У Дроздова не было связей в Москве, но ему доверили эт
и щекотливые дела. Первое его задание было проконтролировать надежност
ь системы по подслушиванию и убедиться, что наши «жучки» не обнаружены. И
менно тогда от Дроздова я узнал, что в 1942 году Сталин приказал Богдану Кобу
лову, заместителю Берии, установить подслушивающую аппаратуру в кварти
рах маршалов Ворошилова, Буденного и Жукова. Позже, в 1950 году, к этому списк
у были добавлены имена Молотова и Микояна. Существовали грандиозные пла
ны по тайному подслушиванию всех телефонных разговоров в руководстве Ц
К, но это было исполнено только во времена Брежнева, когда техника достиг
ла необходимого уровня.
Дроздов был рад, что он не вовлечен ни в какие похищения по приказу Сталин
а, но его подчиненным дважды приходилось работать на Главное управление
контрразведки: они должны были заговаривать на улице с иностранными дип
ломатами, которые встречались с русскими писателями, и затевать потасов
ки. Первое, что сделал Берия, став министром внутренних дел после смерти С
талина, Ч уволил Дроздова, поскольку тот слишком много знал о внутренни
х интригах и потому, что он был в плохих отношениях с Богданом Кобуловым. У
вольнение Дроздова в пятьдесят лет было просто спасением для него, хоть
и казалось тогда крахом: иначе он был бы арестован вместе с Берией.
В июле 1951 года арестовали Абакумова. В последний год его работы на посту ми
нистра, особенно в последние девять месяцев, он был абсолютно изолирован
от Сталина. Кремлевский список посетителей показывает, что после ноября
1950 года Сталин Абакумова не принимал. Сталин считал, что Абакумов слишком
много знал. Для меня его крах был как гром среди ясного неба.
В мае или июне 1951 года, когда я в последний раз провел несколько часов в каб
инете Абакумова, он выглядел весьма уверенным в себе, без колебаний прин
имал решения. Лишь позже я узнал от моего сокамерника Мамулова, что в посл
едние месяцы 1950 года Абакумов пытался ближе сойтись с ним, так как знал, что
у него были прямые выходы к Берии. Мамулов рассказал, что Абакумов просил
его устроить так, чтобы Берия его принял, и утверждал, что он всегда был ло
ялен и никогда не участвовал в интригах против него.
Абакумова обвинили в затягивании расследования по важным преступления
м и сокрытии информации о том, что Гаврилов и Лаврентьев (гомосексуалист
ы, которых внедрили в американское посольство) были двойными агентами ЦР
У и МГБ.
Конечно, на совести Абакумова были сфабрикованные признания и ложные по
казания, данные под пытками, но, правда и то, что сперва прокуратура, а посл
е и Рюмин обвинили его в преступлениях, которых он не совершал. Он никогда
не был политиком и не мог организовать заговор с целью захвата власти; он
был абсолютно предан Сталину и верил в него.
Сначала я не понимал обстоятельств краха Абакумова; мы с ним часто приде
рживались противоположных точек зрения, и мне казалось, что руководство
партии хотело исправить серьезные ошибки в работе МГБ. Комиссия Политбю
ро, в которую входили Берия, Маленков. Игнатьев и Шкирятов (глава Комиссии
партийного контроля), с самого начала казалась заинтересованной в прове
рке эффективности разведывательных и контрразведывательных операций.
Вскоре, однако, стало ясно, что арест Абакумова был началом новой чистки. В
результате позиции Маленкова усилились, так как Сталин назначил своего
бывшего секретаря, впоследствии завотделом руководящих партийных и со
ветских органов ЦК, Игнатьева на пост министра госбезопасности. В отсутс
твие и Абакумова, и ленинградской группы Маленков и Игнатьев в союзе с Хр
ущевым образовали новый центр власти в руководстве.
После встречи с Игнатьевым и его заместителями по закордонной разведке
Рясный и Савченко я вернулся к себе в кабинет в унынии. Их представления о
наших активных операциях за границей отличались от моих. Они планировал
и начать ликвидацию глав эмигрантских группировок в Германии и Париже, ч
тобы доложить об этих громких делах Сталину. Их не заботило, что нам гораз
до выгоднее влиять на деятельность эмиграции. Они собирались использов
ать двух агентов, семейную пару, для расправы с генералом в отставке Капу
стянским, украинским националистом, получившим этот чин от самого царя.
Ему было за семьдесят, он отошел от политики и был нам не опасен, но Игнать
ев хотел поскорей доложить о его ликвидации, чтобы произвести впечатлен
ие на правительство. Я был категорически против и убедил Игнатьева и его
зама Епишева не делать этого, поскольку смерть Капустянского лишит нас д
оступа к его почте, которая была нашим важнейшим источником регулярной и
нформации о положении в эмиграции.
Меня даже сейчас поражает та настойчивость, с которой руководители Коми
тета информации 1948Ч 1951 годов стремились инициировать теракты против эми
грации за границей и политические репрессии в странах Восточной Европы.
Помню, как молодой сотрудник Комитета информации Кондрашов, перешедший
туда на работу из контрразведки в 1949 году, ставший впоследствии генералом
, отстаивал необходимость теракции в Западной Германии. По-моему, он и Кор
отков докладывали поступившие из Австрии материалы о якобы преступной
сионистской деятельности Рудольфа Сланского, генерального секретаря к
омпартии Чехословакии, павшего жертвой знаменитого процесса 1953 года.
Помню, Игнатьев и Епишев подписали директиву для наших зарубежных резид
ентур усилить проникновение агентов в меньшевистские организации, кот
орые якобы относились к числу наших главных противников. Это происходил
о в 1952 году, спустя тридцать пять лет после 1917 года. Я резко заявил, что наша ре
зидентура в Вене занимается только американскими военными объектами в
Европе и у нее нет ни времени, ни людей для того, чтобы выслеживать меньшев
иков. Игнатьев, несмотря на то, что оба его зама Рясной и Епишев поддержали
его, сказал: «Директива хорошая, но вы правы. Давайте ее отзовем».
Мою жену и меня беспокоили частые аресты среди работников МГБ. И в антисе
митской кампании, и во внутри правительственных интригах была заметна н
арастающая напряженность. Жена чувствовала, что она и я проходим по пока
заниям тех, кто был арестован Ч Райхмана, Эйтингона, Матусова, Свердлова.
Когда к нам в гости пришла Анна, я впервые в жизни заговорил с женой о перс
пективах и возможности найти другую работу. Будучи начальником службы п
ри некомпетентном министре с заместителями типа Рюмина, авантюристами
и карьеристами, я неизбежно должен был попасть в сложное положение. Я тол
ько что получил диплом военной академии, и это давало мне надежду на нову
ю работу в военной или партийной сфере. Анна согласилась мне помочь…
В 1952 году мне позвонил Маленков и сообщил, что ЦК поручает мне важное задан
ие, в детали которого меня посвятит Игнатьев. Вскоре я был приглашен к нем
у в кабинет, где, как ни странно, он был один. Поздоровавшись, Игнатьев сказ
ал: «Наверху весьма озабочены возможностью формирования „Антибольшеви
стского блока народов“ во главе с Керенским. Эту инициативу американско
й реакции необходимо решительно пресечь, а верхушку блока обезглавить».
Мне приказали безотлагательно подготовить план действий в Париже и Лон
доне, куда предполагался приезд Керенского.
Через неделю, однако, я доложил Игнатьеву, что в подготовке операции возн
икли сложности, так как наш человек в Париже, Хохлов, который мог найти под
ходы к Керенскому, попал в поле зрения контрразведки противника. Когда о
н в последний раз пересекал границу, его документами заинтересовалась а
встрийская полиция, а его фальшивый паспорт был изъят для проверки.
Нашу нелегальную боевую группу в Париже возглавлял князь Гагарин, чьей з
адачей был поиск подходов к штаб-квартире НАТО в Фонтенбло для уничтоже
ния систем связи и тревоги в случае обострения ситуации или начала военн
ых действий. О существовании этой боевой группы докладывали по различны
м поводам и Сталину, и Маленкову. Я спросил Игнатьева, должны ли мы переори
ентировать эту агентуру на ликвидацию Керенского.
Игнатьев, который никогда не шел на риск, сказал, что это должны решать нав
ерху. Спустя день или два я прочел сообщение ТАСС о том, что украинские нац
ионалисты и хорватские эмигранты не согласились на создание «Антиболь
шевистского блока» под председательством Керенского Ч они не желали и
меть русского во главе этой организации.
На следующее утро я направил рапорт Игнатьеву о работе боевой группы, пр
иложив информацию ТАСС, чтобы он понял, что Керенский уже не представляе
т угрозы для Советского Союза. Игнатьев вызвал в кабинет меня, Рясного и С
авченко. Он начал с упреков, что они предложили ликвидацию Керенского, не
вникнув во внутреннюю вражду в антикоммунистических группировках. Игн
атьев подчеркнул, что товарищ Маленков особенно озабочен тем, чтобы мы н
е уходили в сторону от основной акции, борьбы с главным противником Ч Со
единенными Штатами.
После совещания Игнатьев предложил нам подготовить предложения по рео
рганизации разведывательной работы за рубежом. Этой реорганизацией ру
ководил лично Сталин. По его инициативе в конце 1952 года в МГБ было создано Г
лавное разведывательное управление. Его возглавил только что освобожд
енный из Лефортовской тюрьмы Питовранов. Новое Главное управление в цел
ях повышения эффективности работы объединило разведку и контрразведку
. Его начальник занял должность заместителя министра.
Меня не пригласили в Кремль на совещание по этому вопросу, на котором пре
дседательствовал Сталин, но Маленков официально объявил на совещании в
МГБ о решении, которое охарактеризовал как план создания «мощной развед
ывательной агентурной сети за рубежом», «в опоре» на активные контрразв
едывательные операции внутри страны. Маленков при этом цитировал Стали
на: «Работа против нашего главного противника невозможна без создания м
ощного агентурно-диверсионного аппарата за рубежом. Необязательно соз
давать резидентуры непосредственно в США, но мы должны действовать прот
ив американцев решительно, прежде всего в Европе и на Ближнем Востоке. Мы
должны использовать новые возможности, открывшиеся для нас в связи с уси
лением европейской, прибалтийской и китайской эмиграции в Соединенные
Штаты. Уязвимость Америки Ч в многонациональной структуре ее населени
я. Мы должны искать новые возможности использования национальных меньш
инств в Америке. Ни одного некоренного американца, который работает на н
ас, нельзя заставлять работать против страны, откуда он родом. Мы должны м
аксимально использовать в Соединенных Штатах иммигрантов из Германии,
Италии и Франции, убеждать их, что, помогая нам, они работают на свою родин
у, унижаемую американским господством».
Начался 1953 год, и я был сильно обеспокоен кадровыми перестановками в МГБ п
о инициативе Сталина. Я знал, что мое имя было в списке из 213 человек, в котор
ый входили имена руководящих работников высшего ранга, проходивших по п
оказаниям репрессированных в связи с «ленинградским делом», делом Евре
йского антифашистского комитета и «заговором врачей». Используя эти ма
териалы, Маленков снимал с должности или вовсе убирал из Москвы многих с
отрудников, начав серьезную кадровую перестановку в высших партийных и
правительственных структурах. Он хотел привлечь в аппарат новых людей, к
оторые были бы плохо знакомы с механизмами власти в Москве и выполнили б
ы любой приказ без малейшего колебания.
Эта чистка вскоре стала кровавой. Генерал-лейтенант Власик, начальник к
ремлевской охраны, был отправлен в Сибирь на должность начальника лагер
я и там тайно арестован. Власику предъявили обвинения в сокрытии знамени
того письма Л. Тимашук, которое Рюмин использовал для начала «дела враче
й», «в подозрительных связях с агентами зарубежных разведок и тайном сго
воре с Абакумовым».
После ареста Власика немилосердно избивали и мучили. Его отчаянные пись
ма к Сталину о невиновности остались без ответа. Власика вынудили призна
ть, что он злоупотреблял властью, что он позволял подозрительным людям п
рисутствовать на официальных приемах в Кремле, на Красной площади и в Бо
льшом театре, где бывали Сталин и члены Политбюро, которые, таким образом,
могли быть подставлены под удар террористов. Власик оставался в заключе
нии до 1955 года, когда его осудили теперь уже за растрату фондов на проведен
ие Ялтинской и Потсдамской конференций, а потом амнистировали. Несмотря
на поддержку маршала Жукова, его просьбы о реабилитации были отклонены.
Увольнение Власика вовсе не означало, что Берия теперь мог менять людей
в личной охране Сталина. В 1952 году, после ареста Власика, Игнатьев лично воз
главил Управление охраны Кремля, совмещая эту должность с постом минист
ра госбезопасности.
Все сплетни о том, что Сталина убили люди Берии, голословны. Без ведома Игн
атьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окруж
ения не мог. Это был старый, больной человек с прогрессирующей паранойей,
но до своего последнего дня он оставался всесильным правителем. Он дважд
ы открыто объявлял о своем желании уйти на покой, первый раз после праздн
ования Победы в Кремле в 1945-м и еще раз на Пленуме Центрального Комитета в
октябре 1952 года, но это были всего лишь уловки, чтобы выявить расстановку с
ил в своем окружении и разжечь соперничество внутри Политбюро.
В январе 1953 года Маленков и Игнатьев приказали мне подготовить предложен
ия, как использовать отзыв нашего советника в Китае, который доложил Ста
лину о директиве китайского руководства вербовать агентов из числа раб
отавших там советских специалистов. Товарищ Сталин, по словам Маленкова
, решил послать копию этого сообщения Мао Цзэдуну, объявив, что мы отзывае
м нашего советника потому, что полностью доверяем китайскому руководст
ву. Ковалева, по-моему, так его фамилия, тут же назначили помощником Стали
на в аппарате Совета Министров. Маленков приказал мне посоветоваться с К
овалевым по поводу создания новой разведывательной сети на Дальнем Вос
токе, чтобы получать достоверную информацию о Китае. При этом он подчерк
нул, что эта сеть не должна иметь связи со старыми источниками, которые мо
гут быть известны китайцам еще со времен Коминтерна.
Атмосфера была напряженной. В конце февраля 1953 года меня вызвали в кабине
т Игнатьева, где находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, з
аместитель начальника следственной части. Игнатьев сказал, что мы едем в
«инстанцию». Был поздний час Ч Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в каби
нет Сталина, а я около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин
вышли, а меня попросили вместе с Игнатьевым через два часа прибыть к Стал
ину для доклада на его ближнюю дачу в Кунцево.
Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на С
талина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел у
ставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и х
отя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы че
рез силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсульт
ах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой Ч на
кануне семидесятилетия, в 1949 году.
Сталин начал с обсуждения намеченной реорганизации зарубежной разведк
и. Игнатьев спросил, есть ли необходимость оставлять в Министерстве госб
езопасности два независимых разведывательных центра: Бюро по диверсия
м за рубежом и Главное разведуправление. Мне предложили высказаться. Я п
ояснил, что для выполнения операций против американских стратегически
х баз и баз НАТО, окружавших наши границы, мы должны постоянно сотруднича
ть с разведкой МГБ и Министерства обороны. Быстрое развертывание сил для
выполнения специальных задач, таких, как диверсии, требует взаимодейств
ия.
Я подчеркнул, что успех наших диверсионных операций против немцев в боль
шой степени зависел от качества агентурной сети, раскинутой в непосредс
твенной близости от баз, которые нужно уничтожить, добавив, что мы были го
товы в соответствии с директивой ЦК взорвать американские склады с горю
чим в Инсбруке, в Австрии. Мы не просто отправили туда оперативную группу.
Наши агенты имели прямой доступ к объектам, но неожиданный приказ Абакум
ова об отмене операции, которая могла сильно затруднить американские во
здушные перевозки в Берлин, сбил нас с толку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
и щекотливые дела. Первое его задание было проконтролировать надежност
ь системы по подслушиванию и убедиться, что наши «жучки» не обнаружены. И
менно тогда от Дроздова я узнал, что в 1942 году Сталин приказал Богдану Кобу
лову, заместителю Берии, установить подслушивающую аппаратуру в кварти
рах маршалов Ворошилова, Буденного и Жукова. Позже, в 1950 году, к этому списк
у были добавлены имена Молотова и Микояна. Существовали грандиозные пла
ны по тайному подслушиванию всех телефонных разговоров в руководстве Ц
К, но это было исполнено только во времена Брежнева, когда техника достиг
ла необходимого уровня.
Дроздов был рад, что он не вовлечен ни в какие похищения по приказу Сталин
а, но его подчиненным дважды приходилось работать на Главное управление
контрразведки: они должны были заговаривать на улице с иностранными дип
ломатами, которые встречались с русскими писателями, и затевать потасов
ки. Первое, что сделал Берия, став министром внутренних дел после смерти С
талина, Ч уволил Дроздова, поскольку тот слишком много знал о внутренни
х интригах и потому, что он был в плохих отношениях с Богданом Кобуловым. У
вольнение Дроздова в пятьдесят лет было просто спасением для него, хоть
и казалось тогда крахом: иначе он был бы арестован вместе с Берией.
В июле 1951 года арестовали Абакумова. В последний год его работы на посту ми
нистра, особенно в последние девять месяцев, он был абсолютно изолирован
от Сталина. Кремлевский список посетителей показывает, что после ноября
1950 года Сталин Абакумова не принимал. Сталин считал, что Абакумов слишком
много знал. Для меня его крах был как гром среди ясного неба.
В мае или июне 1951 года, когда я в последний раз провел несколько часов в каб
инете Абакумова, он выглядел весьма уверенным в себе, без колебаний прин
имал решения. Лишь позже я узнал от моего сокамерника Мамулова, что в посл
едние месяцы 1950 года Абакумов пытался ближе сойтись с ним, так как знал, что
у него были прямые выходы к Берии. Мамулов рассказал, что Абакумов просил
его устроить так, чтобы Берия его принял, и утверждал, что он всегда был ло
ялен и никогда не участвовал в интригах против него.
Абакумова обвинили в затягивании расследования по важным преступления
м и сокрытии информации о том, что Гаврилов и Лаврентьев (гомосексуалист
ы, которых внедрили в американское посольство) были двойными агентами ЦР
У и МГБ.
Конечно, на совести Абакумова были сфабрикованные признания и ложные по
казания, данные под пытками, но, правда и то, что сперва прокуратура, а посл
е и Рюмин обвинили его в преступлениях, которых он не совершал. Он никогда
не был политиком и не мог организовать заговор с целью захвата власти; он
был абсолютно предан Сталину и верил в него.
Сначала я не понимал обстоятельств краха Абакумова; мы с ним часто приде
рживались противоположных точек зрения, и мне казалось, что руководство
партии хотело исправить серьезные ошибки в работе МГБ. Комиссия Политбю
ро, в которую входили Берия, Маленков. Игнатьев и Шкирятов (глава Комиссии
партийного контроля), с самого начала казалась заинтересованной в прове
рке эффективности разведывательных и контрразведывательных операций.
Вскоре, однако, стало ясно, что арест Абакумова был началом новой чистки. В
результате позиции Маленкова усилились, так как Сталин назначил своего
бывшего секретаря, впоследствии завотделом руководящих партийных и со
ветских органов ЦК, Игнатьева на пост министра госбезопасности. В отсутс
твие и Абакумова, и ленинградской группы Маленков и Игнатьев в союзе с Хр
ущевым образовали новый центр власти в руководстве.
После встречи с Игнатьевым и его заместителями по закордонной разведке
Рясный и Савченко я вернулся к себе в кабинет в унынии. Их представления о
наших активных операциях за границей отличались от моих. Они планировал
и начать ликвидацию глав эмигрантских группировок в Германии и Париже, ч
тобы доложить об этих громких делах Сталину. Их не заботило, что нам гораз
до выгоднее влиять на деятельность эмиграции. Они собирались использов
ать двух агентов, семейную пару, для расправы с генералом в отставке Капу
стянским, украинским националистом, получившим этот чин от самого царя.
Ему было за семьдесят, он отошел от политики и был нам не опасен, но Игнать
ев хотел поскорей доложить о его ликвидации, чтобы произвести впечатлен
ие на правительство. Я был категорически против и убедил Игнатьева и его
зама Епишева не делать этого, поскольку смерть Капустянского лишит нас д
оступа к его почте, которая была нашим важнейшим источником регулярной и
нформации о положении в эмиграции.
Меня даже сейчас поражает та настойчивость, с которой руководители Коми
тета информации 1948Ч 1951 годов стремились инициировать теракты против эми
грации за границей и политические репрессии в странах Восточной Европы.
Помню, как молодой сотрудник Комитета информации Кондрашов, перешедший
туда на работу из контрразведки в 1949 году, ставший впоследствии генералом
, отстаивал необходимость теракции в Западной Германии. По-моему, он и Кор
отков докладывали поступившие из Австрии материалы о якобы преступной
сионистской деятельности Рудольфа Сланского, генерального секретаря к
омпартии Чехословакии, павшего жертвой знаменитого процесса 1953 года.
Помню, Игнатьев и Епишев подписали директиву для наших зарубежных резид
ентур усилить проникновение агентов в меньшевистские организации, кот
орые якобы относились к числу наших главных противников. Это происходил
о в 1952 году, спустя тридцать пять лет после 1917 года. Я резко заявил, что наша ре
зидентура в Вене занимается только американскими военными объектами в
Европе и у нее нет ни времени, ни людей для того, чтобы выслеживать меньшев
иков. Игнатьев, несмотря на то, что оба его зама Рясной и Епишев поддержали
его, сказал: «Директива хорошая, но вы правы. Давайте ее отзовем».
Мою жену и меня беспокоили частые аресты среди работников МГБ. И в антисе
митской кампании, и во внутри правительственных интригах была заметна н
арастающая напряженность. Жена чувствовала, что она и я проходим по пока
заниям тех, кто был арестован Ч Райхмана, Эйтингона, Матусова, Свердлова.
Когда к нам в гости пришла Анна, я впервые в жизни заговорил с женой о перс
пективах и возможности найти другую работу. Будучи начальником службы п
ри некомпетентном министре с заместителями типа Рюмина, авантюристами
и карьеристами, я неизбежно должен был попасть в сложное положение. Я тол
ько что получил диплом военной академии, и это давало мне надежду на нову
ю работу в военной или партийной сфере. Анна согласилась мне помочь…
В 1952 году мне позвонил Маленков и сообщил, что ЦК поручает мне важное задан
ие, в детали которого меня посвятит Игнатьев. Вскоре я был приглашен к нем
у в кабинет, где, как ни странно, он был один. Поздоровавшись, Игнатьев сказ
ал: «Наверху весьма озабочены возможностью формирования „Антибольшеви
стского блока народов“ во главе с Керенским. Эту инициативу американско
й реакции необходимо решительно пресечь, а верхушку блока обезглавить».
Мне приказали безотлагательно подготовить план действий в Париже и Лон
доне, куда предполагался приезд Керенского.
Через неделю, однако, я доложил Игнатьеву, что в подготовке операции возн
икли сложности, так как наш человек в Париже, Хохлов, который мог найти под
ходы к Керенскому, попал в поле зрения контрразведки противника. Когда о
н в последний раз пересекал границу, его документами заинтересовалась а
встрийская полиция, а его фальшивый паспорт был изъят для проверки.
Нашу нелегальную боевую группу в Париже возглавлял князь Гагарин, чьей з
адачей был поиск подходов к штаб-квартире НАТО в Фонтенбло для уничтоже
ния систем связи и тревоги в случае обострения ситуации или начала военн
ых действий. О существовании этой боевой группы докладывали по различны
м поводам и Сталину, и Маленкову. Я спросил Игнатьева, должны ли мы переори
ентировать эту агентуру на ликвидацию Керенского.
Игнатьев, который никогда не шел на риск, сказал, что это должны решать нав
ерху. Спустя день или два я прочел сообщение ТАСС о том, что украинские нац
ионалисты и хорватские эмигранты не согласились на создание «Антиболь
шевистского блока» под председательством Керенского Ч они не желали и
меть русского во главе этой организации.
На следующее утро я направил рапорт Игнатьеву о работе боевой группы, пр
иложив информацию ТАСС, чтобы он понял, что Керенский уже не представляе
т угрозы для Советского Союза. Игнатьев вызвал в кабинет меня, Рясного и С
авченко. Он начал с упреков, что они предложили ликвидацию Керенского, не
вникнув во внутреннюю вражду в антикоммунистических группировках. Игн
атьев подчеркнул, что товарищ Маленков особенно озабочен тем, чтобы мы н
е уходили в сторону от основной акции, борьбы с главным противником Ч Со
единенными Штатами.
После совещания Игнатьев предложил нам подготовить предложения по рео
рганизации разведывательной работы за рубежом. Этой реорганизацией ру
ководил лично Сталин. По его инициативе в конце 1952 года в МГБ было создано Г
лавное разведывательное управление. Его возглавил только что освобожд
енный из Лефортовской тюрьмы Питовранов. Новое Главное управление в цел
ях повышения эффективности работы объединило разведку и контрразведку
. Его начальник занял должность заместителя министра.
Меня не пригласили в Кремль на совещание по этому вопросу, на котором пре
дседательствовал Сталин, но Маленков официально объявил на совещании в
МГБ о решении, которое охарактеризовал как план создания «мощной развед
ывательной агентурной сети за рубежом», «в опоре» на активные контрразв
едывательные операции внутри страны. Маленков при этом цитировал Стали
на: «Работа против нашего главного противника невозможна без создания м
ощного агентурно-диверсионного аппарата за рубежом. Необязательно соз
давать резидентуры непосредственно в США, но мы должны действовать прот
ив американцев решительно, прежде всего в Европе и на Ближнем Востоке. Мы
должны использовать новые возможности, открывшиеся для нас в связи с уси
лением европейской, прибалтийской и китайской эмиграции в Соединенные
Штаты. Уязвимость Америки Ч в многонациональной структуре ее населени
я. Мы должны искать новые возможности использования национальных меньш
инств в Америке. Ни одного некоренного американца, который работает на н
ас, нельзя заставлять работать против страны, откуда он родом. Мы должны м
аксимально использовать в Соединенных Штатах иммигрантов из Германии,
Италии и Франции, убеждать их, что, помогая нам, они работают на свою родин
у, унижаемую американским господством».
Начался 1953 год, и я был сильно обеспокоен кадровыми перестановками в МГБ п
о инициативе Сталина. Я знал, что мое имя было в списке из 213 человек, в котор
ый входили имена руководящих работников высшего ранга, проходивших по п
оказаниям репрессированных в связи с «ленинградским делом», делом Евре
йского антифашистского комитета и «заговором врачей». Используя эти ма
териалы, Маленков снимал с должности или вовсе убирал из Москвы многих с
отрудников, начав серьезную кадровую перестановку в высших партийных и
правительственных структурах. Он хотел привлечь в аппарат новых людей, к
оторые были бы плохо знакомы с механизмами власти в Москве и выполнили б
ы любой приказ без малейшего колебания.
Эта чистка вскоре стала кровавой. Генерал-лейтенант Власик, начальник к
ремлевской охраны, был отправлен в Сибирь на должность начальника лагер
я и там тайно арестован. Власику предъявили обвинения в сокрытии знамени
того письма Л. Тимашук, которое Рюмин использовал для начала «дела враче
й», «в подозрительных связях с агентами зарубежных разведок и тайном сго
воре с Абакумовым».
После ареста Власика немилосердно избивали и мучили. Его отчаянные пись
ма к Сталину о невиновности остались без ответа. Власика вынудили призна
ть, что он злоупотреблял властью, что он позволял подозрительным людям п
рисутствовать на официальных приемах в Кремле, на Красной площади и в Бо
льшом театре, где бывали Сталин и члены Политбюро, которые, таким образом,
могли быть подставлены под удар террористов. Власик оставался в заключе
нии до 1955 года, когда его осудили теперь уже за растрату фондов на проведен
ие Ялтинской и Потсдамской конференций, а потом амнистировали. Несмотря
на поддержку маршала Жукова, его просьбы о реабилитации были отклонены.
Увольнение Власика вовсе не означало, что Берия теперь мог менять людей
в личной охране Сталина. В 1952 году, после ареста Власика, Игнатьев лично воз
главил Управление охраны Кремля, совмещая эту должность с постом минист
ра госбезопасности.
Все сплетни о том, что Сталина убили люди Берии, голословны. Без ведома Игн
атьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окруж
ения не мог. Это был старый, больной человек с прогрессирующей паранойей,
но до своего последнего дня он оставался всесильным правителем. Он дважд
ы открыто объявлял о своем желании уйти на покой, первый раз после праздн
ования Победы в Кремле в 1945-м и еще раз на Пленуме Центрального Комитета в
октябре 1952 года, но это были всего лишь уловки, чтобы выявить расстановку с
ил в своем окружении и разжечь соперничество внутри Политбюро.
В январе 1953 года Маленков и Игнатьев приказали мне подготовить предложен
ия, как использовать отзыв нашего советника в Китае, который доложил Ста
лину о директиве китайского руководства вербовать агентов из числа раб
отавших там советских специалистов. Товарищ Сталин, по словам Маленкова
, решил послать копию этого сообщения Мао Цзэдуну, объявив, что мы отзывае
м нашего советника потому, что полностью доверяем китайскому руководст
ву. Ковалева, по-моему, так его фамилия, тут же назначили помощником Стали
на в аппарате Совета Министров. Маленков приказал мне посоветоваться с К
овалевым по поводу создания новой разведывательной сети на Дальнем Вос
токе, чтобы получать достоверную информацию о Китае. При этом он подчерк
нул, что эта сеть не должна иметь связи со старыми источниками, которые мо
гут быть известны китайцам еще со времен Коминтерна.
Атмосфера была напряженной. В конце февраля 1953 года меня вызвали в кабине
т Игнатьева, где находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, з
аместитель начальника следственной части. Игнатьев сказал, что мы едем в
«инстанцию». Был поздний час Ч Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в каби
нет Сталина, а я около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин
вышли, а меня попросили вместе с Игнатьевым через два часа прибыть к Стал
ину для доклада на его ближнюю дачу в Кунцево.
Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на С
талина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел у
ставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и х
отя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы че
рез силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсульт
ах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой Ч на
кануне семидесятилетия, в 1949 году.
Сталин начал с обсуждения намеченной реорганизации зарубежной разведк
и. Игнатьев спросил, есть ли необходимость оставлять в Министерстве госб
езопасности два независимых разведывательных центра: Бюро по диверсия
м за рубежом и Главное разведуправление. Мне предложили высказаться. Я п
ояснил, что для выполнения операций против американских стратегически
х баз и баз НАТО, окружавших наши границы, мы должны постоянно сотруднича
ть с разведкой МГБ и Министерства обороны. Быстрое развертывание сил для
выполнения специальных задач, таких, как диверсии, требует взаимодейств
ия.
Я подчеркнул, что успех наших диверсионных операций против немцев в боль
шой степени зависел от качества агентурной сети, раскинутой в непосредс
твенной близости от баз, которые нужно уничтожить, добавив, что мы были го
товы в соответствии с директивой ЦК взорвать американские склады с горю
чим в Инсбруке, в Австрии. Мы не просто отправили туда оперативную группу.
Наши агенты имели прямой доступ к объектам, но неожиданный приказ Абакум
ова об отмене операции, которая могла сильно затруднить американские во
здушные перевозки в Берлин, сбил нас с толку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73