С минуту они стояли друг против друга, не говоря ни слова. Тетка нервно поглаживала бархат своего лилового ошейника. Видно было, что она со страхом ожидает, что скажет Януш. Но Януш проглотил слюну и глуховато произнес:
— Как вы думаете, можно зайти к этим Вагнерам? Тетя Марта облегченно вздохнула:
— Разумеется. Мадам Вагнер очень благожелательная женщина.
Мадам Вагнер действительно была очень благожелательной, но не очень умной женщиной. Она страшно удивилась визиту Япуша и принялась задавать ненужные вопросы. Януш отвечал на рих с полным самообладанием. Дело в том, что профессорская квартира показалась ему совсем иной, чем в прошлый раз, вовсе не такой темной и запыленной. Спустя какое-то время он заметил, что в передней сняты коричневые бархатные занавеси, что она побелена и стала свободней; вдоль стен поставлены узкие полки с иностранными книгами. И только сейчас сообразил, что, он же не был в этой квартире дальше передней, потому-то огромный красивый профессорский кабинет с дубовыми шкафами до самого потолка показался ему незнакомым. Мадам Вагнер расспрашивала его о подробностях смерти Зоей, ион — вот странно! — с удивительной легкостью рассказывал этой совершенно чужой ему особе то, чего бы не рассказал никому из близких; более того, это даже доставляло ему удовольствие. Наконец-то он мог выговориться — и стал рассказывать о смерти ребенка, хотя как раз об этом профессорша не спрашивала. Во время этого разговора он понял, что ничто, кроме подробностей, его сейчас не интересует, что все его мысли крутятся только вокруг подробностей: как Зося выглядела, какая она была тяжелая, когда он укладывал ее в гроб, как в полубессознательном состоянии стягивала с рук кольца и отдавала ему.
— Вот они,— и он показал мадам Вагнер кольца, так как всегда носил их в кармане жилета,— в одном пять брильянтов, а в другом пять рубинов и пять брильянтов...
Мадам Вагнер удивленно взглянула на него. Он догадался, что она подумала, будто он собирается предложить ей эти кольца. Он улыбнулся и сказал ей:
— Вы видите, как я уже того...
Он встал, попрощался и вышел. Было уже около часу. Солнце тускло пробивалось сквозь туман. Он взглянул на Вавель,— башни приняли лиловатый оттенок, подернутые туманом, они были далекими, незнакомыми и искусственными. Будто из бумаги вырезали для кукольного представления.
— Вот и все,— произнес он вслух.— А что дальше?
И верно, вот он посетил уже два дома, и ничего это не дало. Ни на минуту не заполнило ужасной пустоты, которую он ощущал не только вокруг себя, но и в себе. Медленно, шлепая по грязи, точно старик, он пошел в сторону Рынка, надеясь кого-нибудь встретить на линии АБ.
«В Кракове ведь достаточно постоять пять минут на линии АБ, чтобы встретить всех, кого хочешь и кого не хочешь.— Януш остановился возле магазина Фишера, поглядел на Сукенницы, на башню ратуши и на Мариацкую башню.— В этом доме жил Гете,— вздохнул он,— только давно, в начале жизни, когда ему было еще далеко до второй части «Фауста».
«Вместо того чтобы ехать в Краков,— подумал Януш,— надо было пойти в Варшаве к Эдгару, он бы мне помог».
Конечно, он знал, что Эдгар ему не помог бы, что поможет только время. Но ведь надо же как-то это время избыть, как-то просуществовать, как-то прожить. И в это самое время ответить себе па несколько вопросов, на несколько простейших вопросов. Не таких вечных, как: «Что есть вселенная? Что есть человек?» — а на простые вопросы: «Любил ли я Зосю? Почему бежал из Гейдельберга? Почему приехал тогда в Краков? Почему приехал сейчас?»
И тут он встретил знакомого, но только совсем не краковча-нина. Из толпы, которая в это время обычно снует, стоит, глазеет на линии АБ, вдруг вынырнул хорошо знакомый ему по Варшаве типичный продукт этой самой Варшавы — Адась Пшебия-Ленц-кий.
— Что это вы, граф, стоите на углу, будто фонарный столб? — Адась чуть ли не в объятия его заключил, стиснув за плечи.— Вот это встреча, а? Ведь я же вас, граф («графа» он выкрикивал во весь голос, чтобы слышал каждый прохожий, в этом-то и была
вся его варшавская природа, ибо что значит графский титул для Кракова?), я же вас целую вечность не видел! Куда вы, граф, направляетесь?
Януш отделался неопределенной улыбкой.
— А я иду обедать, и в одиночестве. Я ведь тут по дядиным делам, то есть по делам княгини, вашей сестры. Чудесная встреча. Пообедаем вместе, а?
Януш тут же согласился. Это его даже устраивало. Не идти же одному в тот ресторан, где он был тогда с Зосей,— что бы это ему дало? Да, конечно, надо пойти именно с этим болваном, который будет пить водку, орать на официантов, хлопать его по плечу и выкрикивать свое излюбленное «граф» на весь зал. Может быть, это как раз то, что ему больше всего нужно: заглушить боль, стереть воспоминания, захлебнуться в водке здесь, в Кракове, в том самом Кракове. Он даже обрадовался этой мысли и, когда они двинулись к ресторану, взял Адася под руку. Ленцкий от такой чести пришел в неимоверный восторг и старался идти как можно медленнее, чтобы их видело как можно больше людей. Когда они проходили мимо кабачка «Под баранами», Адась спросил:
— Вы бывали здесь?
И когда Януш с улыбкой отрицательно покачал головой, он прочел недоверие в круглых кошачьих глазах Адася.
«Разыгрывает, ну да ладно»,— подумал, очевидно, этот юнец.
Адась Ленцкий был куда более искушенным знатоком Кракова, нежели Януш, он привел Януша в хороший, хоть и скромный ресторанчик на Гродзкой, сразу же за церковью святого Андрея. Проходя мимо церкви, Януш хотел было остановиться, посмотреть на нее, сказать что-то о татарах, которые некогда ее осаждали, но Адась не хотел его слушать.
— Идемте, граф, идемте,— торопил он. Видимо, ему не терпелось попасть в кабак.
Усевшись на красный клеенчатый диванчик, он сразу почувствовал себя как дома и тут же принялся разыгрывать роль хозяина, хотя Януш ни минуты не сомневался, что платить за все придется ему. Начал Адась с водки и селедочки. Януш не стал возражать, ему было все равно. Выпили.
В ресторане была только тощая буфетчица, чахоточная особа с горящими глазами, и худосочный, маленький, слишком угодливый официант, который сразу не понравился Янушу и по мере того, как у него начинало шуметь в голове, нравился все меньше и меньше.
Впрочем, говорил Януш мало, предоставив высказываться Адасю. А тот после двух рюмок начал рисовать открывающиеся перед Янушем блестящие перспективы, то есть, собственно, не столько перед ним, сколько перед его племянником, Алеком. Через год-полтора Алек станет совершеннолетним и должен вступить во владение всем оставленным ему бабкой наследством. Пока что этим наследством распоряжалась княгиня Мария.
— Вы даже не представляете, граф,— говорил Адась, намазывая свежим маслом булку и накладывая на нее кусочки селедки,— вы даже не представляете, до чего ваша сестра — хотя у нее, правда, куча хлопот с приданым итальянской графини,— до чего она скрупулезна в делах. Дядя порой за голову хватается...
— Так, может быть, это ее достоинство? — спросил Януш, на которого водка на сей раз не действовала.— Особенно если дело касается чужих денег!
— Вы меня простите, но она же не умеет пользоваться случаем! — уже не очень церемонясь, заявил Адась.
Януша встревожило то, что Адась распускается, выпив такую малость.
— Она держит все в бумагах, как советует ей дядюшка. Ну, понятно, не все, добра у нее завались, но вообще все в бумагах, во вкладах за границей. Говорят, что ей Спыхала большие суммы в заграничные банки переводит...
Тут Януш слегка поморщился. Адась, видимо, что-то еще соображал, так как сразу переменил тему разговора.
— А как вы смотрите на то, чтобы завести скаковые конюшни?
Януш откинулся на красном диванчике и чуть не расхохотался.
— Ну что вы, да какая же может быть в наше время конюшня? Разве мы себе можем это позволить?..
— На бегах будем играть!..
— Все так, но для этого нужны знающие люди. Официант принес стеклянную тарелочку, полную темных маринованных рыжиков.
— Чистая гибель для печени,— сказал Януш.
— А вы что, страдаете печенью?
— Немного.
— Ерунда все это — печень!.. Поехали! — И Ленцкий вновь поднял свою рюмку.
— Зачем же так гнать! — пытался удержать его Януш.
Но уже чувствовал, что водка действует — голова как будто бы ничего, но точность движений уже утрачена. Зацепил за вилку, салфетка упала на пол. Официант поднял ее и сказал:
— Извольте, пан граф. Януш пожал плечами.
— Уже знает, что я граф.
Адась подмигнул.
— Да вы не умиляйтесь, они тут всех титулуют. И меня графом зовут...
Януш смутился — настолько-то он еще был трезв.
— Нет, правда, постройте у себя в Коморове конюшню,— с жаром принялся уговаривать его после третьей рюмки Адась.— Это же такое доходное дело!
Но Януша это не прельщало.
— А какой наличностью вы, граф, располагаете?
— Да нет у меня никакой наличности,— отбивался Януш.
— Та-та-та, я слишком уважаю вас, пан Януш, чтобы поверить в это.
— Да с чего вы взяли, пан Адам?
— Ну, хлопнем! — И Адась вновь поднял рюмку. Он наливал уже сам, не ожидая официанта.
Януш не возражал и выпивал каждую рюмку до дна, но голова у него была крепче, чем у Адася.
— Такие вам конюшни поставим, такие конюшни! — бахвалился Адась.— Беговую дорожку! Пару жокеев — и готово. А удовольствия-то! А деньги какие, если конь выиграет!.. Фукс!..
Это «фукс» он выкрикнул так, что официант, решив, будто его зовут, галопом помчался к кухонному окошечку и принес два темно-коричневых бифштекса, засыпанных горой крепко наперченного лука. Поставив перед ними тарелки, он остановился поодаль с выражением пса, наблюдающего, как едят хозяева.
Януш чувствовал, что в голове у него слегка мутится. А сердце наполняла безграничная благодарность Адасю за то, что тот притащил его в этот кабак и теперь не надо сидеть в гостинице и размышлять — а зачем он, собственно, сюда приехал. Он постарался это выразить:
— Я вам страшно благодарен,— твердил он,— так благодарен... Вы знаете, я сюда приехал... Я не знаю, зачем я сюда приехал... Вот приехал п... Простите, а почему мы на «вы»? Выпьем брудершафт...
Адась был так пьян, что его уже ничто не поражало. В трезвом виде одна мысль, что он может называть Януша Мышинского просто по имени, наполнила бы его гордостью и блаженством. А теперь хоть бы что.
— Брудершафт? — переспросил он,— Что ж, можно и брудер-шафтик... Официант! — завопил он во все горло, хотя угодливый лакей стоял рядом.— Еще литр!
— Это что? — с изумлением спросил Януш.— Неужели мы уже все выхлестали?
— Выхлестали! — лихо выкрикнул Адась и, схватив пустую
бутылку за горлышко, подал ее официанту.— Выхлестали! Во как графья пьют! Видал?
Отдал бутылку и хотел было стукнуть кулаком по столу, но Януш перехватил его руку.
Выпили брудершафт. Адась пересел на диванчик к Янушу и всего его обслюнявил. Януш утерся салфеткой. Перед глазами его все смешалось. Адась, сидя рядом с ним, продолжал бормотать о каких-то выгодных сделках.
— Я вам удивляюсь,— твердил он.— Ну просто я вам всегда удивляюсь. Столько денег... и все зря пропадают. Прячут по сейфам да по банкам... А надо их все в оборот, в оборот, в оборот! — Он крутил руками перед самым носом Януша.— В оборот! Ясно тебе, Януш?
Януш был уже совсем пьян. Только это ничуть не помогло, он находился сейчас на самом дне отчаяния и никогда еще не чувствовал такого одиночества. «На дне, буквально на дне»,— твердил он Адасю, но тот не обращал на него внимания.
— Ананасовый компот! — заплетающимся языком приказал он официанту.
За компотом последовал черный кофе и опять много водки.
— Ты меня не понимаешь,— втолковывал Януш,— ты меня не понимаешь. Не понимаешь, что я абсолютно один.
Но Адась не уступал.
— Ты должен построить в Коморове конюшни, скаковые конюшни, понимаешь? Коморов прямо для этого создан.
Януш вдруг рассвирепел.
Он резко отодвинул от себя блюдечко с компотом, так что опрокинулись рюмки, и передернулся от омерзения.
— У меня жена умерла, а ты мне о конюшнях...
Он был настолько пьян, что уткнулся лицом в ладони и замер. А в голове и вокруг головы все быстро кружилось и расплывалось в круговороте, и всего ужаснее, отвратительнее всего было то, что, как он ни старался, он не мог остановить этого движения. Чувство было такое, будто в голове сепаратор, превращающий мозг в масло.
Адась после этих слов как-то опешил и даже чуточку протрезвел и потребовал у официанта счет. На дворе давно уже стемнело.
— Переменить надо заведение,— деловито предложил он, когда Януш отнял руки от лица, и по-приятельски похлопал Януша по ляжке. И это было омерзительнее всего.
Они вышли. На улице было темно и холодно. Держась под руки, они пошли по Гродзкой к Рынку. Вновь миновали костел святого Андрея.
— Только ничего мне не говори про этот костел,— сказал Адась.— Ужасная дыра этот Краков.
Действительно, Краков казался Янушу страшным. Было темно, тускло светили фонари, из-за осенней сырости дышать было тяжело. Они шли неуверенным шагом. Януш не слушал, что там без передышки плетет его спутник. Наконец до сознания его дошли косноязычные слова:
— А я тебе говорю, Януш, там есть такая девочка!.. Вполне приличное заведение! Уверяю тебя!
— Где? — спросил Януш.
— Поехали! — воскликнул Адась, и они пошли побыстрее. Дойдя до стоянки такси за Сукенницами, они влезли в старый, но очень просторный автомобиль.
Адась сказал:
— Эта машина прямо как постель, можно бы ее прямо сюда пригласить, эту самую девочку...
— Ну, ну,— заметил шофер,— это вам такси, а не аморальное заведение!
Адась расхохотался и хохотал всю дорогу, пока не приехали к ночному заведению на Вольской улице, на задворках какого-то дома.
Время ночных гостей, конечно, еще не наступило. Большой, залитый желтоватым светом зал зиял пустотой. Тем не менее за одним из столиков, укрытым в глубине темной ложи, сидели «танцорочки». В зале было холодно и сыро, как на дворе, поэтому бедняжки сидели в шерстяных свитерах и точно такие же свитера вязали на спицах. При виде первых гостей они не проявили к ним никакого интереса, и длинные костяные спицы в их руках мелькали все в том же темпе. Было их не то четыре, не то пять; уродливые и худые, торчали они за столом, точно Парки злой судьбы, прядущие нити неудачливых жизней.
Януш с Адасем сели за столик возле площадки для танцев. Столик был самое большее на троих. Януш заметил, что он несколько протрезвел — танцевальный зал уже не плыл куда-то в сторону, как ресторанный, но вот беда: посмотрев на Адася, он с сокрушением увидел, что молодой забулдыга совсем уже невменяем,— сидел какой-то красный, потный и таращил глаза.
Правда, и его собственное протрезвление оказалось мнимым. На холоде, на улице Януш чувствовал себя лучше, однако стоило усесться за столик, как в голове опять все заходило ходуном — столпк то отдалялся, то начинал кружиться.
— Черного кофе,— приказал он официанту, уже давно стоявшему перед ними в угодливом поклоне.
Когда Януш вновь стал что-то воспринимать, он заметил, что кофейник уже на столике, а перед ним дымится стакан с черным напитком. Кроме того, на столе появилась бутылка французского коньяку. Рядом с Адасем сидела молодая, плоская, худосочная и уродливая женщина в зеленом декольтированном платье, усеянном блестками, которые казались Янушу роем порхающих светлячков. Адась держал ее за руку.
Януш вдруг вспомнил о правилах хорошего тона.
— Представь меня даме,— сказал он Адасю.
— Да вы только что знакомились,— пролепетал Адась.
— Я не помню.
Девушка засмеялась и с любопытством взглянула на Януша. Он заметил, что у нее большие черные и удивительно выразительные глаза. Она даже показалась ему симпатичной.
Адась уже наливал коньяк на донышки больших, пузатых рюмок, но рука у него дрожала, и он налил слишком много.
— С ума сошел! — сказала девушка.— Высосешь такую рюмку—и проку с тебя никакого.
Януш пригубил коньяк, который издавал крепкий и такой великолепный аромат, что даже голова кружилась. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть воздух, чтобы в голове просветлело.
Заиграла музыка, и Януш заметил, что в дансинге появилась публика. Очевидно, он успел вздремнуть, сидя за столиком. Кресла были удобные. Адась пригласил девушку танцевать, и Януш, оставшись один, почувствовал настоящее облегчение. Поудобнее устроившись в кресле, Януш оглядел зал. Он еще не был заполпен. Несколько пар танцевали. Музыканты поначалу играли бодро. На всех были голубые сюртучки.
Но тут какой-то субъект в светло-сером костюме прервал одиночество Януша, без церемоний подсев к его столику. Януш удивленно посмотрел на него, но не сказал ни слова.
Человек этот, молодой блондин, улыбнулся ему.
— Прошу прощения,— сказал он наконец,— я вижу, что вы так одиноки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72