Узнав, что я родом с Украины и имею опыт работы в местных условия
х, Артузов предложил эту должность мне. К тому времени Эмма также перевел
ась в Москву и получила назначение в Секретно-политический отдел. С 1934 год
а в ее обязанности входила работа с сетью осведомителей в только что соз
данном Союзе писателей и в среде творческой интеллигенции.
После трагического убийства советского дипломата Майлова во Львове, со
вершенного террористом ОУН Лемеком в 1934 году, председатель ОГПУ Менжинск
ий издал приказ о разработке плана действий по нейтрализации террорист
ических акций украинских националистов. Украинское ГПУ сообщило, что ем
у удалось внедрить в подпольную военную организацию украинских национ
алистов в изгнании (ОУН) своего проверенного агента Ч Лебедя. Это было кр
упным достижением.
Слуцкий, к тому времени начальник Иностранного отдела, предложил мне ста
ть сотрудником-нелегалом, работающим за рубежом. Сначала это показалось
мне нереальным, поскольку опыта работы за границей у меня не было и я ниче
го не знал об условиях жизни на Западе. К тому же мои знания немецкого, кот
орый должен был мне понадобиться в Германии и Польше, где предстояло раб
отать, равнялись нулю.
Однако чем больше я думал об этом предложении, тем более заманчивым оно м
не представлялось. И я согласился. После чего сразу приступил к интенсив
ному изучению немецкого языка Ч занятия проходили на явочной квартире
пять раз в неделю. Опытные инструкторы обучали меня также приемам рукопа
шного боя и владению оружием. Исключительно полезными для меня были встр
ечи с заместителем начальника Иностранного отдела ОГПУЧ НКВД Шпигельг
лазом. У него был большой опыт работы за границей в качестве нелегала Ч в
Китае и Западной Европе. В начале 30-х годов в Париже «крышей» ему служил ры
бный магазин, специализировавшийся на продаже омаров, расположенный во
зле Монмартра.
После восьми месяцев обучения я был готов отправиться в свою первую зару
бежную командировку в сопровождении Лебедя, «главного представителя»
ОУН на Украине, а в действительности нашего тайного агента на протяжении
многих лет. Лебедь с 1915 по 1918 год просидел вместе с Коновальцем в лагере для
военнопленных под Царицыном. (В годы первой мировой войны Лебедь и Конов
алец вместе воевали в качестве офицеров австро-венгерской армии против
России на Юго-Западном фронте в составе так называемого корпуса «Сечевы
х стрельцов».) В гражданскую войну он стал заместителем Коновальца и ком
андовал пехотной дивизией, сражавшейся против частей Красной Армии на У
краине. После отступления Коновальца в Польшу в 1920 году Лебедь был направ
лен им на Украину для организации подпольной сети ОУН. Но там его арестов
али. Выбор перед ним был простой: или работать на нас, или умереть.
Лебедь стал для нас ключевой фигурой в борьбе с бандитизмом на Украине в 20
-х годах. Его репутация в националистических кругах за рубежом оставала
сь по-прежнему высокой: Коновалец рассматривал своего представителя ка
к человека, способного провести подготовительную работу для захвата вл
асти ОУН в Киеве в случае войны. От Лебедя, которому мы разрешали выезжать
на Запад в 20-х и 30-х годах по нелегальным каналам, нам и стало известно, что К
оновалец лелеял планы захвата Украины в будущей войне. В Берлине Лебедь
встречался с полковником Александером, предшественником адмирала Виль
гельма Канариса на посту руководителя германской разведслужбы в начал
е 30-х годов, и узнал от него, что Коновалец дважды виделся с Гитлером, котор
ый предложил, чтобы несколько сторонников Коновальца прошли курс обуче
ния в нацистской партийной школе в Лейпциге.
Я ехал за границу как «племянник» Лебедя, якобы для помощи в его работе. Мо
я жена была переведена в Иностранный отдел НКВД для того, чтобы через нее
я мог поддерживать связь с Центром. Она должна была выступать в роли студ
ентки из Женевы, что позволило ей время от времени встречаться с агентам
и в Западной Европе. С этой целью она прошла специальный курс.
Лебедь не знал о том, что на нас работает еще один агент, Полуведько, главн
ый представитель Коновальца в Финляндии. Он жил по фальшивому паспорту в
Хельсинки, организуя контакты между украинскими националистами в изгн
ании и их подпольной организацией в Ленинграде. Оуновцы прятали свои арх
ивы в Ленинграде, в знаменитой библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Хотя
мы и знали это, обнаружить архивы удалось лишь после окончания второй ми
ровой войны, в 1949 году.
Я выехал в Хельсинки в сопровождении Лебедя. Лебедь передал меня на попе
чение Полуведько и тут же возвратился в Харьков через Москву. Полуведько
, ничего не знавший о моей истинной работе, регулярно посылал обо мне отче
ты в НКВД через Зою Воскресенскую-Рыбкину, отвечавшую за связь с ним. Мне
надо было дать Центру знать, что со мной все в порядке, и, как условились за
ранее, я написал записку своей «девушке», а затем порвал ее и бросил в корз
инку для бумаг. Выступив в роли моего невольного помощника, Полуведько с
обрал обрывки и передал их Зое. А на каком-то этапе Полуведько вообще пред
ложил меня убрать, о чем сообщал в одном из своих донесений, но, к счастью, р
ешение этого вопроса зависело не от него. В Финляндии (а позднее и в Герман
ии) я жил весьма скудно: у меня не было карманных денег, и я постоянно ходил
голодный. Полуведько выделял мне всего десять финских марок в день, а их е
два хватало на обед Ч при этом одну монетку надо было оставлять на вечер
для газового счетчика, иначе не работали отопление и газовая плита. На та
йные встречи между нами, расписание которых было определено перед моим о
тъездом из Москвы, Зоя Рыбкина и ее муж Борис Рыбкин, резидент в Финляндии
, руководивший моей разведдеятельностью в этой стране, приносили бутерб
роды и шоколад. Перед уходом они просматривали содержимое моих карманов
, чтобы убедиться, что я не взял с собой никакой еды: ведь это могло провали
ть нашу «игру».
После двух месяцев ожидания в Хельсинки прибыли связные от Коновальца
Ч Грибивский («Канцлер») из Праги и Андриевский из Брюсселя. Мы отправил
ись в Стокгольм пароходом.
При посадке мне вручили паспорт на имя Николса Баравскаса, выданный лито
вскими спецслужбами по просьбе руководства ОУН. Когда прибыли в Стокгол
ьм, всех пассажиров собрали в столовой, и официант начал раздавать проше
дшие пограничный контроль паспорта. Поначалу он отказался вернуть мне м
ой паспорт, заявив, что фото явно не соответствует оригиналу. Действител
ьно, паспорт был на имя Сциборского, члена Центрального руководства ОУН,
украинского активиста, с фотографией Сциборского. К счастью, тут вмешалс
я возмущенный Полуведько, пригрозивший официанту и заставивший его вер
нуть мне документ. После недели пребывания в Стокгольме мы отправились в
Германию, где никаких неприятностей с тем же паспортом у меня уже не было
. В июне 1936 года прибыли в Берлин, и там я встретился с Коновальцем, который р
асспрашивал меня обо всем с большим пристрастием. Наша встреча проходил
а на квартире, находившейся в здании музея этнографии и предоставленной
ему германской разведслужбой. В сентябре меня послали на три месяца в на
цистскую школу в Лейпциге. Во время учебы я имел возможность познакомить
ся с оуновским руководством. Слушателей школы, естественно, интересовал
а моя личность. Однако никаких проблем с моей «легендой» не возникало.
Мои беседы с Коновальцем становились между тем все серьезнее. В его план
ы входила подготовка административных органов для ряда областей Украи
ны, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причем украи
нские националисты должны были выступать в союзе с немцами. Я узнал, что в
их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух ты
сяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейск
их сил в Галиции (части Западной Украины, входившей тогда в Польшу) и в Гер
мании.
Оуновцы всячески пытались вовлечь меня в борьбу за власть, которая шла м
ежду двумя их главными группировками: «стариков» и «молодежи». Первых пр
едставляли Коновалец и его заместитель Мельник, а «молодежь» возглавля
ли Бандера и Костарев. Моей главной задачей было убедить их в том, что терр
ористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, ч
то власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления. Я настаи
вал на том, что надо держать наши силы и подпольную сеть в резерве, пока не
начнется война между Германией и Советским Союзом, а в этом случае немед
ленно их использовать.
Особенно тревожили террористические связи этой организации, в частнос
ти договоренность с хорватскими националистами и участие в убийстве юг
ославского короля Александра и министра иностранных дел Франции Луи Ба
рту. Для меня было открытием, что все эти террористы финансируются абвер
ом Ч разведывательной и контрразведывательной службой вермахта. Полн
ой неожиданностью явилась для меня и новость, что убийство польского мин
истра генерала Перацкого в 1934 году украинским террористом Мацейко было п
роведено вопреки приказу Коновальца и стоял за этим Бандера, соперничав
ший с последним за власть. Бандера стремился к контролю над организацией
, играя на естественной неприязни украинцев к Перацкому, который нес отв
етственность за репрессии против украинского меньшинства в Польше. Кон
овалец рассказал мне, что к этому времени между Польшей и Германией был п
одписан договор о дружбе, так что немцев никоим образом не устраивали лю
бые враждебные акции по отношению к полякам. Они были так взбешены, что вы
дали Бандеру, скрывавшегося в Германии. Убийца генерала, Мацейко, сумел с
крыться.
Дело обстояло следующим образом. Мацейко планировал убить Перацкого, вз
орвав гранату, но она по каким-то причинам не взорвалась, и он застрелил п
ольского министра. За ним тут же бросилась толпа людей. Мацейко сумел про
скочить перед идущим трамваем, который отсек его от преследователей, заб
ежал в подъезд первого же дома, поднялся на площадку 7-го этажа, там сброси
л плащ и шляпу, выкинул револьвер и, неузнанный, спокойно вышел на улицу. П
ольская контрразведка установила засаду на всех явочных квартирах укр
аинских националистов в Варшаве, но он не появился ни на одной из них. Ночь
он провел со своей подружкой, тоже украинской террористкой Чемеринской
. Именно она организовала его побег через Карпаты в Чехословакию, исполь
зовав свои связи в чешской полиции.
В Чехословакии ОУН имела мощную поддержку со стороны властей. У президен
та Бенеша были с Коновальцем личные отношения еще со времен первой миров
ой войны. Однако, когда ОУН «вышла из-под контроля» властей и осуществила
убийство Перацкого, эти отношения ухудшились.
Несмотря на эмоциональное выступление Бандеры на суде в защиту дела укр
аинского национализма, он и другие организаторы были приговорены к смер
тной казни через повешение. Однако давление Германии на польские власти
в конце концов спасло им жизнь. Смертный приговор заменили тюрьмой. Немц
ы после захвата Польши тут же выпустили Бандеру на свободу. И между двумя
группировками украинских националистов закипела кровавая междоусобн
ая война.
В общении со своими коллегами по нацистской партийной школе я держался а
бсолютно уверенно и независимо: ведь я представлял головную часть их под
польной организации на Украине, в то время как они являлись всего лишь эм
игрантами, существовавшими на немецкие подачки. Я имел право накладыват
ь вето на их предложения, поскольку выполнял инструкции своего «дяди» («
вуйко»). Если что-то в их высказываниях мне не нравилось, достаточно было
просто сказать: «Вуйко не велел!»
Именно таким образом я отверг предложение о моей встрече с полковником Л
ахузеном из штаб-квартиры абвера. Вступать в прямые контакты с германск
ой разведкой было бы рискованно, так как немцы могли попытаться принудит
ь меня к сотрудничеству. Снова и снова приходилось мне повторять свои во
зражения по поводу встречи с кем-либо из абвера.
Однажды, когда мы гуляли с Коновальцем, к нам подошел уличный фотограф и с
фотографировал нас, передав пленку Коновальцу, заплатившему за это две м
арки. Я возмутился. Было ясно, что мое берлинское окружение хочет иметь фо
тографию в своем досье, чтобы потом, когда им понадобится, они могли разыс
кать меня. Тогда же, на улице, я выразил свой недвусмысленный протест Коно
вальцу. Было бы непростительной ошибкой, если такая фотография оказалас
ь бы в руках у немцев, заявил я ему, нисколько не сомневаясь, что именно это
и было его истинной целью. Коновалец попытался как-то меня успокоить. По е
го словам, не было ничего предосудительного в том, что какой-то уличный фо
тограф, зарабатывающий себе на жизнь, сфотографировал нас вдвоем, прогул
ивающимися по берлинской улице.
Позднее я убедился, что был прав. В годы войны СМЕРШ (СМЕРШ Ч название сов
етской военной контрразведки в 1943-1946 годах.) захватил двух лазутчиков в Зап
адной Украине, у одного из них была эта фотография. Когда его спросили, зач
ем она ему нужна, он ответил: «Я не имею понятия, кто этот человек, но мы полу
чили приказ ликвидировать его, если обнаружим».
Я сумел войти в доверие к Коновальцу, передав ему содержимое одного конф
иденциального разговора. Как-то Костарев и еще несколько молодых украин
ских националистов, слушателей нацистской партийной школы, стали говор
ить, что Коновалец слишком стар, чтобы руководить организацией, и его сле
дует использовать лишь в качестве декоративной фигуры. Когда они спроси
ли мое мнение, я возмущенно ответил:
Ч Да кто вы такие, чтобы предлагать подобное? Наша организация не только
полностью доверяет Коновальцу, но и регулярно получает от него поддержк
у, а о вас до моего приезда сюда мы вообще ничего не слышали.
Когда я рассказал об этом Коновальцу, лицо его побледнело. Позже Костаре
в был уничтожение думаю, что это случайное совпадение.
В Центре было решено, что, как только я прибуду в Германию, мне следует про
являть полную самостоятельность и не поддерживать никаких контактов н
и с нашей резидентурой, ни с нелегалами. Коновалец взял меня под свою опек
у и частенько навещал: мы вдвоем бродили по городу. Однажды он даже повел м
еня на спектакль в Берлинскую оперу, но в целом развлечений в моей жизни т
ам было не так уж много. Украинская община была очень бедной, и о том, чтобы
позволить себе какую-либо роскошь, не могло быть и речи. Если вас приглаша
ли на чай, то сахар принято было приносить с собой. Украинцы, с которыми я о
бщался, наивно полагали, что могут помочь финансировать ОУН за счет дохо
дов какой-нибудь гуталиновой фабрики, которой владели их родственники в
Польше. Они буквально жаждали войны Германии с Польшей и СССР как освобо
ждения из-под ига «национального угнетения».
Коновалец привязался ко мне и даже предложил, чтобы я сопровождал его в и
нспекционной поездке в Париж и Вену с целью проверки положения дел в укр
аинских эмигрантских кругах, поддерживавших его. У него были деньги, пол
ученные от немцев, и это позволяло ему играть роль лидера могущественной
организации.
В Париже мы остановились в разных отелях. Во время нашего пребывания в го
роде проходила всеобщая забастовка, и все рестораны оказались закрытым
и, так что Коновалец повез меня обедать в… Версаль. Не работало и метро, и н
ам пришлось взять такси, кстати, весьма дорогое. Я был под огромным впечат
лением от Парижа и остаюсь его поклонником до сегодняшнего дня.
Центр был осведомлен о том, что мы с Коновальцем намеревались провести в
Париже три недели, и решил воспользоваться этой возможностью, чтобы орга
низовать мне встречу с моим курьером. Согласно инструкции из Москвы мне
надлежало по возможности выйти на такую встречу в Париже и позднее в Вен
е. Для этого я должен был дважды в неделю появляться между пятью и шестью в
ечера на углу Плас-де-Клиши и бульвара де-Клиши. Курьер должен был быть мн
е лично известен, но имя его мне не раскрывали Ч таковы были «правила кон
спирации», Ч им мог оказаться кто угодно. В первое же свое появление на у
словленном месте я увидел… собственную жену, одетую по последней моде: о
на сидела за столиком кафе на улице и медленно попивала черный кофе. В ту м
инуту я был обуреваем самыми разнородными чувствами. Усилием воли мне уд
алось заставить себя удостовериться, что за мной нет никакой слежки, и ли
шь после этого я приблизился к Эмме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73