После взятия
Белграда нашими войсками в 1945 году бывший заместитель председателя Госу
дарственной Думы был арестован, вывезен в Советский Союз и предан суду з
а антисоветскую деятельность во время гражданской войны и в последующи
е годы.
Через три или четыре камеры от меня находился некто Васильев: на самом де
ле это был сын Сталина, Василий, который и здесь, в тюрьме, умудрялся устра
ивать скандалы. Как-то раз, когда к нему на свидание приехала жена, дочка м
аршала Тимошенко, он набросился на нее с кулаками, требуя, чтобы она немед
ленно обратилась к Хрущеву и Ворошилову с просьбой о его освобождении.
Был во Владимирской тюрьме и Майрановский, сидевший тут с 1953 года, Ч я уже
говорил, что ему дали десять лет. Его едва можно было узнать: казалось, от п
режнего Майрановского сохранилась одна лишь оболочка. Чтобы выжить и сп
астись от тюремных побоев, он, сломленный и тщетно надеявшийся на освобо
ждение, согласился давать показания против Берии, Меркулова и Абакумова
, свидетельствующие об их участии в тайных убийствах. Правда, никаких име
н жертв он не мог назвать. Всех троих Ч Берию, Меркулова и Абакумова Ч ра
сстреляли, а Майрановский продолжал отбывать срок, иногда его допрашива
ли сотрудники Пятого спецотдела КГБ и прокуратуры в качестве свидетеля
по интересующим их делам.
Когда на судебном заседании слушалось мое дело, он показал, что никогда н
е получал от меня приказов ни. на проведение экспериментов с ядами над жи
выми людьми, ни на их уничтожение и вообще не был у меня в подчинении. Я бла
годарен ему за это, как и за ту в высшего степени опасную работу, которую э
тот человек проводил в годы войны. Разоружение террористов было крайне о
пасным делом. Это были парашютисты, пришедшие на явочную квартиру, не выз
ывавшую у них никаких подозрений. В то время как усыпленные Майрановским
с помощью лекарств агенты абвера «отключались», он успевал заменить вши
тые в воротник ампулы с ядом, чтобы потом, когда этих агентов арестуют, они
не могли бы покончить жизнь самоубийством.
Иногда мы с ним встречались на прогулке в тюремном дворе, и, если была возм
ожность перекинуться парой слов, я советовал ему искать поддержку среди
ученых-медиков, которых он лично знал и которые высоко ценили его. Майран
овского освободили в декабре 1961 года, о его реабилитации ходатайствовал Б
лохин, президент Академии медицинских наук.
Через два дня, после того как Майрановский побывал в приемной Хрущева в з
дании ЦК партии и подал ходатайство о реабилитации, где упоминался эпизо
д их встречи в вагоне специального поезда в конце 1947 года в Киеве, КГБ его в
новь арестовал. По своей наивности он не понимал, что нельзя обращаться к
Хрущеву за помощью и напоминать об их встрече, связанной с ликвидацией а
рхиепископа Ромжи в Ужгороде. Ему следовало иметь в виду, что находящийс
я у власти Хрущев хотел бы вычеркнуть из памяти вес связанное с такого ро
да делами. К несчастью, Майрановский, постоянно напоминавший о себе, стал
нежелательным свидетелем. Он был немедленно лишен профессорского зван
ия и всех ученых степеней и сослан в Махачкалу. В этом городе он стал работ
ать начальником химической лаборатории.
Время от времени Майрановский навещал академика Блохина в Москве, надея
сь восстановить свою научную карьеру. В декабре 1964 года, накануне очередн
ой встречи для обсуждения результатов проводившихся им экспериментов
со злокачественными опухолями, Майрановский таинственным образом скон
чался. Диагноз по иронии судьбы был тем же самым, что и у Валленберга и Огг
инса: сердечная недостаточность.
Во Владимирской тюрьме возник необычный «клуб» бывших высокопоставлен
ных сотрудников НКВД-МВД. Среди них был Эйтингон, прибывший во Владимир в
марте 1957 года с двенадцатилетним сроком, Мамулов, начальник секретариата
Берии и заместитель министра внутренних дел, отвечавший за золотодобыч
у. Хотя Мамулов и был армянином, он в свое время являлся секретарем по кадр
ам ЦК компартии Грузии. Его сокамерник, также секретарь ЦК компартии Гру
зии, академик Шария, одно время работал заместителем начальника зарубеж
ной разведки НКВД. После того как Шариа был выпущен из тюрьмы, куда его пос
адили как мегрельского националиста, академик получил новое назначени
е Ч помощником в аппарат Берии в Совете Министров, где он отвечал за внеш
неполитические вопросы, и он попал в сеть, что была расставлена для Берии,
Ч такова уж была его несчастная судьба.
Полковник Людвигов, начальник секретариата Берии в Министерстве внутр
енних дел, был арестован потому, что слишком много знал о нем и его любовны
х похождениях. Людвигов был женат на племяннице Микояна, что и помогло ем
у выйти из тюрьмы уже через десять дней после падения Хрущева в 1964 году. Он
был помилован по специальному указу Микояна, который за три месяца до эт
ого был назначен Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Мико
ян также амнистировал своего дальнего родственника Саркисова, начальн
ика охраны Берии, поставлявшего Берии женщин.
Сидели во Владимирской тюрьме Дарья Гусяк и Мария Дидык, нелегальные кур
ьеры бандеровского подполья, о которых я уже говорил, захваченные в 1950 год
у. Они разносили еду заключенным, но, сталкиваясь со мной, очевидно, не при
знавали во мне высокопоставленного сотрудника МГБ, допрашивавшего их в
Львовской тюрьме.
Сидел с нами Владимир Брик, племянник Осипа Брика, близкого друга Владим
ира Маяковского, арестованный КГБ при попытке бежать в Соединенные Штат
ы. Находился там и Максим Штейнберг, резидент-нелегал НКВД в Швейцарии в 1930
-х годах. Отказавшись вернуться из-за грозившей ему опасности быть расст
релянным, он после смерти Сталина попался на удочку ложных обещаний амни
стии и приехал в Москву вместе с женой Эльзой. Штейнберг получил пятнадц
ать, а она Ч десять лет за государственную измену.
Как насмешка в приговоре Военной коллегии Верховного суда по его делу фи
гурировала формулировка: суд не считает необходимым применить к нему за
измену Родине высшую меру наказания Ч смертную казнь в связи с тем, что г
осударству не нанесен его действиями реальный ущерб и он возвратил дене
жные средства, выделенные ему для оперативных целей в 1937 году.
Через три месяца после моего прибытия во Владимирскую тюрьму на свидани
е со мной жена привезла детей, мудро решив не показывать им отца, пока он б
ыл не в лучшей физической форме. У меня задрожали руки, и я едва владел соб
ой, когда она вошла. Начальник тюрьмы полковник Козик разрешил два допол
нительных свидания с женой, кроме положенного одного в месяц. Перед свое
й отставкой в 1959 году он устроил мне свидание у себя в кабинете с Александр
ом, мужем свояченицы, который ввел меня в курс того, что происходило в МВД
и КГБ. Информация о том, кто находится у власти, а кого отправили в отставк
у, инициативы нового председателя КГБ Шелепина по расширению операций с
оветской разведки за рубежом дали мне надежду, что я мог бы быть полезен н
овому руководству благодаря своему большому опыту и поэтому меня могут
амнистировать и реабилитировать, как это произошло с генералами и офице
рами, выпущенными Сталиным и Берией в 1939 и 1941 годах.
Несмотря на мое ходатайство оставаться в одиночной камере, через год мне
подсадили сначала Брика, затем Штейнберга, а позже бургомистра Смоленск
а при немцах Меньшагина. Наши отношения были вежливыми, но отчужденными.
Хотя все они были интересные люди, но их прежняя жизнь и поверхностное зн
ание нашей действительности меня раздражали, поэтому мы не могли сблизи
ться.
После полугода пребывания во Владимирской тюрьме я начал бомбардирова
ть Верховный суд и прокуратуру прошениями о пересмотре моего дела. От же
ны я знал, что она дважды обращалась к Хрущеву и в Верховный суд с просьбой
допустить адвоката при рассмотрении моего дела. Но в этой просьбе ей был
о отказано. Она показала мне копии своих ходатайств, и я послал в Москву пр
отест, заявляя, что мой приговор не имеет юридической силы, поскольку мне
было отказано в праве на защиту, а также в ознакомлении с протоколом суде
бного заседания, который я так и не подписывал. Это означало, что я нахожус
ь в тюрьме незаконно. Я получил всего один ответ, подписанный Смирновым, з
аместителем председателя Верховного суда, где говорилось, что основани
й для пересмотра дела нет. На следующие сорок прошений ответа я не получи
л. Мои сокамерники, особенно Эйтингон, смеялись над юридической аргумент
ацией моих ходатайств. «Законы и борьба за власть, Ч сказал мне Эйтингон,
Ч несовместимы».
Политические игры вокруг б
орьбы за реабилитацию
В 1960 году меня неожиданно вызвали в кабинет начальника тюрьмы. В дверях я с
толкнулся с Эйтингоном. В кабинете вместо начальника я увидел высокого,
статного, представительного, модно одетого мужчину за пятьдесят, предст
авившегося следователем по особо важным делам Комитета партийного кон
троля Германом Климовым (Климов Г.С. Ч отец известного кинорежиссера Эл
ема Климова). Он сказал, что Центральный Комитет партии поручил ему изучи
ть мое следственное и рабочее дело из Особого архива КГБ СССР. ЦК, заявил К
лимов, интересуют данные об участии Молотова в тайных разведывательных
операциях Берии за рубежом, а также, что особенно важно, имена людей, похищ
ение и убийство которых было организовано Берией внутри страны.
Климов предъявил мне справку для Комитета партийного контроля, подписа
нную заместителем Руденко Салиным. Справка содержала перечень тайных у
бийств и похищений, совершенных по приказу Берии. Так, прокуратура, рассл
едуя дело Берии, установила, что он в 1940Ч 1941 годах отдал приказ о ликвидации
бывшего советского посла в Китае Луганца и его жены, а также Симонич-Кули
к, жены расстрелянного в 1950 году по приказу Сталина маршала артиллерии Ку
лика.
Прокуратура располагает, говорилось в справке, заслуживающими доверия
сведениями о других тайных убийствах по приказу Берии как внутри страны
, так и за ее пределами, однако имена жертв установить не удалось, потому ч
то Эйтингон и я скрыли все следы. В справке также указывалось, что в течени
е длительного времени состояние здоровья мое и Эйтингона не позволяло п
рокуратуре провести полное расследование этих дел. Климов от имени ЦК па
ртии потребовал рассказать правду об операциях, в которых я принимал уча
стие, так как в прокуратуре не было письменных документов, подтверждавши
х устные обвинения меня в организации убийства Михоэлса, Ч это, видимо, с
мущало Климова. Он был весьма удивлен, когда я сказал, что совершенно непр
ичастен к убийству Михоэлса, и доказал это. Ему надо было прояснить темны
е страницы нашей недавней истории до начала работы очередного партийно
го съезда, который должен был состояться в 1961 году, но мне показалось, что о
н проявлял и чисто человеческий интерес и сочувственно относился к моем
у делу.
Мы беседовали больше двух часов, перелистывая страницу за страницей мое
следственное дело. Я не отрицал своего участия в специальных акциях, но о
тметил, что они рассматривались правительством как совершенно секретн
ые боевые операции против известных врагов советского государства и ос
уществлялись по приказу руководителей, и ныне находящихся у власти. Поэт
ому прокуроры отказались письменно зафиксировать обстоятельства кажд
ого дела. Климов настойчиво пытался выяснить все детали Ч на него сильн
ое впечатление произвело мое заявление, что в Министерстве госбезопасн
ости существовала система отчетности по работе каждого сотрудника, име
вшего отношение к токсикологической лаборатории.
Климов признал, что я не мог отдавать приказы Майрановскому или получать
от него яды. Положение о лаборатории, утвержденное правительством и рук
оводителями НКВД-МГБ Берией, Меркуловым, Абакумовым и Игнатьевым, запре
щало подобные действия. Этот документ, сказал Климов, автоматически дока
зывает мою невиновность. Если бы он был в деле, мне и Эйтингону нельзя было
бы предъявить такое обвинение, но он находился в недрах архивов ЦК КПСС, К
ГБ и в особом надзорном делопроизводстве прокуратуры. Отчеты о ликвидац
иях «особо опасных врагов государства» в 1946Ч 1953 годах составлялись Оголь
цовым как старшим должностным лицом, выезжавшим на место их проведения,
и министром госбезопасности Украины Савченко. Они хранились в специаль
ном запечатанном пакете. После каждой операции печать вскрывали, добавл
яли новый отчет, написанный от руки, и вновь запечатывали пакет. На пакете
стоял штамп: «Без разрешения министра не вскрывать. Огольцов».
Пока мы пили чай с бутербродами, Климов внимательно слушал меня и делал п
ометки в блокноте.
Климов провел во Владимирской тюрьме несколько дней. По его распоряжени
ю мне в камеру дали пишущую машинку, чтобы я напечатал ответы на все его во
просы. Они охватывали историю разведывательных операций, подробности у
казаний, которые давали Берия, Абакумов, Игнатьев, Круглов, Маленков и Мол
отов, а также мое участие в деле проведения подпольных и диверсионных ак
ций против немцев и сбору информации по атомной бомбе. Наконец, по предло
жению Климова я напечатал еще одно заявление об освобождении и реабилит
ации. Учитывая его совет, я не упоминал имени Хрущева, однако указал, что в
се приказы, отдававшиеся мне, исходили от ЦК партии. Климов уверил меня, чт
о мое освобождение неизбежно, как и восстановление в партии. Такие же обе
щания он дал и Эйтингону.
Позже я узнал, что интерес к моему делу был двоякий. С одной стороны, власт
и таким образом хотели глубже заглянуть в подоплеку сталинских преступ
лений и окружавших его имя тайн. С другой Ч освобождение Рамона Меркаде
ра из мексиканской тюрьмы и его приезд в Москву подстегнули Долорес Ибар
рури и руководителей французской и австрийской коммунистических парти
й добиваться освобождения из тюрьмы Эйтингона и меня.
Поездка Климова во Владимир во многом улучшила положение жены. Недавно н
азначенный председатель КГБ Шелепин направил в Комитет партийного кон
троля справку, положительно характеризующую мою деятельность и Эйтинг
она; в ней отмечалось, что Комитет госбезопасности «не располагает никак
ими компрометирующими материалами против Судоплатова и Эйтингона, сви
детельствующими о том, что они были причастны к преступлениям, совершенн
ым группой Берии». Этот документ резко контрастировал с подготовленной
в 1954 году Серовым, Панюшкиным, Сахаровским и Коротковым справкой о том, что
рабочих дел Судоплатова, Эйтингона и Серебрянского в архивах обнаружит
ь не удалось, поэтому установить полезность работы для советского госуд
арства службы диверсии и разведки под руководством Судоплатова в 1947Ч 1953 г
одах не представляется возможным.
На эту справку до сих пор ссылаются мои недоброжелатели из числа историк
ов советской внешней разведки, в частности использовавший ряд подтасов
анных архивных материалов В. Чиков.
Такого рода оценка сразу дала понять опытным людям, что наша реабилитаци
я не за горами.
По времени это совпало с попытками КГБ вступить в контакт с одной еврейс
кой семьей в Соединенных Штатах. Это была та самая семья, которой жена пом
огла уехать в Америку из Западной Украины, где они оказались после захва
та немцами Варшавы в 1939 году. В 1960-м один из их родственников приехал в Москв
у в качестве туриста и пытался разыскать жену в «Известиях», поскольку в
свое время она говорила им, что работает там. Узнав об этом, КГБ связался с
ней, надеясь привлечь этого человека для работы на советскую разведку в
Америке. Жену попросили прийти на Лубянку, где с ней несколько раз обсужд
али возможность использования нашей квартиры для встреч с приехавшим а
мериканским туристом. Из попытки завербовать его, правда, ничего не вышл
о, но квартиру начали использовать как явочную. Теперь, казалось, угроза п
отерять квартиру в центре над нами больше не висела.
Идеологическое управление и генерал-майор из разведки КГБ Агаянц заинт
ересовались опытом работы моей жены с творческой интеллигенцией в 30-х го
дах.
Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения аг
ентуры, и подполковник Рябов проконсультировались с ней, как использова
ть популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных цел
ях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним
дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в
качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный
фестиваль молодежи и студентов в Финляндию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Белграда нашими войсками в 1945 году бывший заместитель председателя Госу
дарственной Думы был арестован, вывезен в Советский Союз и предан суду з
а антисоветскую деятельность во время гражданской войны и в последующи
е годы.
Через три или четыре камеры от меня находился некто Васильев: на самом де
ле это был сын Сталина, Василий, который и здесь, в тюрьме, умудрялся устра
ивать скандалы. Как-то раз, когда к нему на свидание приехала жена, дочка м
аршала Тимошенко, он набросился на нее с кулаками, требуя, чтобы она немед
ленно обратилась к Хрущеву и Ворошилову с просьбой о его освобождении.
Был во Владимирской тюрьме и Майрановский, сидевший тут с 1953 года, Ч я уже
говорил, что ему дали десять лет. Его едва можно было узнать: казалось, от п
режнего Майрановского сохранилась одна лишь оболочка. Чтобы выжить и сп
астись от тюремных побоев, он, сломленный и тщетно надеявшийся на освобо
ждение, согласился давать показания против Берии, Меркулова и Абакумова
, свидетельствующие об их участии в тайных убийствах. Правда, никаких име
н жертв он не мог назвать. Всех троих Ч Берию, Меркулова и Абакумова Ч ра
сстреляли, а Майрановский продолжал отбывать срок, иногда его допрашива
ли сотрудники Пятого спецотдела КГБ и прокуратуры в качестве свидетеля
по интересующим их делам.
Когда на судебном заседании слушалось мое дело, он показал, что никогда н
е получал от меня приказов ни. на проведение экспериментов с ядами над жи
выми людьми, ни на их уничтожение и вообще не был у меня в подчинении. Я бла
годарен ему за это, как и за ту в высшего степени опасную работу, которую э
тот человек проводил в годы войны. Разоружение террористов было крайне о
пасным делом. Это были парашютисты, пришедшие на явочную квартиру, не выз
ывавшую у них никаких подозрений. В то время как усыпленные Майрановским
с помощью лекарств агенты абвера «отключались», он успевал заменить вши
тые в воротник ампулы с ядом, чтобы потом, когда этих агентов арестуют, они
не могли бы покончить жизнь самоубийством.
Иногда мы с ним встречались на прогулке в тюремном дворе, и, если была возм
ожность перекинуться парой слов, я советовал ему искать поддержку среди
ученых-медиков, которых он лично знал и которые высоко ценили его. Майран
овского освободили в декабре 1961 года, о его реабилитации ходатайствовал Б
лохин, президент Академии медицинских наук.
Через два дня, после того как Майрановский побывал в приемной Хрущева в з
дании ЦК партии и подал ходатайство о реабилитации, где упоминался эпизо
д их встречи в вагоне специального поезда в конце 1947 года в Киеве, КГБ его в
новь арестовал. По своей наивности он не понимал, что нельзя обращаться к
Хрущеву за помощью и напоминать об их встрече, связанной с ликвидацией а
рхиепископа Ромжи в Ужгороде. Ему следовало иметь в виду, что находящийс
я у власти Хрущев хотел бы вычеркнуть из памяти вес связанное с такого ро
да делами. К несчастью, Майрановский, постоянно напоминавший о себе, стал
нежелательным свидетелем. Он был немедленно лишен профессорского зван
ия и всех ученых степеней и сослан в Махачкалу. В этом городе он стал работ
ать начальником химической лаборатории.
Время от времени Майрановский навещал академика Блохина в Москве, надея
сь восстановить свою научную карьеру. В декабре 1964 года, накануне очередн
ой встречи для обсуждения результатов проводившихся им экспериментов
со злокачественными опухолями, Майрановский таинственным образом скон
чался. Диагноз по иронии судьбы был тем же самым, что и у Валленберга и Огг
инса: сердечная недостаточность.
Во Владимирской тюрьме возник необычный «клуб» бывших высокопоставлен
ных сотрудников НКВД-МВД. Среди них был Эйтингон, прибывший во Владимир в
марте 1957 года с двенадцатилетним сроком, Мамулов, начальник секретариата
Берии и заместитель министра внутренних дел, отвечавший за золотодобыч
у. Хотя Мамулов и был армянином, он в свое время являлся секретарем по кадр
ам ЦК компартии Грузии. Его сокамерник, также секретарь ЦК компартии Гру
зии, академик Шария, одно время работал заместителем начальника зарубеж
ной разведки НКВД. После того как Шариа был выпущен из тюрьмы, куда его пос
адили как мегрельского националиста, академик получил новое назначени
е Ч помощником в аппарат Берии в Совете Министров, где он отвечал за внеш
неполитические вопросы, и он попал в сеть, что была расставлена для Берии,
Ч такова уж была его несчастная судьба.
Полковник Людвигов, начальник секретариата Берии в Министерстве внутр
енних дел, был арестован потому, что слишком много знал о нем и его любовны
х похождениях. Людвигов был женат на племяннице Микояна, что и помогло ем
у выйти из тюрьмы уже через десять дней после падения Хрущева в 1964 году. Он
был помилован по специальному указу Микояна, который за три месяца до эт
ого был назначен Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Мико
ян также амнистировал своего дальнего родственника Саркисова, начальн
ика охраны Берии, поставлявшего Берии женщин.
Сидели во Владимирской тюрьме Дарья Гусяк и Мария Дидык, нелегальные кур
ьеры бандеровского подполья, о которых я уже говорил, захваченные в 1950 год
у. Они разносили еду заключенным, но, сталкиваясь со мной, очевидно, не при
знавали во мне высокопоставленного сотрудника МГБ, допрашивавшего их в
Львовской тюрьме.
Сидел с нами Владимир Брик, племянник Осипа Брика, близкого друга Владим
ира Маяковского, арестованный КГБ при попытке бежать в Соединенные Штат
ы. Находился там и Максим Штейнберг, резидент-нелегал НКВД в Швейцарии в 1930
-х годах. Отказавшись вернуться из-за грозившей ему опасности быть расст
релянным, он после смерти Сталина попался на удочку ложных обещаний амни
стии и приехал в Москву вместе с женой Эльзой. Штейнберг получил пятнадц
ать, а она Ч десять лет за государственную измену.
Как насмешка в приговоре Военной коллегии Верховного суда по его делу фи
гурировала формулировка: суд не считает необходимым применить к нему за
измену Родине высшую меру наказания Ч смертную казнь в связи с тем, что г
осударству не нанесен его действиями реальный ущерб и он возвратил дене
жные средства, выделенные ему для оперативных целей в 1937 году.
Через три месяца после моего прибытия во Владимирскую тюрьму на свидани
е со мной жена привезла детей, мудро решив не показывать им отца, пока он б
ыл не в лучшей физической форме. У меня задрожали руки, и я едва владел соб
ой, когда она вошла. Начальник тюрьмы полковник Козик разрешил два допол
нительных свидания с женой, кроме положенного одного в месяц. Перед свое
й отставкой в 1959 году он устроил мне свидание у себя в кабинете с Александр
ом, мужем свояченицы, который ввел меня в курс того, что происходило в МВД
и КГБ. Информация о том, кто находится у власти, а кого отправили в отставк
у, инициативы нового председателя КГБ Шелепина по расширению операций с
оветской разведки за рубежом дали мне надежду, что я мог бы быть полезен н
овому руководству благодаря своему большому опыту и поэтому меня могут
амнистировать и реабилитировать, как это произошло с генералами и офице
рами, выпущенными Сталиным и Берией в 1939 и 1941 годах.
Несмотря на мое ходатайство оставаться в одиночной камере, через год мне
подсадили сначала Брика, затем Штейнберга, а позже бургомистра Смоленск
а при немцах Меньшагина. Наши отношения были вежливыми, но отчужденными.
Хотя все они были интересные люди, но их прежняя жизнь и поверхностное зн
ание нашей действительности меня раздражали, поэтому мы не могли сблизи
ться.
После полугода пребывания во Владимирской тюрьме я начал бомбардирова
ть Верховный суд и прокуратуру прошениями о пересмотре моего дела. От же
ны я знал, что она дважды обращалась к Хрущеву и в Верховный суд с просьбой
допустить адвоката при рассмотрении моего дела. Но в этой просьбе ей был
о отказано. Она показала мне копии своих ходатайств, и я послал в Москву пр
отест, заявляя, что мой приговор не имеет юридической силы, поскольку мне
было отказано в праве на защиту, а также в ознакомлении с протоколом суде
бного заседания, который я так и не подписывал. Это означало, что я нахожус
ь в тюрьме незаконно. Я получил всего один ответ, подписанный Смирновым, з
аместителем председателя Верховного суда, где говорилось, что основани
й для пересмотра дела нет. На следующие сорок прошений ответа я не получи
л. Мои сокамерники, особенно Эйтингон, смеялись над юридической аргумент
ацией моих ходатайств. «Законы и борьба за власть, Ч сказал мне Эйтингон,
Ч несовместимы».
Политические игры вокруг б
орьбы за реабилитацию
В 1960 году меня неожиданно вызвали в кабинет начальника тюрьмы. В дверях я с
толкнулся с Эйтингоном. В кабинете вместо начальника я увидел высокого,
статного, представительного, модно одетого мужчину за пятьдесят, предст
авившегося следователем по особо важным делам Комитета партийного кон
троля Германом Климовым (Климов Г.С. Ч отец известного кинорежиссера Эл
ема Климова). Он сказал, что Центральный Комитет партии поручил ему изучи
ть мое следственное и рабочее дело из Особого архива КГБ СССР. ЦК, заявил К
лимов, интересуют данные об участии Молотова в тайных разведывательных
операциях Берии за рубежом, а также, что особенно важно, имена людей, похищ
ение и убийство которых было организовано Берией внутри страны.
Климов предъявил мне справку для Комитета партийного контроля, подписа
нную заместителем Руденко Салиным. Справка содержала перечень тайных у
бийств и похищений, совершенных по приказу Берии. Так, прокуратура, рассл
едуя дело Берии, установила, что он в 1940Ч 1941 годах отдал приказ о ликвидации
бывшего советского посла в Китае Луганца и его жены, а также Симонич-Кули
к, жены расстрелянного в 1950 году по приказу Сталина маршала артиллерии Ку
лика.
Прокуратура располагает, говорилось в справке, заслуживающими доверия
сведениями о других тайных убийствах по приказу Берии как внутри страны
, так и за ее пределами, однако имена жертв установить не удалось, потому ч
то Эйтингон и я скрыли все следы. В справке также указывалось, что в течени
е длительного времени состояние здоровья мое и Эйтингона не позволяло п
рокуратуре провести полное расследование этих дел. Климов от имени ЦК па
ртии потребовал рассказать правду об операциях, в которых я принимал уча
стие, так как в прокуратуре не было письменных документов, подтверждавши
х устные обвинения меня в организации убийства Михоэлса, Ч это, видимо, с
мущало Климова. Он был весьма удивлен, когда я сказал, что совершенно непр
ичастен к убийству Михоэлса, и доказал это. Ему надо было прояснить темны
е страницы нашей недавней истории до начала работы очередного партийно
го съезда, который должен был состояться в 1961 году, но мне показалось, что о
н проявлял и чисто человеческий интерес и сочувственно относился к моем
у делу.
Мы беседовали больше двух часов, перелистывая страницу за страницей мое
следственное дело. Я не отрицал своего участия в специальных акциях, но о
тметил, что они рассматривались правительством как совершенно секретн
ые боевые операции против известных врагов советского государства и ос
уществлялись по приказу руководителей, и ныне находящихся у власти. Поэт
ому прокуроры отказались письменно зафиксировать обстоятельства кажд
ого дела. Климов настойчиво пытался выяснить все детали Ч на него сильн
ое впечатление произвело мое заявление, что в Министерстве госбезопасн
ости существовала система отчетности по работе каждого сотрудника, име
вшего отношение к токсикологической лаборатории.
Климов признал, что я не мог отдавать приказы Майрановскому или получать
от него яды. Положение о лаборатории, утвержденное правительством и рук
оводителями НКВД-МГБ Берией, Меркуловым, Абакумовым и Игнатьевым, запре
щало подобные действия. Этот документ, сказал Климов, автоматически дока
зывает мою невиновность. Если бы он был в деле, мне и Эйтингону нельзя было
бы предъявить такое обвинение, но он находился в недрах архивов ЦК КПСС, К
ГБ и в особом надзорном делопроизводстве прокуратуры. Отчеты о ликвидац
иях «особо опасных врагов государства» в 1946Ч 1953 годах составлялись Оголь
цовым как старшим должностным лицом, выезжавшим на место их проведения,
и министром госбезопасности Украины Савченко. Они хранились в специаль
ном запечатанном пакете. После каждой операции печать вскрывали, добавл
яли новый отчет, написанный от руки, и вновь запечатывали пакет. На пакете
стоял штамп: «Без разрешения министра не вскрывать. Огольцов».
Пока мы пили чай с бутербродами, Климов внимательно слушал меня и делал п
ометки в блокноте.
Климов провел во Владимирской тюрьме несколько дней. По его распоряжени
ю мне в камеру дали пишущую машинку, чтобы я напечатал ответы на все его во
просы. Они охватывали историю разведывательных операций, подробности у
казаний, которые давали Берия, Абакумов, Игнатьев, Круглов, Маленков и Мол
отов, а также мое участие в деле проведения подпольных и диверсионных ак
ций против немцев и сбору информации по атомной бомбе. Наконец, по предло
жению Климова я напечатал еще одно заявление об освобождении и реабилит
ации. Учитывая его совет, я не упоминал имени Хрущева, однако указал, что в
се приказы, отдававшиеся мне, исходили от ЦК партии. Климов уверил меня, чт
о мое освобождение неизбежно, как и восстановление в партии. Такие же обе
щания он дал и Эйтингону.
Позже я узнал, что интерес к моему делу был двоякий. С одной стороны, власт
и таким образом хотели глубже заглянуть в подоплеку сталинских преступ
лений и окружавших его имя тайн. С другой Ч освобождение Рамона Меркаде
ра из мексиканской тюрьмы и его приезд в Москву подстегнули Долорес Ибар
рури и руководителей французской и австрийской коммунистических парти
й добиваться освобождения из тюрьмы Эйтингона и меня.
Поездка Климова во Владимир во многом улучшила положение жены. Недавно н
азначенный председатель КГБ Шелепин направил в Комитет партийного кон
троля справку, положительно характеризующую мою деятельность и Эйтинг
она; в ней отмечалось, что Комитет госбезопасности «не располагает никак
ими компрометирующими материалами против Судоплатова и Эйтингона, сви
детельствующими о том, что они были причастны к преступлениям, совершенн
ым группой Берии». Этот документ резко контрастировал с подготовленной
в 1954 году Серовым, Панюшкиным, Сахаровским и Коротковым справкой о том, что
рабочих дел Судоплатова, Эйтингона и Серебрянского в архивах обнаружит
ь не удалось, поэтому установить полезность работы для советского госуд
арства службы диверсии и разведки под руководством Судоплатова в 1947Ч 1953 г
одах не представляется возможным.
На эту справку до сих пор ссылаются мои недоброжелатели из числа историк
ов советской внешней разведки, в частности использовавший ряд подтасов
анных архивных материалов В. Чиков.
Такого рода оценка сразу дала понять опытным людям, что наша реабилитаци
я не за горами.
По времени это совпало с попытками КГБ вступить в контакт с одной еврейс
кой семьей в Соединенных Штатах. Это была та самая семья, которой жена пом
огла уехать в Америку из Западной Украины, где они оказались после захва
та немцами Варшавы в 1939 году. В 1960-м один из их родственников приехал в Москв
у в качестве туриста и пытался разыскать жену в «Известиях», поскольку в
свое время она говорила им, что работает там. Узнав об этом, КГБ связался с
ней, надеясь привлечь этого человека для работы на советскую разведку в
Америке. Жену попросили прийти на Лубянку, где с ней несколько раз обсужд
али возможность использования нашей квартиры для встреч с приехавшим а
мериканским туристом. Из попытки завербовать его, правда, ничего не вышл
о, но квартиру начали использовать как явочную. Теперь, казалось, угроза п
отерять квартиру в центре над нами больше не висела.
Идеологическое управление и генерал-майор из разведки КГБ Агаянц заинт
ересовались опытом работы моей жены с творческой интеллигенцией в 30-х го
дах.
Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения аг
ентуры, и подполковник Рябов проконсультировались с ней, как использова
ть популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных цел
ях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним
дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в
качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный
фестиваль молодежи и студентов в Финляндию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73