Во время нашей встречи в мае 1992 г
ода я узнал от нее, что ветви «клана» Эйтингонов можно найти в Белоруссии,
Москве, Нью-Йорке и Лейпциге. Однако родственники, которые переехали из Е
вропы в Америку и пользовались особыми льготами по торговле меховыми из
делиями из Советского Союза, не играли никакой роли в профессиональной к
арьере Эйтингона, и он не поддерживал контактов с ними даже после освобо
ждения из Владимирской тюрьмы.
Сообщения, появившиеся ранее на Западе, в которых Эйтингону приписывала
сь важная роль в проведении операции похищения в 1937 году в Париже генерал
а Миллера, руководителя РОВСа (Российский Общевоинский Союз), не соответ
ствуют действительности. Похищен он был при участии эмигрировавшего в П
ариж генерала Скоблина (кодовая кличка «Фермер»), действовавшего под неп
осредственным руководством Шпигельглаза. Скоблину удалось заманить Ми
ллера на явочную квартиру НКВД, где якобы должна была состояться его вст
реча с офицерами германской разведки. Там он и был задержан. В связи с исче
зновением Миллера французские власти заявили решительный протест сове
тскому послу во Франции, настаивая на том, что тот был на самом деле похище
н и доставлен на борт советского судна. Они даже угрожали послать свой эс
минец для перехвата в море советского судна. Наш посол Суриц категоричес
ки отверг все обвинения, предупредив французов, что они понесут ответств
енность, если мирное советское судно будет остановлено и обыскано ими в
международных водах. В любом случае, по словам посла, генерала Миллера та
м все равно не найдут. В результате советское судно не было задержано и бл
агополучно проделало свой путь от Гавра до Ленинграда. Миллер был достав
лен в Москву, где его допрашивали, он отказался подписать обращение к бел
ой эмиграции о прекращении борьбы с советской властью, был судим и расст
релян в 1939 году на Лубянке. Его похищение наделало в то время много шума. То,
что генерала удалось обезвредить, привело к развалу всей организации бы
вших царских офицеров, сорвав планы их сотрудничества с немцами в войне
против нас.
Скоблин бежал из Парижа в Испанию на самолете, заказанном для него Орлов
ым (когда Орлов в 1938 году бежал, он сохранил золотое кольцо Скоблина в качес
тве доказательства своей причастности к этому делу). Сам Скоблин погиб в
о время воздушного налета на Барселону в период гражданской войны в Испа
нии. Его женой была известная русская певица Надежда Плевицкая, поддержи
вавшая связь с НКВД. Она не подозревала, что Шпигельглаз руководил опера
цией по захвату Миллера, и считала его другом своего мужа. Она только знал
а, что Шпигельглаз («Дуглас») был связан с советскими представителями и п
оддерживал их материально. Ее арестовали во Франции за соучастие в похищ
ении Миллера и приговорили к двадцати годам каторжных работ. Она умерла
в тюрьме в 1944 году. Если бы Скоблин проводил эту операцию, как пишут некотор
ые «знатоки» истории нашей разведки, с ведома немцев, то Плевицкая была б
ы освобождена ими, или, во всяком случае, немцы обязательно попытались бы
ее использовать, чтобы выйти на связи нашей разведки во Франции.
Встреча с Берией
Но возвратимся к событиям 1938 года. Получив мое послание из Парижа об успеш
ном проведении операции по ликвидации Коновальца, Шпигельглаз вызвал к
себе мою жену и сказал: «Андрей (моя кодовая кличка) находится в безопасно
сти. Он видел, как люди бросились к месту происшествия, и ему стало все ясн
о. Ведь в Западной Европе никто не побежит ради того, чтобы посмотреть на л
опнувшую поблизости автомобильную шину».
В июле 1938 года судно, на котором я находился, пришвартовалось в ленинградс
ком порту. Я тут же выехал ночным поездом в Москву. На вокзале меня встреча
ли Пассов, только что назначенный вместо Слуцкого, Шпигельглаз и моя жен
а. Меня поздравляли и обнимали. Надо ли говорить, как я был счастлив возвра
титься в Москву к прежней жизни. Я считал ликвидацию Коновальца оправдан
ной со всех точек зрения и гордился тем, что при взрыве не пострадали неви
нные люди. Ни у абвера, ни у организации украинских националистов не было
улик, чтобы раскрыть истинные причины гибели Коновальца. Конечно, они мо
гли подозревать курьера или связника, прибывшего на встречу в Роттердам
, но в их руках не было никаких доказательств.
Было еще важное обстоятельство, убеждавшее меня, что дело выполнено прав
ильно. Те националистические лидеры, с которыми я сталкивался г. Берлине
и Варшаве, принадлежали к так называемым «прозападным» украинцам, они уж
е плохо владели родным языком, мешая украинские слова с немецкими, и мне ч
асто приходилось поправлять их. Эти люди, как я искренне считал, были обре
чены самой историей. Полностью отрезанные от реальной жизни на Украине,
они не понимали сущности и силы советской системы. Не знали они и о подъем
е украинской литературы и искусства. Образование свое они получили в осн
овном в Вене или Праге. Украинская культура и язык в польской Галиции в то
время безжалостно подавлялись местными властями. Регулярно следя за пе
риодикой, они, тем не менее, не могли объяснить разницы между колхозами и с
овхозами или понять взаимоотношения различных государственных и общес
твенных организаций, отвечавших за социальную политику на Украине. Они у
тверждали, что их взгляды имеют поддержку среди сельского населения и по
требкооперации, не зная, что в действительности потребкооперация на сел
е уже давно стала неотъемлемым атрибутом колхозного строя.
На следующий день рано утром я был вызван к Берии, новому начальнику Глав
ного управления государственной безопасности НКВД, первому заместител
ю Ежова. До этого о Берии я знал только, что он возглавлял ГПУ Грузии в 20-х го
дах, а затем стал секретарем ЦК Коммунистической партии Грузии. Пассов, с
менивший Слуцкого на посту начальника Иностранного отдела, отвел меня в
кабинет Берии рядом с приемной Ежова. Моя первая встреча с Берией продол
жалась, кажется, около четырех часов. Все это время Пассов хранил молчани
е. Берия задавал мне вопрос за вопросом, желая знать обо всех деталях опер
ации против Коновальца и об ОУН с начала ее деятельности.
Спустя час Берия распорядился, чтобы Пассов принес папку с литерным дело
м «Ставка», где были зафиксированы все детали этой операции. Из вопросов
Берии мне стало ясно, что это высококомпетентный в вопросах разведывате
льной работы и диверсий человек. Позднее я понял: Берия задавал свои вопр
осы для того, чтобы лучше понять, каким образом я смог вписаться в западну
ю жизнь.
Особенное впечатление на Берию произвела весьма простая на первый взгл
яд процедура приобретения железнодорожных сезонных билетов, позволивш
их мне беспрепятственно путешествовать по всей Западной Европе. Помню, к
ак он интересовался техникой продажи железнодорожных билетов для пасс
ажиров на внутренних линиях и на зарубежных маршрутах. В Голландии, Бель
гии и Франции пассажиры, ехавшие в другие страны, подходили к кассиру по о
дному Ч и только после звонка дежурного. Мы предположили, что это делало
сь с определенной целью, а именно: позволить кассиру лучше запомнить тех,
кто приобретал билеты. Далее Берия поинтересовался, обратил ли я внимани
е на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире, которая
находилась в пригороде Парижа. Его немало удивило, что я этого не сделал, п
оскольку слишком устал. Из этого я заключил, что Берия обладал опытом раб
оты в подполье, приобретенным в закавказском ЧК.
Одет он был, помнится, в весьма скромный костюм. Мне показалось странным, ч
то он без галстука, а рукава рубашки, кстати, довольно хорошего качества, з
акатаны. Это обстоятельство заставило меня почувствовать некоторую не
ловкость, так как на мне был прекрасно сшитый костюм: во время своего крат
кого пребывания в Париже я заказал три модных костюма, пальто, а также нес
колько рубашек и галстуков. Портной снял мерку, а за вещами зашел Агаянц и
отослал их в Москву дипломатической почтой.
Берия проявил большой интерес к диверсионному партизанскому отряду, ба
зировавшемуся в Барселоне. Он лично знал Василевского, одного из партиза
нских командиров Ч в свое время тот служил под его началом в контрразве
дке грузинского ГПУ. Берия хорошо говорил по-русски с небольшим грузинс
ким акцентом и по отношению ко мне вел себя предельно вежливо. Однако ему
не удалось остаться невозмутимым на протяжении всей нашей беседы. Так, Б
ерия пришел в сильное возбуждение, когда я рассказывал, какие приводил а
ргументы Коновальцу, чтобы отговорить его от проведения ОУН террористи
ческих актов против представителей советской власти на Украине. Я возра
жал ему, ссылаясь на то, что это может привести к гибели все украинское нац
ионалистическое подполье, поскольку НКВД быстро нападет на след террор
истов. Коновалец же полагал, что подобные акты могут совершаться изолиро
ванными группами. Это, настаивал он, придаст им ореол героизма в глазах ме
стного населения, послужит стимулом для начала широкой антисоветской к
ампании, в которую вмешаются Германия и Япония.
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромно
го совслужащего. Вероятно, подумал я, он специально выбрал для себя этот о
браз: в Москве его никто не знает, и люди, естественно, при встрече не фикси
руют свое внимание на столь ординарной внешности, что даст ему возможнос
ть, посещая явочные квартиры для бесед с агентами, оставаться неузнанным
. Нужно помнить, что в те годы некоторые из явочных квартир в Москве, содер
жавшихся НКВД, находились в коммуналках. Позднее я узнал: первое, что сдел
ал Берия, став заместителем Ежова, это переключил на себя связи с наиболе
е ценной агентурой, ранее находившейся в контакте с руководителями веду
щих отделов и управлений НКВД, которые подверглись репрессиям.
Я получил пятидневный отпуск, чтобы навестить мать, которая все еще жила
в Мелитополе, а затем родителей жены в Харькове. Предполагалось, что, возв
ратясь в Москву, я получу должность помощника начальника Иностранного о
тдела. Шпигельглаз и Пассов были в восторге от моей встречи с Берией и, про
вожая меня на Киевском вокзале, заверили, что по возвращении в Москву на м
еня будет также возложено непосредственное руководство разведыватель
но-диверсионной работой в Испании.
Во время поездки жена рассказала мне о трагических событиях, которые про
изошли в стране и в органах безопасности. Ежов провел жесточайшие репрес
сии: арестовал весь руководящий состав контрразведки НКВД в 1937-м. В 1938 году
репрессии докатились и до Иностранного отдела. Жертвами стали многие на
ши друзья, которым мы полностью доверяли и в чьей преданности не сомнева
лись. Мы думали тогда, что это стало возможным из-за преступной некомпете
нтности Ежова, которая становилась очевидной даже рядовым оперативным
работникам.
Здесь мне хотелось бы привести факт, который при всей его важности не упо
минается в книгах, посвященных истории советских спецслужб. До прихода Е
жова в НКВД там не было подразделения, занимавшегося следствием, то есть
следственной части. Оперработник при Дзержинском (а также и Менжинском),
работая с агентами и осведомителями курируемого участка, должен был сам
вести следствие, допросы, готовить обвинительные заключения. При Ежове и
Берии была создана специальная следственная часть, которая буквально в
ыбивала показания у арестованных о «преступной деятельности», не имевш
ие ничего общего с реальной действительностью.
Оперативные работники, курировавшие конкретные объекты промышленност
и и госаппарата, имели более или менее ясные представления о кадрах этих
учреждений и организаций. Пришедшие же по партпризыву, преимущественно
молодые без жизненного опыта кадры следственной части с самого начала о
казались вовлеченными в порочный круг. Они оперировали признаниями, выб
итыми у подследственных. Не зная азов оперативной работы, проверки реаль
ных материалов, они оказались соучастниками преступной расправы с неви
нными людьми, учиненной по инициативе высшего и среднего звена руководс
тва страны. Как результат возникла целая волна арестов, вызванных воспал
енным воображением следователей и выбитыми из подследственных «свидет
ельствами».
Все мы надеялись, что с назначением Берии в декабре 1938 года наркомом внутр
енних дел ввиду его высокого профессионализма и в связи с известным пост
ановлением ЦК допущенные перегибы будут выправлены. Понятно, что эта над
ежда была наивной, но мы искренне верили тогда в порядочность и безуслов
ную честность наших непосредственных руководителей. Мы знали, к примеру
, что Слуцкий и Шпигельглаз отправляли из Москвы и устраивали на жительс
тво жен и детей некоторых наших коллег, подвергшихся аресту, чтобы они, в с
вою очередь, не стали жертвами репрессий.
Из поездки я вернулся в Москву немало озадаченный слухами о творившихся
на Украине жестокостях, о которых мы услышали от своих родственников. Я н
икак не мог заставить себя поверить, к примеру, что Хатаевич, ставший к том
у времени секретарем ЦК компартии Украины, был врагом народа. Косиор, яко
бы состоявший в контакте с распущенной Коминтерном компартией Польши, б
ыл арестован в Москве. Подлинной причиной всех этих арестов, как я думал т
огда, были действительно допущенные ими ошибки. В частности, Хатаевич во
время массового голода дал согласие на продажу муки, составлявшей непри
косновенный запас на случай войны. За это в 1934 году он получил из Москвы выг
овор по партийной линии. Может быть, думал я, он совершил еще какую-нибудь
ошибку в этом же роде. Повторяю снова: увы, я был наивен.
В Москве Пассов и Шпигельглаз сообщили, что меня ожидает новое назначени
е: должность помощника начальника Иностранного отдела. Это назначение, о
днако, подлежало еще утверждению ЦК партии, поскольку речь шла о руковод
ящей должности, входившей в номенклатуру. И хотя приказа о моем новом наз
начении не последовало, фактически с августа по ноябрь 1938 года я исполнял
эти обязанности.
Испанское золото
Начало моей новой работы нельзя было назвать удачным. Я быстро понял, что
мой начальник Пассов не имел никакого опыта оперативной работы за грани
цей. Для него вопросы вербовки агентов на Западе и контакты с ними были на
стоящей «terra incognita». Он полностью доверял любой информации, полученной от аге
нтуры, и не имел представления о методах проверки донесений зарубежных и
сточников. Опыт его оперативной работы в контрразведке и в области следс
твенных действий против «врагов народа» не мог ему помочь. Я был просто в
ужасе, узнав, что он подписал директиву, позволявшую каждому оперативном
у сотруднику закордонной резидентуры использовать свой собственный ши
фр и в обход резидента посылать сообщения непосредственно в Центр, если
у него могли быть причины не доверять своему непосредственному начальн
ику. Лишь позднее стало понятным, почему такого рода документ появился н
а свет. На Пленуме ЦК партии в марте 1937 года от НКВД потребовали «укрепить к
адры» Иностранного отдела. Преступность этого требования заключалась
в том, что им прикрывалось желание руководства страны избавиться от став
шего неугодным старого руководства органов советской разведки.
В 1936 году испанские республиканцы согласились сдать на хранение в Москву
большую часть испанского золотого запаса общей стоимостью более полум
иллиарда долларов. Кроме того, весной 1939 года в Мексику пароходом республ
иканцами были вывезены из Франции также и большие ценности. В марте 1939 год
а Агаянц прислал в Центр из Парижа телеграмму, в которой сообщал, что в Мос
кву отосланы далеко не все испанское золото, драгоценные металлы и камни
. В телеграмме указывалось, что якобы часть этих запасов была разбазарен
а республиканским правительством при участии руководства резидентуры
НКВД в Испании.
О телеграмме немедленно доложили Сталину и Молотову, которые приказали
Берии провести проверку информации. Однако когда мы обратились к Эйтинг
ону, резиденту в Испании, за разъяснением обстоятельств этого дела, он пр
ислал в ответ возмущенную телеграмму, состоявшую почти из одних ругател
ьств. «Я, Ч писал он, Ч не бухгалтер и не клерк. Пора Центру решить вопрос
о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам,
каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела.
Все запросы следует переадресовать к доверенным лицам руководства ЦК ф
ранцузской и испанской компартий Жаку Дюкло, Долорес Ибаррури и другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
ода я узнал от нее, что ветви «клана» Эйтингонов можно найти в Белоруссии,
Москве, Нью-Йорке и Лейпциге. Однако родственники, которые переехали из Е
вропы в Америку и пользовались особыми льготами по торговле меховыми из
делиями из Советского Союза, не играли никакой роли в профессиональной к
арьере Эйтингона, и он не поддерживал контактов с ними даже после освобо
ждения из Владимирской тюрьмы.
Сообщения, появившиеся ранее на Западе, в которых Эйтингону приписывала
сь важная роль в проведении операции похищения в 1937 году в Париже генерал
а Миллера, руководителя РОВСа (Российский Общевоинский Союз), не соответ
ствуют действительности. Похищен он был при участии эмигрировавшего в П
ариж генерала Скоблина (кодовая кличка «Фермер»), действовавшего под неп
осредственным руководством Шпигельглаза. Скоблину удалось заманить Ми
ллера на явочную квартиру НКВД, где якобы должна была состояться его вст
реча с офицерами германской разведки. Там он и был задержан. В связи с исче
зновением Миллера французские власти заявили решительный протест сове
тскому послу во Франции, настаивая на том, что тот был на самом деле похище
н и доставлен на борт советского судна. Они даже угрожали послать свой эс
минец для перехвата в море советского судна. Наш посол Суриц категоричес
ки отверг все обвинения, предупредив французов, что они понесут ответств
енность, если мирное советское судно будет остановлено и обыскано ими в
международных водах. В любом случае, по словам посла, генерала Миллера та
м все равно не найдут. В результате советское судно не было задержано и бл
агополучно проделало свой путь от Гавра до Ленинграда. Миллер был достав
лен в Москву, где его допрашивали, он отказался подписать обращение к бел
ой эмиграции о прекращении борьбы с советской властью, был судим и расст
релян в 1939 году на Лубянке. Его похищение наделало в то время много шума. То,
что генерала удалось обезвредить, привело к развалу всей организации бы
вших царских офицеров, сорвав планы их сотрудничества с немцами в войне
против нас.
Скоблин бежал из Парижа в Испанию на самолете, заказанном для него Орлов
ым (когда Орлов в 1938 году бежал, он сохранил золотое кольцо Скоблина в качес
тве доказательства своей причастности к этому делу). Сам Скоблин погиб в
о время воздушного налета на Барселону в период гражданской войны в Испа
нии. Его женой была известная русская певица Надежда Плевицкая, поддержи
вавшая связь с НКВД. Она не подозревала, что Шпигельглаз руководил опера
цией по захвату Миллера, и считала его другом своего мужа. Она только знал
а, что Шпигельглаз («Дуглас») был связан с советскими представителями и п
оддерживал их материально. Ее арестовали во Франции за соучастие в похищ
ении Миллера и приговорили к двадцати годам каторжных работ. Она умерла
в тюрьме в 1944 году. Если бы Скоблин проводил эту операцию, как пишут некотор
ые «знатоки» истории нашей разведки, с ведома немцев, то Плевицкая была б
ы освобождена ими, или, во всяком случае, немцы обязательно попытались бы
ее использовать, чтобы выйти на связи нашей разведки во Франции.
Встреча с Берией
Но возвратимся к событиям 1938 года. Получив мое послание из Парижа об успеш
ном проведении операции по ликвидации Коновальца, Шпигельглаз вызвал к
себе мою жену и сказал: «Андрей (моя кодовая кличка) находится в безопасно
сти. Он видел, как люди бросились к месту происшествия, и ему стало все ясн
о. Ведь в Западной Европе никто не побежит ради того, чтобы посмотреть на л
опнувшую поблизости автомобильную шину».
В июле 1938 года судно, на котором я находился, пришвартовалось в ленинградс
ком порту. Я тут же выехал ночным поездом в Москву. На вокзале меня встреча
ли Пассов, только что назначенный вместо Слуцкого, Шпигельглаз и моя жен
а. Меня поздравляли и обнимали. Надо ли говорить, как я был счастлив возвра
титься в Москву к прежней жизни. Я считал ликвидацию Коновальца оправдан
ной со всех точек зрения и гордился тем, что при взрыве не пострадали неви
нные люди. Ни у абвера, ни у организации украинских националистов не было
улик, чтобы раскрыть истинные причины гибели Коновальца. Конечно, они мо
гли подозревать курьера или связника, прибывшего на встречу в Роттердам
, но в их руках не было никаких доказательств.
Было еще важное обстоятельство, убеждавшее меня, что дело выполнено прав
ильно. Те националистические лидеры, с которыми я сталкивался г. Берлине
и Варшаве, принадлежали к так называемым «прозападным» украинцам, они уж
е плохо владели родным языком, мешая украинские слова с немецкими, и мне ч
асто приходилось поправлять их. Эти люди, как я искренне считал, были обре
чены самой историей. Полностью отрезанные от реальной жизни на Украине,
они не понимали сущности и силы советской системы. Не знали они и о подъем
е украинской литературы и искусства. Образование свое они получили в осн
овном в Вене или Праге. Украинская культура и язык в польской Галиции в то
время безжалостно подавлялись местными властями. Регулярно следя за пе
риодикой, они, тем не менее, не могли объяснить разницы между колхозами и с
овхозами или понять взаимоотношения различных государственных и общес
твенных организаций, отвечавших за социальную политику на Украине. Они у
тверждали, что их взгляды имеют поддержку среди сельского населения и по
требкооперации, не зная, что в действительности потребкооперация на сел
е уже давно стала неотъемлемым атрибутом колхозного строя.
На следующий день рано утром я был вызван к Берии, новому начальнику Глав
ного управления государственной безопасности НКВД, первому заместител
ю Ежова. До этого о Берии я знал только, что он возглавлял ГПУ Грузии в 20-х го
дах, а затем стал секретарем ЦК Коммунистической партии Грузии. Пассов, с
менивший Слуцкого на посту начальника Иностранного отдела, отвел меня в
кабинет Берии рядом с приемной Ежова. Моя первая встреча с Берией продол
жалась, кажется, около четырех часов. Все это время Пассов хранил молчани
е. Берия задавал мне вопрос за вопросом, желая знать обо всех деталях опер
ации против Коновальца и об ОУН с начала ее деятельности.
Спустя час Берия распорядился, чтобы Пассов принес папку с литерным дело
м «Ставка», где были зафиксированы все детали этой операции. Из вопросов
Берии мне стало ясно, что это высококомпетентный в вопросах разведывате
льной работы и диверсий человек. Позднее я понял: Берия задавал свои вопр
осы для того, чтобы лучше понять, каким образом я смог вписаться в западну
ю жизнь.
Особенное впечатление на Берию произвела весьма простая на первый взгл
яд процедура приобретения железнодорожных сезонных билетов, позволивш
их мне беспрепятственно путешествовать по всей Западной Европе. Помню, к
ак он интересовался техникой продажи железнодорожных билетов для пасс
ажиров на внутренних линиях и на зарубежных маршрутах. В Голландии, Бель
гии и Франции пассажиры, ехавшие в другие страны, подходили к кассиру по о
дному Ч и только после звонка дежурного. Мы предположили, что это делало
сь с определенной целью, а именно: позволить кассиру лучше запомнить тех,
кто приобретал билеты. Далее Берия поинтересовался, обратил ли я внимани
е на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире, которая
находилась в пригороде Парижа. Его немало удивило, что я этого не сделал, п
оскольку слишком устал. Из этого я заключил, что Берия обладал опытом раб
оты в подполье, приобретенным в закавказском ЧК.
Одет он был, помнится, в весьма скромный костюм. Мне показалось странным, ч
то он без галстука, а рукава рубашки, кстати, довольно хорошего качества, з
акатаны. Это обстоятельство заставило меня почувствовать некоторую не
ловкость, так как на мне был прекрасно сшитый костюм: во время своего крат
кого пребывания в Париже я заказал три модных костюма, пальто, а также нес
колько рубашек и галстуков. Портной снял мерку, а за вещами зашел Агаянц и
отослал их в Москву дипломатической почтой.
Берия проявил большой интерес к диверсионному партизанскому отряду, ба
зировавшемуся в Барселоне. Он лично знал Василевского, одного из партиза
нских командиров Ч в свое время тот служил под его началом в контрразве
дке грузинского ГПУ. Берия хорошо говорил по-русски с небольшим грузинс
ким акцентом и по отношению ко мне вел себя предельно вежливо. Однако ему
не удалось остаться невозмутимым на протяжении всей нашей беседы. Так, Б
ерия пришел в сильное возбуждение, когда я рассказывал, какие приводил а
ргументы Коновальцу, чтобы отговорить его от проведения ОУН террористи
ческих актов против представителей советской власти на Украине. Я возра
жал ему, ссылаясь на то, что это может привести к гибели все украинское нац
ионалистическое подполье, поскольку НКВД быстро нападет на след террор
истов. Коновалец же полагал, что подобные акты могут совершаться изолиро
ванными группами. Это, настаивал он, придаст им ореол героизма в глазах ме
стного населения, послужит стимулом для начала широкой антисоветской к
ампании, в которую вмешаются Германия и Япония.
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромно
го совслужащего. Вероятно, подумал я, он специально выбрал для себя этот о
браз: в Москве его никто не знает, и люди, естественно, при встрече не фикси
руют свое внимание на столь ординарной внешности, что даст ему возможнос
ть, посещая явочные квартиры для бесед с агентами, оставаться неузнанным
. Нужно помнить, что в те годы некоторые из явочных квартир в Москве, содер
жавшихся НКВД, находились в коммуналках. Позднее я узнал: первое, что сдел
ал Берия, став заместителем Ежова, это переключил на себя связи с наиболе
е ценной агентурой, ранее находившейся в контакте с руководителями веду
щих отделов и управлений НКВД, которые подверглись репрессиям.
Я получил пятидневный отпуск, чтобы навестить мать, которая все еще жила
в Мелитополе, а затем родителей жены в Харькове. Предполагалось, что, возв
ратясь в Москву, я получу должность помощника начальника Иностранного о
тдела. Шпигельглаз и Пассов были в восторге от моей встречи с Берией и, про
вожая меня на Киевском вокзале, заверили, что по возвращении в Москву на м
еня будет также возложено непосредственное руководство разведыватель
но-диверсионной работой в Испании.
Во время поездки жена рассказала мне о трагических событиях, которые про
изошли в стране и в органах безопасности. Ежов провел жесточайшие репрес
сии: арестовал весь руководящий состав контрразведки НКВД в 1937-м. В 1938 году
репрессии докатились и до Иностранного отдела. Жертвами стали многие на
ши друзья, которым мы полностью доверяли и в чьей преданности не сомнева
лись. Мы думали тогда, что это стало возможным из-за преступной некомпете
нтности Ежова, которая становилась очевидной даже рядовым оперативным
работникам.
Здесь мне хотелось бы привести факт, который при всей его важности не упо
минается в книгах, посвященных истории советских спецслужб. До прихода Е
жова в НКВД там не было подразделения, занимавшегося следствием, то есть
следственной части. Оперработник при Дзержинском (а также и Менжинском),
работая с агентами и осведомителями курируемого участка, должен был сам
вести следствие, допросы, готовить обвинительные заключения. При Ежове и
Берии была создана специальная следственная часть, которая буквально в
ыбивала показания у арестованных о «преступной деятельности», не имевш
ие ничего общего с реальной действительностью.
Оперативные работники, курировавшие конкретные объекты промышленност
и и госаппарата, имели более или менее ясные представления о кадрах этих
учреждений и организаций. Пришедшие же по партпризыву, преимущественно
молодые без жизненного опыта кадры следственной части с самого начала о
казались вовлеченными в порочный круг. Они оперировали признаниями, выб
итыми у подследственных. Не зная азов оперативной работы, проверки реаль
ных материалов, они оказались соучастниками преступной расправы с неви
нными людьми, учиненной по инициативе высшего и среднего звена руководс
тва страны. Как результат возникла целая волна арестов, вызванных воспал
енным воображением следователей и выбитыми из подследственных «свидет
ельствами».
Все мы надеялись, что с назначением Берии в декабре 1938 года наркомом внутр
енних дел ввиду его высокого профессионализма и в связи с известным пост
ановлением ЦК допущенные перегибы будут выправлены. Понятно, что эта над
ежда была наивной, но мы искренне верили тогда в порядочность и безуслов
ную честность наших непосредственных руководителей. Мы знали, к примеру
, что Слуцкий и Шпигельглаз отправляли из Москвы и устраивали на жительс
тво жен и детей некоторых наших коллег, подвергшихся аресту, чтобы они, в с
вою очередь, не стали жертвами репрессий.
Из поездки я вернулся в Москву немало озадаченный слухами о творившихся
на Украине жестокостях, о которых мы услышали от своих родственников. Я н
икак не мог заставить себя поверить, к примеру, что Хатаевич, ставший к том
у времени секретарем ЦК компартии Украины, был врагом народа. Косиор, яко
бы состоявший в контакте с распущенной Коминтерном компартией Польши, б
ыл арестован в Москве. Подлинной причиной всех этих арестов, как я думал т
огда, были действительно допущенные ими ошибки. В частности, Хатаевич во
время массового голода дал согласие на продажу муки, составлявшей непри
косновенный запас на случай войны. За это в 1934 году он получил из Москвы выг
овор по партийной линии. Может быть, думал я, он совершил еще какую-нибудь
ошибку в этом же роде. Повторяю снова: увы, я был наивен.
В Москве Пассов и Шпигельглаз сообщили, что меня ожидает новое назначени
е: должность помощника начальника Иностранного отдела. Это назначение, о
днако, подлежало еще утверждению ЦК партии, поскольку речь шла о руковод
ящей должности, входившей в номенклатуру. И хотя приказа о моем новом наз
начении не последовало, фактически с августа по ноябрь 1938 года я исполнял
эти обязанности.
Испанское золото
Начало моей новой работы нельзя было назвать удачным. Я быстро понял, что
мой начальник Пассов не имел никакого опыта оперативной работы за грани
цей. Для него вопросы вербовки агентов на Западе и контакты с ними были на
стоящей «terra incognita». Он полностью доверял любой информации, полученной от аге
нтуры, и не имел представления о методах проверки донесений зарубежных и
сточников. Опыт его оперативной работы в контрразведке и в области следс
твенных действий против «врагов народа» не мог ему помочь. Я был просто в
ужасе, узнав, что он подписал директиву, позволявшую каждому оперативном
у сотруднику закордонной резидентуры использовать свой собственный ши
фр и в обход резидента посылать сообщения непосредственно в Центр, если
у него могли быть причины не доверять своему непосредственному начальн
ику. Лишь позднее стало понятным, почему такого рода документ появился н
а свет. На Пленуме ЦК партии в марте 1937 года от НКВД потребовали «укрепить к
адры» Иностранного отдела. Преступность этого требования заключалась
в том, что им прикрывалось желание руководства страны избавиться от став
шего неугодным старого руководства органов советской разведки.
В 1936 году испанские республиканцы согласились сдать на хранение в Москву
большую часть испанского золотого запаса общей стоимостью более полум
иллиарда долларов. Кроме того, весной 1939 года в Мексику пароходом республ
иканцами были вывезены из Франции также и большие ценности. В марте 1939 год
а Агаянц прислал в Центр из Парижа телеграмму, в которой сообщал, что в Мос
кву отосланы далеко не все испанское золото, драгоценные металлы и камни
. В телеграмме указывалось, что якобы часть этих запасов была разбазарен
а республиканским правительством при участии руководства резидентуры
НКВД в Испании.
О телеграмме немедленно доложили Сталину и Молотову, которые приказали
Берии провести проверку информации. Однако когда мы обратились к Эйтинг
ону, резиденту в Испании, за разъяснением обстоятельств этого дела, он пр
ислал в ответ возмущенную телеграмму, состоявшую почти из одних ругател
ьств. «Я, Ч писал он, Ч не бухгалтер и не клерк. Пора Центру решить вопрос
о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам,
каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела.
Все запросы следует переадресовать к доверенным лицам руководства ЦК ф
ранцузской и испанской компартий Жаку Дюкло, Долорес Ибаррури и другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73