достоин легенды.
И они ушли, а Павсаний храпел, упершись лбом в стол.
Утром он проснулся и криком поведал гражданам Акраганта, что великий
маг Эмпедокл сошел в кратер Этны.
Над ним смеялись, как над лжецом, но затем мальчишки нашли в горячем
пепле медный сандалий философа, выброшенный ночным извержением. И люди
задумались. Как же нужно любить жизнь, чтобы иметь смелость вот так
расстаться с ней!
А Павсаний шептал:
- Он бог.
И приносил своему учителю жертвы, словно богу.
Кто-то позднее, ухмыляясь, говорил, что видел на рассвете Эмпедокла в
сопровождении двух незнакомцев, идущими по дороге в гавань. И будто у
перекрестка четырех путей их ждал могучий воин, иссеченный сотнями шрамов.
И солнце играло на его невиданно длинном мече.
Но ученик философа не поверил.
Всю свою жизнь он надеялся, что послышатся шаги у входа и в дверь
войдет учитель, познавший истину. Ведь познавшим истину даруется
бессмертие.
И на смертном одре ему привиделся сон. Последний перед вечным.
На огромном квадрате солнечного белого мрамора стояли четверо.
Одним из них был учитель, облаченный в свой обычный пурпурный плащ.
По левую руку от него стоял человек со строгим худощавым лицом аскета и
бездонно-черными глазами, в которые не хотелось смотреть, а, заглянув,
было почти невозможно выбраться из их омута. По правую - застыл муж, во
взгляде его была мудрость, а руки были сильны; у ног его сидел орел, он
был не очень умен, но безмерно предан. Напротив философа возвышалась
громадная фигура воина, вся суть которого заключалась в том, что он воин и
не мог быть никем иным.
Меж ними светился огромный золотистый шар, ослепительный, словно
сгусток магмы из чрева кузни Гефеста. Пафсаний признал в нем истину.
Все четверо одновременно сделали шаг к шару и положили на него руки.
И шар воспарил в эфире.
А воин запел.
То была победная песнь ВОИНА.
г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
ложащиеся на дубовую поверхность.
- Сила и мудрость, - задумчиво вымолвил он. - Некогда я полагался на
мудрость и проиграл. Выиграл он, чьим кличем была силы. - Аскет кивнул на
своего товарища. - Затем я поставил на тайную силу и победил. Мир, сам о
том не подозревая, лежал у моих ног. Но и это не принесло мне ни счастья,
ни удовлетворения. Я чувствовал неутоленную страсть, словно сжигаемый
похотью инкуб.
- Тебе не хватает...
- Погоди! - прервал Эмпедокла тот, что был соткан из противоречий. -
Он верно сказал. Я поставил на явную силу. И удача долго сопутствовала
мне. Я не нуждался в мудрости, ибо в душе был мудр, а тех, кем я
повелевал, интересовала лишь сила. Но я проиграл, проиграл человеку, много
более слабому по своим возможностям, чем я; человеку, которого я мог
раздавить одним пальцем, человеку, который отказался от того, чтобы все
разрешать силой. Сила оказалась ничем. Что ты скажешь на это?
- Друзья мои! - Было видно, что признания гостей взволновали
философа. - Вы забыли о гармонии. Не мудрость и сила, а гармония и
мудрость - вот что движет миром. На первое место я ставлю мудрость, но
лишь потому, что она помогает мне осмысливать гармонию. Мудрость - это
глубоко личное, присущее лишь немногим. И эти немногие должны править
миром.
- Я ставил на мудрость, - сказал аскет. - А когда-то мы ставили на
нес все вместе.
- Нет. - Противоречивый усмехнулся. - Что до меня, скажу честно, я
всегда руководствовался лишь силой.
- Верно! - воскликнул философ. - Мы все руководствовались силой, лишь
полагая, что нами движет разум. И потребовались долгие годы, чтобы я
понял: то, чего мы хотим, возможно достичь лишь опираясь на мудрость и
гармонию. И я отказался от силы, Я перестал есть кровавое мясо. Я прозрел
власть - самое сладкое из всех наслаждений, - что мне бросали к ногам.
Править может лишь мудрый, но он достаточно мудр, чтобы не править.
- Ты отказался от власти? - усмехнулся аскет.
- Да. Точнее говоря я отказался от той силы, как не понимают люди.
Мне отвратительны блеск золота, рев труб и коленопреклоненные. Я
властитель, но властвую лишь над умами людей. Я хочу наполнить их души
гармонией. Гармония - вот чего нам всегда не хватало. Мы должны найти ту
грань между Человеком и Вселенским Логосом, которая очистит мир от
скверны.
- И что тогда? - спросил аскет.
Эмпедокл пожал плечами.
- Не знаю.
- Меня вовсе не прельщает перспектива посвятить жизнь поискам того, о
чем я не знаю. Слишком коротка она, эта жизнь. Всего тридцать тысячелетий,
разделенные на пятьсот перерождений. Так тебе сейчас шестьдесят? - спросил
он у Эмпедокла.
- Считается, что да.
- Самый момент, чтобы уйти.
- Я не уйду с теми, кто поклоняется силе, - упрямо повторил Эмпедокл.
- Так ты полагаешь, что грань между Человеком и Логосом заключена в
гармонии. Но что есть гармония для тебя? - Сила духа, презирающая жаждущую
мяса и развлечений чернь. Точнее, полагающая, что презирает. Но не ты ли
внимал рукоплесканиям этой черни? Не ради ли этих рукоплесканий ты творил
чудеса и пророчествовал? Может быть, это и есть твоя гармония?
Философ нахмурился.
- Я не совершил ничего такого, за что мне было бы стыдно.
- Конечно. А я и не стыжу тебя.
Аскет замолчал, заговорил скроенный по принципу домино.
- Мы сейчас держим свой путь на север в нетронутые пороком
девственные земли. Мы попытаемся еще раз создать мир, где будет править
добро. Мы пришли за тобой. Или предпочтешь славу великого фигляра в
Элладе?
- Но сила?
- Мы отказались от нее. По крайней мере в том виде, в каком принимали
прежде, - сказал сотканный из противоречий. - Попытаемся найти грань между
разумом, силой и гармонией.
Внезапно аскет рассмеялся, заставив товарищей взглянуть на себя.
- А знаете, ведь кое-кто ее уже нашел!
- Кто? - спросил Философ.
- Кто? - спросил сотканный из противоречий.
- Тот, кто сейчас сидит в таверне и запивает вином мясо. Он не шел к
людям с силой, он не пытался преподнести им разум и гармонию. Он вообще не
любит забивать свою голову подобной чепухой и терзаться над разрешением
вселенских проблем. Он просто отдал им себя. Человека. Очистительная
жертва во имя нового. Человеческого мира.
- День очищения, - прошептал философ и решительно вскинул голову. -
Идем! Я полагаю, сегодня Этна вполне раздула свою огненную печь.
- Учитель! - воскликнул Павсаний, о котором позабыли.
Эмпедокл посмотрел на своих гостей.
- А что делать с ним?
Скроенный по принципу домино усмехнулся.
- Он никому не расскажет.
- Только никакой крови!
- Ты странного мнения обо мне. Я вообще не переношу вида крови и
никогда не проливал ее, если в этом не было особой необходимости. Спи! -
велел он Павсанию и тихо добавил:
- И пусть тебе приснятся горы, лев и орел...
Павсаний уронил голову на стол и уснул.
- Он обо всем забудет. Обо всем, кроме слов своего учителя о кратере
Этны. А теперь идем.
- Постойте! - Эмпедокл вышел из комнаты, чтобы вернуться с парой
модных сандалий.
- Ты предусмотрителен, - заметил аскет. - Эта обувка выдержит не одну
тысячу парасангов.
- Я и не собираюсь одевать их. Я лишь брошу одну из этих сандалий у
кратера. Ведь не может же философ исчезнуть бесследно.
Сотканный из противоречий улыбнулся, а аскет сказал:
- Ты прав. Это прекрасно, когда смерть превращает жизнь человека в
легенду. Философ Эмпедокл достоин легенды.
И они ушли, а Павсаний храпел, упершись лбом в стол.
Утром он проснулся и криком поведал гражданам Акраганта, что великий
маг Эмпедокл сошел в кратер Этны.
Над ним смеялись, как над лжецом, но затем мальчишки нашли в горячем
пепле медный сандалий философа, выброшенный ночным извержением. И люди
задумались. Как же нужно любить жизнь, чтобы иметь смелость вот так
расстаться с ней!
А Павсаний шептал:
- Он бог.
И приносил своему учителю жертвы, словно богу.
Кто-то позднее, ухмыляясь, говорил, что видел на рассвете Эмпедокла в
сопровождении двух незнакомцев, идущими по дороге в гавань. И будто у
перекрестка четырех путей их ждал могучий воин, иссеченный сотнями шрамов.
И солнце играло на его невиданно длинном мече.
Но ученик философа не поверил.
Всю свою жизнь он надеялся, что послышатся шаги у входа и в дверь
войдет учитель, познавший истину. Ведь познавшим истину даруется
бессмертие.
И на смертном одре ему привиделся сон. Последний перед вечным.
На огромном квадрате солнечного белого мрамора стояли четверо.
Одним из них был учитель, облаченный в свой обычный пурпурный плащ.
По левую руку от него стоял человек со строгим худощавым лицом аскета и
бездонно-черными глазами, в которые не хотелось смотреть, а, заглянув,
было почти невозможно выбраться из их омута. По правую - застыл муж, во
взгляде его была мудрость, а руки были сильны; у ног его сидел орел, он
был не очень умен, но безмерно предан. Напротив философа возвышалась
громадная фигура воина, вся суть которого заключалась в том, что он воин и
не мог быть никем иным.
Меж ними светился огромный золотистый шар, ослепительный, словно
сгусток магмы из чрева кузни Гефеста. Пафсаний признал в нем истину.
Все четверо одновременно сделали шаг к шару и положили на него руки.
И шар воспарил в эфире.
А воин запел.
То была победная песнь ВОИНА.
г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137