Если обратиться к христианству, то и здесь правила
поведения выросли в развитии общества, основанного на
эксплуатации, и были прежде всего необходимы для бо-
лее успешного процесса эксплуатации. Именно поэтому
82
христианская мораль внедрялась в сознание трудящихся,
в этом сознании она создавала нормы поведения, а самое
главное — в историческом опыте она создавала традиции
поведения. Нужно при этом отметить, что эта система
этики сделана искусно. Если бы она была построена так
же грубо, как мифология или догматика, нам сейчас при-
шлось бы наблюдать гораздо меньше пережитков.
Христианская религия существует около двух тысяч
лет, и за это время не так уж много было людей, которые
серьезно могли верить в троичность божества, или в не-
порочное зачатие, или в грехопадение прародителей.
А если даже и пытались верить, то едва ли сомневались
в настоящей сущности служителей культа в условиях
эксплуататорского строя. И в литературе, и в народном
творчестве нет, кажется, ни одного образа, изображаю-
щего церковников в виде, вполне адекватном их офици-
альной святости.
В историческом развитии эксплуататорского общест-
ва церковная иерархия складывалась как аппарат при-
нуждения и классового порабощения. Недаром в эпоху
пугачевского восстания, происходившего как будто в до-
вольно религиозное время, народ расправлялся с попами
так же, как с помещиками. В этой своей части все рели-
гиозные культы сделаны грубо. Совсем иную историю
переживают этические религиозные системы, в частности
христианская. Нет никакого сомнения в том, что эта
система родилась гораздо раньше официальной церкви,
родилась при этом, безусловно, в среде подавленных и
порабощенных классов в эпоху плачевного отчаяния. Это
была попытка утвердить хотя бы самые малые признаки
своего человеческого достоинства.
Потеряв всякие надежды на какой бы то ни было сур-
рогат свободной жизни, люди решились на самоубийст-
венную попытку найти эту свободу в пессимистическом
индивидуализме, в полном отказе от борьбы, от сопро-
тивления. Нравственное «совершенство», заключающееся
в отказе от счастья, в беспредельной противоестественной
уступчивости, в добровольной отдаче себя в распоряже-
ние первого попавшегося ближнего, было все-таки утвер-
ждением личной, «моей» силы,— пусть даже эта сила
только и проявляется в насилии над собственными страс-
тями.
Эта основная идея обладала чрезвычайно важными
особенностями, «счастливо» определившими ее двухтыся-
челетний успех и живучесть...
83
Если говорить о классовом лице такой этической си-
стемы, то нужно признать ее удивительную универсаль-
ность: этический максимализм, заключающийся в макси-
муме покорности и непротивления порабощенных — плоть
от плоти эксплуататорского общества, ничем лучшим за-
менен быть не мог. Такая этика оказалась очень живучей,
как привычка, как система нравственных традиций, как
закрепленная опытом нравственная логика. И ей обеспе-
чено было длительное существование вплоть... до проле-
тарской революции, положившей конец классовому об-
ществу. Несмотря на свое смирение, подчеркиваемое на
каждом шагу,— старая мораль насквозь индивидуалис-
тична. «Праведнику» нет никакого дела до коллектива,
общества, до ближнего. Если его ударить в правую щеку,
он подставляет левую, беспокоясь в этом случае только
о своем совершенстве, о своей заслуге. Его абсолютно не
интересует тот изувер, который колотит по щекам своих
«ближних». С таким же усердием «праведник» готов раз-
водить клеветников, ибо прямо рекомендуется: если вас
преследуют, «ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжу-
ще» («гонят вас и клевещут на вас».— Ред.),— вы не
только не должны огорчаться, или жаловаться, или бес-
покоиться, напротив, вы должны «радоваться и веселить-
ся», так как ваша личная «премия» — «мзда» от такого
несчастья значительно повышается — «много на небеси».
Разумеется, на практике немного находилось охотни-
ков совершать подобные подвиги, и дело совсем не в этом.
Существенным здесь является полное безразличие от-
дельной личности к интересам общества, решение мо-
рального вопроса в пределах узкого, индивидуального
устремления. Этическая норма находится, следователь-
но, в полном, безраздельном влиянии личности. Эта
личность привыкла не всегда подставлять щеку, пра-
вую или левую, но она крепко утвердилась в своем праве
на личное совершенствование, а отсюда уже пошли мно-
гие тенденции индивидуализма. Они еще живут даже в'
нашем обществе. Иногда это тенденция личного чванства,
одинокой слепой гордости своим «совершенством» без
всякой мысли об общественной пользе, иногда это личное
кокетство, эстетический припадок нравственного эгоизма,
для которого собственная слеза дороже общей радости.
Ревнивая, пропитанная личной нравственной жадно-
стью и самолюбованием, этика индивидуалиста на каж-
дом шагу отталкивает человека от общественных явле-
ний. «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом
84
судите, таким и вас будут судить». Это значит — не обра-
щайте внимания на все то, что вокруг вас происходит,
не ввязывайтесь в неприятности, руководствуйтесь пра-
вилом: «моя хата с краю». Полная непротивления по от-
ношению к другим, такая этическая норма не так много
требует и от самого субъекта совершенствования. Все со-
вершенствование заключается в пассивности, поэтому
одним из главных отличий этики сделалось универсаль-
ное положение: ничего ни при каком случае не нужно
требовать ни от других, ни от себя. «Грех» — поступок
неправильный, противоречащий даже прямым нормам
этики,— не такое страшное дело, всегда можно покаять-
ся, пережить новый припадок унижения и после этого
можно жить спокойно и даже рассчитывать на царствие
небесное...
Нельзя подсчитать, невозможно охватить взглядом
этот двухтысячелетний нравственный опыт человечества,
основанный на прямом утверждении: тяни как-нибудь
свою лякку, думай только о себе, не связывайся с непри-
ятностями, не требуй ничего ни от других, ни от себя,
а нагрешишь — всегда успеешь покаяться.
Подобная нравственная система была необходима для
того, чтобы классовое подавление, всеобщая и ничем не
сдерживаемая эксплуатация могли существовать с «чис-
той совестью», и с наибольшими успехами...
Коммунистическое поведение, коммунистическая нрав-
ственность, коммунистическое воспитание должны иметь
иные линии развития, совершенно новые формы и новую
терминологию. Линия раздела между «хорошим» и «дур-
ным» должна проходить у нас по абсолютно новым мес-
там. Христианская этика не интересовалась вопросами
труда и трудовой честности. «Посмотрите на птиц небес-
ных, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а жи-
вут». У нас труд есть дело чести, дело доблести, герой-
ства. В нашем обществе труд является не только эконо-
мической категорией, но и категорией нравственной. То,
что считалось нормальным — нищенство, попрошайниче-
ство, беззаботность,— у нас должно считаться прямым
преступлением.
Логической осью нашего нравственного закона ни в
какой мере не может быть обособленный индивид, без-
различно относящийся к общественным явлениям. Наш
поступок должен измеряться только интересами коллек-
тива и коллективиста.
Поэтому даже одноименные добродетели, которые как
85
будто признавали прежде и признаем мы, в сущности,
совершенно различные явления. Честность «праведника»
и честность коммунистическая — принципиально разные
вещи.
Честность всегда начиналась со слов «не хочу» — не
хочу чужого, не хочу лишнего, не хочу неправильного.
Наша честность всегда должна быть активным требо-
ванием к себе и к другим: хочу и требую от себя и от дру-
гих полного внимания к общим интересам, полного ра-
бочего времени, полной способности отвечать за свое де-
ло, полного развития сил, полного знания, хочу и требую
наиболее совершенных, наиболее правильных действий.
Очень многие категории поступков, в старой этике
стоявшие вне пределов моральной нормы, у нас делаются
моральными категориями. Все то, что усиливает или ос-
лабляет связь между людьми, что, следовательно, объе-
диняет или разрушает коллектив, в нашем обществе не
может считаться безразличным по отношению к нравст-
венной норме. В коммунистическом обществе, например,
точность, способность приходить вовремя, выражаться
определенно, требовать ясно и ясно отвечать будут обя-
зательно проверяться с этической точки зрения, а не толь-
ко с точки зрения деловой...
В старом мире деловитость была преимуществом от-
дельных людей, в меру этого преимущества они подни-
мались по общественной лестнице, приобретая более со-
вершенные способности эксплуататоров. Поэтому вос-
питание деловитости было воспитанием личной, индиви-
дуальной силы, которой противополагалось обязательно
известное бессилие в этой области большинства людей.
Деловитость становилась преимуществом меньшинства
над большинством. С нашей точки зрения, следователь-
но, такого рода деловитость была явлением, в известной
мере безнравственным.
В нашем обществе деловитость становится достоинст-
вом, которое должно быть у всех граждан, она делается
критерием правильного поведения вообще — деловитость
становится, таким образом, явлением нравственного по-
рядка.
<...> Только такой человек, человек, воспитанный в
коллективистической этике, человек, гармонично связав-
ший свои интересы с интересами общими, способен очень
просто и очень легко понять значение знаменитой фор-
мулы: «от каждого по способностям, каждому по потреб-
ностям». Индивидуалист никогда этой формулы понять
86
бы не мог. Для него потребности каждого определяются
жадностью каждого.
И вместе с ним кое-кто разводит еще руками и удив-
ляется: как же это возможно? Если каждому дать по
потребностям, каждый и набросится на общественное
добро. К счастью, это не так. Уже в настоящее время в
нашей стране очень много людей, которые способны жить
по этой формуле и ничего не будут расхватывать и та-
щить в свои дома. Они уже понимают, что нельзя опре-
делить мои потребности, если не думать о потребностях
всего общества...
<...> Самое важное, что нам предстоит,— это нако-
пление традиций коммунистического поведения. Мы иног-
да злоупотребляем словом «сознательный». Наше пове-
дение должно быть сознательным поведением человека
бесклассового общества, но это вовсе не значит, что в воп-
росах поведения мы всегда должны апеллировать к со-
знанию. Это было бы слишком убыточной нагрузкой на
сознание. Настоящая широкая этическая норма стано-
вится действительной только тогда, когда ее «сознатель-
ный» период переходит в период общего опыта, традиции,
привычки, когда эта норма начинает действовать быстро
и точно, поддержанная сложившимся общественным мне-
нием и общественным вкусом. В. И. Ленин говорит об
этом в «Государстве и революции»: «...уклонение от этого
всенародного учета и контроля неизбежно сделается та-
ким неимоверно трудным, таким редчайшим исключени-
ем, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и
серьезным наказанием... что необходимость со-
блюдать несложные, основные правила всякого челове-
ческого общежития очень скоро станет привычкой»56.
Т. 4. С. 281—287
КРАСИВЫЕ ЛЮДИ
Дети очень чутки к эстетике, хотя понимание ее у них
своеобразно. <...> Детям обыкновенно кажется краси-
вым все, что они любят.
Т. 5. С. 293
Никогда не забывайте аксиомы: «Стремление к кра-
соте, крепко заложенное природой в каждом человеке,
есть лучший рычаг, которым можно повернуть человека
к культуре». «Бить на красоту,— значит, бить наверня-
87
ка». «Красота — самый могучий магнит, и привлекает йё
только красивое лицо или фигура человека, но и краси-
вый поступок, красивый спектакль, красивый концерт,
вышивка и даже красивый картонный солдат».
Т. 1. С. 66
Воспитать настоящий большевистский характер — зна-
чит воспитать человеческое чувство. Я уверен, что если
мы не воспитаем человеческого чувства как нужно, то,
значит, мы ничего не воспитаем.
Т. 4. С. 270
Игра доставляет ребенку радость. Это будет или ра-
дость творчества, или радость победы, или радость эсте-
тическая — радость качества. Такую же радость приносит
и хорошая работа.
Т. 4. С. 73
Меня некоторые критики упрекают, заявляя: «Поче-
му у вас все молодые люди и девушки и все люди вообще
красивые?» А я такие упреки встречаю с широко раскры-
тыми глазами, в свою очередь спрашивая: «А разве вооб-
ще все люди не красивы?» Действительно, по крайней
мере, молодежь мне всегда кажется красивой. Трудно
представить себе юношу или девушку, чтобы они каза-
лись безобразными... Молодежь всегда красива, если она
правильно воспитывается, правильно живет, правильно
работает, правильно радуется.
Т. 4. С. 231
Я не представляю себе коллектива, в котором ребенку
хотелось бы жить, которым он гордился бы, не представ-
ляю себе такого коллектива некрасивым с внешней сто-
роны. Нельзя пренебрегать эстетическими сторонами жиз-
ни. А как раз мы, педагоги, очень часто страдаем неко-
торым нигилизмом по отношению к эстетике.
Эстетика костюма, комнаты, лестницы, станка имеет
нисколько не меньшее значение, чем эстетика поведения.
А что такое эстетика поведения? Это именно поведение
оформленное, получившее какую-то форму. Форма сама
является признаком более высокой культуры.
Поэтому здесь еще один отдел забот: приходя к эсте-
тике как к результату стиля, как показателю стиля, мы
эту эстетику потом начинаем рассматривать и как фак-
тор, сам по себе воспитывающий.
88
Я не могу вам перечислить всех норм красивой жизни,
но эта красивая жизнь должна быть обязательной. И кра-
сивая жизнь детей — это не то, что красивая жизнь взрос-
лых. Дети имеют свой тип эмоциональности, свою сте-
пень выразительности духовных движений. И красота в
детском коллективе не вполне может повторять красоту
коллектива взрослых,
Т. 4. С. 200
Коллектив надо украшать и внешним образом. Поэто-
му я даже тогда, когда коллектив наш был очень беден,
первым долгом всегда строил оранжерею, и не как-ни-
будь, а с расчетом на гектар цветов, как бы дорого это
ни стоило. И обязательно розы, не какие-нибудь дрянные
цветочки, а хризантемы, розы. И я, и мои ребята коха-
лись (любовно заботились) в этих цветах до предела.
У нас был действительно гектар цветов, и не каких-ни-
будь, а настоящих. Не только в спальнях, столовых, клас-
сах, кабинетах стояли цветы, но даже на лестницах. Мы
делали из жести специальные корзинки и все бордюры
лестницы уставляли цветами. Это очень важно. Причем
каждый отряд вовсе не получал цветы по какому-нибудь
наряду, а просто — завял цветок, он идет в оранжерею
и берет себе следующий горшок или два.
Вот эти цветы, костюмы, чистота комнат, чистота обу-
ви — это должно быть в детском коллективе. Ботинки
должны быть всегда почищены, без этого какое может
быть воспитание? Не только зубы, но и ботинки. На кос-
тюме не должно быть никакой пыли. И требование при-
чески. Пожалуйста, носи какую угодно прическу, но при-
ческа должна быть действительной прической. Поэтому
раз в месяц ДЧСК37 брал машинку и шел по спальням.
Чуть не причесан — провел машинкой: иди в парикмахер-
скую. Поэтому всегда все ходили причесанные.
<...> Я не допускал к уроку учителя, неряшливо оде-
того. Поэтому у нас вошло в обыкновение ходить на ра-
боту в лучшем костюме. И я сам выходил на работу в
лучшем своем костюме, который у меня был. Так что все
наши педагоги, инженер и архитектор ходили франтами.
Все это о^чень важно. Вот стол. Можно положить кле-
енку — хорошо, гигиенично, можно что угодно положить,
а потом вымыл, и чисто. Нет, только белая скатерть,
только белая скатерть может научить есть аккуратно, а
клеенка — развращение. Скатерть в первые дни всегда
будет грязная, вся в пятнах, а через полгода она станет
89
чистая. Невозможно воспитать умение аккуратно есть,
если вы не дадите белой скатерти.
Так что серьезные требования надо предъявлять ко
всякому пустяку, на каждом шагу — к учебнику, к ручке,
к карандашу. Объеденный карандаш — что это такое?
Карандаш должен быть очинен прекрасно. Что такое зар-
жавевшее перо, которое не пишет, что такое муха в чер-
нильнице и т. д.? Ко всем педагогическим устремлениям,
которые у вас есть, прибавьте миллиарды этих мелочей.
Конечно, одиночка за ними не уследит, а когда коллек-
тив за этим следит и знает цену этим мелочам, с этим
вполне можно справиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47