Набриллиантиненный локон оттеняет белизну лба, бутылочно-зеленого цве
та костюм, под расстегнутым пиджаком Ц жилет, расшитый золотыми пчелами
, руки за спину, живот вперед: дивизионный комиссар Аннелиз, собственной п
ерсоной, патрон старого Тяня, мне уже приходилось с ним встречаться в сво
ей жизни, и не раз; он, этот полицейский от Бога, знает обо мне больше, чем я с
ам.
Ц Это ваша сестра Клара, я полагаю? Ц Клара, все там же, на солнце. Ц Бедня
жка.
Дивизионный комиссар Аннелиз, кажется, и в самом деле думает, что эта ново
брачная, на этой дороге, после всех этих ужасов, обычных, впрочем, для этой
жизни, Ц просто «бедняжка».
Ц Она непременно хочет видеть Сент-Ивера, Ц встревает майор.
Ц Естественно...
Дивизионный комиссар скорбно качает головой:
Ц Можно было бы разрешить, господин Малоссен, если бы не вид убитого. На н
его, понимаете ли, просто жутко смотреть.
Еще раз взглянул на Клару:
Ц Думаю, нам все-таки позволят.
Потом, после глубокого вздоха:
Ц Идемте.


***

Двое жандармов, разрывая тишину, отодвинули решетки заграждения. Я взял
Клару за руку. Она отстранилась. Она хотела идти одна. И впереди. Она знала
владения Сент-Ивера. Мы с Аннелизом могли уверенно следовать за ней. И мы
пошли. Получилось как на параде: новобрачная проходит мимо стройных рядо
в национальной жандармерии. Военные вставали по стойке «смирно», но опус
тив голову. Они скорбели о невесте в трауре. Потом настала очередь службы
национальной безопасности Ц ружье к ноге, равнение на новобрачную! Те, к
то не далее, как сегодня утром, с легкостью угомонили взбунтовавшуюся уг
оловщину, чувствовали сейчас, как кровь стучит у них в висках. Невеста не в
идела ни тех, ни других, она смотрела только наверх, на серую дверь. Дверь о
ткрылась сама собой, пропуская нас на центральный тюремный двор. Посреди
двора, окруженный опрокинутыми стульями, медленно таял рояль. Струйкой
дыма поднимался он к небу. При появлении новобрачной Ц фуражки долой. Ту
т нервически дернулся ус, там тыльной стороной ладони смахнули слезу. Те
перь она шла по притихшим коридорам тюрьмы, как если бы осталась одна в це
лом свете. Бледная и одинокая проплывала она, как привидение, оставляя по
зади развороченную мебель, которая, казалось, пребывала так испокон веко
в, и разорванные фотографии, устилавшие пол (склонивший голову флейтист,
рука скульптора, сжимающая металл резца... корзина для бумаг, переполненн
ая листами черновиков, на удивление аккуратно исписанных убористым поч
ерком, зачеркнутые по линейке строки), которые тоже выглядели совсем дав
ними. Так, бесшумно и плавно, невеста проходила по коридорам, поднималась
по винтовым лестницам, скользила вдоль галерей, пока наконец не оказалас
ь перед заветной дверью Ц конец пути, Ц и старый охранник с красными гла
зами трясущейся рукой не преградил ей дорогу:
Ц Не нужно, мадемуазель Клара...
Но она оттолкнула его и вступила в комнату. Там были люди в кожаных куртка
х, которые колдовали над трупом, другие, с маленькими кисточками в руках, з
атянутых в резиновые перчатки, расчищали миллиметры, выискивая улики; бы
л один врач, бледный как смерть, и священник, погруженный в молитву; этот в
незапно дернулся с колен Ц распахнутая риза, белоснежный стихарь, сбита
я набок епитрахиль, Ц заслоняя от новобрачной то, на что она решилась пос
мотреть.
Она отстранила священника так же бесцеремонно, как и старого охранника,
и оказалась, теперь уже совершенно одна, перед бесформенной массой. Все
это было разворочено, неподвижно. Из тела торчали кости. У
этого больше не было лица. Но, кажется, оно все еще кричало.

Новобрачная долго смотрела на то, что пришла увидеть. Никто из присутств
ующих не осмеливался даже вздохнуть. Потом она вдруг сделала жест, тайну
которого все они, включая врача и священника, должно быть, так и не сумели
разгадать до конца своих дней. Она приставила к глазам маленький черный
фотоаппарат, незаметно вынырнувший из складок ее платья, пристально пос
мотрела на смятый труп, и затем Ц стрекотание вспышки, отблеск вечности.



III
ЧТОБЫ УТЕШИТЬ КЛАРУ

Ц Что собираетесь делать, го
сподин Малоссен?
Ц Утешать Клару.

8

Ах так? И как ты собираешься взяться за это дело, утешать Клару, милейший? Т
ы ведь меньше, чем кто бы то ни было, желал этого брака, у тебя есть что ей ск
азать? Ну-ка поделись... Глубокое облегчение, которое ты чувствуешь помимо
своей воли (а ты его чувствуешь, Бенжамен, ну, признайся, там, в самой глубин
е?), как ты надеешься спрятать его от Клары? Свои басни можешь оставить при
себе Ц они на потребу разве что бездарным писакам, вроде того верзилы... з
десь другое дело, здесь Ц боль, настоящая, перерастающая саму себя, этому
нет названия, плевок свыше и с дьявольской (прости, Господи!) точностью! Эт
от Сент-Ивер! Умер бы по-простому, какой-нибудь сердечный приступ в день с
вадьбы, переизбыток счастья в области правого желудочка, пресыщенность
души, загнулся бы от несварения, с блаженной улыбкой на устах, куда проще!..
А теперь как выкручиваться? Они ведь на совесть постарались, мерзавцы; в п
ечку будущего родственничка! Пытки по всем правилам зверского этикета, и
самое ужасное: единственного утешения Ц уверенности в том, что его посл
едние мысли были о ней, Ц и того Кларе не осталось... Его последняя мысль бы
ла о том, чтобы все это кончилось, да и предпоследняя тоже, чтобы все это пр
екратилось, чтобы они его добили наконец. Эти сволочи не по доброте же душ
евной такое сотворили, а?.. И ты еще собираешься утешать Клару? Клару, котор
ая по возвращении с треклятой свадьбы заперлась в своей каптерке, совсем
одна, при красном свете проявочной лампы вызывает к жизни своего мучени
ка, сейчас, когда весь дом спит или делает вид, что спит; полагаю, это ее спос
об пройти с ним до конца, понять, что он пережил, примкнуть к нему, чтобы раз
делить его страдания, ведь он был там совершенно один, все это время, пока...
всеми покинутый, один как перст, как камень в безлюдной пустыне... потому ч
то именно в этом и заключается любая пытка: не только причинить боль, но и,
прежде всего, привести человека в такое уныние, чтобы он забыл о роде людс
ком, потерял с ним всякую связь, оставить его в оглушающей пустоте; и может
быть, Сент-Иверу было так одиноко, что даже смерть не спасла бы его... Так ты
идешь утешать Клару, которой пришлось испить эту чашу по капле нынешней
красной ночью... сколько времени прошло после ухода Амара?
Ц Справишься, сынок?
Ц Справлюсь, Амар.
Ц Что делать Ясмине?
Ц Пусть возьмет платье, отдаст его кому-нибудь, пусть делает с ним все чт
о хочет...
Ц Хорошо, сынок. Что делать Хадушу?
Ц Вернуть «шамбор» и... пусть извинит меня за этот балаган.
Ц Хорошо, сынок. Что делать мне?
Ц Амар...
Ц Да, сынок?
Ц Амар, спасибо.
Ц Забудь, сынок, ин низ бегюзаред , и это пройдет...
Знаю, знаю, но кое-что проходит все же быстрее, чем этот бесконечный акт пр
оявки... Детей уложили, свет погасили, замученные простыни на моей кровати
, красная лампочка в фотостудии... И когда Клара появится при свете дня, ост
анется ли у нее в душе хоть одно живое место, куда положить мое утешение? И
ты думаешь, что сможешь что-то взрастить в ее безжизненной пустыне, Малос
сен? Да от твоего задорного оптимизма просто тошнит... Немного родственно
го участия и Ц хоп! Все станет на свои места: так что ли? Признайся, от одной
мысли об этом ты словно язык проглотил. И чем хуже тебе будет, тем лучше: не
т? Не отпирайся... Ты ведь так хотел оставить ее себе, свою сестренку, и тепер
ь, когда она здесь, Ц что же, она зря осталась?..


***

И все в таком духе, до самого утра, до этого несчастного телефонного звонк
а.
Ц Алло! (Скрипучее повизгивание: Королева Забо.)
Она так орала: я решил, что лучше присесть.
Ц На полтона ниже, Ваше Величество, у меня здесь все спят.
Ц В такой-то час?
В самом деле, уже десять часов и Жюли уже ушла.
Ц Я за всю ночь глаз не сомкнул, Ваше Величество, подумал, что сейчас еще р
ано.
Ц Бессонница Ц это выдумки сачков, Малоссен, мы всю жизнь только и делае
м, что спим.
Ну вот, как всегда... она знает, как втянуть в разговор: главное начать, а там
Ц слово за слово... Но сегодня утром я не расположен к словесным дуэлям.
Ц Мне кажется, мы уже все друг другу сказали: разве нет?
Ц Не все, Малоссен, я хочу добавить еще кое-что.
Ц Что же?
Ц Соболезнования.
Бог мой, соболезнования, ну конечно... Придется давиться этими соболезнов
аниями в придачу.
Но постойте, откуда она об этом узнала?
Ц Смерть, Малоссен, не нуждается в погонщиках. Газетные сороки! У меня с у
тра уже целая кипа на столе.
Решительно никакого желания трепаться с ней по телефону.
Ц А кроме ошеломляющих проявлений вашей скорби, что-нибудь еще?
Ц Извинения, Малоссен.
(Что? Не понял...)
Ц Я должна извиниться перед вами.
Сдается мне, она впервые произносит эти слова. Мое немое изумление вполн
е оправдано.
Ц Я вас выставила сгоряча и хочу извиниться. Лусса мне все рассказал по в
озвращении. По поводу вашей сестры, я имею в виду. Эта свадьба, она вас изво
дила...
(«Она вас изводила...»)
Ц Вы были на грани, Малоссен, а я еще никого не увольняла из-за нервного ср
ыва.
Ц Вы меня не увольняли, я сам ушел.
Ц Почти как с моста кидаются, понимаю.
Ц Я принял это решение по зрелом размышлении!
Ц В вашем случае зрелость ни при чем, мой мальчик, вам вообще можно не опа
саться червоточин; так что ваше решение...
(И все по новой...)
Ц В вашем возрасте вы должны были бы знать, что по зрелом размышлении люд
и не увольняются, а уходят с выходным пособием, так-то, Малоссен!
Ц Хорошо, Ваше Величество, двухгодичный оклад, согласны?
Ц Вот еще! Гроша не получите. Я вам другое предлагаю.
Первое правило: никогда не принимать предложения Королевы Забо.
Ц Послушайте...
Ц Нет, это вы послушайте, Малоссен, мы теряем время. Прежде всего, вот что:
каждый раз, как вы от меня удаляетесь Ц в прошлом году этот ваш дурацкий б
ольничный лист или позавчера вечером ваше не менее дурацкое заявление,
Ц вы постоянно оказываетесь жертвой этих чертовых обстоятельств, в бес
конечном круговороте всяческих несчастий, так?
(Если с этой точки зрения Ц точно так, надо признаться...)
Ц Случайность, Ваше Величество.
Ц Ерунда! Наплевав на издательство «Тальон», вы выпадаете из гнезда и пи
кируете без парашюта.
Забавно, гнездо вместо издательства. При слове «издатель» сначала предс
тавляешь бесконечные коридоры, повороты, ступени, подвалы, чердаки, замы
словатый перегонный аппарат творчества: на входе Ц автор, горящий нетер
пением воплотить свои новейшие идеи, на выходе Ц груды томов, пылящихся
на заброшенном складе, где-нибудь в захолустной церквушке, пропахшей мы
шами.
Ц Вы слушаете, Малоссен? Так. Теперь второе. Я допускаю, что вам расхотело
сь быть козлом отпущения. Не спала всю ночь, но, в конце концов, я согласила
сь: не можете же вы вечно подставляться за других; вы Ц ни приверженец хри
стианской морали, ни мазохист, вы даже почти ничего с этого не имеете. Итак
, я предлагаю вам нечто совсем другое.
И тут я сам полез в петлю:
Ц Что же, Ваше Величество, что еще вы можете мне предложить?
Нет! Конечно, я не пожалел перца для этой фразы, щедро сдобрил иронией, нем
ного постного безразличия; но ее этим не прошибешь. Она испустила победн
ый клич:
Ц Любовь, мой мальчик! Я предлагаю вам любовь!
(Какая еще любовь? У меня есть Жюли, у меня есть дети, Джулиус, наконец...)
Ц Поймите меня правильно, мой мальчик, я не имею в виду ни плотскую связь,
ни родство душ, которые ваш тонкий шарм притягивает со всех сторон, как ма
гнит, я говорю о любви с большой буквы «Л», я дарю вам любовь всего мира!
Да она смеется! Я так и слышу ее смех между строк, но сами слова, она это серь
езно. Что-то в ней сидит, в Королеве Забо, и это что-то меня убеждает. (Любовь
с большой буквы «Л» Ц Подозрительность с большой буквы «П».)
Ц Ну, что вы об этом думаете? Сразу перейти от злобы к любви, это ли не удач
а?
Ц Мне бы сейчас кофейку, Ваше Величество, хорошего кофе по-турецки, можн
о даже с маленькой «к», и покрепче.
Ц Приходите, угощу!
В этом приглашении Ц нетерпение рыбака, у которого запрыгал поплавок.
Ц Сожалею, Ваше Величество, но первый сегодняшний кофе ждет меня у комис
сара полиции. Сегодня утром, ровно в одиннадцать, у него в управлении.


***

И я не врал. Но прежде чем предстать перед комиссаром Аннелизом, я спустил
ся к детям, сварил себе свой кофе, в своем кофейнике Ц турецкий, с длинным
носиком, мне его давным-давно еще привез Стожилкович из его родного села
Имоцкое. Что, интересно, он там сейчас делает, в Сентиверской тюрьме, неуже
ли так и корпит над переводом Вергилия, а? Дядюшка Стож? Сдается мне, этот м
ятеж заключенных и убийство начальника должны были докатиться и до его п
ристанища убогого стихоплета каким-нибудь странным эхом.
Дать пене подняться, снять с огня, опять нагреть до золотисто-бурой шапки
и вновь снять и ждать, пока, она сдуется, так три раза: кофе по-восточному. П
осле того как гуща осядет илом на дне чашки, пить не торопясь, чуть пригуби
л Ц и достаточно. Протянуть выпитую чашку Терезе, она опрокидывает ее на
блюдце и читает в расплывающейся жиже, что должно случиться в предстоящи
й день.
Ц Тебе сегодня сделают два предложения, Бенжамен, нужно принять одно и о
твергнуть другое.
Жереми и Малыш в школе, Жюли шляется одной Жюли известно где, Тянь пошел гу
лять с Верден на Пер-Лашез. Остались Тереза со своими звездами и Клара...
Ц Тереза, а Клара?
Ц У себя, Бенжамен. Ясмина вернулась.
Кто сказал, что арабский Ц гортанный язык, пересохший голос пустыни, пес
ок на зубах? Арабский Ц это воркование голубя, доносящееся издалека жур
чание фонтанов. Ясмина воркует: « Уа эладзина аману уа амилу эссалах
ат ...» Ясмина заняла табурет сказочника Тяня: « Ланубауанахум м
ин аль-джанат гхурафан ...» Сама Ясмина не помещается на стуле, а в зобу
у Ясмины не помещается песнь утешения, которая проливается на Клару над
гробным словом по мертвому принцу. Первое забытье молодой вдовы. И в само
м деле, Клара уснула. Это еще не улыбка, не умиротворение, но все-таки сон ка
к-никак, рука Ц в теплой ладони Ясмины... « Таджри мин maxmuxa аль-анхар хал
иджин фиха ...»
Ц Джулиус, идешь?
Превосходный Джулиус сторожил всю ночь под дверью фотостудии. Но теперь
дежурство окончено, Клара уснула. Превосходный Джулиус встает и идет за
мной.


***

Нижняя челюсть вырвана и свисает на грудь. Верхняя, с разреженным заборо
м поломанных зубов, зияет в одиночестве на первых полосах утренних газет
. Правый глаз, как подвеска, раскачивается у входа в эту пещеру. ДИРЕКТОР О
БРАЗЦОВО-ПОКАЗАТЕЛЬНОЙ ТЮРЬМЫ РАСТЕРЗАН СВОИМИ ЗАКЛЮЧЕННЫМИ. Кости вы
вернутого наизнанку тела царапают воздух. ЖЕРТВА СОБСТВЕННОГО ПРИМИРЕ
НЧЕСТВА? Ноги сломаны в коленях: дохлый кузнечик. АМНИСТИЯ? ВЫ ХОТЕЛИ АМНИ
СТИИ? Мягкого белого локона больше нет: сняли скальп. ХУЖЕ, ЧЕМ УБИЙЦЫ! И вс
е это в цвете... пресловутая четырехцветная печать, прогресс, одним словом
! СЧАСТЛИВЫЙ УГОЛОК ОКАЗАЛСЯ ПРИСТАНИЩЕМ ЗЛОБЫ. Это мнение толпы в метро,
у них есть свое мнение, жалкое стадо баранов, и все дружно поддакивают. Они
недоумевают. Как такое могло случиться? Неужели подобное возможно? В так
ие дни у людей в метро вместо лиц Ц кричащие заголовки.

А что до тех, кто успеет повер
ить,

(пел голос Ясмины)

и кто успеет создать прекрас
ное,
мы сохраним их навсегда,
мы положим их в нашем саду...

(Так пела Ясмина, и голос ее напоминал журчание ручьев, струящихся в глуби
не подземных скал.)

9

Ц Кофе?
Кабинет комиссара Аннелиза Ц напоминание о прошлом, обстановка давно м
инувших лет. Стиль ампир от пола до потолка, начиная с книжного шкафа и кон
чая самой последней мелочью, все во славу дерзкого корсиканца. Ампир до к
ончиков моих пальцев, держащих кофейную чашку с выгравированной на ней п
о-императорски величественной «N».
Ц Вы, как мне помнится, большой любитель кофе.
Верно. А вот мне никак не забыть чудесный кофе Элизабет, бессменной секре
тарши комиссара Аннелиза: какое там гурманство по-восточному, о цвете и з
аикаться не стоит, смесь из нитроглицерина и черного порошка, которую Эл
изабет ссыпает с высоты своей несгибаемой костлявости без всяких церем
оний в вашу чашку.
Ц Спасибо, Элизабет.
А Элизабет, молча как всегда, направляется к старинной двери, которая, мед
ленно и плавно закрываясь, отделяет комиссара от всей остальной террито
рии государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32