На радостях даже усталость не так остро ощущалась. Нашим друзьям отвели хорошую хату на самой окраине села, у леса. В доме они застали хозяина — средних лет крестьянина с довольно интеллигентной внешностью; на полке возле глиняных мисок, расписанных красными петушками, стояло несколько книг, которые хозяин при появлении солдат снял оттуда, бросил и сундук и прикрыл овчиной. Эдек и Збышек внушали хозяйке, что они уже пять суток не ели, просили у нее яиц, молока, а также разрешения зарезать курочку. Впрочем, Гжесь, солдат, расквартированный вместе с ними, давно уже зарезал ее без спроса и сейчас торопливо ощипывал за хатой. Януш и Эдек направились к воpoxy соломы, лежавшей у входа в овин, чтобы соорудить из нее постель. Но тут спокойный, казалось бы, хозяин, подскочил к ним ж закричал, чтобы они не брали соломы. Пусть идут в хату ужинать, а уж он сам принесет и сена и соломы. Солдаты неохотно повиновались, во дворе остался только Януш. Мужик и в самом деле открыл широкие ворота овина, набрал там большие охапки сена и овсяной соломы и, перевязав их веревкой, начал носить в хату. Януш сидел на пороге овина и тихонько посвистывал. Хозяин недоверчиво поглядывал на него, но Януш так устал, что не обращал никакого внимания на крестьянина, то и дело задремывая. Видя, что Януш сидит неподвижно, хозяин как будто успокоился. Вскоре друзья крикнули Янушу с крыльца, чтобы он шел есть — пока, правда, только яичницу. Курица должна была свариться позже, на «второй ужин», как объяснил Збышек. Яичница показалась Янушу необычайно вкусной. После еды он готов был тотчас же растянуться на сене. Усталость так разобрала всех, что никто уже не смеялся и не острил. Начали укладываться. Им разрешили даже раздеться, поскольку никакой тревоги ночью не ждали. Случайно обернувшись, Януш заметил, что на пороге стоит хозяин и как-то странно смотрит на него — не то изучает, не то хочет спросить о чем-то.
Обеспокоенный, Януш, тяжело волоча ноги, подошел к нему. Не говоря ни слова, крестьянин крепко сжал его руку повыше запястья (Януш был уже в одной рубашке) и увлек за собой на крыльцо.
— Пан солдат, а вы не проговоритесь? — произнес он, наклонившись к самому уху Януша.
Вопреки прогнозам Эдека на дворе потемнело, а дождь еще сильнее сгустил сумерки первых сентябрьских дней. С крыши деревянного крыльца с громким хлюпаньем падали капли. Сквозь этот шум Януш с трудом расслышал голос хозяина.
— Вы уж извините меня, паныч,— странным тоном заговорил крестьянин,— есть тут один человек. Он хотел бы повидаться с вами.
— Человек? Какой человек? — громко спросил Януш.
— Тсс...— Крестьянин приложил палец к губам и вытащил Януша во двор. Дождь стал яростно хлестать его по рубашке и по голой груди.— Молчите, а то... смерть. Этот человек говорит, что знает вас, что вы граф. Он хочет видеть вас.
— Где? Что? Как? — уже шепотом произнес ошеломленный Януш.
Этот таинственный шепот породил нечто вроде согласия между ними, крестьянин стал больше доверять Янушу. Похоже, он обрадовался этому шепоту.
— Пойдемте, пойдемте,— тянул он Януша по направлению к овину,— только молчите, иначе и мне и вам смерть.
Притащив Януша к воротам овина, он быстро приоткрыл их, втолкнул Януша в образовавшуюся щель, проскользнул в нее сам и затворил за собою ворота. В овине было темно. Януш опять почувствовал руку хозяина, который молча тащил его в глубь постройки.
«Я погиб»,— подумал Януш.
А крестьянин уже вел его в угол тока, к стоявшей там веялке. Януш услышал чье-то дыхание, вернее, просто почувствовал, что кто-то стоит в темноте, прислонившись к веялке. Крестьянин спросил:
— Ты где?
Никто не ответил. Но Януш ощутил на своей руке уже другую ладонь, мягкую и холодную. В темноте кто-то притянул его руку и положил к себе на грудь. Януш нащупал кожух, а под ним какой-то металлический значок.
— Кто это? — спросил он. Спокойный голос ответил ему по-русски:
— Это я, Володя.
Януш не мог вымолвить ни слова. Сердце словно билось у него в горле. Послышался голос хозяина:
— Вы оставайтесь тут, а я покараулю у входа.
Он беззвучно удалился к выходу. Слегка скрипнули ворота. Януш по-прежнему прислушивался к стуку собственного сердца. Наконец он промолвил:
— Откуда ты взялся?
Голос из темноты ответил медленно, с легкой иронией:
— Жду, пока вы уйдете.
Только теперь Януш пришел в себя, ощупал в темноте спрятавшегося за веялкой человека и коснулся ладонью его лица. Щеки давно не бриты. Януш, как слепец, на ощупь узнавал знакомое лицо.
— Володя,— прошептал он,— Володя, это же немыслимо! Тебя здесь убьют!
— Не бойся, не убьют, я у своих,— раздался в темноте спокойный, приглушенный голос,— только бы ты меня не выдал.
— Не будь идиотом,— рассмеялся Януш.— Ну и отчаянный же ты человек! Неужели тебе не страшно?
— Так вышло. Меня легко ранило в ногу. Двигаться нельзя, пока не заживет рана. Этот крестьянин спрячет меня, а завтра вы уйдете. Да?
Януш не ответил. Он вспомнил вдруг, что разговаривает с врагом.
Володя понял это и заговорил другим тоном:
— Я прятался в стогу, в соломе. Увидел тебя, ты сидел на пороге овина. Ты был такой измученный. Мне стало жаль тебя.
— Да, ты прав, мы безумно измучены. Пятые сутки беспрерывно шагаем с утра до ночи.
Тут он спохватился, что, наверно, не следует говорить об этом, и замолчал.
— Товарищи могут заметить, что тебя нет в хате, и начнут разыскивать. Ты должен идти.
— Да-а,— протянул Януш.— Но все они так устали, что сразу же уснут. Никто не станет меня искать.
— Я шел на большой риск, вызывая тебя сюда,— прозвучал голос Володи,— но я хотел узнать... Не получал ли ты весточки от Ариадны?
Януш вздрогнул.
— Получил письмо,— с трудом произнес он.
— Давно?
— Уже давно. Год назад.
— Откуда?
— Из Парижа. Писала, что кое-как устроилась там.
— Не помнишь адреса?
— Нет.
— Ах, черт возьми. Но если будешь писать ей... Ты ведь наверняка будешь писать ей...
— Я на войне. Откуда мне знать?
— Война скоро кончится.
— Это верно. Я надеюсь.
— Так вот... если будешь писать, сообщи ей, что видел меня.
— Видел? Это, пожалуй, будет преувеличением. Володя рассмеялся.
— Ну хорошо, напиши, что разговаривал со мной. Володин смех мгновенно вызвал в памяти Януша давние времена, он увидел комнатку на Вокзальной.
— Володя...— произнес он, все еще дивясь случившемуся.
— Скажи ей, что все в порядке. Я теперь живу в Москве. Напиши, пусть возвращается.
— Напишу,— прошептал Януш.
— Напиши, пусть возвращается,— с ударением повторил Володя,— ведь нет смысла... Чем она занимается в Париже?
— Рисует как будто... Эскизы платьев для салона мод. Володя фыркнул:
— Рисует платья — тьфу, пакость! Януш молчал.
— Ну, тебе пора идти,— неуверенно произнес Володя.
Януш чувствовал, что Володе хочется еще хоть немножко поговорить с ним. Да и сам он не спешил — убежден был, что все уснули, так и не дождавшись вареной курятины.
— Представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя на пороге овина? Тихонечко, тихонечко так раздвигаю солому, гляжу... а на пороге сидишь ты! И словно нарочно насвистываешь вальс из «Евгения Онегина». Просто чудо, что я не закричал...
— Сердце забилось? — улыбнулся в темноте Януш.
— Еще как! Представляешь себе?
— Разумеется.
— Ну и встреча! — будто не веря самому себе, произнес Володя.— Везет же нам па встречи! Помнишь, тогда, в твоем доме?
— Не забуду до конца дней своих,— тихо сказал Януш.
— Мстить собираешься?
— Нет, но и не забуду.
— Раз уж мы вот так встретились, то, может быть, еще доведется встретиться? На общем пути? А?
— Может быть.
— Ты не забыл нашу последнюю беседу перед твоим отъездом в польское войско? Кстати, что с тем войском?
— С тем? Это так, эпизод.
— А нынешнее?
— Знаешь, давай лучше не будем говорить об этом.
— Стихи пишешь? — вдруг громче спросил Тарло.
— Стихи? Откуда тебе известно, что я пишу стихи? Я тебе никогда не говорил об этом.
— Ариадна рассказала.
— Позволь, ведь я и ей не говорил. Но стихи я действительно пишу.
— Романтик!
— Об этом мы однажды уже договорились. Иначе быть не может.
— Граф Генрик!
— Ты знаешь «Небожественную комедию»?
— Читал когда-то. Такое, знаешь, маленькое, копеечное из-миие. Помнишь?
— Помню. В Одессе, на улице... да...
— Граф Генрик. Все еще Маньковка перед глазами? Идете за Маньковку?
— Ну и въедливый же ты! Говорю тебе, что нет!
— Ты, возможно, нет... Но другие...
— Прошу тебя, Володя!
— Хорошо, хорошо. Я тебя почти понимаю, хотя ты...
Януш зашипел.
— До свиданья,— сказал он.
И тут почувствовал на груди прикосновение Володиных рук.
— Как? Ты в одной сорочке? Тебе же холодно. Замерзнешь.
— Тронут вашей заботой,— резко ответил Януш.
— Постыдился бы,— прошептал Володя. Януш схватил его за руку.
— Нет, нет. Володя, я и в самом деле так рад. Пойми, я очень люблю тебя. Ведь ты брат... Ариадны.
— Еще не забыл ее?
— Нет. И никогда не забуду.
— Романтик!
— И это тебе тоже не нравится?
— Нет, почему же!
Володя рывком притянул Януша к себе в угол, за веялку.
— Послушай, послушай,— зашептал он,— помни, что я тебе друг. О, как бы мне хотелось, чтобы ты понял нашу идею. Если нам больше не суждено встретиться... то хоть помни. Задумайся над тем, за что я борюсь.
Януш сознавал, сколь унизительно положение друга, вынужденного скрываться, и, какая масса сложных причин и обстоятельств безнадежно разделяет их.
— Я интервент, это правда,— прошептал он. Володя торопливо заговорил в темноте:
— Януш, пойми же, пойми, за что мы боремся. Ведь ты был уже так близок... Мы тоже хотим Польши, лучшей Польши, а не такой, графской... Все вы там графами заделались, и у тебя, наверно, есть какие-нибудь поместья... И Маньковка тебе улыбается. Вернулся бы ты туда? Вернулся бы?
Этот торопливый шепот заставил Януша отстраниться.
— Нет, пожалуй, не вернулся бы.
— Не пытайся казаться лучше, чем ты есть в действительности. Почему ты в этой армии?
— Я не хотел...
Володя тихонько рассмеялся.
— Не хотел, но оказался.
— Существуют вещи, которые сильнее нас...
— Хорошо, если это вещи правые. А почему ты оказался на стороне неправой?
— Мне кажется, что справедливость на нашей стороне.
— Подумай, Януш, хорошо подумай. Нельзя все время плыть по течению. Помнишь на Вокзальной? Ариадна...
— Да, Ариадна... И убежала... убежала. Володя грубо выругался.
— На,— донесся его голос,— держи.
Януш ощупал пальцами не то тетрадь, не то книжку и взял ее.
— Спрячь на груди,— сказал Володя,— чтобы никто не увидел. И прочти.
Януш рассмеялся:
— Даже здесь агитируешь?
— Я не агитирую,— строго прошептал Володя,— я люблю, люблю тебя... весь мир... Вот мне и хотелось бы...
Он замолчал.
— Может быть, поедешь в Париж,— снова начал он, будто ворочая тяжелый груз.— Поцелуй тогда Ариадну.
Хозяин, видно, потерял терпение. Слышались его беспокойные шаги взад и вперед за воротами. Наконец он тихонько постучал.
— Нужно идти,— сказал Януш и отодвинулся от Володи. Он сделал шаг в темноте, и Володя сразу же растворился в небытии, как будто его и не было. Януш проскользнул в приоткрытые ворота, и хозяин тотчас же налетел на него:
— Чего так долго болтали? К стенке захотелось? Я за вас голову сложить не намерен...
Януш ничего не ответил. Ежась от холода под дождевыми струями, он быстро пробежал от овина к крыльцу хаты. В комнате действительно «все спало» на соломе, которую расстелили на глиняном полу. Только Збышек при его появлении поднял взлохмаченную голову и спросил:
— Что с тобой, Януш? Где ты пропадал так долго? Януш пожал плечами и улегся рядом со Збышеком.
— Черт возьми... у...— ответил Януш.
Впервые в жизни он употребил грубое слово, будто хотел с его помощью отгородиться от всего, что было сказано в овине, и подладиться к друзьям, храпевшим в комнате. Но слово это не помогло. Он долго не мог заснуть, потрясенный свиданием в темноте.
А спустя какое-то время почувствовал, что все еще сжимает в руке книгу, которую дал ему Володя. Достал из вещевого мешка карманный фонарик, луч легко скользнул по брошюре. В мимолетном свете он разобрал одно только слово: «Ленин».
X
В Театре Польском в Варшаве давали «Милосердие» Роство-ропского. Оля и Франтишек сидели в одном из первых рядов пар-тора. Франтишеку было ужасно скучно; вначале, когда на авансцене появилась Нищенка, действие еще как-то развлекало его, но по мере того, как развивались символические перипетии драмы, Франтишек все беспокойнее вертелся в кресле и позевывал, искоса поглядывая на жену. Оле это было неприятно: она очень редко ходила в театр, сегодня уговорила мужа прийти сюда, а сейчас чувствовала, что он будет корить ее за напрасно потерянное время. Оля и сама многого не понимала в этой пьесе, но игра актеров, постановка, исполнители главных ролей Рышард Болеславский п Бронишувна производили на нее большое впечатление.
— Не вертись,— шепнула она мужу.
— Да ну, чепуха какая-то,— вполголоса проворчал кондитер.
Эта фраза долетела до соседей, и они неодобрительно взглянули в их сторону. Оля покраснела до корней волос п тяжело вздохнула. Франтишек пожал плечами. Страдальчески сдвинув брови, Оля следила за действием.
Но когда кончился первый акт и огромная люстра под потолком, вспыхнув, осветила красивый, желтый с серым зал, Оля повеселела.
— Пройдемся,— сказала она мужу, легко встала, хотя была уже на девятом месяце, и прошла между рядами.
Они вышли в коридор. По лестнице поднялись в фойе. Оле захотелось выпить в буфете содовой. В те времена ни пирожные, ни шоколад не продавались, на круглых подставках были выставлены лишь конфеты, называемые «палермо» — фрукты в сахаре. Оля съела несколько таких конфет.
— Дома у тебя столько всяких сластей, и ты их никогда не ешь,— проворчал Франтишек.
С кислой миной он расплатился и стал разглядывать публику. Несколько раз поклонился кому-то, это были знакомые по кондитерской, постоянные клиенты Голомбека. Оля медленно, смакуя, пила содовую; мелкие пузырьки газа, лопаясь, били в ноздри и приятно пощипывали язык.
— Ты какой-то злой сегодня,— сказала она мужу.— Ну будь же помягче.
Бедный Франтишек опять пожал плечами. Они пошли обратно. У лестницы, возле великолепной мраморной вазы, украшавшей балюстраду, стоял Эдгар. Одинокий, он улыбался каким-то своим мыслям. Оля при виде его очень обрадовалась, словно увидела кого-то из прежнего, умершего для нее мира. Странно, ведь с Эдгаром они встречались почти ежедневно до его отъезда в Лович, он приходил к ней играть на рояле, а сейчас у нее такое ощущение, словно она увидела его впервые за многие годы. Оля рассмеялась и протянула ему руку.
— О чем задумались? — спросила Оля.— Совсем не от мира сего!
Лицо Эдгара посветлело, потом стало серьезным.
— Разговариваю сам с собой,— сказал он.— Так, что-то пришло в голову. Какая-то музыкальная мысль.
Франтишек, молча поклонившись Эдгару, заявил:
— Я пойду вниз покурить.
Оля с неожиданной благожелательностью улыбнулась ему. — Хорошо, милый, встретимся на наших местах.
Оля и Эдгар заговорили о пьесе Ростворовского. Эдгару она не понравилась, но почему — Оля понять не могла. Эдгар сожалел, что в спектакле не занят Горбаль, который, вероятно, все еще был в армии.
— А знаете, почему я улыбаюсь? — неожиданно прервал беседу Эдгар.— Сегодня я получил письмо от Эльжбетки, из Америки.
— В самом деле? — обрадовалась Оля.
— Очень хорошее письмо,— продолжал Эдгар.— Она пользуется большим успехом в Америке, ей предложили продлить контракт... И тем не менее... тем не менее она очень тоскует.
— Хочет вернуться к нам?
— Нет, хочет, чтобы я приехал в Америку.
— И что же вы, колеблетесь?
— Вот именно. Не знаю, что делать. Ехать в Америку — очень уж это хлопотно.
— Боитесь?
— Вы ведь знаете. Мне всегда бывает трудно сдвинуться с места и на что-либо решиться... А с другой стороны, хотелось бы увидеть и послушать ее на сцене Метрополитен-опера. Самый большой успех она имела в «Похищении»...
— Представляю себе,— вздохнула Оля,— она так чудесно исполняла эту вещь.
Эдгар схватил ее за руку.
— И вы бы еще могли и... Идите на сцену!
Оля удивилась и, нахмурившись, отстранилась от него.
— Я? Да что вы! Разве не видите, в каком я положении? Это уже второй ребенок. Вы же понимаете... Муж, дети...— Оля принужденно рассмеялась.
— А знаете, Эльжбетка часто говорила мне: «Эта крошка ко-гда-пибудь займет мое место, ты не представляешь себе, какое ото способное существо».
-— В самом деле? — удивилась Оля.— А мне и в голову не приходило. Пение для меня служило развлечением... Но временами...
Она выразительно посмотрела на Эдгара.
— Да, временами я думала... Но лучше не сознаваться в том, что так и осталось мечтой.
Тут она с удивлением заметила, что Эдгар покраснел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72